Прочитайте онлайн Американское сало | Глава четвертаяАвгуст 2005 г.
Глава четвертая
Август 2005 г.
Украiнський институ харчування рекомендує легеня й повiтряна американське сало «Лярд» як кращий дiєтичний продукт!
Отказ Национального банка Украины принимать участие в торгах вызвал рост курса гривны, сообщает «РБК-Дейли».
Данила Леонидович Кушма лежал на диване у себя на даче и, попивая любимое виски, смотрел телевизор. Смотрел и наслаждался. Наслаждался тупостью политиков, которые свергли его и пришли ему на смену.
– Ну ладно, я еще понимаю, – говорил он гостевавшему у них на даче зятьку Володе Пенчуку, – ладно, я понимаю, если бензиновый кризис, это объяснимо, своей нефти у нас нима, но, мля, чтобы сахара в Украине не было, такого даже при батьке Махно не случалось!
– Вы, батя, дождетесь, вас еще обратно с поклоном звать будут, – наливая еще по стаканчику, прокомментировал зятек, – как в кино про Александра Невского.
– Они вдоволь нажрутся своего дерьма, Вовка, и когда народ на рельсы да на трубопроводы с газом ляжет, тогда и про нас вспомнят, я те отвечаю! – отозвался Данила Леонидович и, не отрывая глаз от экрана, протягивал руку за стаканчиком.
Телевизор вещал:
– У Донецькiй областi гiрники шахти «Ульяновськая» продовжують голодовку i вiдмовляються пiднiматися на поверхню. Шоста доба йде голодний страйк пiд час якоï робочi не покидають забiй. Дирекцiя шахти вiдмовляється пропускати спецназ на територiю шахти i спуститися в забiй, щоб насильницький вивести що голодують на поверхню.
– Во! Что я тебе говорю! – обрадовался Кушма. – Когда вся страна застрайкует, как в Польше в восьмидесятом, позовут меня, как Ярузельского.
– Без вас они по нулям, батя, – поддакнул Пенчук, – вы еще им покажете.
– И то! – согласился Кушма. – Еще пожалеют сто раз.
– Великi розбiжностi намiтилися в станi оранжевих. Юлiя Тiмоченко готова створити усерединi руху власну опозицiю. Вона явно претендує на бiльше, нiж вона отримала з приходом Юрiя Iщенко. Колишнi соратники бiльше не цiлуються, ïх поведiнка тепер бiльш нагадує поведiнку подружжя перед скандальним розлученням.
– Ха! А что я говорил! – обрадовался Данила Леонидович. – Я же тебе говорил, они передерутся.
– Это точно, – кивнул Пенчук, – и за что ей его целовать, с такой-то его рожею!
– Насчет рожи верно заметил, молодец, – похвалил тесть, – наливай еще.
– Давайте за триумфальное ваше возвращение, – вставая из кресла, торжественно предложил Пенчук.
– А что! – не поднимаясь с дивана, ответил Кушма. – Скоро перевыборы в Верховную Раду, а если мы на Янушевича поставим, пусть он станет премьером или спикером, поглядим тогда, кто кого? Помнишь, как Руцкой с Хазбулатовым, чуть-чуть им оставалось Ельцина скинуть, а если мы учтем тот опыт?
– У вас точно получится, я верю, – сказал Пенчук.
– Вот что, – приподнимаясь с подушек, сказал вдруг Кушма, – подай-ка мне телефон, а позвоню-ка я другу Хербсту, посоветуюсь, как быть. Они-то, американцы, видят, что их мальчики все провалили. Должны понимать, что надо ставить на других людей.
И Данила Леонидович нашел в электронной книжке номер американского посольства.
* * *
Збираєтеся на пикнинк? Поберiть iз собою американське сало «Лярд». Американське сало – незабутнiй настрiй!
Украина установила безвизовый режим для граждан США, сообщает «Рейтерс».
Наряженный готом американский жених более напоминал провинциального фаната группы «Король и шут», чем истинно лос-анджелесского рокера. Но он был рослый, крепкий и незнание украинского с успехом компенсировал обильным употреблением слова «fuck».
– Fuckin’ bride, – жуя резинку и поглядывая сверху вниз на счастливую невесту, сказал жених, – Fuckin’ mother in law, – добавил он, поглядывая на ее не менее счастливую мамашу. – Fuckin’ folks, fuckin’ Russia, – заключил он, исподлобья озирая толпу зевак.
– Это не Раша, – поправляла его счастливая невеста, – это Юкрэйн.
– Fuckin’ Ukrane, – согласился ряженый гот, – fuckin’ wedding party, fuckin’ fuck!
– Я приглашу моего бывшего бойфренда, свит-хани? – тоже на манер своего жениха, жуя резинку, спросила Анжелка.
Спросила не столько из желания действительно видеть на свадьбе Васю Дружинина, сколько более из желания показаться этакой полностью либерализированной герлой, готовой ради гламурной моды, если надо, одновременно спать хоть с двумя, а то и с тремя.
– Fuckin’ boyfriend, – буркнул готический жених, и Анжела сочла это за признак согласия.
– Васька, милый, приезжай ко мне на свадьбу, пожалуйста, – затараторила Анжела в трубку телефона, – завтра в три дня во Дворце бракосочетания, не опаздывай. Не дуйся на меня, ты же знаешь, я только тебя всегда буду любить, но что же делать, если так получается? Мы все равно с тобой потом встречаться будем. Посмотришь на этого жениха, умора!
Первое, но не последнее унижение Вася Дружинин получил, когда ко Дворцу бракосочетания его элементарно не пропустила милиция. Милицией был оцеплен весь квартал.
– Кто старший, позовите старшего, меня приглашали, я гость, – хорохорился Василий.
Однако упертого украинского милиционера не так-то просто было взять на понты.
– Если вы приглашенный, то покажьте пригласительный билет, – отвечал милиционер.
– Главного позовите, я сейчас самой Тимоченко вот позвоню, она премьер-министр, она вам всем тут надает, – нагонял волну Василий, но милиционеры были вежливо неумолимы.
– Если вы приглашенный, то предъявите, а если предъявлять нечего, то отойдите во-о-он туда, за веревочку, – и милиционер показывал, куда Васе следует отойти.
Как назло, Анжелка выключила свой мобильник. Вася принялся искать в списке номеров телефон ее подруги Олеси Карпусь, нашел, но там тоже сказали, что «телефон абонента вимкнений або знаходиться поза зоною обслуговування»…
– Отойдите во-о-он туда, гражданин, – настойчиво потребовал милиционер.
– Да вы старшего, вы старшего позовите, – упорствовал Вася, – я же продюсер Брумгильды, моя фамилия Дружинин, вы клип по украинскому VTV смотрели? Это я снимал, это я продюсировал.
– Во-о-он туда отошел быстро, или сейчас…
Милиционер достал резиновую палку и принялся довольно убедительно ею жонглировать.
В общем, на саму регистрацию Вася не попал.
И огромный букет белых кал, что он купил возле метро на Крещатике, едва уже было не полетел в урну, но Васю вдруг окликнули.
– Эй, Дружинин? Вася?
Это был Аслан Берцоев, Анжелкин приятель. Возле нее всегда много каких-то подозрительных типов вертелось, и Вася всегда даже сильно ревновал.
– Что? Не пускают? – ухмыльнулся Аслан. – Давай со мной!
Берцоев показал милиционерам какую-то очень убедительную ксиву, и те, кивнув, сразу равнодушно отвернулись, мол, проходи, если такую бумажку имеешь.
– Поедем сразу на пристань к Речному вокзалу, там трехпалубный теплоход под свадьбу арендован, доверху икрой и виски нагружен, на неделю хватит, – осклабился Аслан, – ничего, что невесту у тебя американец отбил? А? Зальем горе вином, как Омар Хайям учил!
На Аслановом «Лексусе» за пятнадцать минут доехали до Речного вокзала. На пароход по той же Аслановой ксиве их пустили без заминки.
– Где буфет? – поинтересовался Василий.
– Не торопись, они еще венчаться поедут, – сказал Аслан Василию, – у них во Владимирском соборе венчание.
– С этим некрещеным уродом? – возмутился Василий.
– А! Это же не Московского патриархата церковь, а украинская, а филаретовским попам самостийным только денег дай, они и жида с мусульманином повенчают, причем геев, – рассмеялся Аслан.
Кстати, потом писали в какой-то газете, что, когда батюшка поинтересовался у рокера, «добровольно ли тот берет в жены нареченную ему Анжелу», тот ответил что-то вроде: «Fuckin’n yeah».
На пароходе Васю унизили еще один раз. А потом еще сразу два раза подряд.
После пяти или семи текил, Вася уже точно и не помнил, после скольких, потому как, подчиняясь некой самовключившейся у него в районе мозжечка кнопочке, отвечающей за функцию дешевой бравады, Вася уже на автопилоте насыпа́л на кисть руки щепоть соли, выпивал послушно выставляемую перед ним вышколенным барменом рюмочку и тут же закусывал долечкой лимона. Хмель в Васиной голове гулял, как Махно по Гуляй-полю в благословенные года.
– Откуда этот крендель взялся-то? – спросил Вася встреченного им здесь на свадебном пароходе своего коллегу – тоже продюсера и арт-режиссера Диму Колесникова.
– Америкос-то? – переспросил Дима и, хмыкнув, принялся рассказывать: – Ее маманя, ну, эта наша новая помесь Леси Украинки с монументом жинки Родины, что на Днепровском косогоре, она этого америкоса нашла. Ребята говорят, она своим пиарщикам задачу поставила найти среди лос-анджелесской швали не совсем вконец обухавшегося и обнаркоманившегося амбицила из недорогих, такого, чтобы на репродукцию еще годился, и просто его элементарно купить.
– Как это? – уточнил пьяный Вася.
– А так, нашли по объяве, таких там много среди мнящих себя гениями, из тех, что знают два аккорда на гитаре, по простой объяве – «ищу компаньонов с деньгами для создания рок-группы»…
– Ну? – дернул плечом Вася и заказал бармену еще текилу.
– А че, ну! – снова хмыкнул продюсер Дима. – Этому чуваку на мамки-Тимоченкины бабки оплатили студию, наняли сессионных музыкантов и диск выпустили с его лажей.
– Ну и? – выпив текилу и морщась, нетерпеливо выдавил из себя Вася.
– А то, что этому было сказано, что если хочет иметь бабки на раскрутку второго и третьего своих гениальнейших дисков, то должен на дочке благодетельницы своей жениться и беби ей в первый же год заделать, чтобы непременно там его родили, чтобы беби полноправным америкосом стал, а Анжелка с маманей, значится, тоже как бы там корни пустили.
Выслушав эту историю, Вася, как это часто случается с людьми творческими, у которых сильно развито воображение, сразу представил себе, как американский рокер с его Анжелкой принимаются делать беби. «Васька, – обещала она ему, – я с ним спать не буду, а на свадьбе, если целоваться заставят, то специально так напьюсь, чтобы не чувствовать ничего! Я тебя одного люблю, Васятка».
И Ваське вдруг стало так бесконечно противно и тошно на душе!
– Еще текилу, родной, – кивнул Вася послушному бармену.
Это была уже, наверное, пятнадцатая или восемнадцатая текила.
Когда, пошатываясь, Вася спустился по трапу на нижнюю палубу, пароход уже давным-давно куда-то плыл… Невеста с американским женихом уже раз пятнадцать публично целовались под нескончаемое «горько-горько», а пьяные гости всевозможных сортов, делясь на быстрообразуемые парочки, во множестве расползались по пароходу и искали места для совокуплений.
Васю стошнило, причем не дойдя до WC, именуемого на подобного рода плавающих сооружениях гальюном, Вася стошнил прямо за борт.
– Вот прыгну сейчас туда! – решил вдруг Вася. – Прыгну, и все…
И тут же принялся воображать, как потом остановят пароход да начнут спускать на дно водолазов в поисках Васиного мертвого тела, а Анжелка станет плакать и оттолкнет вдруг своего американского рокера, оттолкнет с криком: – Поди прочь, постылый!..
И эта мысль так понравилась Васе, что он уже даже начал перелезать через ограждение, но тут чья-то тонкая рука в розовой до локтя перчатке остановила его.
– Слушай, а я где-то тебя видала, – сказала перчатка.
На женщине было розовое платье с плиссированным низом и тугим лифом, розовые туфельки на шпильках и розовая шляпка.
– Ты кто? – тупо спросил Вася, даже не думая, что он облеванный весь, хотя шляпке с перчатками было тоже не до того.
– Я? – переспросила шляпка. – Я подруга свидетельницы, мы сейчас невесту тут воруем, представляешь, а этот американский козел, он обычаев наших не знает, и ему все просто по херу.
Шляпка вдруг зашлась звонким пьяным смехом.
– Ты тут покарауль у этой дверки, ладно? – подмигнув, сказала шляпка. – А я пойду этого американского козла искать, чтобы выкуп за невесту готовил.
Вася особенно так ничего и не понял, но был уже в таком состоянии, что ему было все равно. И раз уж его попросили встать и покараулить, он встал возле дверки с надписью «Пожарный щит 29» и, прислонившись для равновесия к стенке, стал чего-то ждать.
За дверцей возились. Там явно было больше одного человека.
Потом дверца открылась, и оттуда высунулся длинный молодой хохол-матрос в классических тельняшке с клешами и даже в фуражечке с якорьком.
– Ей, хлопчику, нареченоï не хочеш мати? Наречена така п’яна, я ïï раком двiчi тут в комiрцi вже отимел, – довольный морячок, покровительственно подмигнул Васе, – поки свiдок за викупом бiгає i ти наречену мати встигнеш, пацан!
Из любопытства Вася все ж таки заглянул в чуланчик и увидал там загорелые женские ноги в ажурных белых чулках и загорелую – прям из соляриев – девичью попку в обрамлении задранной белой юбки…
– Это там кто? – икнув, спросил Вася.
– Це наречена, що? Не бачиш чи що? – ответил морячок. – п’яна в жопу, цi ïï друзi наречену вкрали i мене караулити попросили, ну я i повартував…
Вася глупо улыбнулся, но, протянув руку, дотронулся до покрытой фатою головы и позвал:
– Анжелка, это ты, что ли?
Но тут прибежали розовые перчатки с какой-то толпой левых дружбанов и с американским рок-музыкантом и Васю просто оттеснили.
– Выкуп, выкуп! – кричали розовые перчатки.
– Выкуп, выкуп! – вторила толпа дружбанов.
А Вася снова полез через ограждение прыгать в черную воду.
* * *
В Американському штатi Кентуки працюють працьовитi й чеснi фермери. Вони дорожать своєю репутацiєю й роблять тiльки найкращий продукт. Американське сало «Лярд» – вiковi традицiп якостi!
Министр обороны А. Гриценко заявил, что Украина будет готова к вступлению в НАТО через два-три года.
Сложно сказать, когда поехал бы Николай в Москву при такой работе, когда привязан к шефу и не имеешь никакой свободы передвижения. Но тут так случилось, что правительство Украины делегировало в «Газпром» на Наметкина группу чиновников для переговоров по вопросу транзита и поставок газа, а генерал Колея сделал так, чтобы Николай попал в эту группу на место заболевшего правительственного шефа охраны. Тимоченке объяснили, что тот начальник охраны, что был при прежнем премьере – Янушевиче, – единственный, кто знает все вопросы и может заменить заболевшего. На самом деле генералу надо было кое-что передать через Козака своим друзьям на Лубянской площади.
В общем, как в таких случаях говорят, «приятное с полезным».
Алла, если по-честному, и не ожидала, что Николай окажется тут, в Москве. Она вообще уже внутренне готовила себя к тому, что их любовь потребуется забыть и пережить.
А тут нате вон! Коля приехал. И цветов натащил прямо в редакцию, на зависть всем товаркам-сослуживицам. Ну как тут не простить тот его прежний киевский провал!
И слаба женская натура.
Слаба женская душа!
Как увидала Николая с цветами, так и затрепетала вся.
И сразу все снова завертелось, как в романтическом видеоклипе Дженифер Лопез, Мадонны или Бритни Спирс на MTV…
Очнулась от приступа слепящих чувств только утром, в простынях, на своем огромном раскладном диване-сексодроме, в своей девичьей, оставшейся после развода с первым мужем квартирке в ЮЗАО на Вильнюсской улице. Проснулась, а рядом похрапывает сильный мускулистый загорелый хохол. Ее хохол – Коля Козак.
– Ну что? Подкинешь по-родственному информацию? – в одной длинной футболке на голое тело, сидя на кухне и поедая яичницу, спросила Алла.
Коля тоже сидел более чем по-простому, по-домашнему, как и полагается, наверное, классическому любовнику после ночи любви – в одних трусах. Козак тоже жевал подгорелую яичницу – ну никак не выходила и не получалась из Аллы кухарка, хоть ее убей! Жевал и, запивая эту еду сладким кофе, слушал приятную Алкину болтовню.
– Так подкинешь своей любимой женщине информацию или нет? – весело сверкала глазами Алла. – Или я тебе уже не любимая женщина? Только ты же знаешь, я желтизну не пишу, меня аналитика интересует.
– Знаю, ты же умница у меня! – улыбнулся Николай. – Но тем не менее все, что касается президента, для вас, журналюг, должно иметь интерес.
– Короче, Склихасофский, – улыбнулась Алла.
– Ну, тогда напиши про ищенский бобон на роже, – допивая кофе, посоветовал Николай.
– Я читала в Интернете, – кивнула Алла, – это просто смешно, как они сами уже запутались в своей лжи с этим отравлением.
– Точно, и еще швейцарцев, этого заведующего клиникой токсикологии в Женеве, этого Жана Сора принудили врать, – подтвердил Николай, – хотя те же швейцарцы до этого сказали, что, если бы отравители использовали именно диоксин, жертва отравления скончалась бы через три недели, еще до того, как появились изменения на коже.
– Ага, чистое вранье, – хмыкнула Алла.
– Точно, тем более что Бродский, а это наш главный токсиколог, четко утверждает, что это, по меньшей мере, маловероятно, потому как в случае с Ищенко выздоровление поперло слишком быстро, а если бы это был диоксин, как утверждают швейцарцы и персонально Жан Сора, выводился бы в сто раз медленнее, потому как диоксин очень плохо выводится. – Николай подлил себе кофе и продолжил: – Согласен с Бродским и Владимир Румак, наш спец по ядам, он еще во Вьетнаме работал против америкосов с их дефолиантами, когда они на нас дуст с самолетов сыпали на джунгли, он руководил тогда Российско-Вьетнамским тропическим центром и тридцать лет изучал влияние диоксинов. Так вот он говорит, что не наблюдал случаев, чтобы вещество так быстро, как у Ищенко, выводилось из организма. Это просто нереально, на сегодня нет специальных методик, которые бы выводили яд из организма. Тот диоксин, который скопился в жировой ткани, достать практически невозможно, а наш герой уже здоровый по политической сцене прыгает.
– А на кого они стрелку переводят? – поинтересовалась Алла.
– Якобы яд, по всей видимости, попал в организм Ищенки во время ужина с главой Службы безопасности страны Игорем Смешко на даче у его заместителя Владимира Сацюка, – закуривая, сказал Козак, – а их обоих теперь ищи-свищи, в Америке с поддельными паспортами на чужие имена.
– Американцы их и прикрыли, – догадалась Алла.
– Ага, – кивнул Николай, – шито белыми нитками ЦРУ.
– Ну, я про то тоже писать не стану, – сказала Алла, – не мой профиль, я аналитический журналист, а не желтый.
– А что ты сейчас пишешь, нежелтый журналист?
– Да вот заканчиваю большую тему про «голодомор». Ведь год уже, даже больше, этим занимаюсь.
– А, помню.
– Мне Марат Гельбах телефон одного историка-экономиста дал, хочешь, поедем со мной?
Историк-экономист оказался довольно молодым и интеллектуальным на вид. Он работал заместителем начальника департамента Министерства экономического развития Российской Федерации, имел кабинет на Маяковке с видом на Тверскую и явно кичился своим профессионализмом. На стене у очкарика висел диплом Гарвардской школы бизнеса, а на столе лежала куча американских экономических журналов. Алла сформулировала суть проблемы: как получилось так, что крестьяне уменьшили посевы зерновых и сами потом голодали, когда у них большевики изъяли зерно?
– Вопрос, который вас интересует, мне даже скучен. Он настолько понятен мне, насколько, наверное, трудно объясним широкой публике.
– Давайте все-таки попробуем, – подколола очкарика Алла.
– До революции сельское хозяйство в России было весьма малорентабельным промыслом. Себестоимость сельскохозяйственной продукции вследствие сурового, даже на Украине, климата была значительно более высокой, чем в Европе, а продавать ее за границу приходилось по мировым ценам.
– Это вполне понятно, – продолжала ехидничать Алла.
– Но это и не самое сложное, – лукаво улыбнулся гарвардский выпускник. – До начала коллективизации советское правительство сохраняло на сельскохозяйственном рынке мировые цены. Крестьяне отдавали государству налог натурой, «продналог», а оставшееся частично продавали ему же по мировым ценам, называемым «государственными закупочными», частично – реализовывали на советских базарах, где цены также практически не превышали мировые в результате государственных мероприятий по регулированию рынка, в частности переброски товарной массы в регионы, где росли цены. К концу двадцатых годов развитие индустрии потребовало роста платежеспособного спроса. Главными покупателями в стране оставались крестьяне, и, чтобы реализовывать им продукцию, например, предприятий легкой промышленности, было необходимо, чтобы у крестьян были на это деньги. В 1929 году государство идет на беспрецедентное в мировой истории реформирование народного хозяйства, ценовой и финансовой системы. Коллективизация была призвана повысить производительность сельскохозяйственного труда и высвободить часть крестьян для работы в промышленности. Создание государственной коммерческой торговли – обеспечить крестьян деньгами для покупки товаров. При полном обеспечении СССР продуктами в 1929 году вводятся карточки, по которым минимум продовольствия продается по низким мировым ценам, чем защищается население городов. Тем временем учреждения государственной коммерческой торговли по совсем другим, очень высоким ценам скупают у крестьян продовольствие и по тем же ценам продают его в своих магазинах. Чтобы эти цены не били по карману рабочих, правительство повышает зарплату по стране в два с половиной раза. В 1934 году карточки и коммерческая торговля отменяются, но единые розничные и закупочные цены на продовольствие оставляются на уровне, в десять раз превышающем мировые и царские; такие же цены остаются и на базарах. В результате в деревню, а через нее в промышленность хлынул огромный поток денег. И промышленность начала расти невиданными для мира темпами, не достигнутыми ни одной страной по сей день.
Николай уже отключился, а Алла, похоже, прекрасно понимала, о чем идет речь.
– Это же прекрасный шанс для стремительного подъема был у сельского хозяйства! Защищенный от мирового рынка и мировой конкуренции крестьянин мог продавать большую часть своей продукции по ценам, во много раз превышавшим мировые! Об этом мечтают крестьяне сейчас!
Экономист удивленно посмотрел на Аллу, она действительно ухватила сложную проблематику, и продолжил:
– Тогда впервые в истории страны за счет высочайших внутренних цен на продовольствие крестьянский труд стал, безусловно, доходным. Однако часть урожая крестьянин все равно был вынужден «отдать» правительству по мировым ценам. Нетрудно представить, как болела душа у представителей, как говорит Кушма, «хлебопашеской нации», когда они прикидывали, сколько дополнительных карбованцев могли бы они выручить, продай они эту десятину не государству, а на базаре нэпману! И попробуй объясни им, что крестьянская монополия на продовольствие может задушить город и поставить под вопрос саму возможность построения заводов, на которых для них же, крестьян, будут делаться трактора и комбайны, а также танки и самолеты, необходимые для защиты страны, что, в конце концов, налоги надо платить, а не платит их только оккупант…
– А что, и налоги не хотели платить? – удивилась Алла.
– Еще как не хотели! Именно нежелание платить государству налоги и продавать часть продукции по госценам стало причиной многочисленных крестьянских бунтов начала тридцатых годов. Перед угрозой массовой крестьянской войны даже железные сталинские власти вынуждены были отступить. 2 марта 1930 года вышла знаменитая статья Сталина «Головокружение от успехов». Уступки Сталина крестьянству стали причиной и того, что «представители хлебопашеской нации» стали откровенно саботировать сдачу государству хлеба по низким мировым ценам. Каждый год разгоралась нешуточная битва за хлеб и мясо. Понятие «колхоз» предполагало обобществление средств производства, в том числе быков, на которых украинцы традиционно пахали землю.
– Народ у нас умный, – сообразила Алла, – наверное, когда началась коллективизация, каждый думал: пусть дураки Ванька, Петька и Мыкола с Охримом сдают своих быков в колхоз в общее пользование, а я своих зарежу, сам мяска поем, а остальное продам, благо цены на базаре растут. А поскольку дураков мало, то, наверное, и началось поголовное истребление быков.
– Абсолютно верно! – Гарвардский отличник уже смотрел на Аллу с восхищением. – По сравнению с 1928 годом поголовье крупного рогатого скота уменьшилось к 1932 году более чем вдвое. Причем по коровам – на двадцать семь процентов, а по быкам и телятам – на пятьдесят процентов. Заметим, что съедались в первую очередь не коровы, а именно быки, на которых пахали землю и от которых в наибольшей степени зависело, соберет ли крестьянин хлеб, будет ли голодать по осени. В результате в 1932 году пахать было не на чем. Засеяно было чуть более трети всех пахотных земель Украины. В июле 1932 года хлебозаготовки составили всего пятьдесят пять процентов от и без того заниженного плана. Сдавать хлеб по мировым ценам отказались не только единоличники, но и колхозы, и в октябре 1932 года в деревню были направлены чрезвычайные комиссии. Они-то и отбирали у крестьян хлеб, чтобы выполнить план по заготовкам. В противном случае рабочим в городах, которые строили передовую в мире индустрию, чтобы готовиться к войне, чтобы дать крестьянам те же трактора и комбайны, нечего было бы есть. В деревне какая-то еда всегда найдется, а в городе жертвы были бы в несколько раз больше!
– Вот и сложилась вся головоломка. – Алла удовлетворенно захлопнула блокнот.
Только Коля Козак сидел хмурый. Он уже успел приревновать Аллу к очкарику, но не мог показать виду. Поэтому избрал другую тактику:
– Все это сложно и простым людям не объяснить, особенно вначале, про всякие мировые цены, деньги… – начал он.
– Давайте я попробую проще, – перебил его умник. – Мы имеем здесь классический случай так называемой «дилеммы Вебера». Был такой социолог. Это очень просто, сами сейчас увидите. Допустим идеальную ситуацию: молоко продается на рынке по десять рублей за литр. Крестьянин должен работать один день, чтобы выдавать один литр молока на рынок. Что произойдет, если по каким-то причинам цена молока вдруг подскочит до двадцати рублей за литр? ПРОТЕСТАНТЫ, показывает Вебер, будут продолжать работать, так как работали раньше полный рабочий день, и получать соответственно за один литр молока теперь уже двадцать рублей. Более того, некоторые из них, учуяв конъюнктуру, напрягут свои силы и будут делать в день в два раза больше, чтобы попытаться заработать сорок рублей. КАТОЛИКИ, говорит Вебер, поступят совершенно по-другому. Они привыкли к уровню достатка в десять рублей в день. И при повышении цены на рынке рассудят так: «Теперь, чтобы заработать ту же сумму, десять рублей, достаточно работать всего ПОЛДНЯ. И так и будут делать. Их производительность труда понизится, несмотря на рост цен на рынке.
– Более того, – подхватила Алла, – из этого вытекает интересное следствие: в результате снижения производительности труда возникнет дефицит молока на рынке и цена на него вырастет еще больше, что позволит католикам работать еще меньше, а зарабатывать столько же.
– Верно, – подытожил гарвардский отличник, – таким образом, чтобы «выжать десять потов» из протестантов, нужно действовать рыночными монетаристскими способами, и наоборот, эти же способы, если их применять к католикам, вызовут ОБРАТНЫЙ эффект, то есть приведут к кризису на рынке, к дефициту, падению производства, голоду. Чтобы «выжать десять потов» из католиков, необходимо простое принуждение! Очень интересно, что на католиков оказались похожи и православные крестьяне. В тридцатые годы в СССР при попытке сталинских экономистов включить рыночные механизмы регулирования экономикой рабочие, а их еще называли «сознательными», повели себя как чистые «протестанты», они начали зарабатывать, и начался мощный индустриальный рост и рост производительности труда в промышленном секторе. Наоборот, крестьяне, особенно на Украине, повели себя как католики, то есть, по сути, сократили и посевы, и поголовье быков. Когда случился продовольственный кризис и на рынке не стало зерна, прежде всего для «сознательных работящих рабочих», к крестьянам, «несознательным», применили административные меры и в дальнейшем стимулировали их только так, как «католиков», то есть «заставляли», применяя практику трудодней. А что еще прикажешь делать, если война на носу?
Козак все равно остался недоволен разговором. Сославшись на дела, он уехал в украинское посольство, а потом перезвонил Алле, что, дескать, уже надо улетать в Киев.
– Прилетай как-нибудь сама, я же всегда жду.
