Прочитайте онлайн КГБ в смокинге. Книга 2 | 2 ПНР. Поезд
2
ПНР. Поезд
…Очень медленно, боясь убедиться в страшном открытии, я подняла голову и увидела того, кого по всем законам логики не должна была увидеть никогда, — Витяню Мишина.
— Ну, что рот разинула? — ухмыльнулся он, закрывая дверь и усаживаясь напротив. — Не ожидала встретить меня в этой жизни?
— Не ожидала, — призналась я.
— Ан видишь, как все получилось! — он вытряхнул из пачки сигарету. — Закуривай, подружка, путь предстоит долгий, ночку вместе коротать будем. Как тогда в Голландии, помнишь?
Я кивнула, закурила и вновь уставилась на Витяню, не в силах восстановить внутреннюю координацию. В этом купе я могла ожидать чьего угодно появления — от спецгруппы захвата КГБ до Юджина (последнее допущение, несмотря на всю свою нереальность, возникло у меня совсем недавно, после того как я села в поезд и стала ждать). Однако предположить, что я еще раз увижу убийцу-балагура Витяню Мишина, — это был уже перебор даже для моего воспаленного воображения. Правда, чтобы узнать в этом небритом, сутулом мужике в потертом полупальто и ушанке на собачьем меху всегда элегантного, благоухающего «Дракаром» эстета и балетмейстера, надо было знать его так, как знала я.
— Откуда ты свалился, урод?
— А ты где плутала, чучело?
— Что, похожа? — натянуто улыбнулась я. Намек Витяни на мою идиотскую внешность — результат героических усилий Марии — неожиданно уколол мое самолюбие. Странно, мне казалось, что я уже достаточно заматерела, чтобы не обращать внимания на подобные пустяки.
— Н-да, Валентина, поработали над твоей мордахой на славу, — хмыкнул Витяня. — Если бы не знал, кого именно должен встретить, в жизни бы не поверил, что ты — это ты…
— Да и от тебя мало что сохранилось, Витяня, — подпустила я ответную шпильку. — Только голос да глаза твои поросячьи.
— Ну и замечательно, Валентина, что мало сохранилось! — Мишин обрадовался так, словно я сделала ему лестный комплимент. — Это ты у нас — дама приятная во всех отношениях, у всего мира на виду, за что, кстати, и платишься. Мне же этот звездный блеск, особенно сейчас, без надобности. Тем более что те, кому действительно хочется меня узнать, — так хочется, что собственные погоны вместе со звездами слопать готовы, — все равно узнают. Им бы только встретиться со мной…
— Ты все в бегах, Витяня?
— А ты как думаешь?
— А я как-то должна думать?
— Ты что, мне не веришь? — изумление Мишина казалось неподдельным.
— А я тебе когда-нибудь верила?
— Ты что ж думаешь: я опять в конторе?
— А то нет?..
Для себя я уже все поняла. Буквально после пары Витяниных фраз поняла. Вернись Мишин под бронзовую сень памятника Дзержинского (впрочем, такой вариант я не допускала даже теоретически), он никогда не появился бы в моем купе. Всякий раз, стоило этому странному, вконец изломанному жизнью, противоречивому человеку возникнуть на моем горизонте, сразу наступала кризисная ситуация. За последние месяцы Мишин превратился для меня в некий символ зла, хотя с каждой нашей новой встречей он больше удивлял меня, нежели пугал. Разуверившись в логике и здравом смысле, давно уже привыкнув полагаться лишь на интуицию и инстинкт самосохранения, то есть практически впав в состояние загнанного зверя, я перестала размышлять — только прислушивалась к себе, к своим ощущениям… Я чувствовала (и в этот момент ничто меня не разубедило бы): Мишин материализовался из небытия не как враг. Дальнейшее уже было не столь важно, поскольку я все время ощущала если не стопроцентную защиту, то, как минимум, чье-то сильное желание не дать мне погибнуть. Я хотела убедить себя, что это Юджин, только Юджин, хотя и понимала, что масштабы происходившего явно перехлестывали рамки его возможностей. Трое израильтян, появившихся в моей жизни столь же внезапно, сколь и исчезнувших из нее… Молчаливая Мария и ее брат… Теперь Витяня…
— Так, значит, ты и есть мой попутчик до Варшавы?
— Догадлива, как всегда.
— Кто же тебя уполномочил на этот подвиг? А, Мишин? И откуда ты вообще взялся?
— Знаешь, за что я тебя люблю, Валентина? — он скинул полупальто, под которым обнаружился кургузый пиджачок и толстый свитер. — Жарко тут у вас, пани… Так вот, люблю я тебя, Мальцева, за то, что ты хоть баба языкастая и любопытная до неприличия, но в принципе безвредная. А знаешь, почему безвредная?
— Всю жизнь голову над этим ломаю.
— Потому, что ты ничего не знаешь! Ты — типичная жертва номенклатурного недоразумения, подпоручик Киже дамского полу…
— Господи, как мало нужно, чтобы завоевать твою любовь!
— Ага! — весело согласился Витяня. — А чтобы потерять ее навсегда, так и вовсе пустячок — просто взять и рассказать тебе то, что ты выдашь сразу, как только тебя возьмут за мизинчик…
— Да пошел ты в жопу, стукач отставной! — обиделась я. — Если хочешь знать, жлобина, мне вообще плевать на тебя и твои долбаные секреты!
— Умница! — Витяня по-клоунски выставил перед моим носом большой палец. — Так и дыши! Тем более что мои секреты вряд ли украсят твою высокоинтеллектуальную жизнь.
— Оставь мою жизнь в покое.
— Ладно, Валентина, — он примирительно положил тяжелую ладонь на мою руку. — Не злись. В конце концов, судьба, забросившая меня в твою компанию, предполагает наше тесное сотрудничество в течение короткого, но, вполне вероятно, бурного времени. Давай лучше создадим походную атмосферу дружбы, тепла и взаимопонимания. Как на болгаро-советских переговорах о поставках зеленого горошка в обмен на челябинские тракторы…
— Прекрати болтать, Мишин! У меня от тебя голова пухнет!
— Нет, ты все-таки сука! — ухмыльнулся он. — Я появляюсь здесь, как странствующий рыцарь Ланселот, чтобы, понимаешь, оберегать ее и защищать, а она…
— Ага, — буркнула я. — Ланселот! Ты, друг мой, рыцарский кодекс изучал в спецшколе КГБ. А там, Витяня, вспомни, как вас учили: «Приказ начальника — закон для подчиненного». «Партия сказала — комсомол ответил: „Есть!“». «Нельзя жить в обществе и быть свободным от общества»… Что, неправа я? Да ты, Мишин, прикажи тебе твой командир появиться на премьере «Лебединого озера» в офицерском мундире вместо панталон, сказал бы «Есть!», повернулся через левое плечо и пошел бы пуговицы драить…
— Это в прошлом, — глухо отозвался Витяня.
— Да ну? Так быстро?
— Ты знаешь, что написано на могиле Мартина Лютера Кинга?
— «Слава КПСС»?
— Нет. На ней написано: «Свободен, свободен, всемогущий Боже, наконец-то свободен!» Самое смешное заключается в том, что я слышал эту фразу еще при его жизни, от одного из своих первых учителей.
— Твой учитель верил в Бога?
— Он был нелегалом, Валя. Одним из лучших. Двадцать три года в Англии.
— Русский?
— Еще какой! Так вот, он как-то произнес эту фразу и добавил: «Запомни ее и повтори вслух за мгновенье до смерти. Тогда ты умрешь, сознавая, что был честен хотя бы однажды». Теперь мне кажется, что он ошибался. Я думаю, у меня еще есть шанс быть свободным, но не в гробу под алым знаменем…
— Ты появился здесь, чтобы сообщить эту новость?
Несколько секунд Витяня молча, без всякой враждебности, смотрел мне в глаза, потом перевел взгляд на черный провал вагонного окна, словно увидел там что-то очень важное, затем вновь уставился на меня и тихо сказал:
— Мы ведь с тобой одногодки, Мальцева. Почему же мне все время кажется, что я старше тебя лет на двадцать?
— А ты знаешь, Витяня, почему женщины после родов всегда выглядят помолодевшими? Даже если родили в пятьдесят?
— Почему?
— Они дали жизнь одному человеку. Или двум. Или десятерым. А ты поступал как раз наоборот — отнимал эту жизнь. Потому и чувствуешь себя старым…
— Но ты ведь еще никого не родила.
— Но и жизни никого не лишала.
— А если вопрос встанет ребром: или — или?
— Это как?
— Чья-то жизнь в обмен на твою. Убила бы?
— Во имя чего?
— Во имя самосохранения.
— В книгах, по которым я училась, таких вопросов не было, Витя. Я думаю, не будь я такой дурой, они и не появились бы в моей жизни.
— И все-таки?
— Сейчас — убила бы…
Поезд стал притормаживать.
— На этой станции будут проверять документы, — голос Мишина звучал буднично и деловито, словно он сообщал мне, что в вагоне-ресторане есть свежий кефир. — Сиди спокойно, излишне не напрягайся и, главное, не вздумай заговорить…
— Меня уже инструктировали, Витяня.
— Я знаю, — кивнул Мишин. — А теперь слушай внимательно, я кое-что добавлю к инструкции. Масштабы поисков — чудовищные. Честно говоря, даже меня прошибло: это надо же, сколько сил брошено на захват простой бабы!..
— Ты можешь это как-то объяснить?
— Могу. Но не сейчас. Попозже, когда будет время. Если оно у нас вообще будет…
Последнюю фразу Мишин пробормотал себе под нос, но я услышала.
— У тебя оружие при себе или в сумке?
Я не стала спрашивать, откуда он знает, что у меня есть пистолет. Я вообще не хотела задавать никаких вопросов, потому что вместе со станцией, на которой нас должны были проверять, на меня накатывал очередной приступ страха. Я просто кивком указала на сумку.
— Дай, — коротко приказал Мишин и протянул руку. — И жратву заодно прибери.
На какое-то мгновение внутри шевельнулось беспокойство, скорее тень беспокойства. Наклонившись, я отстегнула кнопку накладного кармана на боку сумки, извлекла оттуда пистолет и подала Мишину. Потом послушно убрала еду. Аппетит, как ни странно, совсем пропал.
Бросив на оружие короткий взгляд, Витяня неуловимым движением вытряхнул на ладонь узкую черную обойму, небрежно засунул ее в карман и положил пистолет рядом с собой.
— Запасные обоймы есть?
— Нет.
— Хорошо, — выдохнул Витяня и взглянул в окно.
Поезд к этому моменту замедлил ход настолько, что я успела разглядеть в ночи смутные силуэты пакгаузов и каких-то будок. По-видимому, перрон безымянной станции, к которому мы подъезжали, располагался со стороны вагонного коридора.
Поезд дернулся, зашипел и остановился.
— Ты что-то хотел мне сказать, — напомнила я Мишину.
— Да, конечно… — Витяня встал, сладко потянулся, хрустнув суставами, и молниеносным движением заломил мне руку за спину.
От резкой боли я вскрикнула.
— Что ты делаешь, кретин?
— Тсс, без криков, а то кляп засуну! — негромко пообещал Витяня, извлекая что-то из заднего кармана брюк. Повозившись несколько секунд, он завел мне за спину и вторую руку и сковал запястья наручниками. Звук был такой, будто сработала мышеловка.
— Вот так-то спокойнее будет, — выдохнул Мишин и легонько толкнул меня на полку. Я рухнула, больно ударившись затылком о поручень для полотенца.
Витяня закурил, переложил на столик мой пистолет без обоймы, словно демонстрируя его никчемность, и с комфортом разлегся на своей полке, пуская к тускло освещенному потолку сизые клубы дыма.
— Что происходит, Мишин? — тихо спросила я.
— А ты не догадываешься?
— Зачем ты это сделал?
— Бог ты мой, Валентина, а я-то думал, что ты — ярая ненавистница штампов.
— Что ты несешь, урод? — вскипела я. — При чем здесь штампы?
— Ну хорошо, — хмыкнул Витяня, стряхивая пепел на потертый коврик купе, — я объясню происходящее языком многотиражной газеты МВД «На стреме».
Он резко вскочил, наклонился ко мне и внятно произнес:
— Гражданка Мальцева, вы арестованы!..
