Прочитайте онлайн КГБ в смокинге. Книга 2 | 27 Швейцария. Цюрих
27
Швейцария. Цюрих
Ровно в десять утра в кабинете главы представительства «Аэрофлота» в Цюрихе мелодично звякнул телефон.
— Господин Онопко? — английский звонившего явно выдавал его американское происхождение.
— Да, я слушаю.
— Мне порекомендовал позвонить вам герр Шпильхауз.
— Речь идет о двух билетах в Асунсьон?
— Нет. Я поменял решение и лечу в Оттаву.
— Я ждал вашего звонка.
— Мне это сказали.
— Когда бы хотели встретиться?
— Как можно быстрее.
— В Цюрихе?
— Я бы предпочел Женеву. Конечно, если вы не возражаете.
— Почему бы нет? Когда и где именно?
— Сейчас десять. Давайте встретимся в четыре у входа в мавзолей герцога Карла Брауншвейгского. Там постоянно сидит торговец кормом для голубей. Возле него.
— Как я вас узнаю?
— Я узнаю вас. Всего доброго, господин Онопко!..
В трубке запульсировали гудки отбоя.
За долгие годы работы в разведке Виктор Иванович научился на все реагировать философски. То есть не терзать себя загадками и сомнениями, когда само время может все прояснить. Вот почему полковник не стал ломать голову над вопросом, откуда его знает неизвестный абонент, и вдавил почти незаметную кнопку звонка в панели модернового шведского стола.
Через несколько секунд на пороге кабинета вырос невысокий худощавый молодой человек в «протокольном» темном костюме и скромном галстуке.
— Вызывали, Виктор Иванович?
— Игорь, когда нам надо выехать, чтобы быть к четырем в Женеве?
— Домой не заедете?
— Нет.
— С гарантией?
— Естественно.
— В час.
— Что так рано?
— Снег. Скользко.
— Значит, в час.
Молодой человек кивнул и неслышно исчез.
Какое-то время Онопко смотрел на светло-коричневый прямоугольник двери, затем резко развернулся в вертящемся кожаном кресле к широкому — во всю стену офиса — окну и уставился на тонированные светонепроницаемые стекла небоскреба штаб-квартиры фирмы «Ситизен», возвышавшегося через улицу. Виктор Иванович не был шпионом в общепринятом смысле этого слова. Его совершенно не беспокоил тот факт, что практически из любого окна здания напротив за ним могли вестись круглосуточное наблюдение и запись всех разговоров в его служебном кабинете. «Не делайте ничего такого, что могло бы представить интерес для окружающих, и за вами никто не будет следить, — любил повторять швейцарский резидент своим подчиненным. — На чем вас могут подловить? На спиртном? Три таблетки анальгина перед необходимой выпивкой — в обязательном порядке. Как презерватив перед половым актом с венерической больной. На взятке? Не берите деньги ни у кого. Бесплатных завтраков не бывает, следовательно, потом отдадите больше, чем получили. На азартной игре в казино? Играйте в шахматы с компьютерной программой и удовлетворяйте свой азарт. На женщине сомнительной репутации? Спите только с женой, а если вам мало — мастурбируйте. И лучше всего, опять же рядом с женой: так спокойнее. Больше уверенности, что вас не станут шантажировать. На передаче секретных документов? Ничего не передавайте из рук в руки — используйте тайники! На встрече с агентом? Устройте ее — если она того стоит — за пределами Швейцарии, хоть на Азорах, и я оплачу все расходы. На неосторожной фразе? Постоянно носите с собой булавку, и если почувствуете, что вам хочется распустить язык, незаметно для собеседника уколите себя поглубже в задницу — это отрезвляет».
Его слушались, его боялись и, что было самым важным, перед ним преклонялись. Шпионы — народ суеверный. А над лысеющей головой Онопко искрил и переливался загадочный нимб человека, не допускающего ошибок. С ним хотелось работать — он был надежен. А надежность — вторая после долларов валюта, которой поклоняются все авантюристы на свете. Кроме того, Онопко никогда не отменял принятых решений. После того как из Швейцарии в Москву в течение первых трех месяцев его работы в Цюрихе по непонятным причинам отбыло несколько сотрудников ряда советских представительств и фирм, стало ясно: этот человек не признает компромиссов в вопросах конспирации и образа жизни сотрудников КГБ под дипломатической крышей. Могущество Онопко усугублялось его родственной близостью с Фурцевой, что в условиях коммунальной близости всех советских граждан в капиталистической стране скрыть было невозможно. Да он и не скрывал…
Ознакомившись с содержанием микропленки, Онопко не сделал ни одной записи, ни одной пометки в блокноте — он просто все запомнил. До мельчайших деталей. Несколько часов резиденту понадобилось, чтобы проанализировать возможные и труднопрогнозируемые варианты операции. Он не стал посылать запросы в Центр, ни разу не появился в бетонированном бункере под зданием советского консульства, не изменил даже в мелочах свой образ жизни советского служащего, находящегося в длительной служебной командировке за границей. Ничто не должно навести противника на мысль о планируемой операции или готовящихся контрмерах. Обыденность, рутина, точное следование заведенному раз и навсегда порядку на службе и в быту усыпляют, притупляют бдительность врага, расхолаживают, а порой даже настраивают на благодушный лад. Знала ли швейцарская контрразведка и ее могущественные заокеанские партнеры, кем на самом деле является представитель «Аэрофлота» Виктор Иванович Онопко? Резидент не сомневался, что знала. Иначе и быть не могло. Но знать и уличить, схватить за руку — разные вещи. И это постоянное балансирование на грани смертельного риска, эта игра против очень сильного противника и, вдобавок ко всему, на его же территории, с лихвой компенсировала Виктору Ивановичу дефицит маленьких радостей, которыми так любил ублажать себя среднестатистический советский обыватель, вырвавшийся из затхлой действительности любимой родины в самое сердце западной цивилизации, под Ниагарский водопад изобилия, роскоши, комфорта… У Онопко могло быть (и было) все, о чем заурядный «совок» мог только мечтать: роскошная квартира и номенклатурная дача в Москве, «калиброванная» и вполне привлекательная жена из сановной семьи, огромные связи, влияние, деньги, беспрепятственная возможность путешествовать по миру… Но он выбрал ту жизнь, которой жил. Воспитанный в обществе двойной морали, Онопко не мог представить себе существование без каждодневной, напряженной борьбы, без постоянного ощущения опасности, без согревающего сердце и кровь азарта битвы, из которой можно выйти только победителем или не выйти вовсе. Такие люди, как Онопко, развязывали войны. И они же являлись золотым фондом любой разведки…
Ровно в час, когда Виктор Иванович в своем черном плаще и широкополой велюровой шляпе спустился к выходу из представительства «Аэрофлота» на бульваре Деним, Игорь за рулем светло-серого «Мерседеса-290» уже прогревал мотор.
Сев сзади, Онопко аккуратно пристегнул ремень безопасности, взглянул на часы, автоматически фиксируя время отъезда, и кивнул водителю:
— Поехали.
Зима, привлекавшая сотни тысяч туристов на великолепные лыжные трассы и в отели горных курортов, была сущим наказанием для густонаселенных швейцарских городов — промозгло, ветрено, слякотно… Да и широченные, идеально размеченные автобаны, по которым как угорелые мчались автомобили с номерными знаками почти всех европейских стран, были отнюдь не безопасны. Вот и сейчас радио передавало список пострадавших в автокатастрофах, начиная с семи утра.
— Игорь, не больше восьмидесяти, пожалуйста…
Водитель поймал отражение Онопко в обзорном зеркальце и молча кивнул.
Официально Игорь являлся главой службы сервиса представительства «Аэрофлота». В штатном же расписании КГБ, по которому сотрудники Первого главного управления получали зарплату и представлялись к правительственным наградам, капитан Игорь Савельевич Колодников, 1950 года рождения, член КПСС, экс-чемпион Европы по боксу в полулегком весе, выпускник Ленинградского института физкультуры имени Лесгафта и Высшей школы КГБ СССР, числился личным телохранителем и секретарем советского резидента в Швейцарии. Онопко, который сам выбрал кандидатуру Колодникова во время прошлогоднего отпуска, сумел оценить три качества своего телохранителя: двадцативосьмилетний Игорь, работавший в оперативном отделе, был холост; обладая всеми данными телохранителя, внешне совершенно на него не походил и — умел молчать. По условиям работы Игорю запрещалось иметь при себе оружие, но сам факт его присутствия действовал на Онопко успокаивающе. Последнее обстоятельство решило судьбу бывшего боксера, и Колодников, исколесивший за годы спортивной карьеры весь мир, очутился в безмятежной Швейцарии, где жил так же тихо и незатейливо, как и в Москве.
Они въехали в Женеву без четверти четыре, а за две минуты до того, как стрелки электронных часов, вмонтированных в черную панель «мерседеса», показали 16.00, Игорь запарковал машину на платной стоянке в пятнадцати метрах от мавзолея герцога Карла и последовал за своим шефом на обговоренном инструкциями расстоянии — в двух метрах, чуть левее.
Едва Онопко поднялся по ступеням, к нему подошел невысокий брюнет без шляпы, в красивом светлосером пальто, из-под ворота которого выглядывал пестрый шарф.
— Господин Онопко, вы пунктуальны, — брюнет приложил два пальца к отсутствующему головному убору.
— Фирма, на которую я работаю, немыслима без точности.
— О какой фирме, простите, идет речь? — улыбнулся брюнет.
— Об авиакомпании «Аэрофлот», — тоже улыбаясь, ответил Онопко. — А вы имели в виду что-то другое?
— Да нет… — брюнет огляделся. — Этот молодой человек с вами?
— Вы наблюдательны.
— А я не должен?
— Это мой секретарь.
— Какая жалость! — брюнет растерянно развел руками. — А я, представьте, явился на нашу встречу один…
— Н-да, — пробормотал Онопко. — Протокольное несоответствие.
— Может быть, сделаем так, — предложил брюнет. — Вы сами назовете место, где мы сможем побеседовать наедине, а ваш… секретарь побудет где-нибудь неподалеку, пока мы не закончим наши дела. Устраивает?
— Вполне, — кивнул Онопко после секундной паузы.
— Так куда мы направимся?
— Да хоть в «Beau Rivage», — Онопко кивнул на старинное здание отеля в противоположном конце площади. — Насколько я помню, там весьма недурно кормят. Кстати и машину не придется перепарковывать…
— Довольно мрачный символ, если учитывать характер нашей предстоящей беседы, — хмыкнул брюнет.
— О чем это вы?
— Возможно, господин Онопко, вам неизвестно, что в 1898 году именно у входа в этот отель итальянский анархист Луиджи Лученни убил императрицу Австро-Венгрии Елизавету…
— Я не любитель исторических параллелей, — заметил советский резидент.
— О’кей! — брюнет непринужденно взял Онопко под руку, и эта странная пара направилась в сторону «Beau Rivage». — Простите, я не представился…
— В этом нет необходимости, господин Стюарт, — тихо сказал Онопко, вежливо высвобождая руку.
— Я польщен, — нисколько не смущаясь, улыбнулся брюнет. — Такая популярность в представительстве «Аэрофлота»…
— Не скромничайте, — Онопко оглянулся, убедился, что Игорь по-прежнему идет сзади, и перевел взгляд на Стюарта. — Заместитель начальника русского отдела ЦРУ — достаточно заметный человек, чтобы хоть несколько человек в «Аэрофлоте» знали его в лицо.
— Разумеется, господин Онопко, — согласился брюнет. — Вы абсолютно правы.
Пройдя сквозь стеклянную «вертушку» отеля, они свернули направо и очутились в полуосвещенном баре. Вдоль длинной стойки располагалось несколько столиков, охваченных в полукруги мягких диванов. Все столики были пусты. Седой бармен в муаровом жилете и белой рубашке с бабочкой, не обращая внимание на вошедших, протирал высокие бокалы для шампанского мягким полотенцем.
— Мне здесь нравится, — заявил Стюарт.
— Но здесь мы останемся без обеда.
— Посмотрим, чем кончится наша беседа, господин Онопко, — хмыкнул американец. — В зависимости от результатов мы ее либо запьем, либо заедим.
— Принято.
Не сговариваясь, оба направились в угол бара, повесили свои пальто на вешалку и уселись за блещущий чистотой полированный столик, причем Онопко занял место спиной к выходу.
— Что господа будут пить? — бармен появился так быстро и бесшумно, точно это не он минуту назад равнодушно протирал бокалы за стойкой.
— Мне швепс со льдом, — заказал Онопко.
— Мне джин, — откликнулся Стюарт.
— С тоником?
— Без.
— Со льдом?
— Без.
— Будет исполнено, сэр, — бармен сдержанно склонил седую голову.
До того момента, пока заказ не был принесен, оба молчали, рассматривая друг друга.
— Итак? — Онопко отпил воду.
— Мне поручено обговорить с вами технические детали известной сделки, — начал Стюарт и вытянул из нагрудного кармана пиджака толстую сигару. — Вы не возражаете, Виктор Иванович?
— Курите, — покорно кивнул Онопко.
— Вам не предлагаю, поскольку вы, насколько мне известно, ярый враг никотина, не так ли?
— А вы — столь же ярый его поклонник.
— О’кей, — Стюарт ослепительно улыбнулся. — Нам необходимо определить процедуру…
— Кого вы представляете, господин Стюарт?
— Для протокола?
— Да.
— Центральное разведывательное управление США.
— А не для протокола?
— Все то же ЦРУ и израильскую секретную службу Моссад.
— У вас есть соответствующие полномочия? — Да.
— Вы можете их предъявить?
— Они уже предъявлены на более высоком уровне. Вы можете в этом удостовериться сразу после нашей встречи.
— Мне бы хотелось уточнить взаимные гарантии.
— О чем вы, господин Онопко?
— Нами будут предприняты все необходимые меры для того, чтобы обеспечить корректность сделки, — Онопко говорил медленно, тщательно проговаривая каждое слово и не сводя цепкого взгляда с собеседника. — Я хочу сказать, что не имеет смысла тратить время на тактические уловки…
— Мы профессионалы, господин Онопко, — начал Стюарт, но советский резидент перебил его:
— Вы профессионал, Стюарт. Я же — всего лишь чиновник, уполномоченный вышестоящей инстанцией провести эту беседу. Как специалисту по Советскому Союзу, вам должна быть хорошо известна наша национальная приверженность бюрократии. Как только беседа завершится, завершится и моя миссия. У меня, видите ли, хватает проблем в представительстве…
— Вы хотите сказать, что непосредственно при обмене вы присутствовать не будете?
— Совершенно верно. Как и вы, господин Стюарт.
— Кого мы меняем?
— Хотите сверить списки?
— А я не должен хотеть?
— В обмен на Тополева, Мальцеву и Мишина мы передаем вам агента Моссада Тиша, а также точные координаты местонахождения члена исполкома организации «Черный сентябрь» Абу-Исмаила.
— Дело в том, что местопребывание господина Мишина нам неизвестно, и потому он не может быть включен в сделку. Кроме того, этот вариант был бы несимметричен: вы получаете от нас троих, а отдаете только двух.
— Таково требование инстанций, возложивших на меня эту миссию, — Онопко развел руками. — Мне нечего к этому добавить.
— Вы располагаете информацией, что этот… Мишин находится у нас?
— Нет.
— Вы можете предположить, что его укрывают от вас фирмы, которые я имею честь представлять?
— Могу.
— Как только вы представите мне доказательства, я готов включить эту кандидатуру в пакетную сделку. Однако пока это не актуально. Согласитесь: нельзя торговать товаром, которого нет на руках.
— Хорошо, я постараюсь внести ясность в этот вопрос. Что у нас дальше?
— На какой день вы хотите назначить обмен, господин Онопко?
— Да хоть на завтра!..
Онопко готовился к этому вопросу, продумал психологический подтекст своей реплики и теперь внимательно следил за реакцией собеседника. Одна из инструкций Центра гласила, что резидент должен был проверить, где в настоящее время находится Мальцева. Если Стюарт согласится на обмен в течение ближайших двух суток, значит, она уже в Швейцарии; если нет, то для групп перехвата в Праге еще не все потеряно, и тогда американцы станут тянуть время, что, в принципе, устраивало и КГБ.
— Можно и завтра, — непринужденно откликнулся Стюарт. — Проблема не в объектах сделки, проблема — в месте ее осуществления. Тут у меня есть несколько вопросов…
— Слушаю вас.
— Насколько я понимаю, вы не согласитесь осуществить обмен в месте, которое порекомендуем мы?
— Вы правильно понимаете, — кивнул Виктор Иванович.
— Соответственно, и мы не пойдем на ваш вариант.
— Логично.
— Так что будем делать, господин Онопко?
— У меня такое ощущение, — улыбнулся советский резидент, — что мы оба оказались в Женеве не для того, чтобы обмениваться вопросами. Думаю, у вас есть свой вариант, не так ли?
— Как и у вас, господин Онопко.
— Так предложите его! — полковник пожал плечами. — Мы же попусту теряем время.
— Я бы хотел услышать ваше предложение.
— Будем бросать жребий? — Онопко допил содержимое бокала.
— Если бы я совершенно точно не знал, кто вы такой на самом деле, то охотно поверил бы в вашу версию о представительстве «Аэрофлота»…
— Ну хорошо… — Онопко изобразил короткую внутреннюю борьбу с собой. — Говоря о месте предполагаемого обмена, вы имеете в виду какое-то замкнутое пространство. Ну, виллу, дом, отель, да?
— Я хотел бы услышать, что имеете в виду вы, господин Онопко.
— Вокзал.
— Простите?
— Зал ожидания вокзала, — пояснил советский резидент. — Во-первых, там достаточно просторно, чтобы представители сторон могли наблюдать за честностью проводимого обмена. Во-вторых, открывать пальбу в столь людном месте, в благопристойной и нейтральной стране, где, кстати, прекрасно работают органы общественного правопорядка, было бы верхом неосмотрительности. Вы со мной согласны, господин Стюарт?
— Неожиданное предложение, — пробормотал американец.
— Это лучшее нейтральное поле в мире, на котором мы сможем сыграть вничью, — глухо произнес Онопко. — И это предложение, как вы понимаете, не является экспромтом. Над ним хорошо подумали…
— То-то меня и настораживает, — Стюарт улыбнулся одними губами, глаза его потемнели. — А где гарантии, что сразу после сделки ваши люди не учинят какую-нибудь аварию или маленький взрывчик на пути к аэропорту или отелю?
— А разве вы можете дать мне такие гарантии? — Онопко пожал плечами. — Давайте не выходить за рамки нашей задачи. Люди, непосредственно задействованные в операции обмена, явятся на место без оружия, они будут иметь при себе соответствующие документы, определяющие их принадлежность к конкретному государству и, следовательно, с юридической точки зрения здесь все в порядке. Наше дело — подготовить и провести ЧЕСТНЫЙ ОБМЕН. Что произойдет потом, когда стороны разъедутся вместе со своими людьми, — известно только Богу, но непосредственно к сделке на вокзале Икс это уже не будет иметь никакого отношения.
— И все же определенные минусы у этого плана налицо, — пробормотал Стюарт.
— Тогда давайте послушаем ваше предложение.
— Знаете, после предложенного вами варианта мне как-то расхотелось предлагать свой.
— Понравилось? — сдержанно улыбнулся Онопко.
— В вашем плане что-то есть, — Стюарт прочертил сигарой в воздухе замысловатый зигзаг. — Мне надо обсудить его со своими боссами…
— Когда ждать вашего звонка?
— В течение ближайших трех дней.
— Если этот вариант пройдет, на каком именно вокзале будет совершен обмен?
— Давайте так, — Стюарт положил локти на стол и приблизил лицо к Онопко. — Будем исходить из того, что сделка состоится на вокзале одного из четырех швейцарских городов — Берна, Лозанны, Цюриха или Женевы…
— И?
— О дне обмена я сообщу вам по телефону. Что же касается времени и места… — Стюарт тщательно притушил в пепельнице огрызок сигары. — За четыре часа до обмена мы встретимся с вами здесь, в этом баре, и кинем жребий. Железнодорожный вокзал одного из четырех городов и станет местом обмена. По-моему, это справедливо.
— Я жду вашего звонка. — Онопко встал и положил под стакан банкноту. — Простите, господин Стюарт, но у меня принцип: я всегда плачу только за себя…
И, не прощаясь, резидент КГБ в Швейцарии стремительным шагом покинул бар.
