Прочитайте онлайн Измена по-венециански | Часть 25
25
Зовастина легонько постучала в белую лакированную дверь. Ей открыла ухоженная женщина лет под шестьдесят с тусклыми, седеющими черными волосами. Как обычно, Зовастина не стала дожидаться, когда ее пригласят войти.
— Она проснулась?
Женщина кивнула, и Зовастина прошла в холл.
Дом стоял в лесистой местности на южной оконечности города, где заканчивались приземистые постройки и живописные мечети. Когда-то здесь высились советские сторожевые башни, а теперь этот район активно застраивался особняками и поместьями. Экономическое развитие Федерации породило как средний, так и высший класс. Те, у кого появились большие деньги, теперь начинали тратить их. Этот дом, построенный десять лет назад, принадлежал Зовастиной. Сама она, правда, никогда не жила в доме, а поселила тут свою любовницу.
Она оглядела роскошную обстановку. На украшенном искусной резьбой столике эпохи Людовика XV стояла коллекция фигурок из белого фарфора, подаренная ей президентом Франции. Все здесь источало великолепие: лепной потолок, пол из наборного паркета, устланный украинским ковром — подарком от другого зарубежного лидера. В дальнем конце комнаты стояло немецкое зеркало, на трех высоких окнах висели портьеры из тафты.
Каждый раз, когда она оказывалась в этом холле, ее память возвращалась на шесть лет назад, в тот день, когда она подошла к тем же закрытым дверям. В спальне она обнаружила обнаженную Карин и мужчину с впалой грудью и курчавыми волосами. Она помнила его мускулистые руки на плечах Карин, помнила, как их пальцы изучали тела друг друга, в ее ушах до сих пор звучали их стоны. Созерцание этих двоих странным образом возбуждало ее.
Она долго стояла, глядя на них, пока эти двое наконец не отцепились друг от друга.
Шесть лет назад. Очень давно.
По крайней мере, ей так казалось.
Она повернула дверную ручку и вошла.
Спальня, как и раньше, была обставлена мебелью во французском провинциальном стиле. По обе стороны камина, отделанного мрамором и позолоченным металлом, стояли два египетских порфировых льва. Совершенно не к месту казалась респираторная маска, висящая по одну сторону кровати с балдахином, кислородный баллон, стоящий по другую, и капельница — мягкий пластиковый контейнер с раствором, подвешенный к стальной стойке.
В центре огромной кровати, разметавшись на подушках и укрытая до пояса шелковыми розовыми простынями, лежала Карин. К сгибу ее руки от капельницы тянулись прозрачные трубки. Ее кожа приобрела бурый цвет и напоминала вощеную бумагу. Ее густые, некогда светлые волосы поредели и спутались в неопрятные космы, а глаза, горевшие когда-то негасимым голубым светом, теперь глубоко запали и смотрели из темных глазниц, как зверьки, пугливо выглядывающие из норок. Щеки исчезли, кожа обтягивала череп, как у мумии, а носик пуговкой превратился в клюв хищной птицы. Шелковая ночная рубашка висела на ее иссохшем теле, словно мешок, надетый на шест.
— Что тебе нужно? — пробормотала Карин. Ее напряженный голос дрожал и ломался. Через трубки, подведенные к носу, в легкие поступал кислород. — Пришла проверить, не умерла ли я уже?
Ирина приблизилась к кровати. В нос ей ударил запах, которым пропиталась вся комната, — тошнотворный запах дезинфицирующих средств, болезни и угасания.
— Нечего ответить? — едва слышно выдавила из себя Карин.
Зовастина смотрела на лежащую женщину. Их отношения, в отличие от всего остального, что делала Ирина, развивались спонтанно. Сначала Карин была ее сотрудницей, затем — личным секретарем и наконец превратилась в наложницу. Пять лет они были вместе, еще пять провели порознь, пока в прошлом году Карин неожиданно не вернулась в Самарканд. Смертельно больная.
— Вообще-то я пришла проведать тебя.
— Нет, Ирина, ты пришла, чтобы посмотреть, как я умираю.
Зовастина хотела возразить, но воспоминание о предательстве Карин с Мишелем удержало ее от эмоциональных признаний. Вместо этого она спросила:
— Ну что, стоило оно того?
Карин годами занималась незащищенным сексом, бесконечно меняя партнеров — мужчин и женщин. И в конечном счете это ее погубило. Кто-то из ее бесчисленных мимолетных любовников заразил ее ВИЧ. Одинокая, испуганная и сломленная, в прошлом году Карин наступила на горло собственной гордости и вернулась сюда, в единственное место, где она могла найти хоть какое-то успокоение.
— Ты именно за этим сюда приходишь? — спросила Карин. — Чтобы полюбоваться доказательствами того, что я была не права?
— Но ты действительно была не права.
— Твоя желчь погубит тебя.
— И это говорит человек, который уничтожил себя собственными руками!
— Осторожнее, Ирина! Ты понятия не имеешь, когда именно я заразилась. А вдруг я успела поделиться вирусом с тобой?
— Я проходила тест.
— Какой же врач сделает такую глупость — скажет тебе, что ты заражена? — Ее слова оборвал приступ сухого кашля. — Кстати, доктор, который делал анализы, все еще жив? — осведомилась Карин, откашлявшись.
— Ты не ответила на мой вопрос. Стоило оно того? Говори же.
На обезображенном болезнью лице появилась кривая ухмылка.
— Ты больше не можешь мне приказывать.
— Ты вернулась. Тебе была нужна помощь, и я оказываю ее тебе.
— Я пленница.
— Ты можешь уйти, когда пожелаешь. — Она помолчала. — Почему мы не можем говорить друг другу правду?
— А в чем она заключается, эта правда? В том, что ты лесбиянка? Твой дорогой муженек знал это. Не мог не знать. Ты никогда не говорила о нем.
— Он погиб.
— В очень своевременно случившейся автомобильной катастрофе. Сколько раз ты использовала людей, играя на их добром к тебе отношении?
Карин знала слишком много о ее делах, что одновременно влекло к ней Ирину — и отталкивало. Чувство интимности, взаимное знание тайн друг друга связывало их. Только здесь она могла быть самой собой.
— Он знал, на что идет, когда согласился жениться на мне. Но он был амбициозен. Он хотел роскоши и комфорта, а ко всему этому прилагалась я.
— Как, должно быть, трудно жить во лжи.
— Тебе это должно быть известно лучше, чем кому бы то ни было.
Карин мотнула головой.
— Нет, Ирина. — Каждое слово, казалось, лишало ее сил, и Карин помолчала, прежде чем продолжить. — Почему ты просто не убьешь меня?
За этими горькими словами Ирина на мгновение увидела прежнюю Карин. Убить ее было одним из вариантов, спасти ее — было целью. Судьба не дала Ахиллесу возможности спасти своего Патрокла. Некомпетентность лекаря убила Гефестиона и отобрала у Александра Великого его любовь. Она не станет жертвой тех же самых ошибок.
— Неужели ты действительно веришь, что хотя бы один человек заслуживает такого? — Карин рывком распахнула ночную рубашку, и маленькие перламутровые пуговицы жемчужными брызгами разлетелись в разные стороны. — Посмотри на мои груди, Ирина.
Смотреть на нее было страшно. С тех пор, как Карин вернулась, Ирина много читала о СПИДе и знала, что болезнь влияет на разных людей по-разному. Некоторых она пожирала изнутри, вызывая слепоту, колиты, ужасную, доводящую до смерти диарею, воспаление мозга, туберкул