Прочитайте онлайн Хомут на лебединую шею | Глава 6Дедушка с персиками

Глава 6

Дедушка с персиками

Фома ехал домой, и перед его глазами все еще стоял огромный Кардинал, следивший за каждым шагом гостя. Нет, конечно, где-то можно понять Псова. Не могла у них с Ольгой сложиться безоблачная жизнь. Хотя… Хотя, судя по рассказу, ей он тоже притаскивал пакет с продуктами. Вот дурень, чего ж он никогда пакеты в холодильник не ставил? А Ольга даже не сообразила, что он ей такое приносил. Нет, такая женщина не могла лишить Псова жизни. Ей было глубоко наплевать на кавалера. Она не поинтересовалась, что он ей принес, она раскусила, что он не обременен деньгами, что скуп. Нет, за такого она бы держаться не стала. И за долги его порешить не могла – он у нее не брал денег. Выходит, что Фома опять действовал впустую. Хотя каждое новое слово о Назаре Псове не помешает. Ведь за что-то его убили. И почему-то прямо у Фомы на балконе. Кто, кто мог это сделать и за что? Пока не найдется ответ, покоя единственному мужчине семейства Неверовых не будет. Ведь ему надо защищать своих женщин.

Время еще было, и Фома решил проехаться к последней женщине, чтобы уже сегодня вечером, после ужина собраться за общим столом и все разложить по полочкам. Может, что-то прояснится.

И все же Фоме не повезло – женщина, которая стояла в списке последней, только сегодня утром укатила в долгосрочную командировку, так, по крайней мере, Фоме сообщил слоноподобный мужчина, представившийся ее мужем.

Намотавшись по городу, голодный, как стая волков, Фома поставил машину в гараж и с удовольствием представил, как сейчас зайдет в чистую, светлую комнату, как сразу отправится на кухню и Варенька, она уже должна вернуться с работы, поставит перед ним здоровенную миску щей. Или нет, Варенька сядет рядом, а здоровенную миску ему поставит Аллочка. Женщина менялась прямо на глазах. Неизвестно, пойдет ли ей на пользу замужество, но период жениховства на нее положительно влияет.

Разомлевший от дум глава семьи поднялся на свой этаж и позвонил. Открыла Аллочка. Вернее, некто похожий на тетку фигурой, потому что все лицо женщины было в белой муке.

– Ты сегодня решила печь пироги? – осторожно спросил Фома и задохнулся от запаха краски.

Еще с детства он не переносил этот запах. Никаких страшных воспоминаний не было, никто не ронял малютку в бак с олифой, на него не переворачивалась банка с эмалью, но этот запах он не переносил.

– Кто?! Кто у нас разлил краску? Неужели нельзя было подождать до лета?! – взревел несчастный. – Я сегодня точно умру! Вы что – хотите получить еще один труп?

– Слышь, ты чего? – показался в дверях перемазанный с ног до головы мелом щербатый Аллочкин ухажер. – Чего ты орешь, как рыба? Я тут решил кое-что… это… в общем, грязновато у вас, я решил небольшой ремонтик…

Фома молча играл желваками. Он боялся не сдержаться и нарушить главное правило врача «не навреди», как раз очень хотелось навредить. Навредить этому самонадеянному выскочке, который еще не пришей кобыле хвост, а уже распоряжается…

– Фомочка, пойдем, я тебя накормлю, – тихонько позвала Варя.

Уже сидя за столом, она ему доверительно сообщала:

– Ты знаешь, оказывается, Толик сегодня принес картину…

– Ага, принес! – тут же заявился Толик и уселся напротив Фомы, схватив ложку. – Варь, ты налила бы мне чего пожирнее.

Варя пожала плечами и неохотно двинулась к плите, она не любила, когда в их с Фомкой разговоры кто-то вклинивался.

– А ты опять за стол? – удивилась Аллочка, которая ни на минуту не оставляла жениха одного. – Ты же вместе с Варей ел, вместе с Гутей уселся, со мной перекусил, а теперь с Фомкой вот. Знаешь, я думаю, когда мы поженимся, я тебя непременно устрою на судно моряком дальнего плавания. Очень хорошая профессия – уехал, и полгода ни варить, ни стирать не надо, а иначе я тебя просто не прокормлю.

Толик дернул кадыком и испуганно отложил ложку в сторону.

– Я так, посидеть хотел, по-мужски побалакать. Парень же не знает, в честь чего я ремонт-то начал. Кстати, Фома, – строго поднял кривой палец Толик, – мне не понравилась твоя реакция на мой поступок. Не понравилась. Ведь ты, по сути, должен меня слезами умывать от благодарности, а ты – точно цепной Полкан! Я вот…

– Фома, ты ешь, не отвлекайся, – перебила Варя назойливого жениха, показывая, что пора бы вспомнить и о скромности. – А вы, Толик, дайте человеку поесть.

– Так я ж и даю. Или ему мало? Аллочка! Быстро подложи племяннику поесть! – рыкнул он на невесту и снова придвинулся ближе к Фоме. – Так ты слушай, хорош ложкой шлепать, я, значит, решил притащить Аллочке картину. Хорошая такая картина, Омар Хайям написал, называется «Старик и горе», ну и…

Фома наморщил лоб, он никак не мог вспомнить, что за картина у Омара Хайяма. Да и в названии слышалось что-то знакомое, только…

– Может, «Старик и море»? – решил уточнить он.

– Ты совсем, что ли?! – возмутился Толик. – Картины не видел, а еще рассуждает! Где там море?! Я море не умею рисовать, только старика.

– Так это ты, что ли, нарисовал? Сам? – удивился Фома.

– Не, ну интересный какой! А кто мне будет рисовать?! Я сначала зашел в магазин, купить хотел, а там знаешь какие цены! И, главное, ничего особенного – две птички распотрошенные лежат, рядом повариха улыбается, хочет их, значит, в духовку сунуть – цена из пяти цифр, или тоже, дерево одно торчит, только травка кругом – и пожалуйста – шестизначная цена! А художник даже поленился еще пару-тройку деревьев набросать. Нет, я решил, что сам постараюсь, авось не хуже получится, и мне не в убыток, и вам приятно.

– А чего это тебе приспичило картины раздаривать? Новый год еще не наступил, дня рождения вроде ни у кого не наблюдается? С чего такие дары? – хмыкнул Фома.

– Так с чего… Новый год, конечно, не наступил, но если вам мои рисунки по душе придутся, так представляешь, сколько можно на подарках сэкономить! Нет, рисовать картинки – дело не пустое. Тем более что я таких-то за вечер знаешь сколько нарисовать могу!

Понятное дело, Толик вовсе не собирался разбогатеть на собственной живописи. Просто в свете сегодняшней нахлобучки от своего шефа он должен был найти тайник. Толик достаточно насмотрелся детективов и был на сто процентов уверен, что тайники непременно устраиваются в стенах. Следовательно, надо было всю кладку в квартире Неверовых простучать. А как тут простучишь, если невестушка ни на шаг от себя не отпускает? Вот он и додумался – притащить картину и под видом того, что ее надо прибить, можно молоточком аккуратненько простучать стены. Если бы еще Худоногов не только орал, но и давал деньги на операцию! Но денег не было, и пришлось самолично, выклянчив краски у соседского мальчишки, нарисовать хоть что-то. Вот и получилось нечто похожее на грустного старика, поэтому и название родилось сразу – «Старик и горе».

Толик обстучал почти все стены, во всех комнатах, и ему послышалось, что в спальне молодых стена отозвалась иным звуком. Он стукнул побойчее, и пожалуйста, вывалился кусок штукатурки, а под ней оказалась обычная бетонная стена. Боясь, что его тотчас же выставят за недостойное поведение, Толик мигом развернул ремонт. Кстати, деньги на краску, обои и прочую мелочь великодушно выделила Аллочка. Теперь под прикрытием ремонта можно было спокойно простучать не только стены, но и пол. А в квартире наверняка что-то есть. Недаром же этот Фома так взбеленился.

Фома не мог сдержать свое любопытство, хотелось поскорее взглянуть на полотно Толика.

– А почему это, интересно, ты, пардон, свою картину к нам в комнату приволок? – снова начал накаляться он, увидев, во что превратилась их уютная спаленка.

– Так а кому ж? – искренне удивился Толик. – Аллочке я напишу другое полотно – «Стрелы Амура» будет называться, матери вашей, Гуте, «Старуха и зверьки» подойдет.

– Это он «Старуху Изергиль» имеет в виду, – хрюкнула в плечо мужа Варька.

– Ну а чего! А вам вот «Старик и горе»…

– Это больше напоминает полотно «Дедушка с персиками», – снова не удержалась Варька. – Очень колоритное произведение.

Действительно, полотно впечатляло. Вообще это было, строго говоря, не полотно, а кусок ватмана. На грязно-зеленом фоне просматривалась попытка изобразить человека – чуть раскосые глаза, крутой спиралькой волосы, длинный, похожий на банан нос и кривая улыбка. Вероятно, по замыслу художника, человек должен был радоваться жизни, но уголки губ старика уехали куда-то за линию подбородка, поэтому выражение лица было несколько плаксивым. Прямо от шеи начинались руки, которые заканчивались здоровенными кулаками, что и натолкнуло Варьку на мысль о персиках.

– Интересно, а где это наша мама? – вдруг вспомнил Фома. – Отчего это она не получает эстетического удовольствия?

А маме было не до удовольствий, Гутиэра не могла смириться с разрушениями, которые учинил Толик, и теперь, не прерываясь ни на минуту, клеила обои в своей комнате, где их сорвала Аллочка, стремясь помочь кавалеру.

– Гутиэра Власовна, а вы почему не хотите картиной любоваться? – хмыкнул Фома.

– Да когда мне? Вот завтра у меня встреча с невестой – человек деньги принесет, а у нас бичевник! Увидит дамочка, что у нас здесь творится, разве захочется ей доверить мне свою судьбу? Нет уж, пока обои не доклею, спать не лягу. Да и вы тоже. Где вы спать-то будете, там все разворочено?

Варька никогда не упускала случая надерзить, так, по крайней мере, считала Аллочка. И сейчас она ляпнула только для того, чтобы ее, Аллочку, позлить.

– Мам! Ты иди отдохни! У Алиссии в комнате порядок, мы там переночуем, а эту комнату отремонтируем завтра, из Аллочкиного приданого деньги возьмем и наймем бригаду, я думаю, так будет в десять раз быстрее и качественнее.

– Правильно, Гутиэра Власовна, заканчивайте. Завтра доделаем! – задыхаясь от краски, выдавил из себя Фома.

Толик решил, что и у него дела потерпят до завтра, и спешно откланялся. Он уже достаточно наелся, и теперь его клонило в сон. А может, у мужика были и еще какие-то планы.

– А теперь пора и поговорить, – потер руки Фома, когда наконец вся семья собралась в маленькой, единственно чистой Аллочкиной комнате и включила телевизор. – Итак, сегодня я посетил последнюю женщину нашего Псова. Вернее, не сумел посетить, она отбыла в командировку. Но больше у нас женщин нет. И что мы узнали?

– Ясно одно, – задумчиво накручивала на палец Варька хвост Матвея, – ни одна из дам на жизнь Назара Альбертовича не покушалась.

Матвей мяукнул и соскочил с колен хазяйки.

– Правильно, не покушалась, но свои продуктовые пакеты Псов зачем-то таскал к каждой. Или почти к каждой. Зачем? И зачем потом заставлял женщин кусать сыр, колбасу, мясо? У него что – мания такая была?

Гутя решилась высказать свое предположение:

– А вдруг он таким образом отпугивал неугодных девиц? Ну, знаете, сейчас такие прилипчивые невесты, и захочешь отвязаться, да не получится. А тут все нормально – только Псов заставляет кусать колбасу, сразу ему диагноз ставят – сумасшедший, и никаких претензий.

– Может быть, может быть, – как-то рассеянно проговорил Фома. – А не проще ли было вообще – не приходить, и все? Самое интересное, что встречался он всегда на территории невесты и ни одна из них – ни одна! – не сказала, что он хоть однажды пригласил ее к себе на ужин или там… ну просто пригласил. Гутиэра Власовна, вспомните, это же ваш клиент, как вы на него вышли? Это ведь он через вас познакомился с дамочкой-то этой, с Лялей.

Гутя пожала плечами. Вспоминать, собственно, было нечего.

– Ты же знаешь, я всегда с женихами через газету связываюсь. Или я пишу объявления, что, мол, имею девицу-красавицу на выданье, или сама ищу из тех, кто свое объявление напечатал.

– А Псов сам вас нашел? Или, может, объявление давал, как с ним связаться? – допытывался Фома.

– Нет, Псов позвонил мне сам. Позвонил и предупредил, что хочет создать семью, чтобы жена, дети, вот я ему и посоветовала Лялю… Потом они встретились в сквере… Ну, а потом уже свадьбу назначили. Да как-то быстро, я еще говорила Лялечке – узнай его получше, но она только веселилась, ну я и не отговаривала. А потом уже, перед самой свадьбой Ляля позвонила и сообщила, что выходит замуж за другого, и очень боялась, что тот другой встретится с Псовым.

– А он не встретился?

– Вот этого не знаю, но судя по тому, что у Ляли отлично складывались отношения с новым супругом, не встретился. И потом, Ляля бы непременно сказала. Мне кажется, он бы даже не успел. Он к нам пришел сразу, в тот же вечер, а потом… А потом его убили.

Варька задумчиво пялилась на водянистые подтеки обоев. Нет, это даже хорошо, что Толик затеял ремонт, прежние уже совсем никуда не годятся.

– Это вообще непонятное убийство – где мотивы? – медленно проговорила она. – Я всегда считала, что в преступлении присутствует мотив. А у Псова? Ну, предположим, ревность чья-то, да? Но мы теперь выяснили, что ни одна из его бывших пассий на Назара Альбертовича зла не держит. Тогда что? Богатство? Может, он был подпольным миллионером? Эдакий скромняга – Корейко? Но тогда ему надо было бы жить одному, а не стремиться к семейному очагу, узаконенному. Насколько я понимаю, тогда бы ему пришлось делить свои капиталы с супругой. Непонятно.

– А если он случайно стал свидетелем чего-либо? А что, такое тоже бывает: увидел что-то неположенное, и все, лучший свидетель – мертвый, – предположила Гутя. – А вообще здесь много неясного. Ну, во-первых, кто такая Кукина? Мы ведь так и не узнали.

– А как бы мы узнали, ее ведь найти надо! – вскинулась Аллочка. – А она к нам чего-то не приходит.

Гутя немного подумала и добавила:

– Вы знаете, я когда с Врединой поговорила, она случайно упомянула одного знакомого Псова – Сазона… Я к нему ходила.

– Ну и как? Нормальный мужик? – загорелись глаза у Аллочки.

Гутя на нее рассеянно взглянула и продолжала:

– Этот Сазон, он такой странный… Странности начались сразу, как только мне открыли двери. Вредина мне сказала, что Сазон – инвалид, прикованный к постели. А он открыл мне сам. И никакой прикованности я не заметила, хотя приковать, конечно, надо было бы. Представляете, как только я назвала имя Псова, он куда-то на минутку отлучился и больше не появлялся. А мне, между прочим, сказал, чтобы я его ждала. Я и ждала, как дура, а дождалась не его, а какую-то постороннюю даму, которая оказалась Даниловой Полиной Андреевной.

– Ух, Гутиэра Власовна, и понесло же вас! – не сдержался Фома. – А если бы эта Данилова вам по темечку топором?

– Да и просто бы милицию вызвала, тогда бы точно на нас убийство несчастного Псова повесили, – поддержала мужа Варька.

– Так ведь в том-то и дело – никого не вызвала! Хотя и могла. Если бы я в своем доме случайно наткнулась на женщину, которая неизвестно как вошла и неизвестно чего выжидает, я бы такой ор подняла, а она ничего, спокойно ко мне отнеслась, даже не выставила меня за порог. Нет, как-то там все странно у этого Сазона. И ведь мужчина сказал, что он и есть Сазон, а дамочка утверждала, что никаких Сазонов в глаза не видела, знать не знает и вообще проживает здесь одна.

– А тот мужик так и не вернулся?

– Не-а.

– Надо за ними проследить, – тут же предложил Фома. – Может, что-то и прояснится.

Варька вспомнила, как нелегко дается слежка, и отчаянно замотала головой:

– Фома, ты не представляешь, как это непросто – следить за человеком! Я вот тут за… – она чуть не сказала «за тобой пыталась проследить», но вовремя прикусила язык. – Я вот тут за завтраком прикинула, каково это – проследить за человеком, и столько трудностей нашла! Ты только представь – как ты его, к примеру, выследишь, если он будет на машине, а ты без?

Но Фому такие мелочи не пугали, он еще не сталкивался со слежкой по-настоящему.

– Фигня, это не главное. Значит, решено, завтра, Гутиэра Власовна, вы будете следить за Сазоном – куда вошел, откуда вышел, все его передвижения запоминайте.

– А чего это Гутя? – обиделась Аллочка. – Но мне кажется, что не стоит возле сазоновского дома околачиваться. Надо не так. Как ты, Гутя, говоришь, хозяйку дома звали?

– Данилова Полина Андреевна. Я в паспорте посмотрела.

– Вот и славно, – потерла руки Аллочка и свысока глянула на родственников. – Я завтра соседей этой дамочки поспрашиваю, скажу, что она в депутаты выдвигается. Мне про нее такое понаплетут! А уж зная ее не самые лучшие стороны, можно к даме и ближе подобраться.

– Аллочка! Ты просто гений сыска! – заулыбался Фома, ясно показывая, что он вовсе не хочет присваивать все лавры себе. – Этим и займись.

– Я бы тоже занялась, да вот работа, будь она неладна… – посетовала Варька и собралась укладываться. – Сегодня уже достаточно наговорились про Псова, пора сделать что-нибудь приятное, например поспать.

На самом-то деле работа была ни при чем. Просто она уже два дня не следила за Иркой Серовой, а Фома вчера подозрительно долго задержался неизвестно где, и завтрашний день Варвара твердо решила посвятить мужу, вернее, слежке за Иркой Серовой.

Ночью Варя долго не могла заснуть. До этого сон прямо склеивал глаза, а стоило улечься в постель, как навалилась бессонница. Наверное, дело было в краске. Хоть они с Фомой и ночевали в комнате Аллочки, но от ядовитого запаха не так-то легко было отделаться – он забивал нос, глаза и даже, кажется, просочился в уши, от чего голова трещала нещадно.

Потом она не могла вспомнить – спала или нет, точно в дреме, послышался слабый звук. То ли шорох, то ли щелчок, а может, и ничего такого, только Варька поняла, что у них в квартире кто-то есть. И этот кто-то был явно не Неверов. Он крался из прихожей. Вот скрипнула половица под его ногами. А может, это не половица, а очередной всхрап Аллочки, которая расположилась в соседней комнате.

Варька понимала, что надо бы закричать. Но не могла себя заставить. А вдруг это ей почудилось, вот будет потом крику, что разбудила усталых домочадцев. Нет, надо еще подождать. Она подождала. Никого. Наверняка показалось. Варька повернулась поудобнее и почувствовала холодок в груди – кто-то к ним прокрался. Нет, она его не видела, но это не объяснишь, она чувствовала чужое присутствие.

– Эй, – издала она слабый звук, плотнее прижимаясь к Фоме.

Звук получился трусливый и дребезжащий, но Варьке показалось, будто кто-то невидимый испугался. Снова раздался Аллочкин храп, а после этого Варька что-то вроде щелчка услышала, и ее будто отпустило. Она уже не чувствовала в доме постороннего. Она настолько была в этом уверена, что не поленилась подняться и выйти из спальни. Конечно, никого. Никаких следов. Тишина. И в этой тишине кто-то цепко взял ее за плечо.

Толик с упоением рассказывал Худоногову, как он ловко придумал затею с ремонтом. Все его сегодняшние пассажи должны были получить бурное одобрение шефа, но тот только хмурился и молчал, развалившись на единственной кровати в офисе, то есть в квартире Толика. Толик тоже не прочь был бы расслабиться после трудов праведных, но ведь шефа не выставишь.

– Короче, ищи, землю носом рой, пытай, кого хочешь, но найди! – бурчал тот. – И чем быстрее, тем лучше! Это, между прочим, не только меня касается, тебя тоже. А сейчас не бубни, спать мешаешь. И не торчи здесь столбом! Видишь, я отдыхаю!

– Я бы это… тоже отдохнул, может, вы подвинетесь? – робко предложил хозяин кровати.

– А чего двигаться? Вон на полу сколько места, брось свою куртку да ложись.

Толик покорно расстелил на полу свое видавшее виды пальтецо, спорить не хотелось, на это просто не оставалось времени, надо было когда-то еще и спать.

– Фу ты! Мама! Как ты меня напугала! – выдохнула с облегчением Варька.

– И пугаться нечего, ложись, милая, такое случается иногда, я по себе знаю, – ласково успокаивала ее Гутя и медленно, точно больную, вела к постели.

Гутя теперь нисколько не сомневалась, что ее Варенька ожидает потомство. Иначе с чего бы ей вздумалось таскаться по темным комнатам. Интересно, у беременных бывают приступы лунатизма и не передастся ли это ребеночку, который родится? Надо обязательно проконсультироваться с врачом, наверное, Вареньке не хватает витаминов. Утром Гутя непременно купит Варе ананас. Почему-то Гутиэре казалось, что только этот колючий плод под завязку напичкан витаминами. А заодно и белками, жирами и углеводами, включая все необходимые пищевые добавки. Короче, если Варя будет принимать ананас, никакие болезни ей не страшны.

Но с утра Гутя не успела напичкать дочь экзотическим фруктом – Варька как-то подозрительно быстро унеслась, даже не попросила Фому довезти ее до работы. Сам же Фома, возложив на Аллочку главную на сегодняшний день миссию – узнать все про Данилову, решил заняться ремонтом. Чем быстрее он наклеит обои, тем раньше они переберутся в свою комнату.

Словно подслушав его мысли, в дом ввалился Толик, весь настроенный на ремонтные работы. Правда, он сначала потребовал завтрак, так как уже оказалось одиннадцать часов утра. А у него еще крошки во рту не было. Фома тоже собрался включиться в ремонтные работы, подошла теща и, собрав губы в куриную гузку, сунула ему телефонную трубку. Как жабу.

– Тебя. Девица какая-то. Вот до чего девки пошли наглые – никакой гордости. У мужика вот-вот наследник появится, а они ему телефон обрывают.

– Это вы про какого наследника? – немедленно отозвался с кухни Толик. – Это вы про меня, что ли?

– Кушай, дорогой, не отвлекайся, у меня к тебе еще серьезное дело, – кормила жениха Аллочка.

– Нет, мне же интересно, куда это твое приданое разбазаривается, – с ноткой обиды шепелявил Толик с набитым ртом. – И вообще нам-то хватит этого самого… наследства?

Гутя, которая тоже толклась на кухне, заводила тесто на пирожки, громыхнула кастрюлей.

– Хватит, всем хватит. А наследник не вы, мой зять не собирается вас усыновлять. И вообще, вы что же, Аллочку только из-за денег полюбили? Смею вас уверить, если изначально вас привлекает в женщине только состояние, такой брак долго не продержится.

– Ну-у, я бы не сказал. Это смотря какое состояние, – протянул Толик.

Он был не прав. В этом доме все были сторонниками браков по любви, а не по расчету и сейчас с пеной у рта принялись доказывать это несчастному жениху.

Фома ушел подальше от шума, в самую дальнюю комнату.

– Алло, это Фома Леонидович? – раздался в трубке приятный женский голос.

– Да, это я, но консультировать на дому, а тем более по телефону, я не буду, – сразу категорично предупредил он, глядя на голые стены.

– Что вы, – усмехнулись в трубку. – Это я вас проконсультирую. Я хочу предостеречь по поводу вашей жены. Мне кажется, она… как бы немного запуталась. И только вы сможете ее наставить на путь истинный. Видите ли в чем дело, она не появляется на работе. Ее видели в сомнительном месте и в сомнительном окружении. Мне кажется, если вы хотите сохранить свой брак, то не должны закрывать на это глаза.

– Подождите… То есть как это не появляется? – не понял Фома.

– Обыкновенно. Она не ходит на работу, а вместо этого посещает совсем другие места. Вам назвать адрес?

– Да не надо мне никаких адресов! И вообще! Я сам отвожу Варю на работу! Вы все выдумываете, только непонятно зачем. Я вам не верю!

– Ради бога. Только адресок все равно возьмите, – настойчиво повторила дама на другом конце провода и продиктовала адрес.

Фома и не собирался его записывать или запоминать, он, наоборот, хотел выкинуть его из головы и спокойно заниматься ремонтом. Однако улица, номер дома и квартиры, точно ржавая спица, торчали в мозгу и не давали думать ни о чем другом, кроме этого растреклятого звонка.

– Гутиэра Власовна! Я скоро приду! – крикнул Фома, натягивая джинсы. – Мне надо обоев докупить, я быстро.

– Так у нас же есть, вон еще сколько… – принялась было отговаривать зятя Гутя, но, взглянув на его лицо, отступила.

Фома несся к знакомому офису, выжимая из «жигуленка» непосильные скорости. Он уже ругал себя последними словами – ну на кой черт надо было сразу хватать машину, когда можно было просто позвонить и подозвать Варю к телефону. Но теперь же не поедешь обратно.

До работы жены он домчался минут за десять.

– Ваш пропуск? – тусклым голосом потребовал охранник на входе.

– Я в отдел продаж.

– И чего? Туда тоже пропуск нужен.

– Меня вызывала Неверова Варвара Васильевна. Я ее клиент, – пытался прорваться к жене Фома.

– Неверова? Это молоденькая такая? Так ее сегодня нет. Она и вчера не появлялась. Так что… – все так же равнодушно оповестил парень.

– Но я клиент! У меня… У меня поставки горят! У меня деньги… Слушайте, подавайте мне тогда кого-нибудь из ее окружения. Я не могу просто так развернуться и уйти. У меня, между прочим, трейлер простаивает. Вот не успею сейчас, на вас жалобу накатаю, и придется вам оплачивать время простоя. Я очень дорого стою!

Парень на входе пожал плечами и достал из кармана то ли телефон, то ли рацию.

– Светлана Пална, это Охрименко вас беспокоит. Тут хмырь какой-то к Неверовой, говорит, что клиент, грозится деньгами наказать, чего с ним делать-то? Пропуска у него нет… Ага… хорошо.

И повернулся к Фоме:

– Ждите. Сейчас выйдет Светлана Пална, с ней разбирайтесь.

Фома нетерпеливо переминался с ноги на ногу, точно заскучавший жеребец, и не сводил глаз с широкой лестницы, по которой должна была спуститься неизвестная Светлана Павловна.

– Вы ко мне? – раздалось сбоку.

Перед ним стояла светловолосая улыбчивая женщина в стильном светлом костюме.

– Это вы клиент Варвары Васильевны?

– Я не клиент. Я ее муж, – вдруг выпалил Фома. – Где Варя?

– Как это где? А разве… ее дома нет? – округлила красивые глаза Светлана и, поняв, что может сейчас навредить своей коллеге, принялась фальшиво «вспоминать». – Постойте-ка, постойте… Так, совершенно точно, она же отпросилась сегодня к врачу. Что-то там у нее со здоровьем, какие-то неполадки.

– Стоп, – прервал ее Фома. – Не продолжайте. Я вижу, что вам до ужаса не хочется подставлять Варю, это значит, что вы к ней неплохо относитесь, а следовательно, я могу вам довериться. Понимаете, у нас дома творится что-то непонятное. Варя еще молода, может наворотить ошибок, мне надо ей немного помочь. Поверьте, я не тиран и совсем не собираюсь душить жену, кидаться ножами и табуретками. Я просто думаю, что с Варей может случиться неприятность. Скажите, она давно на работе не появляется?

Светлана была откровенно напугана пылким монологом Вариного мужа.

– Она… Нет, она иногда появляется, но не работает уже дня четыре… Точно, четыре дня. Но мы с ней так договорились. Сначала я за нее тружусь, потом она меня подменит. У нас сейчас начальник на учебе. Вот поэтому… А что-нибудь произошло?

– Нет-нет, все пока под контролем. Или почти. Спасибо.

Фома вылетел на улицу. Даже спина взмокла, точно у ошпаренного, или у них она пузырится? Черт его знает, что теперь делать? Ехать домой и спокойно клеить обои, дожидаясь, когда Варя нагуляется? Или по всему городу мотаться, разыскивая неверную? А Варька была неверной. Теперь Фома в этом убедился сам. Он и не подумал обвинить ее в измене, но она зачем-то каждый раз отправлялась на работу, а уходила неизвестно куда. Даже тогда, когда он довозил ее до самого офиса. Почему она ему не сказала, что не работает? Вот почему ей не надо было так рано вставать! И, главное, ни словом не обмолвилась, для чего ей отгулы! Неверная, да и все.

На глаза Фоме попалась яркая вывеска «Игры – это то, что вам надо!». Он некстати вспомнил, как азартно они сидели за компьютером у того паренька, который являлся пасынком Псова, что ли, во всяком случае, имел к нему родственные отношения. Тогда от Фомы и в самом деле отскочили все неприятности. Он просто о них забыл. Теперь ему нужно было такое же ощущение – чтобы забыть. И машина свернула к вывеске.

Варя сегодня с самого утра решила не выпускать Ирку Серову из вида. В прошлый раз одноклассница ее легко заметила за трансформаторной будкой, поэтому сегодня Варя не будет такой дурой, она вошла в павильон, который расположился прямо напротив подъезда Серовой, и принялась неотрывно следить.

– Девушка! Вы будете что-то брать? – раздался голос со стороны прилавка.

– Чего брать? – на минутку повернулась к ней Варя.

– Да хоть чего! У нас здесь не зал ожидания, надо чего – берите и уходите, а то стоите здесь, бациллами дышите, а в городе, между прочим, свирепствует грипп.

– Я не дышу бациллами, у меня дыхание стерильное, у меня муж врач.

Продавщица за прилавком на какое-то время умолкла, и Варя снова уставилась на подъезд.

– А чего ваш муж-то, потом и пол за вами будет мыть? – снова ожила девица за прилавком.

У нее совсем не было покупателей, как раз можно было подойти к двери и покурить, но разве тут отойдешь, когда эта мадемуазелька торчит возле окна как приклеенная. И кого, спрашивается, высматривает? Совсем у людей понятия нет, что продавцы тоже люди и им тоже, может быть, хочется сделать передышку.

– Я вам еще раз говорю – отлепитесь от окна, вы нам всех покупателей распугиваете, – вредничала продавщица.

– Ну хорошо, я не просто так стою, я выбираю, думаю, что бы мне такого купить в вашем магазине, – со вздохом произнесла Варя.

– И что вы выбрали?

– Ну… пока только вон ту шоколадку, – оторвалась Варя от окна и протянула деньги.

Девушка протянула ей шуршащую плитку, и Варя снова включилась в наблюдение.

– Вы что – опять думаете? Если столько будете размышлять над нашим ассортиментом, я нажму тревожную кнопку. Мне кажется, что вы террористка-наводчица! – объявила девушка за прилавком и демонстративно вытянула палец.

Варе не хотелось спорить, но на улице конец ноября – время не самое теплое в году, она непременно замерзнет, но и оставаться здесь больше нельзя. Это ясно.

Она вышла из павильона и устроилась за его стеной. Ей был тоже хорошо виден подъезд, но донимал холод.

– О! Привет! А ты уже снова здесь! Я знала, что тебе понравится, – раздался за спиной идиотский голос Серовой.

Варя даже поперхнулась от негодования. Ну что ж такое! Уже второй раз она пытается выследить эту легкомысленную Ирку, и стоит ей только спрятаться, как та сразу же ее обнаруживает.

– Да я… в магазин ваш заходила, – принялась оправдываться Варя и зашуршала плиткой. – Шоколад у вас здесь особенный. Мне подруга говорила, что именно такой сжигает килограмм веса каждый день. Вот, только здесь его и можно купить.

– Фигня, не верь. Такой шоколад на каждом углу продается. Пойдем ко мне, я вот тоже решила в магазин сбегать, а потом уже и на стрелку.

– В такую рань?

– А чего рань? Сегодня, между прочим, у нас серьезная вещь решается – представь, на нас нажаловалась какая-то дрянь, теперь Елизавета Николаевна не хочет нас пускать… Решим вопрос, потом отметим это дело. Я так и думала, что ты снова придешь. Ну, пошли ко мне, что ли…

Варька не хотела идти к ней. Она вообще никуда не хотела с Серовой. Лучше всего дождаться, пока Ирка нырнет в свой подъезд, а потом потихоньку улизнуть, раз уж все равно не получилось наблюдения.

– Ты иди, Ира, я тебя здесь подожду, в павильончике. Может, и еще шоколадку куплю, – фальшиво расцвела улыбкой Варя.

– Ну, как хочешь, а то пойдем. У меня вон квартира, на третьем этаже, окна сюда выходят.

Варька чуть было не ляпнула, что уже знает, какая у нее квартира, ее кто-то звал, и она видела. А она сразу убежит, как только Ирка скроется в подъезде.

– Ну, не прощаюсь, – махнула рукой Ирка и, уже отойдя на шаг, обернулась. – Кстати, не вздумай убежать. У меня для тебя такая потрясающая новость есть. Про твоего Фому, между прочим.

И пошла. Ну что ты будешь делать. Теперь Варьке точно никуда не деться. Она ни за что не пропустит «потрясающую новость» про своего мужа из уст Серовой. Пусть даже ей придется идти с этой Иркой черт-те куда. А чего идти-то? В конце концов, Серова же не тащит Варю силком, она действительно убеждена, что такое любопытное место, как у Елизаветы Николаевны, хочет посетить каждый. Надо только сказать ей, что никуда Варька не пойдет, а новость она, конечно, выслушает. Ох, надо было сразу пойти вместе с Иркой, та бы собиралась и рассказывала.

Варя решила, что еще не поздно, отбросила в урну хрустящие бумажки от съеденной шоколадки и понеслась в квартиру Ирки.

Она не стала ждать лифта, взлететь на третий этаж для нее была не проблема, и уже почти взлетела, когда ее взгляд споткнулся о скрюченную фигуру возле Иркиной двери.

– Ир, это ты, что ли? – тихонько позвала Варька. – Ты чего это на грязный пол, Ира? У тебя с сердцем, что ли, плохо?

Ирка лежала возле собственной двери, свернувшись, точно эмбрион, и пакет с продуктами валялся рядом. Там, видимо, было молоко, потому что из пакета вытекала тоненькая белая струйка. Струйка затекала под голову Ирки и становилась красной.

– Ир, ты чего? Ударилась? – еще не могла поверить случившемуся Варька.

Она говорила еле слышно, будто боясь разбудить Ирку, которую отчего-то так некстати сморил сон прямо возле собственной двери.

Кажется, Варя еще что-то лепетала, и, только увидев, как молочная струя совсем потеряла белый цвет, а из-под головы Серовой наплывает темная лужа, Варька сообразила наконец, что произошло страшное. Вскрикнула и понеслась из подъезда, подальше от скрюченной Серовой, разорванного пакета и от темной лужи.

Где-то в мозгу стучала мысль – Варька могла видеть преступника! Но домыслить не было сил. И времени.

Выскочив на дорогу, Варя подняла руку, и перед ней тотчас же затормозил мужичок на какой-то потрепанной иномарке.

– Вам куда? – бросил он через плечо.

– Домой. Мне домой.

Аллочка направлялась к магазину «Чудо». В ней боролись противоречивые чувства, и каким из них отдать предпочтение, она еще не решила. Все дело в том, что Толик оказался к ней равнодушным. Да-да, именно равнодушным! Сегодня она решила попросить его о помощи, и вот здесь-то и выяснилось, что он абсолютно равнодушен к ней.

– Я не имею возможности, – напыщенно произнес Толик, почесывая в ухе. – Ты, если хочешь, ступай одна, а я пока здесь поваляюсь, тебя дождусь.

– То есть как это?! – спросила Аллочка.

– А что такого? Я теперь что, так и буду за твоим подолом таскаться? Говорю же – иди! Я не ревную. И вообще дай на диване поваляться.

Аллочка была оскорблена. Он отказался ей помочь, а ведь они были почти супруги! Аллочка уже знала, как назовет своего первенца, а потом у них будет девочка, а потом у нее еще приготовлено имя любимого артиста для третьего ребенка. И опять же именем Гути тоже надо назвать кого-то, вероятно, это будет четвертое дитя, и вот, пожалуйста! Такое отношение!

– Я отлучаю тебя от себя на три дня, – величаво сообщила она любимому.

Любимый сыто икнул и осоловело уставился в телевизор.

– И на неделю от кухни! – добавила Аллочка.

– Как это от кухни?! – вскочил Толик и принялся нарезать круги возле пышной избранницы. – А почему это такое неравноправие? От тебя так на три дня, а от кухни… Я хотел сказать… Аллочка, ты жестокая! Я тебя почти полюбил! Да! Я полюбил тебя, Аллочка!

– Тогда поехали со мной!

– Ни за что! Из принципа!

– Тогда голодуй!… Голодай… В общем, что хочешь, то и делай, но наш порог не переступай! – вынесла приговор Аллочка и выперла возлюбленного за дверь.

Теперь она, конечно, раскаивалась. Ну зачем надо было вытряхивать из Толика душу? Ведь ясно же, что мужчина устает, вероятно, где-то трудится, а сам еще каждый вечер приходит к ней, к Аллочке, понятно, что выматывается. Все это ей стало понятно сейчас, когда несчастный Толик уже был выкинут за дверь и даже, поскулив немного, успел убраться. Вот и приходится сейчас одной тащиться в магазин «Чудо», потому что ей нужно узнать точный адрес. А потом она отправится в домоуправление, посидит с бабушками на лавочке и сама узнает про эту Данилову все, что надо.

С бабушками вышло просто замечательно. Аллочка решила не трогать политику, а просто купила два стакана семечек и с кулечком уселась на скамеечку возле подъезда, который ей назвала Гутя. Через пять минут возле нее уже сидела щупленькая старушка в розовом платке.

– Берите, бабушка, угощайтесь, – протянула ей горсть семечек Аллочка.

– А и спасибо, милая, да токо шшелкать мне сиравно нечем, – смущенно подергала ворсистым подбородком бабуся и залезла прямо в кулек морщинистой рукой, минуя предложенную горсть.

Аллочка мимолетом отметила, что в ладошку старушки уместилось как раз полтора стакана. Если к ним присоединится еще одна такая бабушка, Аллочке придется бежать и покупать еще стакана три семечек, надо же старушек чем-то побаловать.

– О-ой, ишь, расселись! И чегой-то? – как по команде стали стекаться старушенции со всего двора. – Слышь-ка, Анисьевна, двинься. А чего, нынче всем бесплатно семечки-то дают?

– Да всем, выборы ж скоро, вот и манют народ, семечками зубы-то затыкают, – начали накаляться страсти.

Аллочка поерзала на скамейке, а потом решила, что, пока семечки не все съели, надо начинать разговор, благо старожительниц собралось достаточно.

– Я не агитатор, я так просто. Честно сказать, так я мужика своего здесь караулю, – плевалась Аллочка шелухой, искоса наблюдая, как у старушек заинтересованно разгораются глаза.

– А и чаво тут-то караулишь, неуж кака краля из нашего подъезду? – с фальшивым равнодушием спросила толстая старушка в ярко-желтой куртке с цыплятами на животе.

– А чего б я здесь сидела? Тут-то? Стал, поганец, из дому бегать да деньги таскать, ну кому ж такое понравится! Я уж добром просила и скалкой охаживала, ничего не берет, бегает, и все тут. Уж, думаю, выслежу, все лохмы разлучнице-то повыдираю!

Старушки оживились. Давненько в их подъезде не было таких вот драм.

– А у нас, слышь-ка, в деревне-то как раньше-то делали, вертихвостке-то все двери дегтем мазали. Вонишша! И не отскребешь, вот в чем дело!

– Ты сама-то думай! Это ж в деревне! Там один дом стоит и вокруг ветер обдуват, а у нас-то! – покрутила у себя возле виска другая старушка, тощая, в огромных кроссовках, вероятно, позаимствованных у внука. – У меня напротив Люська живет, уж така свиристелка! Так ежли ей кажный раз двери-то дехтем мазать начнут – мы перемрем от удушья-то все! Тоже, посоветовала!

– Нет, мой не к Люське ходит, это точно. Тут подруга моя его на днях видела. Идет, говорит, с какой-то дамой, сам ей улыбается во все зубы, а та серьезная такая, одета богато. Ну, моя-то подруженька тоже не под забором родилась, проводила их до дверей, а потом расспросила, как эту даму зовут. Оказалось – Данилова Полина Андреевна. Вот я и сижу, думаю, и что это за Данилова такая. Чем же это она лучше меня будет? – справно врала Аллочка.

Старушки переглянулись.

– Полина, говоришь? Вот ить, че деиться, а так и не подумаешь ни в жисть, – сокрушенно замотала головой одна из старушек.

– А чего? Она женщина незамужня, может, и пригрела ково, токо мы не углядели. Всяко быват, – понуро рассудила другая бабуся. Казалось, то, что они не углядели, она всерьез считала своей халатностью.

– Да как же незамужняя? Я слышала, у нее муж есть, Сазоном звать… – потихоньку выведывала Аллочка.

Старушки дружно замахали на нее руками.

– Да бог с тобой! Сазон-то какой муж, брат он ей. Родной брат, как есть родной.

– Она сама-то в ституте говнетики работат, уж больно больша шишка, – доверительно сообщила бабуся в желтой куртке и начала быстро рассказывать, боясь, что подруги ее перебьют. – Полька никода в замуж-то не ходила, жила ровно как осина – одна. Я-то и мать, и отца их знала, мы ж первые заселились. Вот, послушай.

И бабушка рассказала. Даниловы заселились действительно одни из первых. Семья была дружная – мать, отец да сынок – Бориска. Жили справно, не шумели, отец сильно не пил, а когда и выпьет, жену по двору не гонял, и она тоже вела себя смирно, встретит пьяненького супруга, разденет, разует, да и спать уложит, хорошая была семья. Сын рос, был баламутом, как и все в его возрасте, время пришло – пошел в армию. А вот когда сынок-то в армию отлучился, тут и оказалось, что у Даниловых не только сын, но и дочка имеется. Дочь прибыла неизвестно откуда, с огромным животом. Бабы соседские потихоньку у Веры, матери-то, вызнали. Оказывается, девчонка поехала учиться в большой город, еще четыре года назад, да, видно, учеба не тем боком пошла – вот, привезла ребенка, ну и, ясное дело, никакого отца у этого дитяти не намечается. Бабы хоть и сочувствовали Вере в глаза, а за глаза каждая своего мужика покрепче к себе тянула – мало ли чего молодой девке в голову взбредет, а ну как она решит и еще кого родить? Но Полина ни на кого даже не смотрела. Девочка у нее родилась. Очень рано отдали ребенка в ясли, а сама Полина снова ударилась в учебу. Потом работать пристроилась. Мать-то, пока жива была, помогала, как могла, а потом-то не стало их – ни Веры, ни Николая, болезни замучили, рано умерли. Осталась Полина с дочкой одна, и братец приехал. После армии он на какую-то стройку подавался, долго там куролесил. Ничего не нажил, но научился пить, кутить и отдыхать на полную катушку. Вертопрахом жил Бориска. Уж сколько с ним Полина мучилась: и на работу гнала, и сама его устраивала, да все без толку. Полина-то на девчонку тянулась, учила, одевала, как куклу, все самое хорошее ей покупала, а как только дочка-то подросла, собралась и заявила:

– Все, мам, поеду я, в театральный поступать. А вообще в институт кинематографии хочу.

– Да что ж тебе, детонька, здесь-то не учиться? – испугалась Полина.

– Да здесь и учиться-то негде! Театральные институты – они только в столице, у нас нет. А там тебе и ВГИК, и Щукинское, и ГИТИС, в один не пройду, так в другой примут. Ты, мама, меня не держи, я все равно здесь, возле твоей юбки, не останусь.

Полина погоревала. А потом уселась с дочерью вечером на кухне и высказала ей все свои опасения.

– Я же тоже ездила учиться, а приехала… какая там учеба, тебя вот только и привезла. Чего уж там, молодая была, глупая, казалось, что любовь – это всерьез и навечно… Поэтому и учебу забросила, а оно видишь, как обернулось.

– Мама, сейчас время другое. Я не дурочка, голову на плечах имею.

И уехала.

Полина осталась одна, а чуть позже братец ее с очередной бабенкой развелся, да к сестрице, в родительскую квартиру-то, и въехал. С сестрой-то ему куда удобнее. Она никаких денег с него не трясет, ругать никогда не ругает, кормить кормит, даже одевает иногда. Чего еще надо. Ну, бывает, взбрыкнет, когда настроение плохое, тогда Бориске приходится неделю, а то и две самому себя обслуживать, а потом снова все нормально. Вот так и живет Полина уже сколько лет. Замуж не вышла, да и не смотрит она на мужиков, как тут выйдешь. Зарабатывает теперь хорошо, она профессором в своем институте, но на себя тратится мало. Дочка у нее артисткой так и не сделалась, но уцепилась за какого-то мужичка, живет с ним в коммуналке, там, в большом городе, дите ему родила, а тот все никак ее до загса довести не может, так и живут нерасписанные. Дочка Полине тут однажды письмо написала, мол, жалеет, что мать не послушала, но обратно не вернется, слишком уж город по душе. Да и муж, пусть и незаконный, а оторваться от него никаких сил нет. Еще плакалась, что ребенок у нее маленький, а денег не хватает и без помощи матери совсем туго. Полина теперь оставляет себе вообще сущие крохи, а все дочери отсылает. У них даже скандалы с Бориской стали все чаще и чаще. Поэтому и выходит, что не могла Полина на чужого мужика позариться.

– Если я правильно поняла, Бориска – это родной брат Даниловой, так? А при чем тут тогда Сазон? – не совсем поняла Аллочка.

– Бориска и есть Сазон. Это у него прозвище такое, еще с малых лет, – пояснила старушка. – Бориска долго букву Р не выговаривал. А его все время спрашивали – как зовут. Мальчонкой он больно хорошенький был, вот и приставали к нему все подряд. Парнишке стыдно картавить-то, вот он услышал где-то имя Сазон и давай повторять. Вот с тех пор и повелось – Сазон да Сазон. Его раньше даже участковый врач Сазоном звал.

– Чего-то этот ваш Сазон таким стариком выглядит, я слышала, борода у него, как лопата. Сколько ж ему?

– И-и-и, борода! – засмеялись бабуси. – Он уж не мальчик, конечно, ему сколь ужо, Анисьевна?

– Дык поди-ка сорок три… ну да… Полька-то ровня моей Нинке, а ей сорок пять в этом году отмечали. А Бориска сестру на два года моложе. Вот и считай – Польке сорок пять, стало быть, Бориске все сорок три стукнуло.

– Во, не старый он ишо. А борода, так он ее специально отращиват кажну осень, чтоб в конкурсе Дедов Морозов первый приз получить. Он уж в каком-то получал. Не, не стар он.

– Вы говорили, в каком институте Полина работает? – уточнила Аллочка.

– В ституте говнетики, чегой-то там разрабатывают, хто их знат, – отмахнулась старушка. – А чево, твой-то точно к Полинке бегат? Может, и хорошо это, пущай уж баба и для себя поживет.

Аллочка поперхнулась семечкой:

– Ни фига себе! Значит, пускай ваша Полинка для себя живет с моим мужиком, да? А я тогда куда?

Старушки погудели, бурно обсуждая, куда можно пристроить ненужную жену, и так ничего и не решили. Аллочка еще посидела с ними для приличия, но возвращения Даниловой, самом собой, дожидаться не стала.

Она шагала домой с чувством исполненного долга. Эх, жаль, что сегодня Толика вытурила, вот бы ему рассказать, как она лихо провернула эту операцию! Вспомнив про Толика, Аллочка немного загрустила. Это сколько она ему сказала не появляться? Три дня? Да, погорячилась, ну да ладно, пусть это будет проверкой на прочность их отношений.

Варя влетела в дом и сразу же наткнулась на широкую спину Фомы. Тот уже успел вернуться и теперь переживал предательство супруги, усиленно заколачивая гвоздь в стену. Этот гвоздь его просили вбить уже второй месяц, но все никак не доходили руки, а тут, от злости, он готов был долбить стену целый день. Гвоздь уже давно был заколочен, но теперь он стал совсем непригодным, потому что Фома вбил его так глубоко, что шляпка прочно ушла в стену и повесить уже ничего было нельзя на такой гвоздик.

Варька уткнулась в спину мужа и истерично завопила:

– Ну?! Чего, доигрался?! Любовничек! Убили твою Ирку Серову! Это ты виноват, нечего было с ней шуры-муры разводить!! Жена дома сидит, а он себе… завел…

– Не верю! – растерянно бухнул Фома. Нечто подобное он хотел высказать самой Варьке, но стоит жене только открыть рот, как тут же получается, что виноват именно он, Фома. Ерунда какая-то получается. – Не верю! Я никого не развожу. А вот ты мне скажи: где ты в рабочее время шатаешься? Мне тут звонит черт-те кто, сообщает, что на работе тебя уже забыли, что ты себе интересную компанию завела. Такую интересную, что и про дом, и про офис свой забыла! Может, ты мне скажешь, что там уж такого интересного?

Варька уставилась на мужа. Так выходит, что он вовсе не где-то шатался, а за ней же, за Варькой, и следил. Нечего сказать, высокие семейные отношения.

– Фома, я тебе сейчас все расскажу… Понимаешь… – Варя опустилась на пол, забыв скинуть дубленку. – Понимаешь, я за тобой следила… Ну, мне одна знакомая сказала, что у тебя с Серовой…

– Постой, с какой Серовой? – что-то припоминал Фома.

– С обыкновенной! Она твоя пациентка… была, а моя одноклассница… Вот, а другая одноклассница… Ну, в общем, мне сказали, что Серова с тебя глаз не спускает и вроде как ловит, выслеживает тебя… Понимаешь, Фома, если она за тебя возьмется, то ты не устоишь, это уже доказано, – всхлипнула Варька. – Вот я и решила проследить за вами. Думаешь, мне все равно, с какими ты дамочками время проводишь?

Фома удивленно пялился на жену. Он считал, что Варька была замечательной супругой во всех отношениях, у нее был только один недостаток – абсолютно не ревнивая, и это было ужасно обидно. Конечно, Фома надеялся как-нибудь поработать в этом направлении, ну вызвать хотя бы легкое беспокойство у жены, но все было некогда. А оно оказывается… Ишь ты!

– А тут у нас еще и главный на учебу уехал, то есть такая возможность замечательная появилась… За тобой приглядеть… вот я и пошла за Иркой…

– А зачем за Иркой-то? – спросила Гутя. Она из комнаты услышала бурные молодежные разборки и немедленно отбросила надоевшие обои, чтобы восстановить мир.

– Так за Фомой же не уследишь! Он же на машине! Вот я и решила, что за Иркой мне легче будет… А сегодня… Я за ней следила, следила, а потом она меня сразу заметила, пойдем, говорит, со мной, я тебе кое-что интересное про твоего мужа расскажу. Ну я, как дура, нет, говорю, я тебя здесь подожду. Она и ушла. Пообещала только сумки бросить, она из магазина шла. А я вдруг решила, чего это я ее буду на улице ждать, когда с ней могу дома поговорить. Ну и побежала. Она всего минут на пять раньше меня в подъезд вошла. А я… поднимаюсь… а там она… лежит и уже уби-и-итая-а-а, – снова разревелась Варька. – Я убежала, а потом в милицию позвонила, даже дождалась, когда они приехали. Только они меня не видели, я боялась на глаза показываться – точно скажут, что у нас семейка маньяков.

Фома медленно поднял жену, усадил ее в кресло и пошел к аптечке.

– На, выпей, – заботливо протянул он ей успокоительные таблетки и стакан с водой.

Варька большими глотками осушила стакан, а таблетки так и остались у мужа.

– Варя, а откуда тогда адрес этот? Мне сегодня тоже позвонили и продиктовали точное твое местонахождение. Ты не знаешь, кто по этому адресу проживает?

Варька не знала точно адреса, но у нее было только одно предположение – карманный дом культуры.

Через десять минут умытая и чуть успокоенная Варька сидела за столом, лопала Гутины плюшки и подробно рассказывала все с самого начала. Фома тоже вспомнил ту девушку с больной ногой, которая одолевала его в поликлинике и которая, как оказалось, и есть та самая Серова.

– Надо идти на квартиру к этой Елизавете Николаевне, так хозяйку зовут? Может, это кто-то из прежних дружков и укокошил Ирину, – выдвинула предположение Гутя.

– Надо, – глубоко вздохнула Варя. – Должны же у Ирки быть подруги, друзья… кроме Ленки Сорокиной.

– А кто это Сорокина? – вздернул брови Фома.

– А это та дама, которая беспокоилась о моем моральном облике. Та, которая тебе звонила.

Сегодняшний день был просто неприлично богат на новости – через какой-то час заявилась Аллочка и сразила всех наповал своим рассказом о Даниловых. Неверовы слушали ее, широко распахнув рты.

– Аллочка… – еле слышно проговорила Гутя. – Аллочка, неужели у тебя хватило на это ума? Какая ты умная, Аллочка.

– Странно, говорят, если человек умер, это надолго, а если человек дурак, так это навсегда. Выходит, ошибаются люди, умнеешь ты, тетушка, – задумчиво пробормотал Фома.

Аллочка вовсю наслаждалась заслуженным триумфом. Жаль, жаль все-таки, что Толик так этого и не увидел.

– И все-таки про Даниловых мы тоже кое-что узнали, но какое отношение имеет к ним Псов, почему Сазон так лихо покинул Гутю, мы так и не выяснили, – огорчилась Варька.

– А может, мне к ним в семью проникнуть? – предложила Аллочка.

– И как это? Девочкой-сироткой сорока лет? – усмехнулся Фома.

Аллочка на какое-то время задумалась, а потом просияла:

– Можете смело на меня положиться. Завтра я попытаюсь что-то узнать.

Теперь ее домашние не стали дико ржать и крутить пальцами у виска, а посмотрели с глубоким уважением. Черт, оказывается, это довольно приятно – быть неглупой.

– А сейчас спать, – скомандовала Аллочка. – И не включайте эти противные сериалы, там одна муть, а мне сейчас еще на ночь надо дочитать «Преступление и наказание», да Фонвизина полистаю.

У Фомы бешено задергался глаз, Варька чуть было опять не завыла в голос, а Гутиэра срочно побежала листать свои мужские альбомы, дабы подыскать сестре какого-нибудь интеллектуала, потому что теперь Толик Аллочке катастрофически не подходил.