Прочитайте онлайн Коза на роликах | Глава 4ПОЛЗКОМ В ДУШУ НАСЕЛЕНИЯ
Глава 4
ПОЛЗКОМ В ДУШУ НАСЕЛЕНИЯ
На следующий день Наташа Бедрова приехала через полчаса после того, как Люся пригласила ее в гости.
– Я не опоздала? – запыхавшись, спросила девушка, с любопытством заглядывая в недра квартиры. – Людмила Ефимовна, я вам для чего-то нужна?
Людмила Ефимовна встретила девушку в прихожей и дальше приглашать не собиралась. Она все еще прокатывала легенду о богатом брате, и демонстрировать убогость обстановки ей не хотелось. Не такая обитель должна быть у людей, открывающих свой журнал.
– Наташенька, у моего брата к тебе дело. Он просил извинить, что не может с тобой переговорить лично. Как только я тебе все расскажу, ты его поймешь. Не могли бы мы побеседовать где-нибудь в кафетерии?
Девушка охотно согласилась и первая выбежала за дверь.
– Я вас в машине подожду.
Люся с Василисой не заставили себя долго ждать. Люся еще с вечера спрятала любимое зеркало Василисы, и сборы прошли ровно на сорок минут быстрее.
– Наташенька, – с грустной усталостью заговорила Люся, едва они расположились в маленькой кафешке неподалеку от дома подруг, – мой брат попал в трудное положение. Он только-только стал раскручивать свой бизнес…
– Вы журнал имеете в виду? – нетерпеливо спросила Бедрова.
– Да, я про журнал. Так вот, братик только начал свое дело, а ему в колеса уже посыпались палки. Конкуренты буквально стирают его в пыль!
– Мерзавцы!
– Подлецы. Так вот, он вознамерился их найти и наказать по-своему. Вчера вечером мы с братом (черт, Люся совсем не помнила, как она называла брата по имени!)… мы с ним гуляли по проспекту, возле супермаркета. И вдруг нам навстречу выбегает Кислицын!
– Ах! – воскликнула Василиса и прикрыла рот рукой, она не ожидала от Люси такого полета фантазии.
– Анатолий нас не заметил, а брат нахмурился и так знаешь горько произнес: «Что-то слишком часто мне стал попадаться этот странный молодой человек. Вот кто бы узнал, что у него на уме? Может, он и есть тот, кто сживает со свету наш журнал?» А потом опечалился еще больше: никаких общих знакомых у них нет, познакомиться ближе не получится, а брат так тревожится за свой журнал…
– И тут я вспомнила о тебе, Наташа! – вклинилась в разговор Василиса. – Только ты сможешь помочь погибающему бизнесмену! Только ты можешь разобраться, что за тайны хранит Кислицын, с кем он встречается, какие друзья приходят в его угрюмый дом, куда он сам тратит свое свободное время…
– Короче, Наташа, если ты можешь помочь – помоги, брат будет тебе очень благодарен! – пылко воскликнула Люся.
Девушка взволнованно заблестела глазами, помогать она готова была прямо сию же секунду.
– Что я должна сделать? – кротко вздохнула и героически тряхнула головой.
– Так мы же тебе и говорим: пробраться к нему в дом… не к брату, разумеется, а к Кислицыну.
– Можно проще: завести близкое знакомство с этим мужчиной и выяснить, куда он ходит, с кем встречается, что делается у него дома.
– Но у меня не получится… Для того чтобы выяснить все, что вы мне тут наговорили, надо как минимум с ним расписаться.
Люся огорченно повернулась к Василисе:
– А ты говорила «умница, умница»…
– Но я постараюсь! – отважно решилась Наташа.
– Ты это… Наташа… ты не расписывайся с ним, поживите пока так, в гражданском браке, если что…
Выслушав задание, Наталья Бедрова поднялась и гордо вышла.
– Ну вот, полдела сделано, – безрадостно проговорила Василиса. – Ты случайно не хочешь тефтелину съесть?
– Хочу, – тоже без особенных эмоций согласилась Люся. – Только эти тефтели сначала купить надо, а мы с собой кошелек не взяли.
Подруги еще какое-то время уныло разглядывали посетителей, а потом вдруг у Василисы что-то в мозгах заклинило, потому что она резко вскочила и приказала:
– Все, есть ты не хочешь, пойдем!
– Может, уже не стоит куда-то идти? Смотри, ветер опять ледяной поднимается…
– Мы должны с тобой узнать все про Кристину, про самую первую Козу, которая неизвестно от чего утонула. Я даже знаю, где она жила.
Василиса и в самом деле знала, в драмкружке она не только по сцене скакала.
Женщины поднялись к квартире, в которой, как сказала Вероника Абрамовна, когда-то проживала Кристина. Из-за дверей было слышно, как модная певица настойчиво повторяла: «…Я тебя люблю, но замуж не пойду…»
– Экая капризная молодежь пошла, – припала к двери Василиса и осуждающе покачала головой.
– Так, может, ее любимый не работает нигде, надо же песни между строк читать, – важно швыркнула носом Люся.
– Точно, или пьет, – сочувственно согласилась Вася и нажала на звонок.
Дверь им открыла миленькая шустрая девчонка лет семнадцати.
– Вы к маме? Ее нет, – протараторила она и вознамерилась захлопнуть дверь, однако Василиса резво сунула ногу в сапоге в щель.
– Девушка, вы не подскажете, здесь когда-то проживала Кристина. Даже совсем недавно проживала…
– Кравченко, что ли? Так она уже тут не живет.
– Это мы знаем, а мама ее? Где можно ее мать найти? – допытывалась Люся.
– Мать? А я откуда знаю? Я не адресное бюро! Идите в седьмую квартиру, там Танька Кустова живет, у нее спрашивайте!
– А эта Танька – адресное? – уточнила Люся.
– Госсыди… – уставилась в стенку девчонка. – Танька – подружка вашей Кристины, понятно? У нее и спрашивайте.
Пришлось идти в седьмую квартиру.
В седьмой квартире им открыли не так скоро. Минут пятнадцать за дверью раздавалось: «Сейчас!», но дверь не отпирали.
– Может, у них звонок такой? – шепотом предположила Люся. – Звонишь, а он «Сейчас!» кричит. Очень, между прочим, удобно: человек так до утра звонить может и надеяться.
– Извините, – появилась в дверях раскрасневшаяся пухлая девушка с милыми колечками волос на лбу. – Ой, а вы к кому?
Василиса, не дожидаясь приглашения, шагнула в прихожую.
– Мы к Татьяне Кустовой.
– Это я. А вы кто?
– Вас-то нам и надо, – позволила себе улыбнуться Василиса. – Мы «Искатели»…
– …приключений, – подсказала Люся.
– Нет, не приключений! – одернула ее подруга. – Есть такой молодежный клуб «Искатели», мы его члены. И всегда что-нибудь ищем. В данный момент мы ищем все, что касается Кравченко Кристины.
Девчонка усиленно заморгала, потом замотала головой:
– Я ничего не смогу вам ответить…
– А мы еще ничего и не спросили. Ты нам просто расскажи что-нибудь про Кристину, вы же с ней в последнее время дружили. Люся, записывай.
Люся с готовностью закивала, проделала какое-то странное движение, но записывать не спешила: не открывать же девчонке тайну, что у собирателей столь важной информации с собой не было ни карандаша, ни бумаги.
– Хорошо, я, конечно, постараюсь что-нибудь вспомнить. Да вы проходите в комнату! – наконец догадалась девчонка проявить гостеприимство.
В комнате сразу стало ясно, отчего так долго не открывали: мебель была сдвинута, шторы сняты, белье огромной кучей валялось на полу, все говорило о том, что хозяйка занималась генеральной уборкой.
Подруги пристроили себя на краешке дивана, а Татьяна уселась на единственный стул.
– Мы вообще-то в последнее время наоборот стали меньше встречаться. Мы ведь с Кристиной с первого класса дружили, даже за одной партой несколько лет сидели. А после окончания школы решили вместе в Институт искусств поступать, на отделение «Актер драматического театра». Между прочим, нам с Кристиной все учителя в школе говорили, что у нас богатые способности. Вот мы и отправились. Кристина-то ничего, только хохотала да новые прически придумывала, она красивая была, ее бы точно взяли, а я… Ну сами посмотрите, мне так стараться надо, чтобы мой талант заметили! Я и старалась: всю ночь монологи учила, басни да стихи повторяла. Когда на экзамен пришли, меня Кристина вперед пропустила. А я – поверите? – вышла перед комиссией и чувствую – голос куда-то улетел! Начала читать «Мцыри», лицо такое проникновенное сделала, голову повесила, согласно образу, в глаза росы напустила и давай причитать голосом пятилетней активистки. Вижу, комиссия стала глаза выкатывать, в платочки сморкаться, а когда я фальцетом затянула «Кто врет, что мы, брат, пьяны?», они не сдержались, в голос захохотали. Ну вы сами-то меня представьте: девица с фигурой доменной печи, грудь – во! И такой писк… Я вышла, а за дверью Кристина по полу катается от смеха – она подслушивала, как я выступала, ну и… Короче, она тоже не прошла: стала басню рассказывать и хохотать начала, стихи читать надо, а она успокоиться не может, ее до слез разобрало. Вот так и сходили в артистки. А через несколько дней Кристина ко мне прибежала вся такая… искристая такая вся. Она всегда такой была. Прибежала и с порога давай трещать: «Танюха, что я скажу! У нас во дворе театр организовали! Прямо как специально для нас! Мы с тобой обязательно пойдем! В пятницу не планируй ничего!» И унеслась. А я вечером с мамой поделилась. А мама мне и говорит: «Ты, Татьяна, как хочешь, но больше я тебе не позволю дурью маяться. Чтобы артисткой стать, надо либо деньги иметь, либо красоту, либо талант необыкновеннейший, чтобы с ног сбивал, а у тебя ничего такого не имеется. Кристина, может, и поступит, девчонка она красивая, способная, а вот ты себе другую дорогу ищи. Пока в магазине поработай, а на следующий год, если уж так к наукам тянешься, поступай. Только не в артистки, довольно уж людей смешить. И по драмкружкам бегать тебе не позволю. Днем работать нужно, вечером заниматься, да и помощь мне по дому требуется, я не семирукая». Я, конечно, проплакала тогда всю ночь, но когда Кристину встретила, так ей и сказала: «Все, Кристина, не буду я больше в театры эти соваться, мне мама не разрешает, да и на работу я устроилась». Она на меня глазищи вытаращила и как начала перед моим носом руками махать: «Ты что-нибудь можешь сама решать?! Нет, если ты сама не хочешь, тогда, конечно! Но я же знаю, ты спишь и видишь себя на сцене!» Короче, разругались мы тогда, она одна в театр пошла. Мы почти и не виделись совсем. Про ссору уже и забыли, просто у Кристины новые друзья появились. Она даже как-то раз приглашала меня поехать с ними на дачу, но у меня, как назло, смена была, не поехала я. А так хотелось. А потом у нас на работе выездная торговля была, всех, кто бессемейные, в сельскую местность на неделю отправляли. И меня отправили. А когда я приехала… Ну, в общем, я даже и на похороны не успела – погибла Кристина.
Татьяна замолчала и опустила голову.
– Танечка, вспомни, пожалуйста, а что за друзья новые появились у Кристины? Может, имена называла? Фамилии? – спросила Люся.
– Да зачем же она мне фамилии называть станет? Если бы я поехала с ними на дачу, она, конечно, познакомила бы меня со всеми, а так…
– Так, может быть, с новыми друзьями она в театре познакомилась?
– Может быть… только я точно сказать не могу.
– Ну что ж ты прямо как собака! Все понимаешь, а ничего сказать не можешь! – не вытерпела Василиса. – Где она работала, знаешь?
– Она нигде не работала, она дома сидела и по объявлениям с английского студентам переводила, у нее английский в школе самый лучший был.
– Может, подскажешь, как нам ее мать найти? Как ты думаешь, она с матерью откровенничала?
– Да. Только тетя Вера сразу после похорон квартиру продала и уехала. И никто из соседей не знает куда…
– А сама-то ты в театр не ходила? – безнадежно поинтересовалась Люся.
– Мне теперь и подавно туда дорога закрыта, – грустно вздохнула Татьяна. – Мама моя даже слышать про него не хочет, все кричит, что это в театре Кристину сгубили.
Подруги переглянулись.
– Так чего ж ты молчишь? – накинулись они на девчонку.
– Так я же не знаю толком-то ничего, ляпну что-нибудь, а потом поди – разбирайся! – уже чуть не плакала та. – Я сама ничего не поняла, только однажды…
Отца у девчонки не было, но мать всегда старалась, чтобы Танюша не чувствовала себя обделенной, не голодала и не ходила хуже других. Поэтому хваталась за любую работу. Утром она бежала на завод, а по вечерам обшивала соседок. Однажды к ней на примерку пришла Вероника Абрамовна, из соседнего подъезда женщина. Старушка всегда следила за своим гардеробом и по привычке молодости никогда не покупала себе готовых платьев, а предпочитала иметь свою портниху – мать Татьяны. В тот вечер Таня купила новую книжку, захватывающий детектив, и спряталась на балкон, чтобы почитать, пока мать не видит. Мама всегда очень злилась, когда дочь покупала детективы, считала, что дочери надо готовиться в институт, а деньги на ветер выкидывать и вовсе преступление. Таня обычно ждала, пока мама не уснет, и уже потом смело могла утыкаться в книгу до утра. Но тогда она точно знала, что ближайший час маменька не сможет оторваться от Вероники Абрамовны, поэтому девчонке ничто не грозило.
– …Не могу поверить! А ты забудь и никого не слушай! Не могла она Кристину сгубить! – послышалось вдруг из раскрытого окна. Это в соседней комнате сурово выговаривала матери Тани Вероника Абрамовна.
– Ну так ведь говорят, я же не сама придумала! – оправдывалась та.
– Дурак придумал, а ты повторяешь! Мало ли что кому примерещилось! Подумаешь, шнурочек! Да таких сколько угодно! У меня вот тоже такой!
– Нет, не такой у вас, Кристине его из Прибалтики привезли, узор там какой-то на камешке необыкновенный, – упорствовала портниха.
– Больно ты разбираешься в узорах! А девка не виновата!
– Ну… может, и не виновата, только я в ваш театр Таню не отпущу, и не уговаривайте. Некогда ей в игрушки играть…
Татьяна даже перестала дышать, руки онемели, и книга выпала. Схватив детектив, девчонка убежала с балкона – еще не хватало, чтобы мама выглянула и увидела, чем занимается дочь!
– А потом Вероника Абрамовна ушла. Мило так с мамой попрощалась, как будто и не кричала на нее вовсе. А мама мне запретила даже близко к этому «цирку» подходить. Вот и не подхожу.
– Значит, Вероника Абрамовна… – задумчиво проговорила Василиса и поднялась. Больше девчонка ничего не могла вспомнить. – Ну что ж, спасибо, Таня.
– До свидания, – прилежно пролепетала хозяйка и проводила гостей до двери.
– Ну и что? Как тебе эта информация? – еле поспевала за подругой хроменькая Люся. Василиса молча шевелила губами, бровями и о подруге на некоторое время забыла – так была поглощена собственными мыслями.
– Я вот думаю, надо опять на водку разоряться, – наконец заметила подругу она.
– Ты хочешь спиться? – догадалась Люся. – От таких новостей кто угодно…
– Я не хочу спиться! Но ведь надо же как-то разговорить Веронику Абрамовну. Она дама серьезная, не станет кому попало тайны выкладывать. Поэтому ее нужно споить по старой, верной традиции.
– Не вздумай! – заверещала Люся. – Нам нужны исключительно трезвые сведения! И потом, вдруг она какой-нибудь язвой страдает или, еще хуже, склерозом: сегодня помнит, завтра забыла, чего ж деньги на ветер бросать?
Василиса на секунду приостановилась и жертвенно произнесла:
– Делать нечего. Придется Веронике Абрамовне за ценные сведения подарить мою стильную соломенную шляпку.
– Вот это правильно! – пылко поддержала подругу Люсю. – Подари! Только она у тебя, по-моему, не из соломки, а из ивовых прутьев, ну да ее давно уже пора подарить… за ценные сведения.
Так за разговорами подруги не заметили, как добрались до дома. Быстренько скидывая обувь, Василиса решила исхитриться и занять ванну первой, однако Люся крепко подпирала дверь санузла плечом – она тоже хотела первой. Молчаливую дуэль подруг прервал дверной звонок.
На пороге, сияя вставными зубами, стоял старичок с собакой. Это была та самая борзая, которая неустанно нарезала круги по собачьей площадке. Люсенька сообразила, что и старичок, значит, тот же самый, миллионер, стало быть. Вот черт, она совсем забыла, как он выглядит! К несчастью, имя его в голове почему-то не задержалось, да чего там, она и не знала никогда его имени-то.
– Ой! – радостно оскалилась она в ответной улыбке. – Вася! Ты только посмотри, кого к нам принесло!! Знакомьтесь, это Василиса, моя подруга, а это… это мой замечательный приятель.
Василиса приветливо изогнулась, подала ладошку лепешечкой и заиграла глазами.
– Очень приятно, очень приятно, – залопотал старче, покрываясь румянцем.
– Пройдемте, я вас угощу изумительным чаем! – приобняла Вася гостя за сухонькие плечи и потащила его в кухню. – В акте чаепитий я просто волшебница!
– Вася, ты хотела принять душ! И потом, твое волшебство из дешевых пакетиков человек такого полета может не оценить, – ковыляла следом за подругой Люся, однако ее уже никто не слышал – Василису несло.
Она вдруг сообразила: отчего бы ей самой не попытать счастья с самым настоящим миллионером? Нет, она не хотела отбивать кусок счастья у Люси, но… почему бы не посостязаться на равных? Пусть состоятельный мужчина выберет лучшую.
Неизвестно, чем бы кончилось это состязание, но старичок отпустил свою неугомонную псину, и та вихрем влетела в комнату. Финли от такой невоспитанности надавал «гостье» лапами оплеух по узкой морде и запрыгнул на телевизор, Малыш принялся скакать возле веселой собаки, весьма довольный игрой, а та вела себя самым развязным образом: носилась по дивану, по креслам, заскакивала на журнальный столик, ныряла в подушки и переворачивала горшки с цветами.
– Дети! Чистые дети… – сложил ручки на животик старичок и с умилением щурил лысые веки. – Давайте уйдем в кухню, не будем им мешать, моя Куся все равно, пока все горшки не переколотит, не успокоится…
Люся оставила животных добивать старенький сервиз и доламывать кресла, а сама, сцепив зубы, попыталась представить, что она сможет купить, когда станет полной владелицей стариковских миллионов. Вася, видимо, тоже на что-то рассчитывала, потому что на погром в квартире старательно не реагировала.
– Я слышал, у вас что-то с ногой? – участливо спросил кавалер, стараясь говорить о приятном. – Не гангрена, нет?
– Нет, что вы! – замахала на него руками Люся.
– Это хорошо, а то мало ли… оттяпают потом ногу, прибьют протез, а мне как-то с протезом-то жену…
В комнате что-то загремело и раздался оглушительный кошачий ор. Этого Василиса уже не могла вытерпеть. Она кинулась в комнату и забыла о всех правилах приличия:
– Уберите немедленно вашу террористку! Вы посмотрите, что она вытворяет!
Собака уже ничего не вытворяла: она стояла среди разбитых цветочных горшков, здесь же валялся настенный ковер, который собачки снесли вместе с картиной. Картина была особенно дорога Василисе – она где-то прочитала, что все люди талантливы, только каждый по-своему: кто талантлив в музыке, кто в спорте, кто-то талантливый отец, а у кого-то огромный дар любить, надо лишь найти в себе эту искру божью. И Вася принялась терпеливо эту искру искать. Она то принималась писать музыку и заставляла Люсю играть свои произведения на баяне, то придумывала невероятные наряды, шила их и наряжала подругу, а однажды накупила гуаши и изобразила Людмилу Ефимовну в обнимку со своим музыкальным инструментом. Картина почему-то называлась «Веселая вдова». Люсенька там вовсе на себя была не похожа, шедевр больше напоминал грязные каракули малолетнего дитяти, однако Василиса свято верила, что это полотно по праву смогут оценить потомки. И вот теперь холст валялся среди черепков, а невоспитанная собака с аппетитом грызла веточку гортензии.
– Вандалка!! – взвизгнула Василиса и шлепнула псину наотмашь кухонным полотенцем.
Старичок чуть не скончался от гнева.
– Мою собаку!! Тряпкой!! Люся! Немедленно собирайтесь! Эта женщина злая! Вам не рекомендуется с ней жить!! Поедемте ко мне, она когда-нибудь и вас так же тряпкой захлестнет!! Куся, золотце мое, девочка моя, иди ко мне на ручки, Кусенька, Куся!! Не кусай телефонный провод, тебя током дернет! Люся! Ну одевайтесь же! Сегодня переночуете у меня!
У Василисы в глазах закипали слезы обиды, и она изо всех сил щурила глаза, чтобы не разреветься. Миллионы уплывали из рук. Да к тому же и Люся стоит, чего-то мнется, неужели и правда уйдет?
Люся разрывалась: предать подругу не могла, но и расположение старикана терять не хотелось, можно подумать, ее каждый день миллионеры приглашают жить в своем дворце!
– Вы знаете, – стала жеманиться Люся, нервно поглаживая шерсть афганской борзой, – я сейчас немного нездорова, сама дойти не смогу, а как-то не хочется, чтобы меня в ваши хоромы заносили… Я уж чуть позже.
– Тогда я к вам перееду! – решительно заявил старичок. – Мы с Кусей будем вас оберегать.
– Очень милое предложение, – скривилась Василиса. – Устроим псарню и дом престарелых в одном флаконе!
Старичок с трудом поймал свою резвую собачку, нежно замычал, взглянув на Люсю, и поспешно удалился.
– Ну, Люсенька… Я, конечно, могу понять… с возрастом, я слышала, у некоторых появляется страсть к руинам. Слушай, а откуда он твой адрес узнал?
– Так ему, наверное, Наташа сказала. Я же просила…
– «Просила». Гордости девичьей в тебе нет, вот что!
– Откуда ж ей, девичьей-то, взяться. Вася, не злись, давай лучше позвоним Наташе, что у нее там с Кислицыным? Все же девчонка на опасном объекте, а нам даже поинтересоваться некогда.
Люся похромала к телефону, а Василиса, вооружившись ведром и тряпкой, принялась убирать за Кусей.
– Алло! Наташенька? Это Людмила Ефимовна. Ну как у тебя продвигаются дела? Ты еще не влилась в доверие к Кислицыну?
– Просачиваюсь помаленьку. Людмила Ефимовна, у вас время есть? Тогда слушайте.
Девчонка, видимо, подошла к заданию ответственно и теперь, захлебываясь эмоциями, передавала Люсе все подробности встречи. Наташа долго думала, как бы выманить Кислицына из дома и очаровать его. Все знали, что проживает он не один, а с довольно серьезной матушкой, а очаровывать мужчину под наблюдением родителей Наташенька еще не умела. Наконец ее посетила замечательная идея. Девушка заскочила в магазин, истратила кучу наличных, но набила полные сумки деликатесными продуктами. Затем прочно уселась на скамеечку возле подъезда Кислицына, распорола пакет и стала ждать. Ожидание оказалось делом неблагодарным: уже двое симпатичных мужчин останавливались возле нее и предлагали свою помощь, а один парень чуть не затащил в машину, так воскипел страстью. А Кислицына все не было. Зато когда он поздно вечером вышел из подъезда, ведя на поводке ротвейлера, он на нее даже не взглянул. И все же Наташа обрадовалась ему, как выигрышу в «Русское лото».
– Анатолий Петрович! Какое счастье!! А вы что здесь делаете?! – хлопала она накрашенными ресницами в два раза чаще, чем требовалось.
– Я? Я здесь живу, а вы Наташа, кажется? А вы, Наташа, вероятно, на прогулку? Сейчас очень хорошо вечером, – выдал Кислицын максимум вежливости и пошагал дальше.
– Анатолий Петрович! Какая прогулка?! У меня несчастье! – вскочила девушка. – Вы же не оставите бедную женщину одну в такую темень! Я даже уйти никуда не могу, у меня все пакеты разорвались!
– Что у вас случилось? – обреченно вздохнул Кислицын и подошел ближе.
– Я же говорю, пошла в магазин, накупила всего, а пакеты разорвались! – Наташа даже не пожалела парочку слезинок. – А у меня, между прочим, сегодня день рождения! Вот и сижу, отмечаю, так сказать. Давайте придумаем, как дотащить это все до моего дома…
Кислицын раздраженно прищелкнул языком, а потом потащился с псом обратно домой. Наташа не знала, что делать – сидеть, ждать его, или по сотовому вызвать такси. Пакеты она и в самом деле не смогла бы до дома дотащить без посторонней помощи.
– Вот, – снова вышел из подъезда Кислицын. У него в руках была здоровенная хозяйственная сумка. – Вот, берите и смело тащитесь куда вам надо. Теперь не порвется.
– Как славно, что я вас встретила! И помощь свою предлагаете! – щебетала Наталья, перекладывая в сумку из пакета дорогую рыбу, кусок дырчатого сыра, парочку бутылок хорошего вина и еще много всяких вкусностей.
Наташа все переложила и тут же насильно сунула сумку Кислицыну.
– Пойдемте, вы меня проводите. Здесь недалеко, а сейчас очень хорошо вечером, вы сами мне говорили.
У Анатолия просто не хватило наглости отвязаться от назойливой девицы.
Через полчаса ходьбы Наташенька уже затаскивала гостя к себе в квартиру.
– У меня совсем никого нет, вы же видите. Хоть бы какой-нибудь идиот догадался поздравить! Ну, хотя бы вы, Анатолий Петрович.
Кислицын сгрузил деликатесы на кухне и уже собрался было откланяться, да не успел.
– Ну же! Что же вы тосты не говорите? – играла глазами Наташа.
– Я? Я вас поздравляю… – растерялся гость.
– Не юродствуйте, Анатолий! Кто так поздравляет? Надо открыть бутылочку винца, налить себе и даме… Толик, бокалы вон там, доставайте!
Наташа взялась за дело всерьез. Кислицын сначала ерзал на стуле, поглядывая на часы, и ожесточенно поджимал губы, но потом все же расслабился: завязался разговор о собаках, собачьих выставках, собачьих недугах, короче – обычная праздничная беседа. Все шло по плану, однако как только Наталья решила практически подойти к вопросу о гражданском браке, гость резко вскочил и стал собираться.
– Простите, Наташа, мне уже пора, не провожайте меня.
Наташа талантливо сыграла пьяненькую именинницу, дабы усыпить бдительность объекта, а когда мужчина вышел за дверь, со всей осторожностью устремилась за ним.
Кислицын ни разу не оглянулся и не догадывался, что за ним пристально следит пара зорких глаз. Может, и удалось бы выследить Наталье, куда он отправился, но Анатолий вдруг поднял руку, и перед ним заскрипела шинами старенькая «копейка».
– И тут, представляете, Людмила Ефимовна! Он называет деревушку… вот убейте меня, не помню названия… то ли Ротово, то ли Глоткино… А потом сел в машину и укатил! И ведь что удивительно, сам-то он точно ни в каком Глоткине не живет. И время, опять же, позднее было. Я вот думаю – куда это он мог направиться, а?
– В Глоткино и отправился, чего тут думать! – расстроилась Люся. – Другой вопрос – зачем? Признайся, а ты его не сильно перепугала? Может, он от твоего внимания сам не знал, что делает, вот и рванул куда глаза глядят…
– Не знаю, это какие ж глаза надо иметь, чтобы они в такую деревню пялились, у которой и названия не запомнишь. Вообще-то я осторожненько… даже еще и не успела его напугать-то ничем. Может, только тем, что у меня белье наше, отечественное?
– Милая моя! Да этим можно кого угодно инвалидом сделать! Нашла что показать!
– И что же мне теперь делать? – чуть не плакала на другом конце провода Наташа. – Как его снова-то… опять, что ли, про именины наврать?
– Нет, теперь можешь просто к нему заявиться и вернуть ему очки, дескать, он их у тебя забыл, а ты, как хорошо воспитанная девушка, побеспокоилась.
– А он без очков приходил…
– Ну и хорошо! Тебе-то какая разница? Пока он тебе это скажет, ты уже успеешь к нему в дом войти и, если посчастливится, представиться маме его невестой… Кислицын давно не мальчик, поди-ка, за тридцатник уже, и его мама должна обрадоваться любой невесте. Поверь мне, ей наверняка уже каждую ночь снится, как она пеленает внуков. А если подход к матушке найдешь, дальше станет работать намного легче.
Девчонка пообещала найти к маме подход прямо сегодня.
– Ну, чем нас порадовала наш агент? – спросила Василиса, закончив с уборкой и теперь старательно накладывая на лицо маску из дряблых огурцов.
– Вспугнула мужика. Как принялась перед ним оголяться, он сломя головушку в какую-то деревню умотал.
– Прямо ужас какой-то! Эти современные девицы даже раздеться перед мужчиной не умеют! Придется дать девочке уроки стриптиза, у меня наверняка еще сохранилась пластика.
– Вася! Я уже дала Наталье указания, думаю, обойдемся без твоего позора.
Наутро Василиса убежала с Малышом в парк и прихватила с собой скакалку: женщина всерьез озаботилась фигурой, вероятно, все еще надеясь, что миллионер разглядит именно в ней свою спутницу жизни.
Люся же вставать не хотела, поэтому четыре раза пожаловалась на боль в ноге и с чистой совестью продолжала валяться в постели. Ее обуревали думы. Было совершенно непонятно, куда это мотанул пугливый Кислицын и зачем? И почему мать Тани Кусковой уверена, что Кристину, утонувшую девушку, погубил именно театр? И самое главное, кто такая Она, которую так защищала Вероника Абрамовна? Шнурок, камешек с узором? Как бы это все у старушки узнать? Что-то не очень верится, будто та начнет откровенничать при виде Васенькиной мусорной корзины, то бишь стильной шляпки…
Решение нашлось только тогда, когда подруги появились на следующей репетиции. В этот раз они немного опоздали: Люся непременно хотела явиться с баяном, а нога еще требовала осторожности. Поэтому и Люся, и Василиса с баяном на животе плелись, точно гусеницы. Люсенька накануне вечером неразумно потратила мелкие деньги на мороженое, теперь же боялась признаться, что денег на дорогу не осталось, и, соответственно, предложила добираться до театра пешком. «Дабы расходить ногу и насладиться прелестью осеннего парка». Сейчас же заливалась соловьем, чтобы поднять подруге настроение:
– Васенька! Ты только вглядись! Эти деревья напоминают мне людей! Природа точно показывает: всему свой срок. Есть пора молодости, зеленых пышных нарядов и шумного веселья, потом приходит пора мудрости, пора золотых мыслей, богатства… все равно, чем ты богат: деньгами ли, друзьями… Но наступает час, когда ты совершенно обнажен… И тогда видно, кто ты: стройная беззащитная березка, ненадежная липа или крепкий дуб. Вот, Васенька, ты мне вон то дерево сейчас напоминаешь, – ткнула Люся на голую громоздкую корягу.
Васенька со зверской физиономией только поддергивала сползающий баян и наслаждаться природой была не настроена. Она шла все медленней и медленней, и Людмила Ефимовна уже всерьез забеспокоилась, что на репетицию они так и не попадут.
– Вася, внимание! – вдруг зашептала Людмила Ефимовна. – Позади нас двое юношей! Да не сутулься ты, а то они подумают, что я со своей бабушкой гуляю!
Василиса немедленно вытянулась струной, на лицо водрузила сияющую улыбку и, невзирая на баян, принялась покачивать бедрами. Юноши оказались прыщавыми, лет тринадцати, которые в ухажеры никак не годились, зато на репетицию подруги опоздали всего на час.
Едва они переступили порог, как шум среди «артистов» стих, народ расступился и на них разъяренным кабаном стал надвигаться режиссер – Кирилл Назарович.
Люся с Василисой за всю их многотрудную жизнь не слышали столько бранных слов, сколько высыпал на них руководитель культурной ячейки. В целом мысль была следующая: все зрители – бараны, артисты – козлы, а самая главная Коза натуральная свинья, потому что не хочет сеять доброе и вечное! Когда Люся поняла, что у Кирилла Назаровича монолога еще на добрых минут тридцать, она попросту растянула мехи баяна и заиграла плясовую.
– Такое сопровождение пойдет? – наивно спросила она режиссера, видя, как тот хватает ртом воздух, пристраиваясь потерять сознание от такой наглости. – Мне кажется, так веселее будет. Василиса Олеговна, ну начинайте же роль говорить и помахайте кто-нибудь на режиссера, он что-то совсем раскис, никак работать не хочет. Только не юбками машите, с вас станется…
Общими усилиями Кирилла Назаровича привели в чувство – худая мрачная особа, Ирина Горбатова, вознамерилась ему сделать искусственное дыхание, чем окончательно перекрыла кислород, кто-то, добрая душа, громыхнул тазом под самым ухом сердешного, а громоздкая Анжела, тинейджер-переросток, по-детски стала открывать режиссеру глаза, пытаясь отгадать, навечно ли они закрылись. Лежать без сознания обходилось себе дороже, поэтому Кирилл Назарович вскочил, обложил всех матом, и репетиция покатилась по прежним рельсам.
– С ума сойти! Как он вас поливал, ухо радовалось, – причмокнула рядом с Василисой женщина со знакомым лицом, когда Козе дали пятнадцать минут отдыха. – Прямо не в бровь, а в нос!
– А, это вы, Тереза Михайловна, – узнала Василиса соседку Рудиной Риммы. – А я вас, признаться, и не заметила.
– Ничего, меня здесь никто не замечает, – махнула рукой Тереза Михайловна. – Муж говорит, я – как воздух, его тоже никто не замечает, пока не испортят… Гы-гы… Я думала, вы уйдете, не станете терпеть…
– Так я бы и не стала, может быть, но я же обещала вам, – выкручивалась Василиса. Не могла же она сознаться, что у них с Люсенькой в этом театре еще целая телега неотложных дел.
– Так это вы из-за меня, что ли?! – всплеснула руками Тереза. – Надо было сказать, я бы сама ходила! Я уже и сама решила – чего дома-то сидеть? Вот, видите, пришла, сама буду присутствовать, так что вы теперь совершенно свободны!
– Ну нет, а как же роль? На меня надеются. Так нельзя… – упиралась Василиса.
– А чего нельзя-то? Подумаешь, роль – Коза! Да я и сама сыграть могу! Это, может, из меня Джульетта какая не получится, а коза-то!!
– Ну, может, мне за кого другого в театре поучаствовать? Уж больно мне на сцену хочется, – зарумянилась Василиса, стыдливо опуская глаза.
– А за кого другого? Анжелка отсюда ни в жисть не уйдет, она в театр-то из-за Кешки Хлебова бегает, вон тот, вишь, Волка играет. И эти две клуши, в уголке, им и ролей никогда не дают, а они регулярно на репетиции таскаются, тоже на Кешку охотятся, а может, на Кирюшу заполошного. Не-ее, отсюда никто уйти не захочет. Друг перед дружкой морды корчат, что, дескать, их силком заставляют, а самих помелом не выгонишь. Если, говоришь, прикипела, так ходи…
– Неужели и Вероника Абрамовна сюда из-за этого красавца бегает? – удивилась Люся, которая сидела тут же.
Тереза Михайловна, вероятно, соскучилась по светскому общению, потому что безудержно выливала любую информацию.
– Вероника Абрамовна не из-за Кешки, она же не совсем без глаз. Только она отсюда тоже не уйдет, потому что некуда ей.
– Как это некуда? – не поверила Василиса. – У нее что, дома нет?
– Неужели бомжиха? – ужаснулась Люся, которая тоже не упускала нить разговора.
– Еще пока нет, хотя… Пойдемте вон туда, я вам тихонько расскажу.
И Тереза Михайловна быстренько отошла за толстую трубу, под грязные тряпки.
– Вероника-то с мужем раньше очень хорошо жили. Квартиру такую имели, вам и не снилось! Здесь же, вон в тех домах. А потом муж умер, она осталась с дочкой да с внуком. А дочка у нее… Вот скажут мне: или под машину ложись, или такую дочку имей, я лучше сразу под машину, честное слово. Не дочка, а ведьма какая-то! Капитолиной зовут. А сынишка ейный еще хлеще матушки уродился – наглый, хамовитый, жирный… глаза бесстыжие растопырит и костерит бабку на чем свет стоит. А еще Гошей называется, тьфу!! В общем, пожила Вероника с дочкой-то, а потом и решила – разменяла свою большую квартиру на две. Одну в этом дворе себе оставила, а дочку с внуком в центр города переселила. Да только что-то там перемудрила: очень боялась, что после ее смерти квартира дочери не достанется, или платить нужно было какие-то деньги, короче, прописала она дочь у себя, а в той внучок прописан. Сначала вроде бы ничего было, а потом дочка ее решила, что негоже деньги мимо рук пускать, и сдала свою квартиру в центре. Они с Гошей к Веронике переехали, а копеечку себе в карман положили. Капитолина и в ларек сюда устроилась, очень удобно, и Гошу в школу перевела сюда. Пока дочка с внуком только жили, Вероника крепилась, хоть и тяжко ей приходилось. А затем Капитолина мужа себе нашла и тоже к Веронике притащила. И началось. Абрамовне-то теперь не всегда двери домой открывают! Она даже раньше и из дома не выходила – выйдет за хлебом, а они двери на щеколду, и привет!
– Это они родную мать в ее же квартиру не пускали? – сверкнула глазами Люся.
– А они и сейчас не пускают, – беспечно сообщила Тереза. – И что хочешь ты с ними, то и делай. Соседи их и стыдили, и милицию вызывали, а толку? Они сегодня откроют, а завтра опять на щеколду. Вот Вероника здесь и крутится. Она иногда даже ночует здесь. Говорит, что реквизиты сторожит, да только чего там сторожить-то? Старый таз? А вы говорите, уйдет! Куда?
– А что, Капитолина, дочка этой женщины, и сейчас в этом ларьке трудится? – зачем-то спросила Люся, сузив глаза.
– Еще и как работает. Днем торгует, как положено, а ночью свою водку продает, паленку. Ее и топором оттуда не вырубишь…
– Коза!! Где Коза?!! – разнервничался вдруг режиссер и захлопал в ладоши. – Кеша! Волк! Теперь репетируем сцену, где ты пытаешься соблазнить Козу! Кеша, я как мужчина тебя понимаю, но ты должен сыграть влюбленный взгляд! Ты Волк и хочешь пробраться к Козе в дом! Там у нее целый выводок козлят!! А ты голодный!! Кеша! Не смотри на Козу как на преступницу!! Ты ее… ну сделай вид, что она тебе нравится!! Если ты артист, ты это сделаешь!!
Всю репетицию Кеша старательно упирал томный взгляд в глаза Василисы. Вообще-то, Василиса Олеговна не могла долго выдержать, когда на нее так смотрели мужчины, пусть даже играя роль Волка. Но здесь отчего-то было все по-другому. Как ни обволакивал ее Кеша любящим взором, она никак не могла поверить: сквозь ласковое лицо просвечивала маска хищника, и у Василисы от этого где-то в солнечном сплетении разливалась черная, холодная клякса страха.
После репетиции Вероника Абрамовна и в самом деле не торопилась домой. Она откуда-то выудила веник и стала деловито мести им по «репетиционному залу».
– Вероника Абрамовна, – подошла к женщине Василиса, – вы сегодня не слишком торопитесь домой?
Женщина насторожилась.
– Понимаете, мне нужна ваша помощь. Мне до дома еще баян переть, а Люсенька, она нездорова… – Василиса даже всхлипнула от усердия.
Люся немедленно приняла страдальческое выражение лица и слегка поскуливала, растирая ногу.
– Я прямо ума не приложу, как их обоих до дома дотащить.
Женщина насторожилась еще больше.
– Да вы не бойтесь, она сама ходит, – тут же успокоила Василиса. – Только если что, под руку поддержать…
– А если она рухнет на полдороге? – спросила Вероника Абрамовна.
– Да не рухнет она! Рухнет, так тоже ничего страшного, волоком дотащим.
– Что значит волоком?! – возмутилась было Люся, но, сообразив, стала с пылом уговаривать: – Здесь и идти-то совсем немножко… И потом, я вовсе не собираюсь на вас виснуть, вы мне нужны только так, для страховки…
Вероника Абрамовна все-таки согласилась. Шли они недолго, и больная Люся неслась впереди всех: Вероника Абрамовна страдала одышкой и постоянно останавливалась, а Василису все время тянул к земле баян.
– Ну, вот мы и дома. Проходите, сейчас чай пить будем, с сушками, с конфетами, у нас еще сыр есть, – пригласила Василиса. – Собачку нашу не бойтесь, она у нас ученая, даже дрессированная немножко. Кот тоже, домашний. Проходите.
Но гостья не проходила. Она топталась в прихожей и теребила платок.
– Собачка у вас славная. И котик тоже, только… Я пойду. Темно уже и поздно. Как же я домой потом?
– А вы у нас оставайтесь! – радостно предложила Люся. – Теперь мы вас и сами не отпустим. Ну что же получается, мы не можем вас проводить, а одну вас отправлять боязно. Выхода у нас нет, зато у нас есть много свободного места.
– Да, – подтвердила Василиса, – а еще, можно сколько угодно говорить с интересным человеком. Вы же хотите поговорить со мной, например, о Беловежском заповеднике или о живописи?
Подруги уговорили пожилую женщину, и через два часа чаепития она сама рассказала им о том, почему ей не хочется идти домой.
– Нет, я вот никак понять не могу! – кипятилась Люся, от злости переходя на «ты». – Как же это родная дочь… А ты в милицию обращалась? Заявление писала?
– А что милиция сделает? Приехали они однажды, я даже на своей кровати переночевала, два дня из дома не выходила, а на третий день за хлебом спустилась, так муж Капитолины, он дома был, дверь не открыл мне, а в милицию каждый раз не набегаешься… И ведь дочка же это моя! Как же на нее в милицию заявление! Видно, судьба моя такая. Надо жертвовать собой ради близких людей…
– Кто?!! Ну кто тебе это сказал?! – носилась по кухне Люся, не обращая внимания на ногу. – Как красиво сказано – «жертвовать»! И будет всем благостно, да? А ты никогда не думала, что вред наносишь? Ты же растишь рядом с собой махровых эгоистов! Тех, кто твою жертву принимает как должное, а потом еще и с других требует – терпите! Жертвуйте!
– Чего это ты, Люсенька? Успокойся, – осторожно погладила Люсю по голове Василиса. – Чего голосишь-то? Завтра мы с Вероникой Абрамовной все как надо сделаем, правда же?
Вероника Абрамовна пожала плечами:
– Ну, если это и в самом деле вред, жертва-то…
– Ты еще жертв не видала… – засунула себе в рот сушку Люся и чуть не сломала зуб, сушки были будто из цемента. – Мы сейчас одно дело расследуем… вот там действительно жертва! Девчонка, молоденькая такая, Кристина Кравченко.
– И ведь сколько ищем, а никто не хочет помочь! – хрустнула сушкой и Василиса. – Ты, кстати, Вероника Абрамовна, ничего про это дело не слышала?
Вероника Абрамовна тоже засунула сушку в рот и теперь не знала, что делать, – выплюнуть ее не позволяло воспитание, а съесть сразу не было физических сил. В общем, у женщины было время подумать.
– Кристина Кравченко? – медленно переспросила. – Она у нас в театре занималась. Красивая девочка была, утонула. Жалко, совсем еще молоденькая.
– А может, она не сама утонула? – хитро прищурилась Василиса. – Может, ей помог кто?
– Ну вот! И вы туда же! – расстроилась гостья. – Вот наслушаетесь всяких сплетен, а потом невинного человека порочите…
– Да мы еще и не слышали сплетен-то, – оскорбилась Люся.
– Но очень бы хотелось, – вставила подруга. – Ведь если кто-то разжигает сплетни, значит, это кому-то нужно. Давай, Вероника Абрамовна, сплетничай. В ерунду мы все равно не поверим.
Вероника Абрамовна тяжело вздохнула и рассказала.
Кристина в театр пришла еще летом. Хорошенькая такая, будто куколка. Все мужчины, которых принудил Кирюша ходить в драмкружок, немедленно стали распускать перед девчонкой хвосты, а она только смеялась. Потом в кружок заявился Иннокентий Хлебов, он на психолога выучился и какую-то серьезную работу пишет, что-то там про добровольную человеческую многоликость. Увидев красавца психолога, Кристина чуть присмирела. Меньше стала хихикать, над Кирюшей реже подсмеивалась, зато ее взгляд подолгу останавливался на безупречном профиле Хлебова. А тот со всеми держался ровно, в том числе и с Кристиной. Тогда в театре ставили сказку «Коза и семеро козлят», со времени образования театр все никак не может показать эту злополучную «Козу». Кирюша не решился сразу ставить серьезные произведения, сначала себя перед детьми хотел испытать. Волком был Хлебов, а Козу играла Кристина. Что они творили на сцене! Волк так нежно смотрел на рогатую, а Кристина отвечала таким безмолвным обожанием, что более спелые матроны театра дружно воспротивились:
– Это уже детям нельзя показывать! Хлебов с Кравченко подталкивают детей на черт-те что!! И вообще – Козу должна играть зрелая актриса! Не забывайте, у Козы уже семеро козлят имелось!
Однако Кирюша был сражен красотой Кристины и решил во что бы то ни стало на первый свой спектакль собрать весь двор. Он говорил, что если люди не захотят смотреть спектакль, то на Кристину придут смотреть обязательно.
– У меня Коза хитрая! – смеялась Кристина. – Она, может быть, только с первого взгляда такая влюбленная дура, а победит все равно добро! Вот она, интрига!
– А то кто-то эту сказку не читал! – фыркали зрелые дамы. – Да мы с трех лет эту интригу знаем! Кирилл Назарови-и-иич, ну когда мы будем ставить «Собаку на сене»?
Но заполошный Кирюша помешался на семерых козлятах. Старики морщились, а молодежь веселилась. Молодежи раньше много было: Кристина, Римма, Юля, парнишки крутились. Им все равно было, что играть, они сдружились – вместе ездили к Кеше на дачу, вместе по лесам мотались и даже в настоящие театры бегали. Тогда-то и подарил Хлебов Кристине маленький камушек на шнурке. Друг у него из Прибалтики приехал, таких сувенирчиков целую сумку приволок. Кристина тут же повесила шнурок на шею и объявила всем, что теперь это ее талисман. Однажды Кеша в который раз пригласил ребят на дачу. Собирались поехать, конечно, все. А на следующий день оказалось, что Кристина не приехала. Такого быть не могло, она просто с ума сходила по Хлебову, и не поехать на его дачу?! Она не могла прийти только в одном случае: если бы ее в живых не оказалось. Так и вышло: девчонку через день нашли в реке, утонула. Ребятишки рыбу ловить вздумали, а поймали… И ведь речушка меленькая такая, как там утонуть можно? Вот и стали шептаться, что Кристина не случайно погибла.
В театре тем временем роль Козы решили передать Юле. Она была лет на восемь старше Кристины, и ее Коза получилась спокойная, недоверчивая и не такая влюбленная в Волка.
Теперь уже Кеша Юлю поедал глазами, но та относилась к этому совершенно спокойно. Но и это равнодушие тоже не понравилось сварливым теткам, они так и сверлили девчонку взглядами.
– Господи, – ворчали они, – он перед ней и так и эдак, а она… ну хоть бы раз хвостом или там… выменем… трясанула. У нас Коза какая-то фригидная.
Кирилл Назарович тоже был недоволен холодностью девушки. Ему требовалась жуткая любовная интрига. К тому же все в кружке знали, что отношения у Хлебова и Юли вполне теплые. Кирюша кричал, требовал, Иннокентий выкатывал глаза от любовной страсти к Козе, а Юля упрямо играла так, как считала нужным. А однажды у режиссера Кирюши от собственного крика разболелась голова, и Юля полезла в карман за таблеткой. Вместе с цитрамоном девушка вытащила «Орбит», монетку и шнурок с камешком.
– Ничего не понимаю… – пожала она плечами. – Чего только в собственном кармане не отыщешь, всякий мусор.
– Это не мусор, – сказал Хлебов. – Это мой подарок Кристине. Она его еще талисманом называла.
Этого разговора никто не слышал, только Вероника Абрамовна, потому что она тоже таблетку попросить хотела, поэтому и находилась рядом, когда Юля в карман полезла. Надо отдать Хлебову должное, он ничего никому не сказал, но все равно откуда-то поползли недобрые слухи. Вспомнилось сразу, что Юлю тоже приглашали тогда на дачу, но она не приехала. Конечно, девушка говорила, что ходила к подруге на день рождения, но в это никто не верил. Юля чувствовала это и просто с ума сходила. А потом ее не стало. Сначала она пропустила репетицию, и Хлебов чуть ли не по домам бегал, спрашивал, не видел ли кто Юлю. На следующую репетицию Юля тоже не пришла, но откуда-то пришла весть, что она поехала отдохнуть к матери, и все успокоились. Только Хлебов ходил какой-то угрюмый. Между кружковцами пополз слушок, что Хлебов с Юлей рассорился, в результате чего та и отбыла к родительнице. А потом ее нашли. Милиция сообщила… Мать из поселка приезжала на опознание, а узнала с трудом.
– А почему вы так уверены, что Юля не могла погубить Кристину? – спросила Люся. – Ведь ее тоже не было на даче, а алиби, как мы поняли, у нее очень туманное.
– Никакое не туманное, я знаю, не могла. Юленька моей соседкой была, про наши семейные дела ведала. И в тот день, когда все на дачу собирались, мои опять дом заперли. Девчонка меня к себе пригласила, я у нее и ночевала. А говорить об этом она никому не стала, знала, как я болезненно переживаю чужие толки о Капитолине. Нет, в милиции-то я все объяснила, а вот людям же не расскажешь, всем-то… Вот и получается, что никак Юля не могла Кристину сгубить.
– А откуда тогда у нее шнурок в кармане появился?
– Это кто-то на нее тень навести хотел, я так думаю, – поделилась Вероника Абрамовна.
Подруги были благодарны гостье за рассказ, и растроганная Василиса решила непременно завтра же осчастливить даму своей шляпкой. А сегодня у них с Люсей были кое-какие дела.
– Вероника Абрамовна, вот вам чистое белье, – плюхнула Люся на диван простыню и наволочку. – Располагайтесь, а мы с Василисой собачку прогуляем, это недолго…
На самом деле говорилось быстрее, чем делалось.
Подруги приехали с щенком во двор, где проживала многострадальная Вероника Абрамовна, и Василиса подалась к киоску. Именно здесь должна была работать Капитолина. В киоске сидела краснощекая бабища, пялилась в маленький телевизор и пыхтела сигаретой.
– Здра-а-аассьте, – улыбнулась Василиса во все зубы. – Это вы Капитолина?
– Ну? И чо? – даже не взглянула на нее бабища.
– Так чо… мне бы хотелось водочки купить, у вас ведь дешевле, правда?
– Дешевле только на поминках, – брякнула продавщица и тяжело поднялась. Какое-то время Василиса могла лицезреть только ее широченный приплюснутый зад – продавщица рылась под прилавком, а когда вынырнула, в ее руке была бутылка с мутноватой жидкостью.
– Вот! Для себя берегла, – продемонстрировала Капитолина бутылку. – С тебя девяносто рублей.
– Сколько? Девяносто? – охнула Василиса. За такую цену свободно можно было купить вполне приличную заводскую «белоголовку».
– А ты как хотела?! Чтобы такую-то вкуснятину и за десятку, что ли? Да в ней знаешь сколько витаминов? А градусов? С рюмки насмерть бьет!
– Ну, разве что насмерть, – согласилась Василиса и приняла бутылочку аккуратненько в газетку.
Люся уже замучилась со щенком, толкаясь неподалеку от киоска. Собаку постоянно тянуло куда-то в темень, а Люсенька последнее время старалась избегать неосвещенных мест. Поэтому, когда появилась Василиса с газеткой в руках, подруга с облегчением вздохнула.
Домой добрались быстро, однако не успели раздеться, щенка опять потянуло на улицу.
– Что это с тобой, Малыш? Мы же столько гуляли… – удивлялась Люся, снова натягивая курточку. – Вася, ты его чем кормила? Я же просила, не смей ему давать молока! Оно в собаке совершенно не держится!
– Я не кормила твою псину, это он сам, и, между прочим, не молоко, а сливочное масло, половину пачки со стола стянул, как только мордой дотянулся.
– Надо убирать со стола масло! Ты-то сама не хочешь с парнем гулять, а мне теперь снова тащиться.
– А ты с ним и не гуляла сегодня как следует, даже с поводка не спускала, а собачка на поводке стесняется! И нечего удивляться!
Подруги уже начали беседовать на повышенных тонах, и, возможно, дело бы дошло до крика, если бы в прихожей не появилась Вероника Абрамовна.
– Девочки, что такое? Давайте я с собачкой прогуляюсь. Я люблю животных, только мне их держать не разрешают. Люсенька, пойдемте, прогуляемся вдвоем, вечерним воздухом насладимся… а Василиса нам приготовит оладьи. Я почему-то очень люблю оладьи!
Женщины удалились, а Василиса обиженно поползла на кухню. Нет! Они, значит, воздухом будут дышать, а она должна оладьи производить! Да Василиса уже забыла, когда оладьи пекла. Это у Люси они какие-то пышные получаются, она туда творога добавляет. Вот сколько раз ей говорила Василиса, зачем в оладьи творог? Нет ведь, никогда не слушается! Пусть теперь приходит и сама делает. А у Василисы зато котлеты чудесные выходят. Правильно, сейчас нужно достать из холодильника фарш, пускай размораживается, а потом можно и котлеток налепить.
Отчего-то Люся с Вероникой Абрамовной домой не торопились. Василиса уже приготовила себя ко сну, а женщин с прогулки не было. В душе стало нарастать волнение – время позднее, а Малыш наверняка уже со всем управился.
Василиса выбежала на балкон – никого. Тихо. Вернулась в комнату, и ей почудилось, что в двери кто-то скребется. Так и есть, на пороге вилял бесхвостым задом щенок.
– Малыш! А где Люся?
Василиса снова вылетела на балкон и успела заметить, что прямо перед подъездом стоит черная блестящая машина и в нее кто-то силком затягивает маленькую Люсю. Вероника Абрамовна, вероятно, уже была затолкнута, потому что ее нигде не было видно.
– Гады!!! Отпустите немедленно!!. – орала с балкона Василиса так, что во всем дворе немедленно высунулись жильцы из окон.
Однако те, кто сидел в машине, чувствовали себя весьма уверенно: не обращая ни на кого внимания, они пытались затащить женщину в салон. Люсенька уже держалась из последних сил, и Василиса, свирепо рявкнув соседям «Помогите!!!», вылетела из квартиры.
Когда она вынеслась, Люся уже была в машине. Теперь удалось разглядеть, что это была иномарка, в салоне кроме Люсеньки находилось по меньшей мере еще человека два, и эти люди, видимо, собирались на торжество, потому что почти все заднее окошко закрывал букет из здоровенных роз какого-то откровенно мясного цвета. Люся схватила эти розы и хлестала ими сидевших, точно банным веником, но разве ж это могло помочь? Они ее все же скрутили и завернули руки. Однако иномарка никак не могла тронуться с места, что-то в ней фырчало, страшно гудело, но не двигалось.
– Ага, – ликовала Василиса, – не вышло!! Люсенька, держись!! Я этих гадов…
И все же там что-то загремело, заскрежетало, и авто сдвинулось. Василиса только и успела ухватиться за какую-то блестящую железяку позади машины. От напряжения у нее вздулись вены на висках, бешено заколотилось сердце, сдавило горло, но… удержать сотни лошадиных сил женщина не смогла. Последнее, что она увидела в окне богатой машины: перекошенное от ужаса лицо Люсеньки, несчастные, обезумевшие глаза, ее пальцы, скользящие по стеклу, и кровожадные розы.
Машина, грозно взревев, укатила, а Василиса, обессилев, опустилась в ноябрьскую слякоть. Бедная Люся… близкий, дорогой человечек… ей так страшно сейчас… Перехватило дыхание, сознание помутилось, и на Василису навалился тяжелый, душный мрак…
