Прочитайте онлайн Герцогиня-дурнушка | Глава 27

Читать книгу Герцогиня-дурнушка
5318+24195
  • Автор:
  • Перевёл: А. И. Вальтер

Глава 27

Тео решила пойти на ужин в зеленом платье и с рубиновым перстнем на пальце. Немного подумав, она добавила еще и рубиновое ожерелье. Ее забавляла мысль, что она одета как королева пиратов. Или, может, императрица? Даже ее туфли на каблуках ярко блестели, как, впрочем, им и полагалось, потому что они были усыпаны бриллиантами.

Посмотрев на свое отражение в зеркале, Тео прищурилась. Без сомнения, супруга пирата должна сверкать с головы до ног. Она подозревала, что у пиратов нет императриц – у них имелись только шлюхи. Но один лишь взгляд в зеркало показал: никто не смог бы принять ее за таковую. Она выглядела царственно, хотя, возможно, чересчур строго – словно никогда в жизни не смеялась.

Тео снова посмотрела на себя и нахмурилась. Нет-нет, конечно, она смеялась. Но минуту спустя, уже спускаясь по лестнице, она так и не смогла вспомнить, когда именно смеялась в последний раз. Вероятно, когда… когда виделась с Джеффри. Он всегда заставлял ее смеяться. Скорее всего в эту самую минуту он окружен людьми, покатывающимися со смеху, слушая его рассказ о том, как «дикарь» ворвался в Палату лордов за мгновение до собственных похорон.

Она уже заметила, что в поведении Джеффри было что-то отталкивающее, откровенно бестактное. И чем лучше она его узнавала, тем яснее это видела. Тео не хотела делать из Джеймса посмешище. Просто хотела от него освободиться. И она действительно не желала, чтобы над ним смеялись.

Входя в гостиную, она все еще думала о возможных насмешках, отпускаемых Джеффри в адрес Джеймса.

– Ее светлость! – провозгласил Мейдрон и закрыл за ней дверь.

На мгновение она встретилась взглядом с мужем, а затем увидела его наряд – и замерла, раскрыв рот в изумлении. На Джеймсе был самый необыкновенный костюм из всех, что ей доводилось видеть в Париже и за его пределами. Фрак его был сшит из золотистого шелка, под ним виднелся расшитый розами жилет с небесно-голубыми пуговицами. Шею закрывал галстук из восхитительного индийского шелка, окрашенного в цвета, плавно переходившие от оранжевого к розовому, а бриджи, плотно облегавшие его мускулистые ноги, были украшены маленькими розовыми бантиками-завязками под коленями. Причем эти бантики казались совершенно неуместными в мужском костюме.

Тео снова окинула взглядом костюм мужа; он был таким прекрасным, словно его сшили не для мужчины. Экзотические ткани и парижский пошив. Воротник имел большие отвороты и был шире, чем носили в Лондоне, а бриджи были более облегающими, чем принято у англичан. Но всякий, кто сейчас посмотрел бы на Джеймса, не мог бы даже мысли допустить о каком-либо женоподобии.

Впервые за последние годы Тео почувствовала жгучий интерес к мужской моде.

– Твой фрак, – сказала она наконец, – изготовлен месье Бревалем, не так ли?

Джеймс неспешно подошел к ней с бокалом шампанского в руке.

– Звучит знакомо, – приветливо произнес он. – Маленький, полный, с очень короткими ногами и пристрастием к позолоте, верно?

– Очереди к нему приходится ждать два года, – заметила Тео, принимая протянутый ей бокал.

– Каждый человек имеет свою цену. Насколько я помню, Бреваль был ослеплен гранатами, оправленными в серебро. Если бы я догадался, что он пользуется такой популярностью, я бы не ругался так грубо, когда он хотел украсить этот фрак кисточками.

Тео рассмеялась и сделала глоток вина. Чувство облегчения охватило ее, хотя она и почувствовала себя немного неуверенно. Джеймс больше не походил на пирата. Его галстук был завязан элегантным узлом, а короткие волосы были взъерошены в стиле «Брут». Правда, он оставался все таким же огромным, но, как и всегда, в надлежащей одежде человек и выглядел надлежащим образом… И Джеймс сейчас выглядел герцогом до мозга костей.

– Какой изысканный шелк, – сказала Тео, пробежавшись пальцами по его рукаву. И тут же отметила скрытую под означенным шелком огромную силу.

– Как-то неловко… – пробормотал Джеймс после небольшой паузы. – Трудно сообразить, с чего начать разговор с супругой, с которой не виделся целых семь лет. Погода, кажется, не слишком подходящая тема для беседы, верно?

Тео отошла от него и села на небольшую кушетку. Она думала, что муж займет место рядом с ней – в его глазах было что-то глубокое, исходившее, казалось, из самой души, – но вместо этого он уселся в кресло напротив нее, что, конечно же, было более уместно.

– Сэр Гриффин присоединится к нам за ужином?

– Нет. Он предполагал отправиться утром к своей жене в Бат, но газетчики, пробравшиеся в сад за домом, изменили его намерения. Он уже уехал и просил меня передать его глубочайшие извинения за то, что не поблагодарил тебя лично за гостеприимство.

– К своей жене?! – воскликнула Тео, ошеломленная тем, что еще одна благородная леди оказалась в ее положении. – Она знает, что он стал пиратом и что он жив?

– Она знает, что он жив, – ответил Джеймс. – Насчет пиратства я не уверен.

– Ну ладно. – Тео отбросила неприятную мысль о том, что сэр Гриффин в отличие от Джеймса не держал жену в неведении относительно своей сохранности. По-видимому, они расстались не при таких ужасных обстоятельствах, как они с Джеймсом.

– Мне хотелось бы узнать что-нибудь о жизни пирата, – сказала Тео, сделав еще глоток шампанского и отставив бокал. Она не хотела пить слишком много.

– Ах, жизнь пирата… – в задумчивости произнес Джеймс. Он тоже отставил свой бокал, и Тео заметила узкую накрахмаленную кружевную манжету на его запястье, отделанную по краю металлической золотой нитью.

– Ох! – воскликнула она. – Твоя манжета великолепна!

Джеймс вытянул руку, разглядывая манжету, и пробормотал:

– Тебе не кажется, что с ней несколько переусердствовали? Сначала я думал именно так, но потом принцесса на острове Каскара разделила твой энтузиазм.

По его улыбке Тео заключила, что ее муж сохранил приятные воспоминания об этой принцессе.

– Она старалась уверить меня, что мой галеон всегда найдет теплый прием в ее гавани, – продолжал Джеймс. – Хотя мне не очень-то хотелось заходить в этот порт.

– Почему же? – холодно спросила Тео. – Слишком утомительно для мужчины твоего возраста?

– Слишком многолюдно, – ответил он; глаза его светились озорным весельем. – Пираты предпочитают острова поменьше – такие, на которые нога человека никогда не ступала. Нам нравятся небольшие бухты, тихо дремлющие под солнцем.

Тео почувствовала, как губы ее растягиваются в улыбке. Джеймс любил выдумывать всякий вздор, когда был мальчиком. Обычно он заставлял ее смеяться так, что у нее начинали болеть ребра. Возможно, кое в чем он не так уж сильно изменился.

– Так, значит, тебе хочется узнать о жизни пирата, – сказал Джеймс, вытягивая перед собой ноги.

Тео внимательно посмотрела на него. Когда он был мальчиком, его лицо выглядело так, будто его изваял искусный скульптор, такой как Донателло. Тео никогда не удивляло, что мать Джеймса называла его лицо ангельским. Он выглядел и пел как херувим, один из тех, кому предстояло провести жизнь, распевая псалмы и гимны – такие веселые и радостные, что птицы стали бы рыдать от зависти.

Но теперь его лицо стало шире, как и все остальное. Нос же его явно был сломан в какой-то схватке. И еще – эта татуировка…

– Что тебя так привлекало в жизни пирата? – спросила она и затаила дыхание. В этом вопросе содержался еще один: «Что тебя привлекало намного сильнее, чем я?» Черт, совсем не время сейчас превращаться в Дейзи с ее уязвимостью! И все же очень больно, когда тебя предают.

Дважды в жизни ей казалось, будто у нее из груди вырвали сердце. Сначала – когда она поняла, что Джеймс лгал ей о причине своего решения жениться, а потом – когда умерла ее мама.

– Ты ведь знаешь, каким я был непоседой… – произнес Джеймс, отчасти проигнорировав ее вопрос. – В детстве я часто выбегал из дома и долго носился по саду. А первые три года в море я постоянно находился в движении, изо дня в день. Ходить под парусами – тяжелая работа. Топить пиратские корабли – еще труднее.

– Могу себе представить… – Тео встала и, подойдя к колокольчику, дернула за шнурок. Она больше не могла выносить столь интимную обстановку. Гораздо лучше перейти в столовую, где она найдет, чем занять руки, и где рядом с ними будут слуги. – И что же тебе довелось повидать? – спросила она, снова усаживаясь на свое место.

Он рассказал ей об огромной рыбе, высоко выпрыгивавшей из воды, рассказал о длинных щупальцах спрута, а также о том, как лучи восходящего солнца вырываются из-за океана, когда вокруг ничего не видно, кроме бескрайней водной глади.

Когда же они перешли в столовую, Джеймс взмахом руки отпустил слуг, стоявших за их стульями. Тео хотела возразить, сказать, что хозяйство в ее доме налажено столь безукоризненно именно потому… И тут она вдруг осознала, что это больше не ее дом.

К счастью, Джеймс задал вопрос о ткачах, и было необычайно приятно рассказывать об этом человеку, проявившему искренний интерес.

Свечи погасли, а они все говорили и говорили. Несколько раз Тео упомянула, что утром покидает дом. Но Джеймс вел себя вполне разумно – ничего общего с грубым свирепым дикарем, схватившим ее в холле. Потом он проводил ее по лестнице наверх, довел до спальни и поклонился как истинный джентльмен. После чего удалился.

И лишь когда Амелия уложила ее в постель, Тео осознала, что немного опечалена. «Неужели летучая рыба – достаточная для него причина, чтобы пропадать столько лет? – думала она. – Какой же дурой я была когда-то». Так или иначе, но мысли о друге детства никогда не оставляли ее. И теперь, когда возмужавший вариант этого друга – такой обаятельный, с изысканными манерами – улыбался ей через стол, она хотела большего. Хотела, чтобы он любил ее так, как когда-то. Но он, очевидно, очень изменился…

Несколько часов Тео пролежала без сна, уставившись в темноту, чувствуя, как слезы подступают к глазам. Хотя Джеймс сказал, что не заходил в гавань к той принцессе, скорее всего он это сделал. И, судя по его улыбке, «гавань» эта была весьма соблазнительной. С пышными формами, без сомнения.

Тео могла быть обаятельной, вполне возможно, но соблазнительной – никогда. Ее старые мучительные раны разбередились, и к середине ночи Тео пришла к заключению: как бы ни были прекрасны шелка и атласы, в которые она одевалась, она по-прежнему ощущала себя «гадкой герцогиней», и это наводило ужасную тоску и уныние; ее переполняла жалость к себе.

На следующее утро Тео проснулась страшно сердитая, главным образом на себя, хотя немного и на Джеймса тоже. Разве он не мог держаться в стороне и жить своей собственной жизнью со всеми этими золотыми островитянками, с их потайными бухтами… и всем остальным?

А она стала бы счастливой вдовой. Нашла бы мужчину с умными глазами и худощавым лицом. Он был бы сильным, но худым. К тому же очень добрым и хорошо воспитанным. После минутного колебания Тео наделила этого мужчину чуть длинноватым подбородком. Красавец ей был не нужен.

Ей то и дело вспоминалось, как приветливо и благожелательно смотрел на нее Джеймс через стол накануне вечером. И как вежливо и дружелюбно задавал ей вопросы – в точности как доброжелательный дядюшка, c которым она почему-то долго не виделась.

Когда Тео наконец спустилась к ленчу, внизу ее встретил Мейдрон.

– Ситуация возле дома только ухудшилась, – сообщил он, едва поспевая за хозяйкой, устремившейся к столовой. На завтрак Тео выпила лишь чашку горячего шоколада и чувствовала, что очень проголодалась.

– Ухудшилась? – спросила она. Не дожидаясь, когда дворецкий отворит перед ней дверь в столовую, Тео открыла ее сама и вошла.

Джеймс сидел за столом, ел что-то, напоминавшее половинку жареного поросенка, и читал газету. Заметив жену, он поднял голову и встал.

– Прости, что начал без тебя. Я ошибочно подумал, что ты не придешь к ленчу. Решил, что ты поешь в своей комнате.

– Я никогда не ем у себя в комнате, – сказала Тео, с трудом сохраняя спокойствие.

Джеймс приподнял бровь и вопросительно взглянул на Мейдрона. Потом снова посмотрел на жену.

– Выходит, ты не завтракала? Неужели никто в этом доме не понимает, что ты превратишься в высохшего дервиша, если не будешь питаться регулярно?

Слуга выдвинул для нее стул, и Тео опустилась на него. Съев кусочек форели, приготовленной с очень небольшим количеством масла, она почувствовала себя значительно лучше.

А Джеймс больше не говорил ни слова. И он к тому же не перестал читать газету. Если такова и была семейная жизнь, то Тео не хотела для себя ничего подобного. Правила вежливости делают жизнь сносной. А если человек уткнулся в газету, вместо того чтобы вести учтивую беседу, то он может с тем же успехом присесть на корточки перед очагом и, как дикарь, пожирать обуглившиеся куски мяса.

Мейдрон предложил три различных десерта, каждый из которых держал слуга, выступивший вперед одновременно с двумя другими. По крайней мере не все в ее хозяйстве развалилось. Тео указала на грушевый торт.

– Подайте и мне кусок того торта, – протяжно произнес Джеймс с другого конца стола.

Мейдрон, сопровождаемый слугами, обошел стол.

– Зачем все это?… – в раздражении сказал Джеймс. – Не было никакой необходимости подходить сюда. Мне вот тот. – Он указал на торт своей вилкой.

Тео показалось, будто воздух обжигает ей грудь – словно она вошла в кузницу. Но она начала есть свой торт, пытаясь игнорировать тот факт, что Джеймс все еще продолжал читать. И посмеивался во время чтения, не потрудившись сообщить, что его так рассмешило.

– Какая нелепость, – сказал он наконец, подняв голову. Глаза его искрились смехом. – Никогда прежде не видел подобных газет. – Он показал ей страницу: – Здесь никого не называют, только указывают инициалы.

– Скандальные газетенки. Я распорядилась не приносить подобную дрянь в этот дом, – ответила Тео. – Где только ты ее взял?

– Мейдрон послал слугу купить все газеты, – пояснил Джеймс, снова возвращаясь к статье. – Я хотел посмотреть, как описали мое вторжение в Палату лордов. Вульгарное любопытство, вынужден признаться.

– И что же?… – Тео отправила в рот последний кусочек грушевого торта.

– Ее светлость отведает теперь ежевичный пирог, – сказал Джеймс, указывая вилкой на соответствующего слугу.

– Я принимаю подобные решения сама! – вспылила Тео. Она взяла за обыкновение не позволять себе лишнего в отношении сладостей. Но слуга уже положил перед ней кусок пирога. И от него так восхитительно пахло, что она невольно откусила кусочек.

– Почти все эти описания на удивление бессмысленные. К тому же репортеры лишены всякого воображения и рисуют меня просто как дикаря, – сказал Джеймс с оттенком недовольства в голосе. – Статья в «Таун туоддл» – лучшая из всех. По крайней мере они не пожалели усилий.

Тео определенно почувствовала себя гораздо лучше.

– Грубиян? Чудовище?

– Нептун собственной персоной! – с торжеством в голосе объявил Джеймс. – Подожди минутку. – Он порылся в пачке газет, которые, очевидно, сложил на полу возле своего стула.

Тео на секунду закрыла глаза. Конечно, она не могла приказать Мейдрону немедленно убрать этот хлам. Газетный листок, выбившийся из стопки, отлетел к ее ногам, и она оттолкнула его подальше носком туфельки.

– «Он появился из моря, подобно античному божеству, – начал читать Джеймс. – Плечи его достаточно широки, чтобы выдержать тяготы целого королевства».

Тео насмешливо фыркнула.

– Ты что, не хочешь выслушать ту часть, где описывается, как я укрощал волны? – Джеймс перебросил жене газету, и листок опустился на тарелку, липкую от ежевичного пирога.

Тео непроизвольно взглянула на него и прочла описание Джеймса.

– Ты привез домой найденный клад? – спросила она.

– Совершенно верно. Я велел Мейдрону хранить его на чердаке, пока ты не захочешь на него взглянуть.

Глаза Тео машинально скользнули к следующему абзацу, в котором описывалось, как «озадаченный свет замер в ожидании, поймет ли некий герцог, что его жена – не более чем Эзопова сойка[10] в чужих перьях». И предсказывалось, что он, без сомнения, предпочтет удалиться, подобно Орфею, в царство мертвых.

Она не слышала, как муж к ней подошел, но газета вдруг исчезла со стола. С ругательством, которого Тео никогда прежде не слышала, Джеймс разорвал газету в клочья и отбросил их в сторону.

Тео подняла на него взгляд.

– Это не так уж плохо… – сказала она, ухитрившись изобразить улыбку. – Я давно привыкла, что меня сравнивают с птицами того или иного вида.

Джеймс зарычал, и этот его рык походил на рев обезумевшего зверя, только притворявшегося человеком. Клочки газеты были испачканы маслом, и один из них упал в ее стакан с водой.

– Мейдрон, – сказала Тео, – будьте добры подать мне карету. Я уезжаю через час или около того.

Лицо дворецкого исказилось страданием.

– Ваша светлость, я бы сказал… что это невозможно.

– Я с вами не согласна, – заявила Тео тоном, не допускавшим возражений.

Дворецкий в отчаянии заломил руки, чего никогда не делал прежде.

– Дом на осадном положении, ваша светлость!

Голос рядом с ней произнес:

– Мейдрон, я сумею убедить герцогиню.

Дворецкий и слуги тут же вышли, а Джеймс подвел жену к окну и пальцем отвел в сторону занавеску.

– Смотри.

Люди не только толпились на тротуаре – они заполнили также и улицу, и казалось, что с каждой минутой их становится все больше.

– Невероятно!.. – ахнула Тео.

– То же самое и с домом. Мы не можем покинуть его, пока все это не утихнет, Дейзи.

Тео хотела в очередной раз отчитать мужа за имя Дейзи, но ей удалось сдержаться. Не следовало пренебрегать вежливостью лишь из-за того, что глупые газетчики сравнили ее с сойкой. Сойка, утенок, лебедь… Какая разница?

Какое-то время они молча стояли у окна, и Тео все сильнее ощущала жар тела Джеймса.

– Совершенно не понимаю, что интересного они усматривают в нашей ситуации, – сказала наконец Тео. В этот момент группа мальчишек вышла из-за угла и присоединилась к толпе.

– Давай дадим писакам подходящую для них тему? – предложил Джеймс.

И прежде чем жена успела ответить, он отдернул занавески, заключил ее в объятия и припал губами к ее губам. Тео смутно услышала поднявшийся гул голосов, но она их совсем не слушала. Она так соскучилась по поцелуям… Не по постели, но по поцелуям.

Джеймс был горячим, и властным, и… надежным.

Наконец, собравшись с духом, Тео отдернула голову; отталкивать от себя Джеймса – все равно что пытаться сдвинуть с места глыбу мрамора.

– Я не нуждаюсь в твоей защите, – прошипела она.

Джеймс снова взглянул в окно. Там, на улице, люди то и дело подпрыгивали, чтобы лучше видеть. Он помахал им рукой.

– О господи… – простонала Тео.

А муж вдруг приподнял пальцами ее подбородок и запечатлел еще один поцелуй на ее губах, одновременно другой рукой задергивая занавески.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Куда делась изысканная утонченность прошлого вечера? Исчезла бесследно. На лице Джеймса было отчетливо написано вожделение. Чистейшее и бесстыдное.

Паника охватила Тео, и она отступила от мужа.

– Дейзи! – воскликнул Джеймс. – Дейзи, ты ведь не боишься меня, не правда ли?

Она не могла сказать ему правду. Разумеется, она не боялась его.

Она боялась себя.

Поэтому она бросилась бежать в свою безопасность – в спальню.