Прочитайте онлайн Король и Злой Горбун | Часть 43

43

Ряжский неожиданно позвонил мне и в разговоре был необычайно любезен. Его доброжелательность показалась мне неискренней, а потому недоброй.

– Вы бы не могли подъехать ко мне?

– Когда?

– Прямо сейчас.

Отказываться было бесполезно. Не приду по доброй воле – он пришлет повестку. Выбора нет.

– Хорошо.

– Только я вас попрошу, – заторопился Ряжский. – Дождитесь на проходной нашего сотрудника. Он вас проводит.

– А как он узнает меня?

– Это наши заботы.

Еще бы он меня не узнал! Это оказался один из компании допрашивавших меня в памятную ночь после убийства Боголюбова. Он сделал вид, что ничего плохого между нами не было, и даже протянул руку для рукопожатия. Я проигнорировал этот жест.

– Напрасно вы так, – заметил он.

– А это уж позвольте мне судить.

Он усмехнулся и повел меня по коридорам прокуратуры – совсем не туда, где был кабинет Ряжского. У одной из дверей в самом конце коридора он остановился, но дверь не открыл, а обернулся ко мне.

– Сейчас мы с вами зайдем сюда, – показал на дверь. – Пожалуйста, храните полное молчание. А что дальше – я вам скажу, когда понадобится. Хорошо?

Я кивнул, хотя ничего не понял, если честно.

Мы вошли, это был кабинет, один из многих, в нем никого, но отсюда, из кабинета, в соседнюю комнату вела дверь. Дверь была приоткрыта, и я вдруг услышал голоса. Один явно принадлежал Ряжскому, а вот другой, женский… Я быстро обернулся к своему провожатому. Он поднес палец к губам.

Это был голос Нины Тихоновны. Я узнал бы его из тысячи прочих. Слова слышались отчетливо, будто я находился в одной комнате с невидимыми собеседниками.

Мой провожатый выглянул в соседний кабинет. Наверное, он хотел дать знать Ряжскому, что я уже прибыл. Что-то происходило. Как будто они хотели устроить так, чтобы мы не столкнулись с Ниной Тихоновной. Она и сейчас, как мне представлялось, не знала, что я нахожусь рядом с ней, в соседнем кабинете.

– Что ж, спасибо. – Голос Ряжского. – Вы мне очень помогли сегодня. Ознакомьтесь, пожалуйста, с протоколом и распишитесь вот здесь.

Некоторое время стояла тишина. Потом какой-то шорох. Подписала.

– Вас все там же можно найти? – Голос Ряжского.

– Да.

– А то меня этот парень с толку сбил.

– Какой парень? – не поняла Нина Тихоновна.

– С телевидения который, Колодин. Дал мне ваш номер телефона, а вас там нет.

– Я же вам дала свой номер…

– Вы давали, да, но он мне на допросе еще один номер продиктовал и клялся, что это ваш домашний телефон.

– А что за номер такой?

Ряжский продиктовал. По этому номеру я когда-то звонил Нине Тихоновне.

– Нет, он что-то напутал, – сказала Нина Тихоновна.

Я удрученно посмотрел на своего опекуна. Тот жестом показал, что я должен помалкивать.

– Где вы сейчас живете? – спросил Ряжский.

– В Замоскворечье.

– У родственников?

– Зачем же у родственников? У меня своя квартира, двухкомнатная.

– Давно она у вас?

– Всю жизнь.

– А на Ленинградском проспекте вы разве никогда не жили?

На Ленинградском проспекте как раз и была эта странная квартира, в которой Гончаровы то ли жили, то ли нет.

– Нет, не жила.

А голос дрогнул.

– Значит, что-то напутали, – беспечно сказал Ряжский.

Неужели не заметил смены интонации?

– Еще раз вам большое спасибо.

– Да уж не за что.

– Позвольте, я вас провожу.

Шум передвигаемых стульев. Шаги. Нина Тихоновна и Ряжский одновременно появились в проеме двери. И тут она увидела меня. Не ожидала. Не думала. Замерла, превратившись в статую.

– А, вы уже здесь, – сказал мне Ряжский. – А мы только что о вас вспоминали.

Говорил, а сам смотрел не столько на меня, сколько на женщину. Я понял, к чему были все эти приготовления. Меня держали про запас, чтобы выложить в самом конце, как козырного туза.

– Что же вы меня, Евгений, в заблуждение ввели? – продолжал свою тщательно расписанную партию Ряжский. – Дали не тот телефон, да и с Ленинградским проспектом неувязочка вышла.

Я молчал, потому что мне не хотелось принимать участия в комедии, которую разыгрывал Ряжский. И еще меня останавливало выражение лица Нины Тихоновны: полнейшая растерянность и ничем не прикрытый ужас. Как будто я был не я, а выходец с того света.

– Так где вы с Ниной Тихоновной встречались, а? – предложил мне поучаствовать в разговоре Ряжский. И сразу же – к Нине Тихоновне:

– Ключи у вас с собой?

– К-какие к-ключи?

– От квартиры. Той, что на Ленинградском проспекте.

– Нет там никакой квартиры.

– Ну как же, есть! И мы сейчас туда поедем. Нам вот Евгений по дороге опишет всю обстановку – что из мебели и где стоит, а мы приедем и посмотрим, не напутал ли он чего.

Ряжский блефовал, потому что никуда он не зайдет, ни в какую квартиру. Гончарова упрется и скажет, что знать не знает никаких квартир на Ленинградском, и что тогда – дверь ломать? Но она не замечала игры, так была напугана происходящим. Я все еще не понимал, почему она упорствует и что это за история странная приключилась, а Ряжский уже подталкивал нас к двери, приговаривая:

– Едем, время не ждет. Вот сейчас все на месте и посмотрим.

Он неспроста сказал в прошлый раз, что разберемся во всем. Что-то такое раскопал, что позволяло ему теперь куражиться и ломать комедию. Он знал про странную историю с квартирой больше, чем я. Вел нас по коридору и все норовил заглянуть Нине Тихоновне в глаза.

– Я ведь с соседями вашими поговорил.

– С какими соседями? – слабым голосом спросила женщина.

– С теми, что на Ленинградском.

– Я там не живу.

– А вот Женя к вам туда в гости приезжал. Правда, Женя?

Ему и не нужен был мой ответ.

– И товарищи его тоже к вам приезжали. Вы еще Светлану угощали каким-то чудесным вареньем. Название я только забыл. Не напомните, из чего варенье-то?

На Нину Тихоновну было больно смотреть. Мы вышли из здания прокуратуры, а у входа нас уже дожидалась машина. Ряжский подготовился к сегодняшнему действу с превеликим тщанием.

– Странное дело, – сказал Ряжский. – Я ведь и в паспортном столе побывал, и в жилконторе. Не проходите вы там по бумагам. И муж ваш покойный тоже.

Машина уже мчалась по улицам. Ряжский даже ничего не сказал водителю, тот и сам знал, куда везти. Все обговорено заранее.

– Большая квартира у них, Женя?

Ряжский спросил, а сам смотрел не на меня, а на женщину.

– Не очень, – неуверенно ответил я.

– Комнат сколько?

– Три.

– Вы во всех успели побывать?

– Нет, только в одной.

Я увидел, как Нина Тихоновна покусывает губы. Хотел спросить у нее, в чем дело, что происходит, но не посмел при Ряжском.

– И что в той комнате? Мебель какая?

– Диван. Стенка. Стол. Телевизор.

– Телевизор какой?

– Японский. «Панасоник».

– Видеомагнитофон есть?

– Есть.

– Какой?

– Не помню. Тоже, кажется, «Панасоник».

– Ковры?

– Над диваном.

– А на полу?

– Ковровая дорожка.

Ряжский заглянул Нине Тихоновне в глаза.

– Совпадает?

Она не ответила.

– Цветы в комнате есть? – Это уже ко мне вопрос.

– Не помню.

– Ладно, теперь к стенке перейдем. Что там?

– Ничего, – пожал я плечами. – Мебель, как у всех.

– Что там? Посуда? Книги?

– Книги есть. Много.

– Собрания сочинений?

– Да.

– Чьи?

– Тургенев, помнится. Толстой. Кажется, Гюго.

– А? Есть Гюго? – Ряжский опять обернулся к женщине.

И опять она не ответила.

– Ну что, будете отрицать? – осведомился Ряжский. – Ведь все он правильно описывает.

До нужного нам дома оставалось уже совсем немного. И чем ближе подъезжали, тем мрачнее становилась Нина Тихоновна. Когда машина остановилась, Гончарова не сделала ни малейшей попытки покинуть салон, но Ряжский проявил настойчивость. Мы впятером поднялись наверх: я, Нина Тихоновна, Ряжский, водитель и тот сотрудник прокуратуры, который недавно встречал меня на проходной.

– Какая квартира, Женя? – спросил Ряжский.

Я без колебаний указал нужную.

– Попробуем позвонить, – сказал Ряжский. Нажал кнопку звонка. И к моему неописуемому удивлению, дверь распахнулась. Там была женщина, которую я увидел впервые, и еще какие-то люди. Мне показалось, что они – коллеги Ряжского.

– Прошу! – широким жестом пригласил Ряжский.

Нина Тихоновна обмерла, как будто у нее отнялись ноги. Потому что там, за дверью, была квартира, в которой она якобы не была никогда, но почему-то эта квартира была известна мне.

Я первым переступил порог и прошел в квартиру. Все здесь было, как прежде: стол, диван, тот самый ковер на стене, телевизор «Панасоник», стенка с длинными рядами собраний сочинений. Толстой, Тургенев, Гюго. Значит, все-таки Гюго.

Никто не последовал за мной, и я вышел в коридор. Нина Тихоновна таки переступила через порог, но теперь она стояла у стены, опершись на нее, и как будто боялась упасть. Я не знал, что происходит, но мне было ее искренне жаль.

– На воздух! – сказала она слабым голосом. – Я вас прошу! Не мучайте меня!

Ряжский пытался увлечь ее в квартиру, но тут я вмешался:

– Вы разве не видите, в каком она состоянии?

Он, кажется, хотел настаивать, но неожиданно уступил.

– Хорошо, возвращаемся в прокуратуру.

Он привезет женщину в кабинет и будет давить на нее, пока она все ему не расскажет. У него к этому способности, я уже знал. Мы спустились вниз.

– Поедете с нами, – сказал мне Ряжский. – Все оформим под протокол.

Мне придется написать все – сколько раз и когда именно я встречался на этой квартире с Ниной Тихоновной. Потом нечто подобное напишет и Светлана. И Демин тоже. Это будут документальные подтверждения того, что Нина Тихоновна по какой-то причине говорит неправду. И вот тогда Ряжский дожмет ее.

Нину Тихоновну усадили на заднее сиденье. Она оказалась между Ряжским и его коллегой. Мне досталось место впереди. Водитель завел двигатель.

– Возвращаемся в прокуратуру, – сказал ему Ряжский.

Но мы даже не успели тронуться с места. С грохотом обрушились стекла – мне показалось, что со всех сторон одновременно, и это было так громко в замкнутом пространстве салона, что я в первое мгновение оглох. Какие-то люди уже распахнули дверцы, и я не успел ничего понять, как уже лежал на пыльном, асфальте и не мог даже пошевелиться, потому что в мгновение получил два сильнейших удара – в голову и в пах. Что-то происходило надо мной – топот, крики, глухие удары, потом взревел двигатель и умчалась прочь машина. Я приподнял ставшую чугунной голову. Растерзанная лихими налетчиками прокурорская «Волга» по-прежнему стояла на месте. Ряжский лежал рядом со мной. У него была разбита голова. Он не шевелился и, как мне показалось, даже не дышал.

К нам уже бежали. Те самые люди, которых я только что видел в квартире. Они были вооружены, но слишком поздно пришли на помощь.

Когда мне помогли подняться, я наконец-то смог увидеть все прокурорское воинство: и водителя, и коллегу Ряжского. Им досталось не меньше, чем мне. А вот Нины Тихоновны не было – нигде. Исчезла.