Прочитайте онлайн Маленький большой человек | Глава 27. МОКРАЯ ТРАВА
Глава 27. МОКРАЯ ТРАВА
В субботу, 24 июня, выдался удушающе жаркий день, и порывы южного ветра приносили с собой не прохладу, а горячую пыль. Войску пришлось разделиться на несколько отрядов, каждый из которых пошел вперед своим путем, чтобы хоть как-то уменьшить огромное облако, поднимаемое копытами лошадей. Мы уже близко подошли к врагу, а сразу после полудня проехали место, где, судя по. следам, еще один большой отряд индейцев, пришедших с юга, соединился с тем, который мы преследовали.
Вскоре нашим глазам открылась недавно оставленная стоянка, такая огромная, что дух захватывало. То там, то здесь на песке попадались рисунки, изображавшие встречу двух армий, нашей и индейской, причем все белые люди на них почему-то лежали на земле, а краснокожие сидели на лошадях.
Моя голова раскалывалась после вчерашнего, а запах жарящегося бекона вызывал только тошноту. Одеревеневшее тело отказывалось повиноваться, душой овладело полное безразличие к происходящему. Ри и кроу толпились вокруг рисунков и, оживленно жестикулируя, что-то тараторили Фреду Жирару и Мичу Байеру, своим белым переводчикам. Накарябанные на песке картины их сильно впечатлили и встревожили.
Некоторое время спустя к ним подъехал Кастер, и Байер объяснил ему, что рисунки означали «много солдат, упавших лицом вниз в лагере сиу», то есть мертвых.
Вот тут-то я выступил вперед и заговорил:
— Генерал…
Но он перебил меня:
— А, это ты, погонщик? Если я не ошибаюсь, твое место рядом с мулами.
Но на этот раз он не сердился, а скорее любопытствовал.
— Сэр, — упрямо продолжил я, борясь с головной болью и обидой, — я не уверен, что ваши разведчики хорошо справляются со своей работой. Их сообщения полны суеверий, и поэтому вы игнорируете их.
Байер и Жирар одарили меня взглядами, не предвещавшими ничего хорошего.
— Сэр, — я немного повысил голос, — психологию индейцев можно условно разделить на две части: практическая выгода и мистическая фантазия. Все эти рисунки и кости оставлены с одной-единственной целью — напугать. Если вы испугаетесь и повернете назад или если пойдете вперед и будете разбиты, то, значит, «пророчество» оправдалось. Если же победите — что ж, просто не сработало колдовство. Но главное не это, а то, что индейцы отлично знают: мы идем по их следу. И их послания равносильны официальному заявлению, что бежать и прятаться они и не подумают.
Кастер слушал меня с легкой улыбкой, когда же я закончил, разразился громким лающим смехом. Теперь он снова напоминал себя самого, того, каким был раньше, до реки Танге.
— Слушай, парень, — сказал генерал. — У меня репутация крутого человека. Но, похоже, я единственный старший офицер, которому довелось выслушивать рекомендации погонщика мулов. У меня всегда хватало советчиков вроде тебя, взять хоть Калифорнию Джо или Дикого Билла Хикока. Ты что же, считаешь Чарли Рейнолдса плохим разведчиком?
Он снова расхохотался, а затем продолжил:
— Это, пожалуй, моя самая веселая кампания… Ну ладно, черт с тобой! Ты хотел быть проводником и следопытом, будь им. И мой первый приказ тебе звучит так: не отходи от меня ни на шаг, говори мне все, что взбредет тебе в голову, но, ради Бога, не мешай остальным разведчикам работать!
Таким вот образом я и стал личным проводником командира седьмого кавалерийского полка в награду за то, что просто сказал правду. Если вы думаете, что последние слова генерала обидели меня, то ошибаетесь. Да, они означали, что пользы от меня ожидается даже меньше, чем когда я занимался мулами, а слова человека, принимаемого за идиота, и будут звучать для всех по-идиотски, но теперь-то я поеду не в хвосте, а в голове колонны, и, кто знает, быть может, смогу уберечь генерала от грубых ошибок! Поэтому я безоговорочно принял новое назначение, чем вызвал у Кастера новый приступ веселья. К нему присоединились Байер и Жерар, а также индейцы, которые ни слова не поняли, но старались в меру способностей вести себя вежливо.
Приказ генерала находиться все время рядом исполнить было просто невозможно, поскольку он ни секунды не «сидел» на месте: его Вик мелькал то тут, то там, то в миле, то в двух от головы колонны. Кастер выезжал навстречу разведчикам, давал на ходу последние указания курьерам, которых рассылал с приказами его адъютант лейтенант Кук.
Том Кастер, полная копия генерала (только внешне, разумеется), напротив, был все время во главе колонны, раздавая направо и налево сумбурные указания, которые подобострастно выслушивались вестовыми, но не исполнялись, так как единственной частью отряда, находившейся в его ведении, являлся обоз. Остальные родственники генерала — младший брат Бостон и племянник Армстронг Рид — вели себя так, словно направлялись на веселый пикник.
На меня почти не обращали внимания, даже новый денщик Кастера по имени Беркман не изъявлял ни малейшего желания вступить в беседу.
Мы проделали тридцать миль и в восемь вечера сделали привал, но тут явились разведчики кроу и доложили, что следы сиу свернули на запад и идут через Волчьи горы по направлению к Литтл Бигхорну, или, как называли эту реку индейцы, Мокрой Траве. Новость облетела весь лагерь: враг в долине у реки, и на рассвете мы атакуем. Никто не сомкнул глаз, а около полуночи колонна снова двинулась в путь.
Во время недолгой стоянки я нашел Батса, который, закусывая на ходу, шнырял по всему лагерю.
— Знаешь, что я скажу тебе, — заявил он, — завтра Упрямец нападет на индейцев. На целый день раньше соединения с отрядами Терри и Гиббона! К их приходу от краснокожих ничего не останется, и вся слава перепадет седьмому кавалерийскому. Это он так думает… Что б его черти подрали, а если не так??? Хоть ты попробуй его вразумить!
Мы стояли недалеко от штабного шатра, и я посоветовал Батсу говорить тише, но он лишь рукой махнул: Кастеру было не до его проклятий, он совещался с офицерами.
— А эти новобранцы, — не унимался сержант, — уже поджали хвост и повизгивают, что устали от долгого перехода… Боже, они и стрелять-то не умеют, а у индейцев, по слухам, теперь есть скорострельные карабины. Проклятые торговцы! Да при первом же ответном залпе наши кролики бросятся врассыпную!
Новобранцы составляли примерно треть колонны. Это были ирландцы и немцы, которые приехали из Европы в Америку и, не найдя работы, пошли в армию. Теперь им предстояло погибнуть, так и не научившись говорить по-английски. Кое-кто находил это даже смешным, но только не я.
Итак, наш отряд снялся с места и направился на запад, вдоль русла ручья Дикого Шиповника, берущего свое начало в Волчьих горах. Луны не было, стояла страшная темень, и, когда в начале третьего утра забрезжил первый свет, мы проделали едва ли шесть миль.
Тем не менее через час прямо перед нами оказались Волчьи горы, вернее, не горы, а сильно пересеченная местность, состоящая сплошь из холмов и оврагов. Генерал позволил своим измученным людям снова устроить привал.
Я попытался заснуть, но только зря ворочался. Сон не шел ко мне, как и к большинству солдат в лагере. Кастер, казалось, так и не покидал седла.
Едва солдаты расположились на отдых, к генералу подъехал командир разведчиков лейтенант Варнум.
— Сэр, — доложил он, — индейцы стоят в пятидесяти милях выше по реке. Кроме того, мы обнаружены.
— Нет, — ответил генерал. — Этого не может быть.
— Но сэр…
Кастер резко повернул Вика и погнал его вверх по склону ближайшего холма.
— Сэр! — кричал ему вслед Варнум, — Мы встретили шестерых сиу, но они сбежали от нас, направляясь в свою деревню.
Вскоре генералу пришлось спешиться и подниматься выше на своих двоих. Спешивший за ним Варнум выглядел совершенно растерянно.
— Он мне не верит! — бормотал он себе под нос.
На вершине холма собрались разведчики, Мич Байер и Лавендер. Отсюда ясно просматривалась вся долина Литтл Бигхорн, только над самой землей еще висела легкая утренняя дымка.
Кастер не взял свой полевой бинокль, и разведчик кроу по имени Беглец (так проще, поскольку на самом деле его звали Тот-За-Кем-Бежит-Белый-Человек) протянул ему допотопную подзорную трубу.
— Ищите дымы костров и большой табун лошадей на левом берегу реки, — перевел слова индейца Байер.
Кастер с минуту разглядывал долину.
— Я ничего не вижу, — сказал он наконец.
— Ищите мух, — подсказал через переводчика ри по имени Идущий Впереди. — Отсюда лошади выглядят именно так.
Кастер вернул трубу Беглецу.
— Нет, — сказал он. — Нет там никакой деревни.
Лицо Байера исказилось, и он проговорил, буквально выдавливая из себя слова:
— Генерал, на этом берегу сиу больше, чем мне доводилось видеть за целых тридцать лет. Клянусь вам, это правда.
— Нет, — повторил Кастер и направился к денщику, державшему его коня.
Он уже почти доехал до лагеря, когда навстречу ему выскочил Том Кастер и завопил:
— Армстронг, нас выследили!
В пути один из ящиков с припасами упал на дорогу, и солдаты, посланные назад принести его, вспугнули сиу, пытавшегося взломать крышку своим томагавком. Индеец удрал.
Не знаю, что подумал Кастер после этих слов, но он все-таки поверил в присутствие по соседству врагов, поскольку приказал горнисту трубить офицерский сбор. Его речь была короткой: раз уж не удалось подойти скрытно, надо атаковать без промедления.
Измотанные солдаты вновь сели на своих усталых лошадей, а индейцы хватались за свои талисманы, стремясь отвести беду. Мы снова тронулись в путь.
Был полдень 25 июня 1876 года. Жара не спадала. Моя рубашка прилипла к спине, а в рот и ноздри набилась дорожная пыль. Прерия уже не казалась такой притягательной, как рисовала ее память о моей индейской жизни.
Перейдя водораздел, мы выехали к верховьям маленького ручейка, несшего весной свои воды в Мокрую Траву, а теперь совершенно пересохшего. Здесь-то Кастер и принял решение о разделе полка на двенадцать частей. Позже многие осуждали его за это, но, на мой взгляд, напрасно. Они не принимали в расчет то, как он видел ситуацию.
Генерал не верил в существование большой индейской деревни, хотя и знал наверняка, что краснокожие стоят где-то на реке, между тем местом, куда направлялись мы, следуя высохшим руслом, и колоннами Терри и Гиббона, приближавшимися со стороны устья.
Однако сиу могли и подняться вверх по течению до предгорий Бигхорна и напасть на нас с левого фланга, отрезав и окружив часть войск. Поэтому Кастер послал Бентина и три отряда пресечь попытку такого рода, а усиленный отряд разведчиков — прочесать берег насколько хватало глаз.
Мой приятель Батс ускакал с батальоном Бентина, и больше я его никогда не видел. Но до сих пор отказываюсь верить, что он погиб.
Из оставшихся восьми отрядов Кастер оставил пять под своим непосредственным командованием, а три отдал Рено. Миль через десять после водораздела мы увидели на правом берегу ручья одиноко стоящий типи и индейцев вокруг него. Командиры едва не открыли по ним огонь, но вовремя сообразили, что это наши собственные разведчики.
Типи принадлежал сиу, и все вокруг носило следы поспешного бегства. Лейтенант Хэйр сообщил Кастеру, что его следопыты спугнули около пятидесяти краснокожих.
Генерал распорядился послать часть разведчиков проследить, куда направились беглецы, и приказал Рено вести свои отряды ускоренным маршем и форсировать реку.
После его отъезда Кастер двигался следом, пока мы не подошли к реке. Сейчас почему-то считают, что Рено не торопился переправиться через нее, ожидая подкрепления со стороны генерала. Возможно, это и так, но лично я подобного приказа не слышал.
На мой взгляд, все обстояло гораздо проще. Памятуя свою удачную тактику при Уошито, где он также раздробил свои силы на мелкие отряды, Кастер решил атаковать индейскую стоянку сразу с нескольких сторон. Свои отряды он повел вдоль реки, скрываясь за ее высоким обрывистым берегом от вражеских глаз. Рено же двигался по прерии и открыто. Замысел был прост: Кастер, пройдя несколько миль вниз по течению, переправится там и ударит с одного края, а Рено, раньше него оказавшийся на противоположном берегу, — с другого
Но Кастер или забыл, или просто не хотел вспоминать, как подобный же маневр при Уошито не принес желанного результата. Эллиот, посланный генералом в обход, был разбит, в то время как сам генерал победил быстро и без особых потерь. Теперь подобный же исход мог грозить Рено или Бентину, поскольку никто точно не знал, сколько врагов нас подстерегает и где именно они укрылись.
Сам же Кастер не торопился. Он даже позволил людям остановиться и спокойно напоить лошадей. Этой передышкой воспользовался корреспондент Марк Келлог, с которым я познакомился еще на борту «Дальнего Запада», чтобы задать генералу несколько вопросов.
— Генерал, — сказал он, — не могли бы вы прокомментировать свою тактику? Ваше спокойствие, да и эта остановка перед самым сражением выглядят несколько странно…
— Пожалуйста, — невозмутимо ответил Кастер. — Многие полагают, что я нетерпелив и добиваюсь побед исключительно оголтелым напором. Категорически это отрицаю. Все когда-либо совершенное мною было результатом тщательного анализа всех вариантов предстоящего сражения. Любые отклонения, возникающие во время самой битвы, также предусмотрены и изучены, как под увеличительным стеклом. Мой мозг работает быстро, и решения принимаются мгновенно, но, повторяю, все они — плод долгих и кропотливых раздумий, а соответственно, и общего плана кампании.
Он хотел еще что-то добавить, но в этот момент появился его адъютант лейтенант Кук, отправившийся ранее вместе с отрядами Рено в качестве наблюдателя. Теперь он спешил обратно.
— Жирар докладывает, — прокричал он, осаживая коня, — что навстречу Рено движутся большие силы индейцев.
— Где неприятель? — быстро спросил Кастер.
— Милях в трех ниже по течению. По крайней мере, был там, когда я уезжал. Теперь же Рено, должно быть, начинает бой.
Действительно, не прошло и двух секунд, как до нас долетели звуки ружейных залпов.
— Какова численность противника?
Но Кук не мог этого сказать: изрезанная местность, высокий берег и густые кусты не позволяли верно оценить силы врагов.
Горнист протрубил отрывистый сигнал, и солдаты заметались, готовя лошадей к выступлению. Не дожидаясь их, Кастер бешено погнал Вика вверх по склону северного берега, остальные же по мере готовности последовали за ним.
Теперь мы двигались более или менее параллельно течению Мокрой Травы, но на этот раз по берегу, а не под ним: Кастер искал возвышенность, дабы рассмотреть с нее, что происходит в долине.
Если он еще и питал какие-то сомнения относительно существования большой индейской деревни, то теперь они рассеялись: она лежала примерно в миле ниже по течению, но из-за изгибов Мокрой Травы была видна лишь ее часть, и я снова испугался, что Кастер неверно оценит ситуацию. Однако, даже судя по тому, что открылось нашим взорам, а также по числу бившихся с Рено индейцев, население деревни было никак не меньше двух тысяч человек.
Это, впрочем, еще ни о чем не говорило. Седьмой кавалерийский полк, взятый как одно целое, состоял из шестисот солдат, обученных драться и блюсти дисциплину. Рено принял единственно возможное решение: его люди спешились и образовали несколько стрелковых линий. При такой тактике горстка белых людей могла долго сдерживать неорганизованную толпу краснокожих.
Стоило только найти переправу, и Кастер атаковал бы деревню с другого края, существенно ослабив напор индейцев на Рено, а вскоре подоспел бы и Бентин. С минуты на минуту должен был подойти обоз, и Кастер кусал губы от нетерпения.
Все казалось совсем не безнадежным, хотя и не напоминало пикник. Генерал поминутно оглядывался, а потом, не выдержав, подозвал своего ординарца сержанта Кейнипа и пролаял:
— Отправляйся к Тому Кастеру и передай мой приказ: пусть не плетется больше по ручью, а поднимается и движется напрямик, к нам. У Рено не так много патронов, чтобы ждать.
Сам того не подозревая, этим поручением он спас сержанту жизнь.
Затем он снова погнал своего коня вперед, остальные двинулись следом. Лошади смертельно устали, и эта головокружительная гонка доконала многих из них. Отставших же наездников больше никто не видел. Тогда мы еще не знали, что индейцы уже начали переправу через Литтл Бигхорн и немалое их число было на нашем берегу, прячась по глубоким оврагам.
Проскакав так примерно с милю, Кастер снова остановился, и только теперь мы смогли полностью разглядеть гигантскую деревню на том берегу. Пресвятой создатель, она раскинулась насколько хватало глаз. Миль пять в поперечнике, не меньше, и табун лошадей в двадцать тысяч голов… Допускаю, что она была даже больше, просто я даю вам возможность хотя бы примерно оценить ее размеры. Некогда на юге, у Канадской реки, мне доводилось видеть огромные стада бизонов. Пожалуй, это самое удачное сравнение.
Сколько было врагов? Давайте прикинем. Учитывая, что одному индейцу могло принадлежать несколько лошадей, по самым скромным подсчетам, нам предстояло сразиться с четырьмя-пятью тысячами воинов. Нас же, считая Кастера, было двести, и еще сотня ожидалась с обозом.
Но вот что странно: в индейском лагере не было видно ни души, не считая нескольких человек при лошадях. Неужели все отправились биться с Рено? Поле сражения осталось чуть в стороне, за изгибом реки, и мы не могли этого понять. А что это за облако пыли там, внизу по течению? Неужели, несмотря на всю свою мощь, индейцы ударились в бегство?
И знаете, что сделал Кастер? Он снял шляпу, помахал ею над головой и… улыбнулся.
— Мы смяли их! — крикнул генерал, не обращаясь ни к кому конкретно. — Они удирают!
Мне не хватило времени разочаровать его, поскольку он снова сорвался с места и поскакал вдоль своей колонны. Я же, к своему ужасу, догадался, что задумали индейцы. Если бы они бежали, то велели бы женщинам разобрать палатки. Но этого не произошло. Значит, около четырех тысяч воинов переправлялись частями на наш берег, используя один из бродов в низовьях, скрытый от нас очередным поворотом реки, и поджидали нас впереди, рассредоточившись по оврагам.
Когда я наконец проорал это Кастеру, он больше не улыбался. Он меня вообще не слушал или не слышал. Подгоняя своего несчастного измученного Вика, он носился перед строем, выкрикивая полную бессмыслицу вроде:
— Ура, ребята, им конец! Скоро, очень скоро мы добьем последнего краснокожего бродягу и вернемся домой, к своим семьям!
И измотанные, не спавшие больше суток солдаты, четверть из которых были желторотыми юнцами, видевшими индейцев только на картинках, подхватывали его победный клич и, взбираясь на хрипящих от усталости животных, пускали их в галоп, вперед по склону огромного оврага. Колонна словно ожила, но я старался не смотреть в глаза этих людей, нет никакой радости разглядывать тех, кто идет на верную смерть.
О, теперь-то я был в этом уверен. Когда Кастер улыбнулся и заявил о победе, я понял: он потерял рассудок.
Любой другой на его месте, увидев размеры индейской деревни, признался бы, пусть даже самому себе, что он ошибся. Вполне естественная, кстати сказать, вещь: сражаясь с краснокожими, просто невозможно знать заранее их численность и местонахождение. Любой другой на месте Кастера, но не Кастер…
Подозвав второго адъютанта, итальянца Мартини, он сказал:
— Передай Бентину, чтобы он поторопился. Деревня действительно велика… Подожди, я черкну ему записку.
Это было последнее сообщение, кем-либо полученное от Кастера и его пяти отрядов. Из книжек вы, вероятно, знаете, что Мартини доставил записку, проделав нелегкий путь назад. Его лошадь убили, но ему каким-то чудом удалось добраться до Бентина живым. На словах же он добавил, что сиу бегут, чем дал Бентину лишний повод не спешить к нам на помощь. Не последнюю роль сыграла и ненависть этого достойного офицера к Кастеру.
В остальном, что случилось с Кастером и его людьми, вам, сэр, придется положиться на мое слово, поскольку я единственный из двухсот человек, направлявшихся к броду через Литтл Бигхорн, кто выжил.
Если вы мне не верите, то найдите кого-нибудь другого. Например, из тех идиотов, что писали потом письма бедной миссис Кастер, или разведчика-индейца, которого выставляли всем напоказ как единственного уцелевшего. Только его не было на поле битвы, он видел лишь начало, а затем удрал. Остальные же или дураки, или законченные лжецы. Никогда не мог понять людей, стремящихся прославиться тем, чего они никогда не совершали, тогда как я сам молчал, не умея доказать свою правоту и не желая смешиваться с толпой рвачей.
Вскоре после отъезда Мартини овраг, по которому мы ехали, пересек другой, более пологий. Отряд свернул в него и продолжал спускаться к броду, замеченному сверху Кастером. Впереди, разумеется, ехали разведчики. Через некоторое время они вернулись, и Байер доложил, что там, внизу, индейцы. Враги скрытно переправились на наш берег и теперь готовились к схватке.
— Очень хорошо, — ледяным тоном ответил Кастер. — Можешь убираться домой. И прихвати своих краснокожих бездельников.
С самого начала не предполагалось, что ри и кроу будут драться вместе с нами. Свое дело они сделали. Но Байер… Он тоже мог уехать, поскольку, строго говоря, не был военным, однако генерал жестоко оскорбил его.
Байер отпустил своих разведчиков (которые не заставили просить себя дважды) и поехал было за ними, но через несколько ярдов резко развернул коня и вернулся.
— Если мы спустимся здесь, то это конец, — решительно произнес он.
— Я же сказал тебе, отправляйся домой, — ответил Кастер немного потеплевшим голосом.
Глаза Байера сверкнули гневом, и… он остался.
Генерал построил солдат в колонны по четыре: отряд Тома Кастера (бросившего обоз на лейтенантов) на гнедых лошадях, серая конница и еще три отряда разных мастей. Развернув флаги, они двинулись вперед.
В овраге стояла страшная жара. Дувший наверху ветер сюда не долетал, и, чтобы добиться хоть какого-то движения воздуха, приходилось скакать галопом. Наконец, ярдах в пятистах от переправы мы увидели сиу. Они стояли полукругом на нашем берегу, у самой воды, и, едва завидев нас, повернули коней и помчались назад. Индейцы то ли заманивали нас, то ли давали сигнал остальным, на том берегу, укрыться. Кастер остановил отряды и с удивлением взирал на происходящее.
Индейцы спокойно достигли деревьев и исчезли из глаз, оставив на берегу лишь четырех воинов. Они повернулись к нам, вздымая над головой оружие, и прокричали: «Хей-хей-хей-хей-хей!»
Мы продолжали молча стоять.
Я слишком хорошо знал этот клич, чтобы не узнать его: так, отправляясь в бой, кричали шайены. Слепой инстинкт подсказал мне, что готовится какая-то хитрость и именно от этих четырех краснокожих исходит опасность всем нам. Не отдавая себе отчета, я вскинул карабин к плечу и выстрелил, но промахнулся. Глаза Кастера налились кровью, и он заорал:
— Свинья! Кто разрешил тебе стрелять? Здесь командую я! Я велю тебя расстрелять, и мне плевать, как далеко идут твои связи, проклятый шпион. Даже если ты прямо из Белого дома! Вот тебе результат ваших сюсюканий с индейцами, вонючие политиканы!
Его помутненный рассудок, видимо, принял меня за президента Гранта. Он выхватил револьвер и пристрелил бы меня на месте, если бы, как у всех сумасшедших, его мысли не перебегали с одного дела на другое. Взмахнув оружием, безумный генерал прокричал:
— Вперед, великолепный седьмой! В АТА-А-А-АКУ!
Пропела труба, и мы вылетели к броду, как пчелы из потревоженного улья.