Прочитайте онлайн Меридон | Часть 13

13

Февраль был морозным и леденящим.

В начале марта пришла оттепель, но потом снова ударил мороз. Роберт заставлял нас работать в любую погоду, и нам, всем четверым, это смертельно надоело, нам хотелось бунтовать, но мы держали свои жалобы при себе. Мы занялись изготовлением костюмов и упряжи, миссис Гривз учила нас с Дэнди шить. С рукоделием у нас было хуже, чем у Джека и Кейти. Джек делал костюмы и упряжь всю жизнь, а Кейти выучилась проворно и легко шить в работном доме. Только мы с Дэнди собирали дешевый шелк широкими неприглядными стежками, когда надо было подрубить край. Раз за разом миссис Гривз заставляла нас распарывать работу и переделывать, пока ткань не стала влажной и не засалилась от наших прикосновений.

– Отстирается, – спокойно сказала миссис Гривз, когда я посетовала, что костюмы испорчены еще до того, как мы их надели.

У Дэнди и Джека было меньше времени побыть наедине, но они, как правило, вызывались напоить лошадей на ночь, и мы с Кейти давали им полчаса на то, чтобы удовлетворить нужды лошадей и их собственные, прежде чем натянуть шали на головы и выбежать через заднюю дверь к конюшням.

Я только однажды спросила Дэнди, как ее любовные дела; сама она не спешила делиться. Я думала, что долго она Джека не удержит, он уже смотрел на сторону, хитрил и любезничал с Кейти, когда мы сидели за шитьем у кухонного стола. Черные глаза Дэнди метали молнии в сторону Кейти, но Джеку она по-прежнему улыбалась ровно и мило. Я только однажды заговорила с ней в те долгие морозные недели. Я как раз надевала на маленьких пони новую упряжь, а Дэнди стояла рядом, чистила бубенцы и вешала их на ремни.

– Ты ведь его не любишь, – уверенно сказала я.

Она зачесала назад темную волну волос и улыбнулась.

– Нет, – ответила она. – Не думаю, что кто-то из нас вообще верит в любовь.

– Тогда зачем продолжать? – спросила я.

Я была искренне озадачена.

Дэнди медленно улыбнулась. В те дни она лоснилась, как кошка, которую гладят.

– Меридон, ледышка, тебе никогда не понять, – сказала она. – Мне нравится. Не было бы Джека – я пошла бы с другим мужчиной. Мне нравится, как он меня трогает, как целует, нравится, когда он внутри меня. И оно становится все лучше и лучше. Мне нравится все больше.

– Но сам-то он тебе не нравится все больше, – возразила я. – Тебе не нравится, как он поглядывает на Кейти.

Дэнди поморщилась.

– Нет, – сказала она. – И если эта шлюшка ему хоть улыбнется, узнает, какая у меня тяжелая рука. Но Джека я по-прежнему хочу.

– Для удовольствия? – спросила я.

Один из маленьких пони вскинулся, упряжь была ему тесна. Я ослабила ремни. Новая кожа не гнулась, пальцы у меня замерзли. Я тихонько выругалась.

Дэнди протянула мне бубенец и стала смотреть, как я вкручиваю его в гнездо на лобном ремне уздечки.

– У меня на него планы, – величественно произнесла она и подмигнула мне. – Я выйду замуж и стану хозяйкой этого дома, Меридон, я тебе обещаю.

Я вздрогнула, и бубенец пронзительно зазвенел, словно предупреждая.

– Не рассчитывай, что тебе удастся уговорить Роберта, – сказала я. – Я с ним говорила, он нас назвал цыганским отребьем. Он не хочет, чтобы в его семье была кровь роми, Дэнди. Не рассчитывай, что он согласится. Получай свое удовольствие с Джеком, если уж тебе так надо. Но начнешь загадывать – ждет тебя неудача.

Я перешла к следующему пони, и Дэнди протянула мне уздечку.

– Ты всегда так тревожишься, – лениво произнесла она. – Брось, Мэрри. Я знаю, что делаю, а ты ничего не знаешь о том, что бывает между парнем и девушкой. Брось. Ты не поймешь.

Я пожала плечами, немного обидевшись. Потом обрядила остальных пони и повела их на сырой луг, отрабатывать танцевальные шаги на подтаявшей земле.

– У нас будет гала, – объявил Роберт.

Он ужинал с Джеком в столовой, пока Дэнди, Кейти, Уильям, миссис Гривз и я ели в кухне. Роберт появился в дверях с бокалом портвейна в одной руке и трубкой в другой. Джек шел следом, они оба уселись за кухонный стол. Миссис Гривз перетекла к печке. Уильям отправился за дровами, а потом встал с дровяной корзиной так, чтобы все слышать.

– Я приглашу мэра и олдерменов Солсбери, – сказал Роберт. – И дам тоже, да. Местных господ, мировых судей. Такого рода публику. Устроим для них настоящее гала-представление. Нам нужны будут хорошие кресла, – сказал он себе под нос. – Это днем. А утром дадим представление в деревне. Пенни за вход. Первое и последнее представление здесь, считайте, ваш первый выход. Потом отправимся в путь и начнем работать всерьез.

Я посмотрела на сидевших за столом и увидела на их сияющих лицах отражение моего собственного предвкушения. Мы все так долго упражнялись, так долго были тут заперты. Для Джека и Кейти зима была долгой и тоскливой. Но мы с Дэнди никогда прежде ничего подобного не переживали. Никогда так долго не жили под крышей. Никогда не проводили столько времени в одном месте. Никогда не спали в той же постели, в той же комнате целую зиму. Мне не терпелось двинуться дальше.

– Программа такая, – сказал Роберт, вытаскивая из кармана большую записную книжку в черной обложке с потрепанными углами.

Он перевернул страницу и раскурил трубку. Мы молча ждали.

– Парад-алле, – сказал он. – Это вы, девочки, в своих костюмах для полета и плащах. Меридон и Джек в бриджах, верхом на Снеге и Море.

Он прервался и взглянул на меня.

– Согласна выехать на арену на Море, Мэрри? Он будет отлично смотреться рядом со Снегом.

Я кивнула, и он продолжил:

– Следом – пони в полном облачении с бубенцами, а замыкают строй Моррис и Пролеска в одной упряжке.

– В первом отделении будут лошади, – сказал Роберт. – На это время сетку натягивать не станем.

Он взглянул на меня с улыбкой.

– Ну что ты так побледнела, глупая? Натянем в антракте.

Я почувствовала, как румянец возвращается на мои щеки.

– Так, – продолжал Роберт. – Первым номером пойдет Меридон с танцующими пони. Повороты и пируэты. Меридон, ты будешь в амазонке, в жакете и шляпке с пером.

Он с сомнением на меня посмотрел.

– Ты округлилась, – несколько удивленно произнес он. – Я не замечал, Меридон. Будешь мило смотреться на арене.

Все уставились на меня так, словно я – никому не нужная дурочка.

– Тебе будет как раз амазонка Дэнди с прошлого лета, – сказал Роберт. – И выглядеть ты в ней будешь отлично.

Он поглядел на мои волосы.

– Без шляпки, – решил он. – Распустишь волосы. Так очень славно. Только не кромсай их опять.

Я согласилась. К вопросам одежды я начинала относиться внимательно, но равнодушно, словно речь шла об одном из пони.

– Дальше. Номер Джека на Пролеске, – сказал Роберт, возвращаясь к списку. – Наденешь новую голубую рубашку, Джек, и бриджи.

– Не на Моррисе? – спросила я.

Роберт покачал головой.

– Он не готов. На то, чтобы коня под гротески толком обучить, уходят годы, в этом сезоне он просто будет привыкать работать на публику. Пойдет в параде-алле и в историческом финале. Но в гротесках на арене пока его использовать не будем.

Роберт снова открыл записную книжку.

– Потом я, – сказал он. – Со Снегом. Будет считать и флаги вытаскивать. Наденем на него новую сбрую и новое страусово перо на голову. Меридон, перо и упряжь – на тебе. Дальше: Меридон работает гротески в короткой красной юбке и белой рубашке, а Джек выходит, переодетый фермером.

Он помолчал.

– Сшей красный жилетик, Мэрри, к твоей коже пойдет.

Он взглянул на миссис Гривз:

– Это ведь несложно, мэм?

Она сделала знак – нет, не сложно.

Роберт продолжил:

– Потом Мэрри и Джек делают номер с падениями, и в финале пойдет Битва при Бленхейме. Дэнди, вы с Кейти позаботитесь о том, чтобы на пони вместо бубенцов были флаги. Для Битвы при Бленхейме на арену выйду я. Меридон, ты в это время будешь переодеваться.

– Во что? – спросила я.

– В костюм для нижней трапеции, – ответил Роберт. – Белые бриджи и голубая шелковая рубашка.

Он перевернул страничку книжки.

– Антракт, – сказал он. – В антракте мы с Уильямом и Джеком ставим стойки и натягиваем сетку. Дэнди и Кейти продают напитки, сладости и все такое. Одеты будете в костюмы для полетов, но сверху наденете плащи.

Из его трубки вырвалось облачко дыма.

– Плащи тщательно застегнуты. Никакого непотребства, – твердо сказал он. – Можете брать чаевые, но не забывайте, вы – артистки, а не уличные девки. Все чаевые отдаете мне.

Кейти и Дэнди сидели с обиженными лицами. Роберт не обратил на них внимания.

– После антракта у нас идет Мамзель Меридон на нижней трапеции. Исполняешь свои трюки, Мэрри.

Я кивнула.

– А потом – номер на трапеции. В финале все выходим на поклон под сеткой, – он сделал паузу. – Понятно?

– Исторических картин не будет? – спросил Джек.

– Никакого похищения? – с улыбкой осведомилась я.

Роберт попыхал трубкой.

– Это представление для господ, – сурово сказал он. – Никаких похищений. Когда поедем по деревням, будем показывать Похищение сабинянок в конце первого отделения. Дэнди и Кейти будут сабинянками – в плащах, но расстегнутых. Может, с покрывалами на головах. Джек и Мэрри сыграют похитителей на Моррисе и Пролеске.

Все закивали.

– Это будет через две недели, – сказал Роберт. – Во вторник, на Масленой неделе. Костюмы и снаряжение чтоб были готовы к пятнице, я их посмотрю.

Он взглянул на миссис Гривз.

– Хватит времени, мэм? – спросил он.

– Да.

– Сможете приготовить булочки, сладости и напитки в день представления? – спросил Роберт.

– Да.

– Тогда все, – радостно сказал Роберт. – Работаем в этот вторник здесь, упражняемся в последний раз и через два дня выезжаем.

– Начинать гастроли в пост? – спросил Джек, подняв бровь.

Роберт усмехнулся.

– На этих гастролях играем по всем праздникам, – уверенно произнес он. – Даем представления по воскресеньям. Это будут гастроли, каких никто еще не видел. Куда бы мы ни приехали, везде соберем толпу. Если земля будет сырая, дадим воздушное представление. Если сможем снять амбар, покажем номера с лошадьми. Мы всех не рассадим, даже если будем выступать всю ночь в Страстную пятницу!

Джек кивнул.

– Хорошо, пап, – сказал он с обычной своей покорностью. – Хорошо.

Роберт кивнул на корзины с шитьем, стоявшие на валлийском буфете.

– Начинайте-ка шить, – велел он. – Все нужно будет сделать за десять дней.

Он вышел из комнаты, а мы дружно бросились к ящикам с костюмами и принялись за работу. Даже у меня стежки выходили ровнее – я знала, что мне предстоит через две недели надеть этот костюм. Ткань, казавшаяся такой неподатливой, словно пропиталась особым волшебством балагана.

Мы будем в ней на арене.

Мы все сложим в ящики.

Мы скоро выезжаем.

Я не думала, что Кейти, эта девушка с твердым лицом, может заметаться. Но я забыла, что она никогда прежде не работала перед толпой. На занятиях она была хладнокровна, как придворная дама – что на трапеции, что делая сальто в сетку, что вытягивая руки к Джеку. Но едва поняв, что будут зрители, она стала промахиваться и падать.

Уроком ей была хорошая встряска. Ее спина была красной и ободранной из-за неправильных падений в сетку.

– У меня никогда не получится, – стонала она, нехотя забираясь на лестницу и снова отправляясь наверх.

Я закончила с пони и наблюдала, как они танцуют при свете ламп, просушивая сырые бриджи возле печки. С тех пор, как уехал Дэвид, я нечасто смотрела на акробатов и ожидала, что Джек будет отсчитывать ритм и говорить, какой трюк надо выполнить.

Он действительно отсчитывал ритм. И кричал: «Прэт!» – когда был готов их поймать, и «Ап!» – когда командовал прыгать с площадки. Но, к моему удивлению, не он был учителем и вожаком этой троицы.

Эту роль исполняла моя сестра Дэнди.

– Кейти снова надо сделать «полет ангела», – крикнула Дэнди Джеку.

И когда Кейти проворчала, что она уже дважды его сделала, Дэнди твердо ответила:

– Задрала ногу, как собака, чтобы пописать. Повтори, Кейти, и на этот раз тянись, а то так и будешь повторять раз за разом.

Я вытянула шею, чтобы рассмотреть наверху новую властную Дэнди. Кейти сделала трюк, и Джек, поймав ее за колено и за щиколотку, подбросил ее обратно на трапецию. Кейти попыталась схватиться за перекладину, но с отчаянным воем плюхнулась в сетку – на этот раз удачно.

Дэнди набросилась на Джека:

– Джек, это из-за тебя! Все было хорошо, когда она к тебе летела, но ты ее слишком поздно отпустил! Ей нужно вылетать в верхней точке, а то она не сможет дотянуться до трапеции.

Джек стал мрачным и раздраженным.

– Для сегодняшнего вечера довольно, – сказал он. – Чем позднее, тем больше мы будем ошибаться.

– Мы еще не заканчиваем, – резко ответила Дэнди. – Я попробую верхний проход к тебе. Просто хлопнем друг друга по рукам, чтобы убедиться, что не потеряли навык.

Джек кивнул и приготовился, вытянувшись к ней в своей сбруе.

Я отвернулась и, не глядя, услышала, как он крикнул: «Прэт!», а потом: «Ап!» Тренькнула сетка, и Дэнди язвительно сказала:

– Уже можно смотреть, Меридон, я не частями упала.

На этом они закончили тренировку; Дэнди влезла в деревянные башмаки, подошла и встала рядом со мной у печки.

– А с чего вдруг ты решаешь, какие трюки делать? – спросила я. – Я думала, это Джек будет делать.

Дэнди пожала плечами:

– Он не видит, что Кейти делает не так. Я делаю трюк, Джек только ловит, мне легче понять, в чем ошибка.

Она улыбнулась:

– Он ленивый, как черт, Меридон. Если бы он говорил, что делать, мы бы каждый день к полудню уже освобождались.

К нам подошли Джек и Кейти, и мы замолчали.

День представления приближался, а Кейти так и не успокоилась. Когда в пятницу вечером она раскладывала костюм, чтобы Роберт его осмотрел, руки у нее так тряслись, что стеклярус гремел. Роберт неожиданно проявил сочувствие.

– Ты справишься, – по-дружески сказал он ей. – Просто делай все, как на занятиях.

Он взглянул на Джека:

– На занятиях у нее все путем?

Ответила Дэнди, а не Джек.

– Немножко ленится, – сказала она. – Но, когда постарается, все получается. Она постарается на публику. Думаю, тогда у нее дело пойдет лучше, чем на занятиях.

Роберт кивнул.

– Хорошо, – сказал он и повернулся ко мне.

– Волнуешься, малышка Мэрри? – спросил он.

Я покачала головой.

– Нет, – сказала я. – Мне всего-то и надо, чтобы Джек сбил меня с Пролески, а я это бог знает сколько раз проделывала.

Роберт улыбнулся.

– Ладно, – сказал он. – Я счастлив.

То были не пустые слова.

Выручка за представление – фунты от чистой публики за гала и пенни от жителей деревни – сделала его кошель тяжелым, как два седла.

Пони вели себя хорошо, хотя трое, купленные в Солсбери, никогда прежде не выступали на публике. Пролеска шла ровно, как всегда, Моррис закинул голову от шума и аплодисментов, но я так крепко пристегнула его к Пролеске, что ему приходилось даже дышать с ней в такт. Над нами с Джеком, когда он изображал пьяного фермера, смеялись до слез. Номер прошел с небывалым успехом, как никогда, и в финале, когда мы шли галопом, я стояла на спине лошади, а Джек висел на шее Пролески, господа встали с мест и кричали от восторга, совсем как простонародье.

Дэнди и Кейти в антракте собрали неплохие чаевые, но я видела, что Дэнди держит голову высоко, как королева. Она посматривала по сторонам в поисках молодых щеголей, но думала о номере на трапеции, и у Роберта не было повода жаловаться, когда она вернулась с пустым подносом и кошельком, в котором позвякивали пенни.

Моему номеру на трапеции так хлопали, словно он требовал исключительного мастерства и смелости. Наверное, тем, кто ничего подобного никогда не видел, казалось, что я, висевшая прямо у них над головами, очень высоко. Я не боялась, даже когда качнулась назад и увидела их лица внизу. Я-то знала, что, если повисну прямо, пальцы моих ног будут всего в футе от земли. Я ничего не опасалась.

Тошный ком страха у меня в животе лежал из-за номера Дэнди. Я, бестолочь, даже не смогла остаться в амбаре и посмотреть на нее. Вышла через заднюю дверь туда, где мы привязывали пони, обняла Море за теплую шею и стала прислушиваться, гадая, что там происходит.

Сперва послышался шорох ожидания, когда Джек вставал на руки и подтягивался на своей стойке, потом – одобрительный гул, когда на второй стойке появились Дэнди и Кейти. Потом я услышала, как публика ахнула, когда Кейти или Дэнди схватилась за трапецию и прыгнула с площадки. Тут я крепче обняла Море. Потом публика дружно воскликнула: «О!» – и взорвалась аплодисментами, когда кто-то из них отпустил трапецию и схватился за руки Джека. Новый общий вдох, когда Джек выбросил партнершу вперед с разворотом, и она схватилась за пролетавшую над головой перекладину. Грохот аплодисментов подсказал мне, что она благополучно вернулась на площадку.

Четыре раза я крепче хваталась за шею Моря, потея даже на морозе, когда слышала аханье, означавшее, что Дэнди слетела с площадки, потом «о!», когда она качалась, хлопки, когда ее ловили, и овации, когда она снова оказывалась на площадке или делала сальто в сетку.

Море беспокойно переступал ногами. Я так тесно к нему прижалась, что он чуял мой страх. Потом я услышала, как зрители вскрикнули, и в животе у меня поднялась желчь. Дэнди закончила выступление, отпустив перекладину и повиснув в воздухе, потом схватилась за руки Джека и, когда он ее отпустил, сделала сальто, падая в сетку. Загремели аплодисменты, потом раздался новый вскрик – это Кейти, а за ней и Джек сорвались сверху и благополучно спрыгнули с сетки. Тут зрители стали оглушительно хлопать и кричать: «Бис! Браво!» – а потом я услышала звон монет – на арену бросали деньги.

Роберт Гауер позвал меня из темноты, стоя на пороге амбара.

– Меридон! Все кончилось! Иди, посмотри на сестру! Выйди на поклон!

Зрители хлопали и хлопали, словно не собирались останавливаться. Я слышала, как кто-то выругался, когда его ударило по пальцам ног перевернувшейся скамьей.

Роберт еще раз, на этот раз решительнее, позвал меня и вышел на поклон.

В тот вечер финал представления прошел без меня. Меня рвало за амбаром в заиндевевшую траву, и я ничего не могла с этим поделать. Стараясь не попасть на чистые белые бриджи, я готова была посмеяться над собой за глупые девчачьи страхи.

Но смех вышел бы горьким.

Два дня спустя, как и планировал Роберт, мы отправились в путь. Выехали рано, собравшись накануне. Все новое снаряжение было сложено в заново покрашенный фургон. На стенке фургона была обновлена картина, на которой Снег стоял на дыбах перед дамой. Но Роберт велел художнику сделать амазонку голубой, а волосы дамы – медно-рыжими. Она была похожа на меня, так что на фургоне получился мой портрет, а вокруг шла надпись «Поразительный Конный и Воздушный Балаган Роберта Гауера» – красными буквами с завитушками. На задней стенке были нарисованы маленькие пони, на другой длинной стене – мы с Джеком в одинаковых голубых рубашках и белых бриджах, стоящие бок о бок на спинах Пролески и Морриса, причем обе лошади выглядели куда благороднее и горячее, чем обычно. В верхнем правом углу была еще одна картинка: на ней я в короткой юбке прыгала сквозь горящий обруч – этот трюк пока существовал только в воображении Роберта. И еще там была надпись голубой краской: «Мамзель Меридон, Танцовщица на Лошади».

Кейти и Дэнди бросали на развевающиеся медные волосы и длинные голые ноги косые взгляды, пока не увидели фургон с воздушным снаряжением. На нем золотыми буквами было написано: «Поразительный Воздушный Балаган Роберта Гауера» – и была красиво нарисована Кейти с развевающимися за спиной светлыми волосами, летевшая к трапеции, изображенной в правом верхнем углу. Рядом надпись: «Мамзель Кейти!» – «и» было немножко сплюснуто, не хватило места.

Другую стенку фургона я хорошенько рассмотреть не могла. Там была нарисована Дэнди, и я взглянула на картинку только один раз. Она летела из верхнего левого угла в сетку. Но, поскольку у художника было мало места, казалось, что она падает; падает с полощущимися над ней черными волосами и улыбкой на лице. Рядом алыми буквами было написано: «Мамзель Дэнди! Единственная Летающая Девушка в мире!» Дэнди картинка нравилась, на ней ее ноги были длиннее длинного, а грудь невероятно раздута. И к тому же Кейти злилась, что Дэнди назвали «единственной» летающей девушкой.

– Научись чему-то большему, чем просто раскачиваться и хватать Джека за руки, я сменю надпись, – твердо сказал Роберт.

Я не улыбнулась, в отличие от Дэнди. Я знала, что Роберт думает. Летуньи часто падают и часто выходят из строя. В этом долгом сезоне нам предстояло дать много представлений, на которых у него будет всего одна летающая девушка, и он не хотел рисковать.

Фургоном с оснащением должен был управлять Уильям, а тянула его Гордячка. Пролеску запрягли в наш фургон, править нам предстояло по очереди. Даже Кейти могла править Пролеской. Лошадь на дороге вела себя так же спокойно и шла так же ровно, как на арене. Морриса запрягли в фургон мужчин, а пони поделили пополам и привязали сзади. Снег и Море по утрам должны были идти под седлом, а вечером их надо было привязывать.

– Придется так поступить, – сказал Роберт. – Не все вам с Джеком ехать верхом. Иногда в дороге нужно будет отдыхать. Море уже достаточно спокоен.

Мне оказалось жаль прощаться с миссис Гривз. Она была первой женщиной, которая говорила со мной по-доброму, и в наш последний вечер я сидела у нее в кухне, словно там было мое убежище.

Джек и Дэнди опять ушли. Кейти на дворе конюшни складывала в корзину мотки веревки и бечевы. Я хмуро попрощалась с миссис Гривз, и она, повернувшись от сланцевой мойки, протянула ко мне руки.

Я отступила. Я по-прежнему не любила, когда меня тискают. Она увидела это движение, и тепло пропало с ее лица.

– Благослови тебя Бог, Мэрри, – сказала она, и мне стало стыдно от своей колючей холодности.

– Простите, – неловко сказала я, шагнув вперед и подставив ей лоб для поцелуя.

Она ласково, нежно положила мне руки на плечи, словно я – пугливая молодая птичка.

– Береги себя, милая, – тихо сказала она. – Если что случится, в чем я могу помочь, сразу пошли за мной.

Я сделала шаг назад и посмотрела ей в лицо.

– Как мне уберечь Дэнди? – спросила я, требуя ответа, словно миссис Гривз все знает, просто потому, что годится мне в матери и захотела меня обнять.

Она отвела светлые глаза от моего напряженного взгляда.

– Никак, – сказала она.