Прочитайте онлайн Черная моль | Глава 19
Глава 19
В последующие дни у Ричарда создалось впечатление, что капитан Лавлейс просто не выходит из их дома. Стоило заглянуть в будуар жены, и он видел там Лавлейса, нависшего за спиной у Лавинии, которая играла на спинете[32], или перелистывающего номер «Рэмбиера»[33]. Если Лавиния собиралась на бал-маскарад, то именно капитан, и никто другой, удостаивался чести наблюдать за завершением ее туалета и добавлять последние штрихи, наклеивая в нужные места мушки. Стоило Карстерсу попросить жену уделить время и ему, как она тут же рассыпалась в извинения: ах, нет, Гарри везет ее в Воксхолл[34] или Спринг-гарденс. Стоило ему войти в дом, как глаза тут же натыкались на тросточку капитана и его шляпу с твердыми полями; а когда он выглядывал в окно, то весьма часто наблюдал следующую сцену: к дому подкатывает экипаж и из него бодро выпрыгивает Лавлейс. Кое-как вытерпев неделю его постоянного присутствия в доме, Карстерс не вытерпел и заметил жене: не стоит слишком уж поощрять старого друга, ему вовсе не обязательно проводить все время на Гросвенор-сквер. Лавиния взглянула на мужа с упреком, а затем осведомилась о причине. Он нехотя ответил, что это не слишком прилично. Тут Лавиния широко распахнула глаза и потребовала объяснить, что он находит неприличного в визитах такого старого друга. Ричард не без юмора ответил, что дело вовсе не в возрасте капитана Гарольда, напротив, он чересчур молод — это и вызывает возражения. В ответ Лавиния обвинила его в ревности. И была недалека от истины, однако Ричард с жаром отверг это предположение. Что ж, тогда он просто глупец! И ему не следует сердиться — Гарри действительно всегда был ее добрым другом, и потом, разве Ричарду не нравится ее новая прическа, которую придумал не кто иной, как капитан Лавлейс?.. Но и этот аргумент не убедил мужа: неужели она не понимает, что визитам Лавлейса должно положить конец? Нет, она поняла только одно: то, что у ее Дика чудовищно скверный характер и что он сегодня явно не в настроении. И пусть не мучает ее! Да, она постарается вести себя прилично, но пусть и он тоже! А теперь ей пора за покупками, в связи с чем потребуется не менее двадцати гиней.
Несмотря на все обещания «вести себя прилично», она вовсе не пыталась умерить пыл Лавлейса и с неизменно очаровательной улыбкой продолжала принимать самые разнообразные знаки внимания с его стороны.
Утром того дня, когда они собирались посетить бал у герцогини Девонширской, Ричард снова затронул эту больную тему. Миледи еще лежала в постели, белокурые локоны ее были не напудрены и волнами спадали на плечи. Рядом на столике стояла чашка горячего шоколада, а по одеялу были разбросаны бесчисленные billets doux[35] от поклонников. В руке она держала букет белых роз с прикрепленной к нему карточкой, на которой крупными буквами были выведены инициалы: «Г. Л.».
Возможно, именно вид этих записок, разбросанных по постели переполнил чашу терпения Ричарда. Во всяком случае, с неожиданной злобой, столь несвойственной его обычно покладистому характеру, вырвал он цветы из рук жены и зашвырнул их в угол.
— Нет, этому безумию следует положить конец! — воскликнул он.
Лавиния, неприятно удивленная этой выходкой, приподнялась на локте.
— Д-да как ты смеешь?! — выдохнула она.
— Вот до чего дошло! — с горечью воскликнул Карстерс. — Как смею, видите ли, я, твой законный муж, пытаться укротить эти неприличные выходки! Вот что я скажу тебе, Лавиния, я сыт по горло этими шалостями и не собираюсь больше мириться с ними!
— Ты… ты… Да что это, скажи на милость, на тебя вдруг нашло, Ричард?
— Ах, что!.. Не желаю терпеть больше в доме нашествие этих щенков! — весь так и кипя от гнева, он ткнул пальцем в букет. — И не позволю, чтоб моя жена была притчей во языцах у всего Лондона!
— Я?.. Я притча во языцах? Да как ты смеешь! Как только ты смеешь!
— Умоляю, прекрати эти безумства! Речь идет не о том, что смею я. Ты позволяешь себе не повиноваться мужу, и это после того, как я тебя предупреждал, а?
Она в страхе отодвинулась от него.
— Дики!
— Можешь восклицать «Дики» и улыбаться. Знаю все эти твои уловки, прошел через них. Иногда мне кажется, у тебя совершенно нет сердца! Ты пустая, эгоистичная, взбалмошная женщина!
Детские губки обиженно задрожали. Леди Лавиния зарылась лицом в подушки и зарыдала.
Карстерс смягчился.
— Прости, дорогая. Возможно, я был не слишком справедлив и…
— И жесток! Да, жесток!
— И жесток… А потому прости…
Она обвила его шею белыми шелковистыми ручками.
— Ты ведь не хотел, правда?
— Нет. Просто не позволю больше этому Лавлейсу ошиваться возле моей жены.
Лавиния отпрянула.
— Ты не имеешь права говорить так! Я знала Гарри еще задолго до того, как познакомилась с тобой и…
Ричард поморщился.
— Ты хочешь сказать, что он значит для тебя больше, чем я?
— Нет! Хотя ты делаешь все, чтоб я тебя возненавидела! Нет, конечно, я люблю тебя больше. Но и Гарри прогнать тоже не могу.
— Даже если я прикажу тебе?
— Прикажешь? Как это прикажешь? Нет, нет! Тысячу раз нет!
— Но я приказываю.
— А я отказываюсь тебя слушать!
— Бог мой, мадам, вас все же следует проучить! — снова вспылил он. — Я намерен сегодня же, сейчас же отвезти вас в Уинчем! Клянусь Богом, если ты меня не послушаешься, то поедешь в Уинчем! — и с этими словами он выбежал из комнаты, а Лавиния откинулась на подушки, бледная и вся дрожа от гнева.
Одевшись, она сошла вниз в надежде помириться, но Карстерс куда-то уехал, передав, что будет поздно. Несколько минут Лавиния пребывала в бессильной ярости, но затем своевременное прибытие коробки от портного разгладило все морщинки на лице, и она расцвела в улыбке.
Ричарда не было долго, появился он лишь к тому времени, когда пора было собираться на прием, и, едва войдя в дом, тут же отправился на свою половину, где отдал себя заботам лакея. На ногти его был нанесен изящнейший маникюр, нижнее белье опрыскано розовой водой, брови подведены. Он нарядился в красно-коричневый с золотом камзол, надел на пальцы перстни, ноги его обтягивали шелковые панталоны со стрелками, а большой черный бант-жабо украсила брошь с бриллиантами. И вот, напудренный, подкрашенный и напомаженный, он медленно направился по коридору к будуару жены.
Лавиния, напрочь позабывшая об утреннем contretemps[36], приветствовала его появление улыбкой. Она сидела перед зеркалом в нижнем белье и просторном deshabille[37], накинутом на плечи. Coileur[38] уже ушел и на голове у нее красовалась высокая, видная из-за спинки кресла прическа из густо напудренных локонов, часть из которых спадала на уши и плечи. Вершину этого сооружения венчали алые и белые страусовые перья, а на шее блистало огромное бриллиантовое ожерелье. В комнате витал тяжелый аромат каких-то очень крепких духов, повсюду были разбросаны ленточки, кружева и перчатки; через спинку кресла было перекинуто блистающее великолепием алое домино, а на постели было аккуратно разложено ее платье — ворох белого шелка и парчи с пышными оборками на бедрах и пеной белоснежных кружев, спадающих по корсажу и до кончиков рукавов. Рядом лежали веер, тонкие кружевные перчатки, маска и крохотный ридикюль.
Карстерс осторожно присел на самый краешек кресла и стал наблюдать, как горничная подрумянивает уже и без того безупречно розовые щеки жены.
— Нет, сегодня я, определенно, буду разбивать сердца, не так ли? — весело заметила Лавиния, обернувшись через плечо.
— Не сомневаюсь, — сухо ответил муж.
— Ну, а ты, Дики? — тут она повернулась уже всем корпусом, чтоб разглядеть его. — Коричневый… Не самый любимый мой цвет, но ничего, выглядит неплохо… Новый парик?
— Да.
Глаза ее удивленно расширились — уж слишком холодно звучал голос Дики. И тут она вспомнила, что произошло утром. Так вот почему он такой угрюмый!.. Что ж, прекрасно, сейчас она ему покажет!
Кто-то постучал в дверь, служанка открыла.
— Сэр Дуглас Фейвершем, сэр Грегори Маркхем, виконт Муссо и капитан Лавлейс ждут внизу, миледи!
Тут, по всей видимости, в Лавинию вселился демон.
— О, ля-ля! Так много? О, но я не могу принять всех сразу, это определенно. Пригласите сэра Грегори и капитана Лавлейса.
Луиза передала это лакею и затворила дверь.
Ричард сердито прикусил губу.
— Вы совершенно уверены, что это не detrop[39]? — саркастически заметил он.
Леди Лавиния отбросила deshabille и встала.
— Ах, да какая разница! Я готова надеть платье, Луиза!
В дверь снова раздался стук, и на этот раз пришлось открывать Карстерсу.
Вошли Маркхем в алом с золотом камзоле, отличавшийся тяжеловесной красотой, и Лавлейс, напротив, светловолосый и утонченно миловидный, в бледно-голубом с серебром. Как обычно, на голове его красовался парик с длинными локонами, среди которых сверкали три булавки с сапфирами.
Он раскланялся с преувеличенной учтивостью.
— Я сражен вашей красотой, фея!
Сэр Грегори разглядывал через лорнет белые туфельки Лавинии.
— Бог ты мой, да у нее в каблучках драгоценные камни! — протянул он.
Лавиния грациозно закружилась по комнате, обнажив на секунду стройные ножки.
— Здорово придумано, верно? — воскликнула она. — Однако, не будем терять времени! Платье! Ну-с, Маркхем, и вы, Гарри, сейчас увидите перевоплощение!
Лавлейс, усевшись в кресло задом наперед, обвил руками спинку и опустил на них подбородок. Маркхем прислонился к гардеробу и наблюдал процесс через лорнет.
Когда, наконец, платье надели, все необходимые усовершенствования в том, что касается оборок, ленточек и броши, которая после бурного обсуждения была приколота в нужное место, были произведены, браслеты надеты на руки, а пылающее домино окутало плечи, они уже опаздывали на добрых три четверти часа и Карстерс начал терять терпение. Не в его натуре было уподобляться этим двум господам, сыпать комплиментами налево и направо, а само их присутствие в будуаре просто раздражало. Ему претила сама мысль о том, что Лавиния может принимать их, но такова была mode[40] и он понимал, что ее требованиям следует повиноваться.
Наконец миледи была готова отправиться: раззолоченный портшез уже поджидал ее у дверей в свете flambeaux[41], и она не без труда влезла в него, страшно опасаясь, как бы шелка не помялись, а перья ее высоченной прически не сломались, задев за крышу. Потом вдруг обнаружилось, что она забыла в комнате веер, и Лавлейс с Маркхемом пустились наперегонки доставить его Лавинии. Пока они отчаянно сражались за эту честь, Ричард спокойно уселся рядом с женой. В конце концов дверца за Лавинией захлопнулась и носильщики взялись за шесты. И маленькая кавалькада двинулась через площадь. Лавлейс вышагивал справа от портшеза, Маркхем — слева. В такой манере продвигались они узкими извилистыми улочками, стараясь обходить лужи и грязь, и вскоре присоединились к целой процессии других портшезов, стекающихся из разных кварталов города на Саут-Одли-стрит. Они хранили молчание — Маркхем по причине природной лени, Лавлейс — из-за того, что чувствовал неприязнь Ричарда. Сам же Ричард целиком ушел в тревожные размышления. Как бы там ни было, но до самой Курсон-стрит никто не произнес ни слова, пока Маркхем, оглянувшись на высокий угловой дом, не заметил, что Честерфилд еще, должно быть, в Уэллсе. Карстерс рассеянно согласился с ним, на том и кончилась беседа.
На Кладжес-стрит к ним присоединился сэр Джон Фортескью. Этот господин аристократически строгой, почти патрицианской внешности, являлся близким другом Ричарда несмотря на то, что был несколькими годами старше. Ричард вылез из портшеза и они пошли рядом, немного отстав от спутников, и Фортескью взял Ричарда под руку.
— Что-то не видел тебя сегодня в «Уайтс»[42], Джон.
— Да. Был занят с адвокатом. Надеюсь, ты не столкнулся там с моим несчастным братом?
— Фрэнком? Нет. Но почему несчастным?
— Мне кажется, мальчик сошел с ума. Вчера к нему на ужин были приглашены гости, но вдруг часа в четыре он получил какое-то послание неведомо от кого, которое совершенно выбило его из колеи. И представь, он умчался, даже не пожелав ничего объяснить! С тех пор я его не видел, но слуга его сообщил, что он поехал встретиться с другом. Чертовски странно и так не похоже на него, вот что я скажу!
— Да, очень странно. Думаешь увидеть его сегодня?
— Надеюсь. Карстерс, дорогой, а кто этот господин, вышагивающий рядом с портшезом твоей жены?
— Маркхем.
— Да нет, другой.
— Лавлейс.
— Лавлейс? А кто он такой, черт подери?
— Не знаю. Ничего не могу сказать, кроме того, что он — капитан гвардии.
— Да, это новость. Видел его тут на днях в «Гузтри» и еще подумал: кто же этот красавчик, черт подери?
— Да уж. Мне он не нравится.
Тем временем они уже дошли до ворот в Девоншир-хаус и там были вынуждены расстаться, поскольку давка стояла страшнейшая. Карстерс остался у портшеза Лавинии, спутники ее растворились в толпе. Портшезы налезали друг на друга в стремлении пробиться к дверям, каждую секунду подкатывал экипаж и выгружал разряженных господ, а потом медленно отъезжал, пробираясь сквозь людской поток.
Большая зала уже была полна народа и являла собой буйное смешение всех красок и оттенков. Лавинию тут же подхватил некий обезумевший от влюбленности юнец, к которому она испытывала подобие материнской привязанности, что заставило бы несчастного, знай он об этом, рвать на себе элегантно завитые кудри.
Ричард различил в толпе лорда Эндрю Бельмануара. Он в числе нескольких молодых людей составлял свиту новой красотки, мисс Ганнинг, которая вместе со своей сестрой Элизабет буквально покорила великосветский Лондон, едва успев появиться там. На Эндрю была маска, но узнать его не составляло труда — по длинным конечностям и небрежно щегольскому костюму.
Уилдинг, заметив Ричарда, сделал ему знак подойти и увлек в соседнюю комнату играть в ланскене с Марчем и Селвином.
Карстерс нашел графа в превосходном расположении духа, вызванном, как объяснил Селвин, обнаружением новой оперной певички, еще более очаровательной, чем предыдущая. От карт вскоре перешли к покеру, другие гости потянулись к столу. Карстерс извинился и вернулся в бальную залу. Там он столкнулся с Изабеллой Фэншо, очень веселой вдовушкой, славившейся остроумием и миловидностью. До этого Карстерс видел ее лишь однажды и был весьма удивлен, когда она поманила его к себе, похлопав по кушетке унизанной кольцами ручкой.
— Посидите со мной, мистер Карстерс. Так давно хотелось поболтать с вами, — опустив маску, она окинула его пытливым взглядом блестящих умных глазок.
— О, мадам, я польщен… — поклонился Ричард.
Она тут же оборвала его.
— Я не в настроении выслушивать комплименты, сэр. Да и к серьезной беседе тоже не слишком расположена. Вы меня беспокоите.
Ричард опустился на кушетку, явно заинтригованный вниманием этой маленькой женщины.
— Я, мадам?
— Вы, сэр. Вернее, ваше лицо, вот что меня смущает, — заметив его удивление, она рассмеялась и стала обмахиваться веером. — О, оно вполне привлекательно, уверяю! Но я хотела сказать другое. Просто вы очень похожи на одного… моего друга.
Ричард вежливо улыбнулся и принял из ее рук веер.
— Вот как, мадам?
— Да… Я познакомилась с этим джентльменом в Вене, три года назад. Думаю, он моложе вас. Глаза синие, но очень похожи… Нос почти точь-в-точь, как у вас, а вот рот — н-нет! Но все выражение… — тут она умолкла, заметив, что собеседник ее вдруг побледнел. — Вам плохо, сэр?
— Нет, мадам, что вы! А как звали этого вашего друга?
— Ферндейл, — ответила она. — Энтони Ферндейл.
Веер на мгновение замер в руках у Ричарда.
— Ах!.. — произнес он.
— Вы его знаете? — с любопытством спросила вдова.
— Много лет тому назад… мы были с ним знакомы, мадам. А не могли бы вы сказать, в добром ли он настроении пребывал… ну, тогда, когда вы его видели?
Она задумчиво поджала губки.
— Ну, если вы хотите знать, был ли он весел… Да. Остроумен — тоже да. Но иногда мне казалось… Когда он молчал, мистер Карстерс, глаза у него были такие печальные!.. Нет, я и сама не понимаю, зачем говорю это вам!
— Можете быть уверены, мадам, этот разговор останется между нами. Я… я, видите ли, был очень расположен к этому джентльмену, — говоря это, Ричард раскрывал и закрывал веер, играя его тонкими планками. — А вас он тоже… заинтересовал, мадам?
— Не знаю… думаю, что нет, сэр. Но было нечто в его манерах, его внешности… Ах, как это сложно объяснить!.. Потом однажды он… помог мне, когда я была в затруднении.
Ричард, вспомнив сплетни, ходившие о прошлом вдовы, лишь кивнул.
Она довольно долго молчала, разглядывая свои руки, потом подняла голову, улыбнулась и отобрала у него веер.
— Не знаю, где он теперь, и это меня беспокоит, — заметила она. — А вот и лорд Фотерингем, я обещала ему танец, — она поднялась, но Ричард остановил ее.
— Миссис Фэншо, разрешите мне как-нибудь навестить вас? Я хочу услышать еще о… вашем друге. Возможно, вы находите это странным… но…
— Ничуть, — ответила она. — Ничуть не нахожу. Конечно заходите, сэр. Я живу с сестрой на Маунт-стрит, номер шестнадцать.
— О, мадам, вы слишком добры!..
— Да полно вам! Я ведь уже сказала, мне нравится, когда мужчины говорят, как мужчины, а не какие-то экзальтированные дамочки. Буду рада видеть вас у себя.
Она присела в реверансе и удалилась, опираясь на руку виконта.
В этот момент Ричард услышал за спиной знакомый тягучий голос.
— Что я вижу, мой дорогой Дик? Вы — и у ног этой веселой вдовушки?..
Карстерс обернулся и очутился лицом к лицу со своим шурином, полковником Бельмануаром.
— Как, впрочем, и весь Лондон, — улыбнулся Ричард.
— О, нет! Нет, во всяком случае, с момента появления прекрасных сестер Ганнинг. Однако, признаю, она лакомый кусочек! Ну, а Лавиния? Надеюсь, ее сердце не будет разбито? — и он тихо засмеялся, а глаза Ричарда гневно сверкнули.
— Надеюсь, что нет, — сухо ответил он. — Похоже, все Бельмануары сегодня в сборе?
— Самый главный отсутствует. Эндрю флиртует с девицей Флетчер в Голубом салоне, я, ваш покорный слуга, здесь, а Лавиния наслаждается обществом Лавлейса. Да, Ричард, Лавлейса! Берегитесь! — и, издав еще один ехидный смешок, полковник отошел, кланяясь Элизабет Ганнинг, которая проходила мимо под руку с его светлостью герцогом Гамильтоном, явно epris[43] этой красавицей.
В этот момент в залу вошли два запоздалых гостя и направились прямо к хозяйке, которая при виде их пришла в неописуемый восторг, особенно радостно приветствовала она того, кто повыше. На джентльмене, что пониже, маски не было и полковник узнал Фрэнка Фортескью. Затем он перевел взгляд на второго, который, в отличие от большинства мужчин, лишь державших перед лицом маску, закрепил свою с помощью специальных завязок. Глаза Ричарда Карстерса удивленно расширились — пурпурное домино, распахнувшееся на груди, открывало взору черный шелк, усыпанный бриллиантами и отделанный серебром. Волосы не напудрены, цвета воронова крыла, ноздри узкие, губы тонкие.
— Дьявол! — ахнул Роберт и направился к нему.
Увидев полковника, Фортескью отступил и его светлость герцог Андоверский обернулся к брату.
— А я был уверен, ты в Париже, — протянул полковник.
— Прости, что разочаровал, — поклонился Трейси.
— Ничуть! Я страшно рад видеть тебя. Думаю, Лавиния тоже обрадуется.
Узнав брата, леди Лавиния бросила своего партнера и радостно устремилась к герцогу.
— Ты, Трейси! — и она повисла на его руке.
— Очень трогательно, — усмехнулся Роберт. — Для полноты этой счастливой картины не хватает только Эндрю. Прошу меня извинить!
— Сделай одолжение, — небрежно ответил герцог и сдержанно поклонился брату, словно тот был совершенно посторонним человеком. — А он становится утомителен, — заметил Трейси, как только полковник отошел на достаточное расстояние.
— Кто, Боб?.. Я не обращаю на него внимания. Но, Трейси, как это получилось, что ты здесь сегодня? Я думала…
— Моя дорогая Лавиния, неужели я окружен такой таинственностью? Мне кажется, ты знала, что я обещал Долли Кавендиш быть сегодня.
— Да, но… Ах, впрочем, какое это имеет значение! Я просто счастлива видеть тебя, дорогой!
— Ты льстишь мне, Лавиния.
— А теперь, раз уж ты здесь, хотелось бы знать, что означало твое столь долгое отсутствие. Ах, Трейси, идем вон в тот альков, кажется, он свободен!..
— Как скажешь, дитя мое, — отдернув штору, он пропустил ее в маленькое помещение. — Так ты хочешь знать, что послужило причиной отъезда? — начал он, усевшись рядом с сестрой. — В таком случае прошу, дорогая, вспомни ту весну в Бате…
— Ах, твой роман! Ну, конечно же! Итак, леди оказалась не слишком податлива и…
— Не совсем так. Я все испортил…
— Ты?! Однако расскажи мне все по порядку, немедленно!
Его светлость вытянул ногу и сквозь полуприкрытые веки стал изучать пряжку на туфле.
— Я все подготовил, — начал он, — и все прошло бы прекрасно, если б не вмешательство одного молодого наглеца, который случайно оказался на дороге и счел необходимым вмешаться, — немного помолчав, Трейси добавил: — Он сделал ложный выпад, ну и… due veux-tu[44]?
— Кто это был?
— Откуда мне знать? Сперва показался мне знакомым, во всяком случае, он узнал меня. Возможно, его уже нет в живых. Надеюсь, что так.
— Бог мой! Ты его ранил?
— Мне удалось выстрелить в него, но он увернулся и пуля попала в плечо. Однако такой выстрел вполне мог оказаться смертельным.
— И ты отправился в Париж?
— Да. Чтобы забыть ее.
— И забыл?
— Нет. Она не выходит из головы. Я придумал новый план.
Сестра вздохнула.
— Она что же, красивее мадам Помпадур? — злобно осведомилась Лавиния.
Трейси поднял голову.
— Помпадур?
— Ну да! Мы наслышаны, как ты там развлекался, Трейси!
— Вот как? Не предполагал, что мои дела кого-то интересуют. Но «развлекался» — не совсем то слово…
— Разве? Так ты не…
— Кем? Этой низкорослой кокеткой? Но, Лавиния, милая!..
Она рассмеялась.
— Что с тобой, Трейси? Прежде ты не был так разборчив. Однако, что же Диана? Раз уж ты так очарован, не лучше ли жениться?
— Я уже подумываю.
Леди Лавиния ахнула.
— Трейси! Ты серьезно? Господи, что угодно, только не женитьба!
— Но почему нет, Лавиния?
— Ты в роли респектабельного женатого мужчины?.. Невероятно! И сколько же продлится эта страсть?
— Разве можно предсказать? Но, надеюсь, что вечно.
— И ты готов связать себя ради какой-то девчонки? Боже!..
— Бывает судьба и похуже.
— Разве? Ну, так рассказывай же дальше, мне жутко интересно! Ты настроен ухаживать за ней и…
— При подобном раскладе событий? Нет, это было бы просто бестактно с моей стороны, дорогая. Я должен похитить ее, но следует соблюдать осторожность. А уж заполучив Диану, буду обольщать ее отца.
— Трейси, но это просто безумие! Что скажут люди?
— Неужели думаешь, что это мне не безразлично?
— Нет, думаю, все же нет. А как взбесится Боб, можешь себе представить?
— Да, ради одного этого уже стоит рискнуть. Он так и пыжится, надеясь обскакать меня во всем. Не думаю, однако, что у него получится… — он сидел, упершись локтем в колено, положив подбородок на ладонь, с таинственной улыбкой на тонких губах. — Неужели ты можешь вообразить себе Боба, Лавиния, в моей герцогской мантии?
— Очень даже могу! — пылко воскликнула она. — Да-да, Трейси, тебе надо жениться на этой девушке!
— Если она захочет…
— Что-то не похоже на тебя. Вдруг разуверился в своей способности убеждать?
Тонкие ноздри герцога дрогнули.
— Уверен, нельзя заставить девушку силой пойти к алтарю, — ответил он.
— Если она не дура, то согласится.
— Да, на ее родителей мой титул может произвести должное впечатление, на нее же — нет. Даже если она и узнает, кто я.
— Так она не знает?
— Разумеется, нет. Для нее я мистер Эверард.
— Как предусмотрительно с твоей стороны, Трейси! Тогда тебе нечего бояться.
— Бояться? — он прищелкнул пальцами. — Когда это я кого-нибудь боялся?
Тут вдруг штора бесшумно раздвинулась. На пороге возник Ричард Карстерс.
Трейси обернулся и лениво оглядел его с головы до ног. Затем поднял руку и стащил маску.
— Возможно ли это? Муж унюхал интрижку! Нет, меня положительно ждут сегодня одни разочарования!
Лавиния дико расхохоталась.
— Нет, скорее, он принял меня за другую даму! — взвизгнула она.
Ричард коротко кивнул. Похоже, он ничуть не удивился при виде герцога.
— Ты недалека от истины, дорогая. Я думал, тут леди Чарлвуд. Позвольте откланяться, — и с этими словами он исчез.
Трейси хмыкнул и снова нацепил маску.
— Однако, в какого сноба превратился наш Дики, а, Лавиния?
Она сжала кулачки.
— Да как он смел? Как смел он оскорбить меня?!
— Сестра, дорогая, как это ни печально, но тебе все же следует признать, он — башмак не с той ноги.
— О! Я знаю, знаю! И он вечно злится… ревнует… ведет себя просто глупо!
— Ревнует? И что же, у него есть повод?
Нетерпеливо передернув плечиком, она отвела взгляд.
— Ах, я не знаю! Он сам не знает!.. Отведи меня в бальную залу!
— Разумеется, дорогая! — Трейси поднялся и вывел ее из алькова. — Могу ли я навестить тебя завтра?
— О! Это будет просто восхитительно! Приходи обедать, Трейси! Ричард как раз обещал быть у Фортескью.
— В таком случае буду просто счастлив принять твое приглашение… Но кто это, скажи на милость?
К ним приближался Лавлейс.
— Лавиния! А я вас повсюду ищу! Ах, ваш покорный слуга, сэр! — он поклонился герцогу и взял Лавинию под руку.
— О… Гарольд! Ты помнишь Трейси? — нервно спросила она.
— Трейси! Я не узнал вас в маске. Последний раз мы, кажется, виделись в Париже?
— Разве? Сожалею, но не был осведомлен о вашем присутствии. Да, немало лет прошло с тех пор, как я имел удовольствие видеть вас.
— Пять, — уточнил Лавлейс и, улыбнувшись, метнул в сторону Лавинии влюбленный взгляд.
— Совершенно верно, — поклонился герцог. — И вы, как я понял, возобновили знакомство с моей сестрой?
Парочка удалилась, и герцог задумчиво потер подбородок.
— Лавлейс… А Ричард так ревнует… ведет себя так неразумно… Остается лишь надеяться, что сама Лавиния не сотворит какой-нибудь глупости… Да, Фрэнки, я говорю сам с собой, дурная привычка.
Фортескью взял его под руку.
— Признак умопомешательства, мой дорогой! Тебя, между прочим, желает видеть Джим Кавендиш.
— Вот как? Могу я знать, зачем?
— Он там, с картежниками. Хотят заключить какое-то пари.
— Тогда я иду. Будь другом, идем со мной, Фрэнки.
— Охотно. Леди Лавинию видел?
Глаза герцога сузились под маской.
— Да, Лавинию видел. И еще одного старого друга… По имени Лавлейс.
— Капитан в длинном парике? Ты сказал, твой друг?
— Разве? Нет, следует поправиться. Друг моей сестрицы.
— Вот оно что… Так ты, наверное, видел его с ней?
Трейси загадочно улыбнулся.
— Можно сказать, что так.
— Ну, а ты, Трейси?
— Я? А что я?
— Не далее, как сегодня утром, ты заявил, что наконец-то влюбился. Это правда? Ты действительно влюбился по-настоящему?
— По-настоящему! Откуда мне знать? Я знаю лишь одно: вот уже целых четыре месяца я сгораю от страсти, и чем дальше, тем она становится сильней. Так что очень смахивает на любовь.
— Тогда, если она добрая женщина, можно надеяться, что примет тебя таковым, каков ты есть. И постарается сделать из тебя… ну, все, что в ее силах.
— Очень остроумно, Фрэнк, поздравляю! Конечно, примет, а вот насчет всего остального… сомневаюсь.
— Однако, Трейси! Ты произнес это таким тоном, словно она вовсе не собирается тебя принять!
— Обычно отказа я не знал.
— С обычными шлюхами — нет, конечно. Но если твоя Диана настоящая леди, то она быстро разберется, что к чему. Добивайся ее, друг мой! Иди на все! Забудь о собственных амбициях, ползай перед ней в пыли, если то, что существует между вами, действительно любовь!
Они дошли до дверей комнаты, где играли в карты. Ее отгораживала от бальной залы плотная штора; уже взявшись за нее, Трейси немедленно обернулся к другу.
— Ползай в пыли? Да ты с ума сошел!
— Может быть, но поверь мне, Трейси, если это чувство, что ты испытываешь, действительно любовь, о гордыне забывают! Тогда она и яйца выеденного не стоит! А ты жаждешь заполучить эту девушку вовсе не для того, чтоб сделать счастливой, а ради удовлетворения своих прихотей. Тогда это не любовь. Не та любовь, которая, как я уже говорил однажды, может спасти тебя. Когда она придет, все амбиции тут же сами собой улетучатся, ты осознаешь собственную незначительность, а главное — будешь готов пожертвовать всем для блага своей избранницы! Да, всем, даже возможностью обладать ею!
Его светлость насмешливо скривил губы.
— Нет, твое красноречие превыше всяких похвал, — заметил он. — За все время пребывания в Париже ничего более забавного не слышал!..