Прочитайте онлайн Хомут на лебединую шею | Глава 8Ворон не проворонит
Глава 8
Ворон не проворонит
Варька и Фома встали пораньше, чтобы застать паренька еще тепленьким, прямо с постели. Однако как ни спешили, а опоздали.
– Знаю, знаю, сейчас вот собираюсь, – открыл им двери мужчина с потемневшим лицом.
От мужчины несло крепким, устойчивым ароматом, видимо, товарищ еще с вечера как следует принял. Фома удивленно взглянул на Варю – что он несет? Может, белая горячка?
– Вы нас извините за ранний визит… Мы хотели Паганини… Алешу Поганкина пригласите, пожалуйста, – вежливо попросила Варька.
– Так он же в больнице! – возмутился мужчина, не предлагая пройти. – Я сейчас к нему и собираюсь. Вот только оденусь… А вы не знаете, чего ему сейчас можно?
– Подождите, Поганкины здесь проживают? – уточнил теперь и Фома. Черт знает что у этих любителей спиртного на уме.
Ароматизированный мужчина торопился, нервничал и раздражался от того, что его никак не хотят понимать.
– Да здесь живут Поганкины! Вот он я, Поганкин! Только ведь вам не я, а Леха нужен, так?
– Так. Алексей Поганкин. Паганини.
– Ну так вот! А Лехи нет, я же толкую вам уже битый час! В больнице он… Вчера домой возвращался, так на него какие-то подонки напали… Нет, вы подумайте – на гитару позарились! У него гитара-то, тьфу! Еще с моей молодости досталась! Да и хрен бы с ней, отдал бы, да и делов, так они ж его чуть не убили! Звери! Просто не люди, а звери! Вы не знаете, что ему сейчас можно?
– Давайте так сделаем, – предложил Фома. – Леша сейчас все равно в больнице, к нему наверняка не пускают, а мы у вас посидим, поговорим, я позвоню кое-куда, мы в магазин заскочим, купим все, что в таких случаях полагается, а потом я вас к нему проведу, идет?
Тут мужчина наконец сообразил, что гости уже давненько топчутся на лестничной площадке.
– Проходите, – засуетился мужичок и усадил гостей за старенький круглый стол.
Вероятно, этот стол был ровесником несчастного Лехи. Как, впрочем, и остальная мебель. Диван зиял ободранной обшивкой, сервант был маленький, лакированный, у Варькиной бабушки в деревне стоит такой же, только тот целый, а у этого вместо одной ножки лежала небольшая стопочка книг. «Утро над кровавой бездной», «В объятиях луны», «Оскал любимой пантеры»… Да, серьезная литература подпирала шкаф. В углу на тумбочке стоял довольно неплохой телевизор, а чуть в стороне – музыкальный центр, это скорее всего прикупил сам Леша, а вот ковер на полу явно достался по наследству от какого-то предка, так он был вытерт.
– Спрашивайте, чего хотели-то? Ой, подождите, а мы не опоздаем? – недоверчиво спросил хозяин дома.
– Постараемся успеть. Вы нам скажите… – начал Фома, пытаясь пристроиться на краешке грязного дивана.
– Ой, подождите, не садитесь, там грязно! Вы сюда вот, на стульчики, а вам, может, чаю? Или кофе?
– Ну давайте кофе, – кивнул Фома.
– Ах ты, вот беда, кофе-то у нас и нет, – зацокал языком мужчина.
– Ничего, можно и чаю.
– Так ведь и чаю тоже. Вчера последний заварил. А может, вы посидите минутку, я быстренько в ларек сгоняю, а? А чего, если к Лехе мы все равно успеем. Давайте, я сношусь. Можно и чего покрепче прикупить, у нас продается. А только вот деньги…
Фома тяжело вздохнул. Он только что наметил целую нить вопросов, но этот взбалмошный мужик постоянно уводит в сторону.
– Нет, не надо. Вы нам лучше скажите: что произошло с Лешей?
– Так я ж вам и говорю – он возвращался домой. Поздно уже было… Вот! Сколько разов ему говорил – шляешься черт-те где, не ровен час, на кулак нарвешься, так нет, родителей теперь никто не слушает! Был бы малец, я б ремень…
– А во сколько – поздно? – мягко спрашивал Фома.
– А я откуда знаю?! Вот тоже – странные люди! Я что же, буду всю ночь на часах торчать? Он, поди-ка, уже большой, сам разбирается, до скольки на улице шляться. Не знаю я, когда он шел. Только слышу – в двери будто кто ломится. Открыл – соседка со второго этажа! Вся из себя красная, трясется, орет: «У него сын там в подъезде валяется, а он водку хлещет!» В общем, обидела она меня до глубины натуры. Но я себя взял в руки, еще стопку опрокинул и решил с ней не связываться. Ну а потом… Ребята, а потом я чего-то ничего не помню. Сегодня утром соседка эта ко мне ворвалась, еще больше орет: «Собирайся, оглоед! Леху твоего пришибли. Вчера ночью в больницу краевую отвезли. Хоть сегодня-то не пей! К парню съездить надо, постарайся сильно-то не надираться». Ну чего с нее взять? Я вообще сильно-то никогда не надираюсь. У меня все по науке – даже график есть, когда можно только пригубить, когда можно и расслабиться, а когда вообще ни капли в рот. Вот я и собрался к сыну.
– А соседка ваша сейчас дома? – спросила Варя.
– А чего ей дома-то делать? На работе она, в семь приходит.
– Вы не скажете, где она трудится?
Мужичок подошел к серому от грязи окну и ткнул пальцем:
– Вон, видите, дом? Там в торце новую какую-то фирму открыли, сейчас ведь их пруд пруди! Вот она туда и устроилась. Теперь всем бабкам на лавочке хвастается – я, дескать, секьюритей работаю! И деньги хорошие, и от дома недалеко. Тоже мне фирма! На входе – бабка-секьюрити! Каждый день там и толчется.
Фома быстро посмотрел на часы. И к парню ехать надо, и с соседушкой бы поговорить не мешало.
– Фом, а давай, ты поедешь сейчас с этим господином к Леше, а я сама к соседке схожу, – предложила Варька. – Как ее звать?
– Кого? Альку-то? Так Альбина Лукинична, – охотно пояснил Поганкин.
– Поедем! – решительно поднялся Фома.
Варька не стала дожидаться, пока мужчины соберутся, а устремилась прямо туда, куда тыкал пальцем Поганкин.
В торце дома действительно находилось какое-то заведение. «ЗАО «Лещина», прочитала Варя и толкнула тяжелую дверь.
– Вам кого? – двинулась на нее серьезная тетушка в черном форменном халате.
Преклонного возраста, волосы уложены в аккуратный пучок, глаза обведены карандашом, а губы горят брусничным цветом. Было видно, что на работу она ходит, точно на демонстрацию.
– Здравствуйте, мне бы Альбину Лукиничну, – негромко проговорила Варя.
– Ну! Я это, чего тебе?
– Это вы сегодня ночью вызвали «Скорую» для вашего соседа Поганкина Алексея?
Женщина нахмурилась, оглянулась по сторонам и уже потеплевшим голосом спросила:
– А чего, Паганини-то шибко плох?
– Пока не знаю, сейчас к нему поехал отец, врач должен сказать, насколько все серьезно. Но ясно одно, если бы не вы, парню бы пришлось совсем туго.
– Совсем туго! Да он бы помер! Я уж и так-то не знаю, довезли ли парнишку живым… А этот алкаш все пьет! С каждым днем все тяжелее. Скоро уж совсем соображать перестанет. Ах ты, горюшко, Лешке-то.
– Вы когда заметили, что с ним беда стряслась?
Женщина уселась на стульчик, потом оглянулась еще раз – второго стула не наблюдалось, а одной сидеть было неудобно, она снова поднялась и принялась подробно, с интервалами, будто диктант в школе диктует, рассказывать:
– Собачку я дома держу. Маленькую такую, Дунькой звать. Дуньке-то гулять надо, а мне когда с ней воландаться? Вот я ее частенько и одну отпускаю. Вот и вчера тоже – утром-то я как следует выгуляла ее, а уж вечером никаких сил не осталось – так выпустила. Ну и вот. Сижу, значит, спать не ложусь, Дуньку свою жду. Она, когда домой-то является, всегда тявкает у подъезда, а я на втором-то этаже хорошо ее слышу. А тут жду-жду, не тявкает. Я уж и в окошко поглядывать стала. Вдруг слышу – какие-то грубые голоса, вроде как мужики промеж собой переговариваются. У нас жарко топят-то, мы на кухне на зиму вторые рамы почитай уж лет пять не вставляем, так что слышно хорошо. Я потихоньку к окошку прилипла, думаю – кого это к нашему подъезду принесло? У нас постоянно Лида с четвертого этажа в Китай за шмотками мотается, может, думаю, ее квартиру выглядывают. А тут, слышу, голос знакомый забубнил – Леха, видать, пришел. Потом какой-то шум, Лешка-то вроде вскрикнул, гитара потом еще бренькала, топот и тишина. Я, правду скажу, перепугалась, может, и не вышла бы, а тут, минут через двадцать, Дуня моя тявкать начала. Ну, я так подумала, если на нее никто не прикрикнул, значит, и нет там никого, тут уж бойся не бойся, а животину домой запускать надо. Пошла открывать. А на первом-то этаже, ну знаете, сразу на порожке, Леха и лежит. Голова вся в кровище, шапка отлетела аж на верхние ступеньки, и гитары нет. Я давай к Поганкину-то стучать, дескать, иди, помогай, сына убили, а он лыка не вяжет. Пришлось самой «Скорую» вызвать, те быстро приехали, ничего не скажу. Целых трое приехало. Чего-то ощупывали Леху-то, лекарствами воняли, а потом забрали, я подумала, раз забрали, значит, не до смерти зашибли-то. А так по нему и не скажешь, Леха чисто труп лежал. Я еще догадалась спросить, куда позвонить можно, а уж утром-то сама и позвонила, не дело это – парнишку так-то бросать. Я уж и сама хотела съездить, чего ж делать, если отцу-то на хрен ничего не надо. Вот ведь все водка, пропади она… А Дунька-то моя, выходит, парнишке жизнь спасла. Я ей дома за это целый пластик колбасы отрезала, настоящей, не соевой.
– Понятно… А голоса мужские… вы никого по ним не узнали? – безнадежно спросила Варя.
Женщина замахала руками:
– И-и-и, да где ж я узнаю! Их вон сколько, мужиков-то, и у всех голоса разные, не узнала я. Только одно скажу, в нашем подъезде такие не живут, точно тебе говорю.
– И никаких друзей Леши вы не знаете?
– Да ты что! Сколь Лешке лет, и сколь мне! С чегой-то он меня со своими дружками знакомить будет? Нет, не знаю я, кто парнишку пришиб. Главное, что Лешка-то сам был безобидный, мухи не пришибет. А вот поди ж ты…
Варя поблагодарила Альбину Лукиничну и рассеянно потопталась возле выхода.
Ну и что она узнала? Что мужики разговаривали? И что? Нет, надо сходить снова к Елизавете Николаевне в ее квартиру. Уж больно странные вещи творятся в компании Ирины Серовой.
Варька уже совсем было собралась топать в знакомый дом, как в голову пришла умная мысль – а зачем, собственно, к Елизавете? Похоже, что товарищи, посещающие эти комнаты, ни о ком и ни о чем не заботятся. Они и про Ирину Серову-то с трудом кое-что сказать могли, а уж несчастного Паганини и вовсе не вспомнят. Надо идти к его соседке. Как ее, Тамара? Девчонка говорила, что та живет на одной лестничной площадке с Лешей. Только к ней.
Однако минут пять она безуспешно звонила в квартиру номер два, стучала и даже разок пнула ногой дверь, но никто ей так и не открыл.
– Ничего, я упертая, вечером с Фомой придем, – решила Варька.
А Фома в это время стоял в вестибюле краевой больницы и лихорадочно листал записную книжку. Был у него знакомый – Ванька Борисов, вместе учились, а потом Иван по распределению в краевую попал, только, как выяснилось только что, он уже давно перебрался в частную клинику. Поэтому надежды на то, что их пропустят к Алексею, не оставалось.
– В реанимации он, нельзя к нему сейчас, – не двинув ни одной мышцей на лице, проронила женщина в белом халате.
– А с врачом его встретиться можно? Мы родственники Поганкина, – пытался пробить даму Фома.
– Евгений Семенович сейчас занят. Ждите, – так же сухо проронила женщина и величаво отвела взгляд.
Ничего не оставалось делать, как усесться на откидные кресла.
– Ну так че? – теребил Фому за рукав Поганкин-старший. – Нас пустят или нет? Я уже замучился сидеть тут.
– Подождем врача, послушаем, что он скажет.
Перед Фомой мелькнуло знакомое лицо, но его тотчас же отвлек окрик:
– Кто к Поганкину?!
Возле стеклянных дверей стоял довольно молодой человек в белом халате.
– Вы посидите, я сам с ним поговорю, – осадил вскочившего было отца Фома.
Поганкин-старший послушно опустился в кресло. Он уткнулся в воротник и глубоко задумался – этот неизвестный парень, который ворвался к нему сегодня домой вместе с рыжей девчушкой, только что сунул ему пятьсот рублей. «Купите что-нибудь Лешке, вдруг у вас сейчас нет». А у Поганкина и не было. Но сейчас купюра появилась и поставила мужчину в затруднительное положение. С одной стороны, было ясно – деньги надо потратить на Лешку, а с другой… А с другой – сегодня у Васьки-соседа выходной, самому Поганкину на работу выходить не надо, он работает сторожем на базе, сутки через трое, и повод опять же нарочно не придумаешь… Да Лешка-то пока не в себе, ему небось и не надо ничего покупать-то… Вот и как тут быть?
– Пойдемте, нас к нему все равно не пропустят, – отвлек Поганкина от дум голос того самого неизвестного парня.
– Ну и чего там с Лехой-то? – жалобно спросил отец.
– Да как вам сказать… Плохо, честно скажу, но не безнадежно. Организм молодой, выкарабкается. Должен выкарабкаться.
Фома внимательно взглянул на Поганкина и будто разглядел его мысли.
– Парень оклемается, на ноги встанет, только… Только если сам этого захочет. А теперь подумайте – захочет ли он? Ему помощь нужна, я не про еду и все такое… Он должен знать, что вам нужен, понимаете? Что он нужен вам… больше водки.
Поганкин вскочил, стойко выдержал Фомкин взгляд и проникновенно сказал:
– Парень… Ты слышь чего… Я это… постараюсь… ей-богу!
– Это вы к Леше приходили? – неожиданно поднялась с дальнего кресла фигурка в темной шубке. – Вы меня не помните? Я – Тамара.
– Томка это, – обрадованно подтвердил Поганкин. – А ты чего, стрекоза, здесь забыла?
– Я, дядь Митя, к Леше. Только меня не пропустили, – огорченно проговорила Тамара и уставилась на Фому: – А вы с врачом разговаривали, как он?
– Тяжело, но опасность миновала, можно и так сказать, – улыбнулся Фома и добавил: – Здесь сейчас сидеть смысла нет, можно, я вас до дома провожу?
Дядя Митя презрительно фыркнул. Ведь ясно же девка сказала, что пришла к Лехе, а этот лось воспользовался, так сказать… Ух и мужики пошли, ушлые, прямо страсть!
– Ты, Томка, слышь чего, ты на этого ухаря ставки-то не делай, – погрозил он девчонке. – Он ко мне полчаса назад со своей кралей приходил, а теперь, пока та отошла, решил тебя клеить. Ишь, гиббон!
– Ой, дядь Мить! Ну что вы такое несете! Я уже встречалась и с ним, и с его женой. Это же ваша жена, рыженькая такая, да?
– Жена. А вы не переживайте, я не надолго ее забираю, поговорить хочу, разговорчивый я, спасу нет. Ну, сообразили, дядь Митя?
Поганкин ругнулся мысленно и побрел один к остановке.
Фома сначала хотел просто проводить девчонку, а поговорить успели бы по пути, но потом передумал.
– Пойдемте вон туда. Я не знаю, что там такое, но думаю, в этой забегаловке нам смогут принести кофе с каким-нибудь пирожным. Вы как?
– Я нормально… Только вы не выкайте, а то я себя какой-то старухой ощущаю, – смутилась Тамара.
– Тогда – на «ты».
Девчонка мотнула головой, и они вошли в небольшое кафе «Звездочка». Зальчик был маленьким, но столики блистали чистотой, а витрина разнообразием.
– Ты чего будешь? – спросил Фома.
Девчонка зябко ежилась и мотала головой:
– Мне ничего не хочется, вы себе берите, а я… я так посижу.
– Точно! Самый джентльменский вариант – я буду жевать и допрашивать, а ты будешь молча глотать слюни. Девушка! Нам, пожалуйста, два кофе, только, если можно, не в мензурке, потом четыре пирожных, таких, как вон те, на витрине, а потом еще… Тамара, ты бутерброды с бужениной уважаешь?
– Нет, я же говорю, ничего не надо…
– Ага, хорошо. Девушка, и еще четыре бутерброда.
Фома провел спутницу за столик и расстегнул пальто. На улице конец ноября, но какой-то слишком холодный, но Фома носил шапку только в тридцатиградусные морозы, не мерз. А вот девчонка, несмотря на то что была одета в шубку, ежилась от холода. Пока не подали кофе, Фома разглядывал девчонку. Довольно приятная мордашка – макияж в норме, светлые волосы, серые глаза в пушистых ресницах и глубокое отчаяние в них, в этих серых глазах. Кажется, девчонка очень расстраивается из-за Паганини, и это Фому отчего-то радовало. Он никогда не видел паренька с этим звучным прозвищем, но сейчас искренне желал ему здоровья. И было приятно, что вот эта девчонка, сидящая напротив, тоже изо всех силенок желает выкарабкаться Лешке.
– Вы давно с ним знакомы? – спросил Фома, когда принесли заказ.
– Конечно, давно, лет десять, наверное, – всхлипнула девчонка и уткнулась в кружку. – Мы с ним и в одном классе учились. Он длинный всегда такой был, ничего, кроме своей гитары, не видел. Его за полоумного считали. Ну, конечно, у нас в одиннадцатом парни уже вовсю с девчонками гуляли. Своими подвигами хвастались, а Лешка вроде всего этого не понимал, и над ним смеялись. Только потом, когда он в школе свой ансамбль организовал, никто больше его идиотом не называл. Мальчишки за ним стаями ходили, а девчонки прямо на шею вешались, а он все равно и тогда ни о чем таком не думал. Он талантливый очень, Лешка. Ему даже один мужик предлагал у него в ресторане работать, да только Лешка его телефон потерял, он вообще рассеянный такой.
– Тамара, ты… он тебе нравится? – постарался как можно равнодушнее спросить Фома.
Девчонка взяла с тарелочки бутерброд и надолго замолчала. Теперь она ела и вроде бы даже забыла про вопрос. Фома ждал.
– Ну, конечно, – наконец решилась она. – Конечно, он мне нравится. Я ведь и к Елизавете в ее гадюшник из-за Лешки таскаюсь. Понимаете, Лешка однажды туда квитанцию носил, его тетя Роза из нашего жэка попросила. Увидел, что там каждый занимается, чем хочет, и решил – здесь можно на гитаре играть, дома-то отец его частенько гонял. Ну и пришел. А я заметила, что Лешка бегает куда-то с горящими глазами, за ним увязалась… Я просто хотела… он же такой беззащитный… нет, ну как бы это сказать… он не думает, что люди всякие бывают, они и обидеть могут. Я очень боялась, что и в этой компании Лешку за идиота посчитают, ну что он, кроме гитары, ничем не интересуется.
– А его как компания приняла?
– Да никак. Нету там никакой компании. Каждый сам по себе. Просто вместе снимают хату, скидываются, чтобы дешевле получилось, а на самом деле их ничего вместе и не держит. Вот, пожалуйста, Ирка погибла, а про нее никто и слова доброго сказать не мог, хотя нет, вы не подумайте! Ирка нормальная девчонка была! Я просто к тому, что вот так коснись – и ничего про человека не известно.
– Ты тоже про Иру ничего не знала?
Девчонка переключилась на другой бутерброд и снова на некоторое время замолчала. Фома уже понял, когда девчонке трудно отвечать, она переключается на еду.
– У меня к ней свое, особое отношение. Ну… Понимаете…
– Она нравилась Леше? – помог Фома.
– Да не то что нравилась, он просто втрескался в нее, как первоклассник! Он и мне-то все уши про нее прожужжал! Ах, Ирина!! Божество!! Ах, Том, послушай, какую я для нее песню сочинил! Ах, ах! А та на него и внимания-то не обращала! Пока не прижучило…
– И что? Прижучило?
– Ха! А то! Ирина же тоже не из камня. Знакомая у нее имелась, то ли учились вместе, то ли работали, не знаю толком, так вот у этой знакомой муж, по Иркиным словам, мужик неземных достоинств – и красавец, и умница, и остряк, и характер упертый, в общем – супер! Наверняка обычный хлыщ, но Ирка по нем прела, как веник в бане. Короче, решила она, что такой герой должен ее мужем стать, и точка. Она, может, и отступилась бы, но уже всем растрепала, в каком платье под венец пойдет. Ясно, надо было что-то делать. Для начала купила какой-то бабский журнал, где было четко расписано, как покорить мужчину. Вроде как надо непременно изучить, что там он любит, что ему нравится, чего терпеть не может. Короче, Ирка все по журналу делала. Ну, а чтобы поточнее узнать, решила проследить за мужиком. А как за ним проследишь, он хоть и на отечественной раздолбайке, а все не пешком. А у Ирки колес сроду не имелось. Вот она и подлезла к Лешке.
– Подождите, а что, у Алексея машина есть? – удивился Фома. Он как-то для себя уже решил, что парень рос в крайней нужде.
– Ну, не у Лешки, конечно, а у дяди Мити. Он давно еще по дешевке купил, раньше-то ездил, а как запил, за руль не садился. Лешка очень боялся, что отец пьяный гонять станет, ну и выкрутил там какую-то штуковину. Да еще и документы спрятал. Дядя Митя хотел было продать, на бутылку ему не хватало, а этой хреновины нет, и без документов не берут. Он в разборки кинулся, а Лешка – ничего, мол, знать не знаю, накопим денег, купим эту железяку. Отец только начнет копить, снова все деньги пропивает, машина опять стоит, а продать без железяки не догадался. А Лешка вставит все, что надо, и ездит. Ну вот и с Иркой тоже. Она с ним все за своим любимым таскалась, а Лешка, как лох, катал ее по всему городу. И даже не догадывался спросить, а зачем они за той машиной-то гоняются. А Ирка нам приходит, рассказывает, дескать, сегодня ее милый цветок купил и к какой-то бабе ездил, а за ним по пятам такси таскалось, а потом…
– Стоп. Какое такси? – насторожился Фома. Он уже понял, что речь идет о нем, но вот о том, что за ним по пятам такси носится, он и не догадывался.
– Да черт его знает! Ирка еще смеялась, говорит, видно, не одной мне мужик приглянулся, за ним целый день такси ездит, только я, говорит, его не отдам. Еще не хватало, говорит, чтобы моего любимого какой-то педик увел.
– Педик? – раскрыл рот Фома.
– Нет, ну это она так сказала.
– Когда это было?
– А что это-то? – захлопала пушистыми ресницами Тамара.
– Ну, когда педик-то ездил?
– Я не знаю… Она много раз говорила… Ага! Помню, еще до ее гибели, Ирки-то!
Нет, ну это было невыносимо. Конечно, это было до гибели, иначе как бы Серова могла рассказать.
– Так он долго ездил-то, дня четыре, наверное. А потом Ирку убили. А чего?
Вот именно! Правильно, кто-то ездил, Ирка следила, заметила, а потом Ирку убили, именно в этом порядке. И паренька грохнули потому, что он вместе с Серовой разъезжал.
Фома оглянулся. Никакой машины, никакого педика. Может, и зря он сегодня не взял машину… надо срочно проводить девчонку домой.
– Тамара, ты сейчас постарайся сильно поздно одна не гулять. И вообще, может, тебе надо съездить отдохнуть?
– Чего это? А как я Лешку брошу? Нет уж. Гулять я, конечно, не буду, не с кем мне, да и не интересно, а вот про отдых вы зря.
– Хорошо, тогда… ты с собой вот эту штуку носи. – Фома протянул девчонке маленький газовый баллончик.
Он еще на прошлой неделе купил для Варьки, да все забывал отдать. Ничего, Варе он купит еще, а вот девчонке, если кто-то видел, как она тут с ним беседовала, этот баллончик просто необходим.
Фома чуть не бегом проводил Тамару до подъезда, он торопился домой.
Аллочка яростно помогала новому прорабу. Вообще тому особенной помощи и не требовалось. Как-то совсем незаметно он заставил строителей вертеться не покладая рук. Все перекуры пресек на корню, вольную ходьбу по квартире запретил, и оказалось, что два мужика могут свободно оклеить обоями среднюю комнату за каких-то три часа. А другие два, наверное, не слишком умелые, за четыре. В одной комнате даже успели покрасить полы, иными словами, крепкая рука мастера чувствовалась повсюду.
– Эй, мужики! А там чего у вас угол отошел? – кричал Олег Петрович строителям, которые с хмурыми лицами перебрались в следующую комнату.
– Так мы че, каторжные, что ли? Понятное дело, уже стали уставать, качество не то… – отозвались те. – Нам бы и отдохнуть пора, мы так-то не привыкли пахать, чай, не лошади.
– У вас еще четыре часа лошадиной работы, ничего не знаю. Договор вы подписывали? Значит, придется, – равнодушно объяснял прораб Кареев. – Слышь-ка, подай ведро с клеем, там у потолка сейчас обоина оторвется.
– Вот, возьмите, – услужливо подхватила Аллочка посудину и, пока Кареев карабкался на стремянку, стояла с ведром на вытянутой руке.
– Ага. Сейчас, дайте-ка поудобнее возьму…
Гутя потом говорила, что Аллочка специально запланировала такой трюк. Короче, прораб неудачно перехватил ручку ведра, и весь клей, полное ведро, опрокинулся несчастной женщине на голову. Она даже не успела ничего понять, только чувствовала, как по лицу текут липкие струи и неприятно заползают под нарядный халат. А еще она услышала гогот. Нет, не гогот, какое-то дикое ржание и чьи-то всхлипы. Почему-то ей показалось, что всхлипывал прораб.
– Ну! Чего вас разобрало?! Быстро разойдитесь по местам! – крикнул он слишком уж грозно.
Мужики не могли разойтись, они не сводили глаз с облитой Аллочки. Видок, надо полагать, был еще тот. Вся прическа приклеилась к ушам, по лицу расползался липкий кисель, с рук медленно падали тяжелые капли. Еле шевеля ногами, Аллочка поплелась в ванную.
– Позвольте, я вам помогу, – услышала она за спиной.
– Да что вы, я сама…
Аллочка не знала, что ей лучше предпринять: разреветься, с эдакой горькой обидой, а потом уткнуться в плечо прораба или же весело рассмеяться, тыча пальцем в свое отражение в зеркале. Лучше было бы поплакаться на плече, только для этого надо было умыться, ему наверняка будет не очень приятно прижимать к себе такую слизистую даму. Аллочка гордо тряхнула склеившимися прядями и пробормотала:
– Выйдите, я должна принять душ… потому что совсем не хочу… – тут она запланированно всхлипнула. – Потому что не хочу быть посмешищем у ваших работников.
– Даже не думайте об этом, право, такая мелочь! – принялся успокаивать ее изо всех сил Кареев. – Давайте, я вам помогу распутать волосы.
– Это что еще такое? – раздался грозный рык, и на пороге ванной возникла фигура старшей сестрицы. – Больше места не нашли? Людей полным полно… Алиссия! Ты что себе позволяешь посреди рабочего дня?! А вы, Кареев Олег Петрович… вы, между прочим, еще при обязанностях. У вас когда смена заканчивается? Вот и приступите к работе! Уже который день в развалинах живем!
Гутя немедленно вышвырнула прораба из тесной ванной, а сестре пожелала как следует ополоснуться.
– Смотри, Аллочка, торопиться тебе не стоит, клеем облиться – это, знаешь ли, тебе не молоко на голову вылить, надо хорошо смыть химию, а то все волосы вылезти могут, а у тебя их и так-то…
Когда Аллочка вышла из ванной, благоухая, как цветок, в доме никого из работников уже не было, зато откуда-то появилась Варька и носилась с кулями, вытаскивая мусор.
– Ах, Аллочка, с легким паром тебя. Иди, мама в твоей комнате.
Гутиэра, черт ее дери, в комнате сидела как-то неприлично близко к прорабу и показывала ему фотоальбом. Нет, совсем не тот альбом, в котором позировали засидевшиеся невесты в ожидании женихов, а другой, семейный.
– А вот, обратите внимание, Аллочка, так сказать, у себя на родине, в деревне. Ей тут было лет тридцать шесть. Такая пышка, правда? Такая аппетитная, все на ней так и лопается, куда ее прет… Аллочка! А мы тут… вот… фотографии разглядываем. Ты сходи, оденься как следует, а потом к нам присоединяйся, – фальшиво обрадовалась Гутя.
– Как это, интересно, я оденусь как следует, если все мои вещи здесь, в моей комнате? – грозно вопросила Аллочка.
– Ой, какие проблемы, на вот, возьми, а переоденешься в ванной, – сунула Гутя ей в руки свой спортивный костюм.
«Ясно, специально костюмчик подсунула, знает, что он мне маловат. Сейчас я обтянусь, как гусеница, и буду еще толще! Ну, погоди, сестричка!»
Аллочка неспешно выплыла из комнаты и направилась к Варьке.
– Варь, ты себе новый палантин купила, не дашь мне надеть, а то я чего-то зябну, – пряча глаза, попросила Аллочка.
– Подожди, не надо палантин, надень брюки, а сверху Фомкину рубашку. Пойдем. – Она потащила тетку к себе в комнату и принялась перекидывать вешалки с рубашками. – Нет, это не то, это не твой цвет. Эта слишком помпезная, эта… Вот! Смотри, фасончик самый тот, такой непринужденно-спортивный, рубашка Фомке немного широковата, значит, тебе в самый раз пойдет. Ага, вот так, да пуговицу-то верхнюю не застегивай, вот так. Смотри, она замечательно скрывает любой объем!
Аллочка подошла к зеркалу. И в самом деле – в этой рубашке она выглядела на несколько килограммов моложе!
– Подожди, теперь давай волосы чуточку взлохматим, вот так, так… вот, теперь нормально! Иди.
Аллочка еще раз глянула в зеркало. Ну, хороша, черт возьми!
Гутя все еще развлекала гостя в Аллочкиной комнате. Теперь она скакала с фотоаппаратом вокруг краснеющего Кареева и то и дело пыхала ему в лицо фотовспышкой.
– Вот, теперь чуть правее голову поверните… так… Аллочка! Это ты, что ли?!
– Проходите, посидите с нами, – зарумянился Олег Петрович. – А то вот Гутиэра Власовна уже замучилась меня развлекать.
В дверях показалась Варькина голова.
– Курицу сейчас ставить или Фому подождем? – спросила голова.
– Ой, ну я не знаю… – стушевалась Гутя.
– Давайте подождем, я сегодня не сильно тороплюсь… – предложил гость. – Как-то, знаете, приятнее, когда все вместе за столом. Подождем парня. Если, конечно, дамы не устали со мной нянчиться.
Дамы принялись клятвенно заверять, что совершенно бодры и готовы развлекать гостя до глубокой ночи.
Прошло еще полчаса, а Фома все не приходил. Однако Аллочка этого не замечала. Они с Кареевым как раз вплотную подобрались к разговору о женщинах, и Олег Петрович совсем было открылся, какие ему больше нравятся, но тут увлекательную беседу прервал дикий кошачий ор.
– Что это?! – вскочил Олег Петрович, хватая себя за бока.
– Ну… наверное, Гутя обожглась. Вы знаете, она у нас так орет, когда за сковородку голой рукой хватается…
И все-таки он выскочил за дверь.
Усердные строители так торопились, что впопыхах заклеили обоями дверь в темную кладовушку, и теперь замурованный Матвей, который постоянно там прятался от шума и чужих людей, почуяв аромат жареной курицы, никак не мог выбраться на свободу. Гутя с Аллочкой кинулись сдирать ровненькие обои, стараясь поближе быть к прорабу.
– Слышь, Варя, а чего это у нас? – вошел незамеченным Фома.
– Борьба за кота, – усмехнулась жена. – Пойдем, я тебя покормлю.
– А кот, надо думать, этот мужик?
– Да ну их. Рассказывай: чего новенького узнал?
– Слушай, Варь, давай, я сначала поем, а потом мы все вместе обсудим наши дела. Что-то мне не нравится вся эта свистопляска вокруг нашей фамилии.
Женщины выпустили Матвея и принялись успокаивать расстроенного прораба, которого вид ободранной стены огорчил несказанно.
– Да не печальтесь вы, завтра же купим новые обои, подумаешь, делов-то! – порхала вокруг Кареева Гутя.
– Если не секрет, откуда у вас такие деньги? – вдруг спросил тот. – Вы ведь и за ремонт заплатили, и так… Так откуда, Гутиэра Власовна?
Пока Гутя подыскивала слова, сестрица бойко брякнула:
– Так женихи содержат!
– Женихи-и-и? – отвалилась челюсть у прораба.
– Да нет, вы неправильно поняли. У меня, понимаете, бизнес такой… Я сваха в некотором роде… Ну, как бы вам объяснить, помогаю людям встретиться, найти свою вторую половину. У меня вон целые альбомы людей, которые еще не нашли себе пары. Хотя очень много семей уже соединила, да. Ну, а за это мне платят, конечно. И в этом ничего нет постыдного. Почему-то, если женщина отдает за сапоги несколько тысяч, это никого не удивляет, а если она приобретает мужа и за него платит, то уже считается чуть ли не позором. Еще неизвестно, кто дольше будет служить – сапоги или муж!
Кареев усмехнулся.
– Ну пойдемте за стол, сколько же звать можно? – снова появилась на пороге Варька.
В этот раз никто и не подумал отказаться. За столом сестры весело болтали, наперебой развлекая гостя. Варька, глядя на них, только изумленно качала головой, а вот Фома был отчего-то непривычно хмурым и неразговорчивым. Едва дождавшись, пока дамы накормят гостя и мило с ним распрощаются, он выскочил из-за стола и накинулся на тещу с теткой:
– Это что еще за мужик?!
– Прораб. Наш новый прораб, чего ты? Ты посмотри, как он нам быстро все дело поставил! Завтра уже вечером будем спать в чистых комнатах. А что тебя не устраивает? – отбивались сестры.
Фома в непонятной ярости умчался в комнату, женщины двинулись за ним.
– Вы наивны, как дети! – крикнул Фома и унесся на кухню.
Но, видно, и там усидеть не мог, прибежал обратно и притащил две старенькие тарелки. Встав на середину комнаты, он аккуратно бросил на пол одну, а затем и вторую тарелку. Посуда даже не треснула.
– Ты зол, это мы поняли, но в чем дело? Что ты узнал? – встревожилась Варя.
– Что я узнал? Я узнал, что за мной, оказывается, следила Серова! И следила вместе с Паганини. А потом – представьте, какое совпадение! – убивают Серову, а парнишку укладывают в больницу. Причем его тоже хотели убить, но тот чудом выжил. И догадайтесь, за что их так немилосердно?
Варька нахмурилась. Гутя моментально забыла про все флирты вместе с работой, а у Аллочки бешено заработал мозг.
– Фома, не паясничай, говори, – не выдержала Варя.
– А я и говорю! Все просто – Тамара, помнишь, Варя, ту девчонку, которая адрес Паганини дала? Так вот она, оказывается, любит этого парнишку уже давно. А он ее нет. Ну бывает, случается. Мало того, Алеша Поганкин страстно влюблен в Серову Ирочку, которая этим пользуется. Ирина следит за мной… ну, по некоторым причинам…
– Из-за пылкой любви, знаем, дальше?
– А поскольку я езжу на машине, а своей машины у девицы нет, то она припрягает Поганкина, и тот с радостью гоняется за мной на папашиных колесах. Но однажды Ирочка замечает, что за мной гоняется не только их дуэт, но и еще некто на такси. А потом как-то так получается, что погибает Ира Серова. Причем совсем неожиданно, заметьте, не под машину попадает, а в собственном подъезде погибает. А через некоторое время и Алешу Поганкина хотят прикончить. Ну как?
– А может, это совпадение? – спросила Гутя. – Все-таки они ведь в одной компании были.
– Да и компания у них, надо сказать… Там и за пакетик героина пырнут, не задумываясь, – вспомнила Варя.
Фома наконец успокоился. Устало сел на диван и зажал голову руками.
– Может, оно и так, а если нет? И потом, я все никак не могу понять: кому надо было за мной следить? Тамара говорила, что этот мужик, там в такси мужик был, что он за мной несколько дней мотался. Зачем? А вы тут неизвестно с кем шашни разводите!
– Я у него смотрела паспорт! – спешно возразила Гутя. – И потом… Если уж на то пошло… У нас в доме есть пистолет.
У Фомы голова окончательно опустилась, чуть не до пола. Варька охнула, а Аллочка поджала губы и решила ни за что не сознаваться. Так Фома, чего доброго, и Толика принимать запретит.
– Где он? – еле слышно спросил Фома.
– Там… на балконе… Я его в банку с луковой шелухой положила, сейчас принесу, – засуетилась Гутя.
– Не надо! Я сам.
Фома торжественно поднялся и пошел к балкону, печатая шаг. Было похоже, что он идет уже на расстрел, а не за пистолетом. Женщины притихли и, затаив дыхание, слушали, как он гремит на балконе пустыми банками.
– Там ничего, – вернулся с балкона замерзший Фома. – Там только три двухлитровые баночки, но они совсем чистые и пустые.
– Это я… я сегодня мусор из комнат выкидывала, ну и эту банку вышвырнула вместе с луковой шелухой… Я подумала: зачем нам шелуха? – робко проговорила Варя.
Гутя укоризненно покачала головой. Она давно подозревала, что Варя выбрасывает пустые банки. Она все время говорила, что они занимают много места, что все равно никто не собирается варить варенье и солить огурцы, поэтому и незачем их копить. А Гутя копила. Ей всегда казалось, что в один прекрасный осенний вечер на нее снизойдет уменье, она возьмет, да и насолит помидоров или там огурцов, к примеру, и все сказочно удивятся. Но уменье не появлялось, желание возиться с овощами – тоже, а банки стояли. И Варька их нещадно выкидывала. А вот сегодня она выкинула и пистолет, который бы сейчас – ох как! – не помешал.
– Ты что, не чувствовала, что там пистолет? – спросила Гутиэра.
– Можно подумать, у нас в каждой банке по пистолету хранится, – огрызнулась Варька.
– А откуда он взялся? – подозрительно уставился на мать Фома.
– Ты чего на меня так смотришь? Это я нашла в нашем тайнике. Хотела деньги уложить, чтобы строителям глаза не мозолили, сунулась, а там такая игрушка. Ты лучше спроси: как она туда попала? Между прочим, про тайник знаем только мы.
Аллочка решила, что дальше отпираться бесполезно. Надо просто ситуацию представить в ином свете.
– Ой, господи, дался вам этот пистолет, – махнула она рукой и равнодушно уткнулась в телепрограмму. – Да я его туда сунула. Ходила по магазинам и увидела такую зажигалку чудесную – ну точь-в-точь как настоящее оружие! Вот и захотелось мне на Новый год Толику подарок сделать, купила. Между прочим, она так дорого стоит, а вот теперь подарок пропал.
– А почему в тайник сунула? – прищурилась Гутя.
– От вас подальше! – скорчила рожу Аллочка. – Вы же, если бы узнали, проходу не дали! Кричали бы, что такая дорогая вещь, а ты ее щербатому!
Неверовы надулись, но тут же снова вернулись к разговору о Паганини.
– Ну, а как парнишка себя чувствует? У тебя никого знакомого нет в больнице? Он говорить не может?
Фома передавал, что говорил ему врач, что говорила Тамара, а когда поток вопросов иссяк, призадумался.
– Аллочка, а почему сегодня Толик не пришел? – вдруг спросила Варя.
– Наверное, живот еще не прошел. А что?
– Да я так… ничего…
– И все же, как связаны Псов и я? – неожиданно спросил Фома. – Псова убили у нас в квартире, потом за мной начинают следить и попутно освобождаются от свидетелей.
– Может, у тебя в поликлинике действует группа наркодельцов, а ты им мешаешь? – предположила Аллочка.
– Ерунда. Я сейчас никому не мешаю, у меня отпуск. И потом, при чем здесь Псов? Почему его убили у меня на балконе? И отчего Псов вышел на балкон? На улице ведь не май месяц. Покурить? Так он не курит, Аллочка говорила. Отчего Псов заставлял женщин кусать мясо? Я согласен, он, вероятно, душевнобольной, но я-то здесь каким боком? Я даже не психиатр, я хирург.
– Хватит! – резко оборвала его Варя. – Сейчас ляжем, и каждый будет думать, а завтра поделимся своими мыслями. От того, что ты сейчас себя на флаги рвешь, мы ближе к разгадке не стали. А завтра, чтобы времени зря не терять, съездишь в больницу, не знаю, кого уж ты там отыщешь, но надо возле Поганкина организовать заслон, чтобы муха не пролетела. Не дай бог, о том, что парень жив, узнают те, кому не надо. А уж когда Леша заговорит… Кстати, а милиция этим делом занимается?
– Занимается, наверное… Честно говоря, я забыл спросить, – виновато проговорил Фома.
– Завтра спросим. Аллочка, ты тоже обязательно подумай, у тебя иногда неплохо получается.
