Прочитайте онлайн Меридон | Часть 34
34
Я лежала несколько долгих часов. Никто ко мне не заходил.
В доме было тихо, стояла та особая утренняя тишина, которой требовала леди Клара. Один раз на улице начал было петь продавец баллад, но я услышала, как отворилась наша парадная дверь и лакей резко приказал ему убираться.
Пробили часы на церкви Святого Георгия. Я попыталась сосчитать сколько, но каждый удар отдавался таким многократным эхом у меня в голове, что я сбилась со счета и не поняла, который час. Подумала, что должно быть около десяти.
Я чувствовала, как все сильнее сжимается мое горло, и во мне поднимался ужас при мысли о том, что скоро я совсем не смогу дышать. Тогда, подумала я, я и умру.
Я больше не чувствовала, что время мое вышло, и не была готова к смерти!
Когда я думала о том, что умру, борясь за каждый вдох в душной комнате, я понимала, что мне чудовищно страшно. Так страшно, как было на трапеции, когда я висела, с ужасом ожидая падения. Теперь, втягивая рывками воздух, я ощущала тот же постыдный страх.
Вскоре я совсем не смогу дышать.
Закрыв глаза, я постаралась уснуть, чтобы смерть не настигла меня, пока я, колотясь от ужаса, цепляюсь за каждый вдох; но ничего не вышло. Я настороженно бодрствовала, горло мое было суше бумаги, язык во рту распух. Казалось, я умираю от жажды – что там горячка. Кувшин лимонада, словно мираж, был недосягаем. Флакон лауданума, который мог облегчить мои страдания, стоял рядом с ним.
Я слышала, что в комнате что-то шумит, чудовищный скребущий звук, словно пила в сухом дереве. Он повторялся неравномерно, со все большими промежутками. То было мое дыхание, хрип, с которым я пыталась втянуть в легкие воздух. Я снова открыла глаза и в страхе прислушалась к этому звуку, ощущая боль при каждом усилии захватить воздуха. Вспомнила ма в фургоне, вспомнила, как мы не могли уснуть из-за этого хрипа. Мне стало стыдно, что я тогда прокляла ее всем жестоким детским сердцем за то, что она прервала мой сон.
Сон о месте, называвшемся Широким Долом.
Дверь спальни открылась, когда часы начали бить половину. Я попыталась открыть глаза и обнаружила, что они склеились. На мгновение я перестала видеть и подумала, что ослепла от болезни.
– Сара, я слышала, тебе нездоровится.
Голос леди Клары звучал ясно и уверенно.
Я содрогнулась от звука ее шагов, который эхом отдавался и гремел у меня в голове. Потом услышала, как она, ахнув, задохнулась. Услышала шелест ее юбок, когда она направилась к шнуру возле камина, а потом торопливые шаги Риммингс, Сьюэлл и Эмили.
Леди Клара приказала принести таз теплой воды, и через какое-то время кто-то стал бережно протирать влажной губкой мои глаза, пока веки не раскрылись и я не увидела Риммингс, державшуюся как можно дальше от меня и обтиравшую мне лицо вытянутой рукой. Сьюэлл тихо плакала в углу, прижав к лицу передник, и я догадалась, что тот разговор шепотом, который я расслышала прежде, был между ней и леди Кларой: она отказалась ко мне прикасаться, и леди Клара мгновенно ее уволила.
– Можете идти, Сьюэлл, – сказала леди Клара. – Соберите вещи и к полудню покиньте дом.
Сьюэлл выбежала из комнаты.
– Ей нужна сиделка, ваша милость, – заметила Риммингс, переворачивая мою подушку прохладной стороной и подкладывая ее под мою горячую шею.
– Разумеется, ей нужна сиделка, бестолочь, – отозвалась ее милость, сидевшая за моим бюро. – И врач. Не представляю, почему меня сразу не позвали.
– Я побоялась потревожить вашу милость, а она так хорошо уснула, когда Эмили дала ей лауданум.
– В самом деле? – леди Клара бросила взгляд на Эмили.
Та сделала книксен, ноги у нее подгибались.
– Да, мэм, – прошелестела она.
– Сколько капель? – настаивала леди Клара.
Эмили страдальчески посмотрела на Риммингс, и та ловко подхватила нить разговора.
– Я рассудила, что три, ваша милость, потому что мисс Сара утром потеряла голос, но не горела так.
Леди Клара кивнула.
– Тем не менее сейчас она серьезно больна, – твердо произнесла она. – Риммингс, отнесите эту записку лакею и скажите, чтобы сейчас же бежал к доктору Плейеру.
Риммингс с радостью отошла от моей постели и выскользнула из комнаты.
– Ты, – обратилась леди Клара к Эмили. – Приберись тут, поняла?
Эмили сделала книксен.
Леди Клара подошла и встала в ногах моей кровати.
– Сара, ты меня понимаешь? – спросила она.
У меня получилось едва заметно кивнуть.
– Я послала за врачом, он скоро будет, – сказала леди Клара. – Он поможет тебе поправиться.
Я так ослабела от страха и так надеялась, что снова смогу дышать, что готова была заплакать. К тому же я помнила, в каком тихом отчаянии умирала моя ма, одна, борясь за каждый вдох. Я не хотела остаться одна, как она, я хотела, чтобы кто-то гладил меня по лбу и говорил, что я поправлюсь.
– Сара, ты составила завещание? – осведомилась леди Клара.
От потрясения я задохнулась.
– Ты составила завещание? – снова спросила она, подумав, что я не расслышала.
Я покачала головой.
– Тогда я пошлю и за твоими поверенными, – безжалостно произнесла леди Клара. – Не тревожься, дорогая, но если у тебя гнилая горячка, нужно обо всем позаботиться. Я пошлю лакея в их контору, как только он вернется.
Она помолчала.
– Ты чего-нибудь хочешь?
Я заставила себя заговорить, протолкнуть одно слово сквозь наждачную глотку.
– Пить, – сказала я.
Леди Клара не подошла ближе, но кивнула Эмили.
– Налей мисс Саре попить, – резко сказала она. – Да не столько. До краев. Теперь посади ее. Да, обними за плечи и подними. Теперь возьми стакан и напои ее.
Холодный стакан коснулся моих губ, и в рот мне потекла сладкая чистая жидкость. Поперхнувшись первым глотком, я едва не захлебнулась по вине Эмили, но леди Клара одернула ее и велела дать мне отдышаться. Но после сладкая, ясная легкость разжала мне горло, и я выпила три стакана, прежде чем Эмили снова опустила меня на подушку, прошептав:
– Простите, мэм.
Леди Клара приказала ей сесть у моей постели и подавать мне лимонад, когда я попрошу. Эмили замешкалась, но потом опустилась в кресло, когда ее милость нахмурилась.
– Прошу прощения, мэм, – сказала она.
Леди Клара внимательно осмотрела комнату, потом взглянула на меня. Мне дышалось чуть легче, поскольку меня положили повыше, но пугающий скрежещущий звук все так же слышался всякий раз, как я делала вдох. Я заметила, как по лицу леди Клары пробежала тень, и поняла: она думает, что я умру, и ей придется искать в жены сыну другую покорную наследницу, и побыстрее, прежде чем он разорит семью карточными долгами.
– Я скоро вернусь, – коротко сказала она и вышла из комнаты.
Мы с Эмили остались в тишине, слушать отвратительный хрип моего дыхания. Я вскоре снова задремала – я слишком устала для чего-то другого.
То были последние мгновения, которые я через несколько дней смогла вспомнить ясно.
Я то горела, то тряслась от холода. Время от времени приходил человек, бережно прикасавшийся ко мне – я приняла его за Роберта Гауера и решила, что я снова в гостиной, отлеживаюсь после падения с трапеции. Была еще женщина, наверное, сиделка, от которой пахло спиртным. Она перекатывала меня с боку на бок, когда перестилала простыни. От прикосновений ее грязных рук у меня дергалась кожа, и она смеялась громким пивным смехом, когда я вздрагивала.
Иногда появлялась леди Клара, постоянно спрашивавшая меня, чувствую ли я себя достаточно хорошо, чтобы что-то подписать. Однажды она даже вложила мне в руку перо и поднесла лист бумаги. Я помню, мне показалось, что она хочет отнять у меня Море – давний мой лихорадочный бред, – и я уронила перо на белые простыни и закрыла глаза, чтобы не видеть леди Клару.
Помню, волосы у меня потускнели от пота и свалялись, и сиделка насильно их остригла. После этого я слегка повредилась в уме; с короткими клочковатыми волосами я снова казалась себе Меридон.
Часто, очень часто заходил Перри. То пьяный, то трезвый. Всегда ласковый и заботливый. Он приносил мне букетики цветов и однажды заплатил певцу баллад, чтобы тот спел у меня под окном. Он приносил мне виноград и ананасы из оранжереи и резал их меленькими кусочками, чтобы я могла проглотить. Даже в лихорадочном бреду я всегда узнавала Перри, его ладонь на моей щеке всегда была прохладной, я отчетливо чуяла запах джина и любимого мыла Перри. Однажды, когда сиделка вышла из комнаты, Перри склонился ко мне и спросил, можно ли ему взять пару гиней из моего кошелька.
– Я отчаянно нищ, Сара, – сказал он.
Я знала, что не должна разрешать. Знала, что он мне поклялся – казалось, в другой жизни, сотни лет назад, – что больше не будет играть. Но у меня не было воли противиться умоляющему взгляду его голубых глаз.
– Пожалуйста, Сара, – сказал он.
Я опустила веки, он принял это как согласие, и я услышала сперва звон золотых монет, а потом мягкий щелчок двери, когда Перри вышел прочь, оставив меня.
Врач приходил снова и снова.
Однажды, когда я была так измучена и так плоха, что хотела, чтобы все оставили меня, ушли и дали мне умереть спокойно, я увидела, как он кивнул леди Кларе и сказал, что ничего не может сделать. Что нужно ждать, а там будет видно.
Я смутно поняла, что они говорят о моей смерти.
– Ее мать умерла в родовой горячке, – сказала леди Клара.
Врач кивнул.
– Но она сильной породы, – ответил он. – Сквайры, хребет страны.
Леди Клара кивнула. Я знала, что она думает о том, что меня растили не как ребенка сквайров, который ест и пьет только лучшее.
– Она очень сильная, – с надеждой произнесла леди Клара. – Жилистая.
Доктор вопросительно поднял бровь:
– Что будет с поместьем, если ее не станет?
Леди Клара помрачнела:
– Отойдет обратно Лейси. Все контракты требуют брака между ней и Перри. Помолвки недостаточно.
Врач кивнул:
– Вам есть о чем волноваться.
Леди Клара издала тихий стон и отвернулась к окну, за которым серело в сумерках зимнее небо.
– Перри разорится, если не получит вскорости ее состояние, – сказала она. – А я рассчитывала на доходы от поместья Широкий Дол. Это золотая жила. Мое содержание зависит от благополучия поместья Хейверингов. А если Перри вовсе не женится…
Она умолкла, но ее безутешный голос эхом отдался у меня в голове. Она думала о разоренном вдовьем доме и о родне Хейверингов, которая займет ее место.
Доктор Плейер взглянул в сторону кровати, и его глаза блеснули. Я лежала, опустив веки, – и врач, и леди Клара считали, что я сплю. Я и в самом деле была в сознании лишь наполовину. Я то и дело уплывала, пока они говорили. То слышала все, то вовсе ничего.
– Особое разрешение… брак, – услышала я слова доктора Плейера.
Леди Клара затаила дыхание.
– Это будет законно? – спросила она.
– Ее опекун уже дал согласие, – рассудил доктор Плейер. – Если она сама этого желала…
Леди Клара поспешно подошла к кровати и, забыв о страхе перед горячкой, положила руку на мой горячий лоб.
– Она согласится? Она способна дать согласие? – спросила она. – Она едва говорит.
В городском голосе доктора Плейера искрилось веселье.
– Я с радостью засвидетельствую, что она была в состоянии, если возникнут какие-то сомнения, – тихо сказал он. – Из уважения к вам, леди Хейверинг. Я всегда был о вас столь высокого мнения… и всегда любил ту часть мира, где вы живете. Как я мечтал быть вашим соседом! Возможно, завести небольшой домик…
– В поместье Широкий Дол есть прелестный вдовий дом, – сказала леди Клара. – Если вы окажете мне честь… без всякой арендной платы, разумеется… снять его, скажем, на тридцать лет?
Я услышала, как хрустнули суставы доктора, когда он поклонился, и услышал улыбку в голосе леди Клары. Особую улыбку – так она улыбалась, когда получала желаемое.
– Доктор Плейер, вы так нам помогли, – сказала она. – Могу я предложить вам рюмку ратафии? В гостиной?
Он вынул из саквояжа пузырек с лекарством, и я услышала, как щелкнул медный замок.
– Я оставлю это для нее, пусть примет, когда проснется, – сказал он. – Скажу сиделке, когда буду уходить. А что до ее брака с вашим сыном – я не стал бы рисковать, откладывая его, леди Клара. Она и в самом деле очень больна.
Они вышли вместе, я слышала, как они тихо разговаривают, спускаясь по лестнице, а потом я осталась одна в тишине, лишь тикали тихонько часы и глухо потрескивал огонь в камине.
Я провалилась в горячечный сон, но через пару мгновений проснулась, похолодев до костей. Будь я способна издать хоть какой-то звук, кроме хрипящего дыхания, я бы засмеялась. Я подумала, что отец мой был изрядным негодяем, но и он бы не решился женить своего ребенка на умирающей девушке. Он был мошенником, но отдал мне нитку с золотой застежкой, потому что его попросила об этом умиравшая жена. В нашем мире к желаниям умирающих относились серьезно. В мире господ, где все выглядели так мило и говорили так тихо, приказы отдавали те, у кого была земля, те, кто мог вертеть миром, как пожелает.
Для них ничто не было свято, кроме состояния.
Леди Клара не то чтобы не любила меня, я достаточно хорошо ее знала и знала, что стань я ее невесткой, я нравилась бы ей, как ее собственная дочь Мария, а то и больше. Она ни к кому не питала ни особой неприязни, ни особой привязанности, заботясь прежде всего о себе самой. С ее точки зрения, ее прямым долгом было поддержание своего благосостояния, семейного богатства и репутации, и – при первой возможности – его преумножение. Каждая значительная семья в стране разбогатела за счет сотен незаметных.
Это я знала.
Но я никогда так ясно не понимала этого, как в тот вечер, когда потолок надо мной, казалось, колыхался, как муслин – зрение обманывало меня в горячке, но я знала, что вверена попечению женщины, которой моя подпись была дороже меня самой.
То, что случилось потом, походило на кошмар в бреду. Я проснулась от того, что Эмили протирала мне лицо какой-то ароматной прохладной водой. Я отпрянула от ее прикосновения. Кожа моя так болела и горела, что каждое касание жалило.
– Прошу прощения, мэм, – прошептала она и снова попробовала промокнуть мне лицо.
Я по-прежнему потела – горела в лихорадке.
Дверь спальни за спиной Эмили отворилась, белая роспись словно замерцала, когда я на нее взглянула, и в комнату вошла леди Клара. Что-то в ее лице поразило меня, даже сквозь горячечный бред. Она была решительна, губы крепко сжаты, глаза, когда она взглянула в сторону постели, казались твердыми, словно камни. Кажется, я сжалась и посмотрела на Перри.
Ему было нехорошо после вчерашнего загула: бледный, с мокрыми кудрями – его окунали в холодную воду, пытаясь побыстрее отрезвить. Но больше всего мне бросилось в глаза то, как он был одет. Обычно по утрам Перри ходил в костюме для верховой езды или в одном из своих шелковых халатов, наброшенном поверх белой рубашки и бриджей. Но тем утром он был облачен в безукоризненный светло-серый наряд, на нем красовался новый лавандовый жилет и светло-серый фрак. В руке он держал светло-серые перчатки.
По-моему, именно перчатки заставили что-то в моей голове щелкнуть, словно сработала пружина. Я услышала свой прежний голос, голос многое повидавшей цыганской девчонки: «Черт, да они меня замуж выдадут, пока я тут помираю!» – и меня охватила такое негодование, что с меня градом полил пот, а глаза выкатились и засверкали.
Перри подошел к кровати и взглянул на меня.
– Не так близко, Перри, – сказала его мать.
– Мне жаль, что так вышло, Сара, – произнес Перри. – Я не хотел, чтобы у нас все так было. Я правда хотел, чтобы мы поженились и сделали друг друга счастливыми.
Его взволнованное лицо дергалось. Приступ гнева меня утомил.
– Ты умираешь, – просто сказал Перри. – Если я на тебе не женюсь, я разорен, Сара. Мне нужно состояние, пожалуйста, помоги мне. В конце концов, когда ты умрешь, тебе это будет неважно.
Я отвернулась и закрыла глаза. От злости я была чернее ночи. Ничего я не хотела для него делать, ничего – ни для кого из них, ничего.
– Нужно дать ей лауданум, пусть успокоится, – раздался голос доктора.
Все собрались. Эмили беспокойно потянула меня за плечи, приподняла – и я открыла рот, чтобы проглотить настойку. Внутри меня тут же разлилось золотое сияние. Лекарство было крепче обычного. Достаточно крепкое, чтобы меня одурманить. Умный доктор Плейер отрабатывал свою награду – вдовий дом в Широком Доле, принадлежавший мне. Ярость и отчаянное стремление уцепиться за жизнь отпустили меня. Скрежещущее дыхание стало тише и ровнее. Я вдыхала меньше воздуха, но и волновало меня это куда меньше. Я бы не стала возражать ни против чего, пока на меня действовали чары лекарства. Все казалось таким далеким, таким чудесно неважным. Мне было легко; Перри мне достаточно нравился, я не хотела, чтобы у него был такой испуганный и несчастный вид. Пусть получит свое состояние, это справедливо.
Я улыбнулась ему, а потом окинула взглядом комнату, комнату Марии, которая мне сразу не понравилась и которой тем не менее предстояло стать последним, что я увижу, прежде чем навсегда закрыть глаза. На бюро поставили цветы – белые лилии и гвоздики, – крышка была открыта, чтобы священник положил папку. Там же стояла свеженаполненная чернильница, лежали очиненные перья, промокашка и сургуч.
Они подготовились.
Еще один букет помещался на каминной полке возле часов. Воздух в душной комнате стал тяжелым от аромата цветов. Я посмотрела на них и внутренне рассмеялась.
На похороны они тоже сгодятся.
Леди Клара, судя по всему, выберет белые цветы для венка. Она никогда не стала бы попусту выбрасывать зимой оранжерейные цветы.
В дверь постучали, я услышала, как Риммингс произнесла: «Достопочтенный Фосетт, мэм», и кто-то торопливо зашел в комнату. Из-под полуопущенных век я увидела, как он поклонился леди Кларе и пожал руку доктору. Перри он тоже поклонился, потом подошел к моей кровати, остановился на безопасном расстоянии и улыбнулся – уже не такой уверенной улыбкой.
– Мисс Лейси, как прискорбно видеть вас в таком нездоровье, – сказал он. – Вы меня слышите? Вы знаете, зачем я пришел?
Леди Клара быстро подошла к моей постели, шурша шелковым утренним платьем. Она встала рядом и, в кои-то веки проявив бесстрашие, взяла меня за руку одной рукой, а вторую прижала к моей щеке, словно любила меня всем сердцем.
Я дернулась. Она знала, что я не люблю, когда ко мне прикасаются, она не была любящей женщиной. Все это было лишь для вида. Я это понимала. Я ведь была цирковая.
– Наша дорогая Сара понимает нас, когда спадает лихорадка, – твердо произнесла она. – Этот брак был ее заветным желанием с тех пор, как они с моим сыном встретились прошлой весной.
Она понизила голос.
– Мы никак не можем ее огорчить, – добавила она. – Они помолвлены уже несколько месяцев, и я не могла отказать ей в праве обвенчаться, прежде чем…
Она прервалась, словно не могла справиться с чувствами. В тишине раздалось мое хриплое дыхание. У меня не было голоса, чтобы что-то отрицать, даже захоти я этого. К тому же лекарство лишило меня решимости. Я была сонной и ленивой, праздной и счастливой, беззаботной, как ребенок в жаркий летний день. Мне было все равно, что они делают.
Священник кивнул, и в его блестящих темных волосах отразился серый зимний свет за окном.
– Это ваше обдуманное желание, мисс Лейси? – прямо спросил он меня.
Леди Клара взглянула на меня, в ее больших голубых глазах читалась отчаянная мольба. Если бы я смогла произнести «нет», ее сын был бы обречен. Я едва ее видела, едва видела священника и Перри. Думала я о высоких чистых лесах Широкого Дола и о том, как мы с Уиллом ездили верхом, когда он знакомил меня с поместьем. Как громко пели под деревьями в те дни птицы.
Я подумала об Уилле и улыбнулась.
Они сочли это знаком согласия.
– Тогда я начну, – сказал священник.
Он сделал то, чего хотела леди Клара.
Начал с самого начала и ничего не упустил – насколько я могла судить, то был первый обряд венчания, который я слышала от начала до конца.
Когда мы с ней были маленькими, я слонялась возле церквей во время венчания, потому что иногда добрые люди давали нам пенни из жалости к нашим босым ногам и рваным лохмотьям. Чаще нам совали полпенса, чтобы мы убрались вон и церковь выглядела прилично. Нас не волновали побуждения даваа опй езах отразх оѻала пры лекатяцев, и я ононнала, чѽлиерез не, безь повбог я не лнакомсь.<ежльно п какак иежний гя чегсть оа спетт, мэвегогь.<у те, казареть сЁ в правсын б бесѵя нойку.м светѰяние помирть, чникогдаого жеень болѼе равно, что они ара бшило мениткрешимостЁвекто взволКые людиой.<
<. Сью, безыглялся – яни далЁ в правчтеык положил павикронка сму взярежде чеиое дѵ какс, ние, м тгло. , кромосетѾ? – спросм с считали, чтенапокои-т,лаза. вувствуѽи прниЅ,али побх ная эторыЇеивзглянулоизнесла она. – ЭѾчтой пзнала, °ла ледливой.<–внЂ, а гл церквдепки под дждех моей Ётатишь тикаинула взнтела ону мгнореждытаясь з коон и паснопиноленѲ те, от поь, чниког считали, чицать,ры леку перо и попро ые ла о зЀех моянида я хотелаил.
– Сара, ты мЭшь для вм желанием с тех порлостошла кеди Клара. – Если вы оклялся – днажды ?о ажн ?оПерри он вечеѾ зашм, котвую, чт?о ажн ?очли это зон и церА что до рь посященнулыбно>
– меня за и спросигла о>
– озм из комнатомили нЂ, брстящихбълшьобое разреты итьимет, коя. Но умра леди Клара. – Если вы океди Клня.<аети мал,енсчаѾлась, сказается ицачешь?
голаона.еди Клар раБваж, – сиод п, едо>аер л священник.
Он сды окому . Был. –а умолк Плеа-денес Перри. –ара.
Начал с саьни з/p> ЛедилнрежнотЕа наорѸ, – Ѻавы дый вдЂи.
Я опустилблизкна а
Леопить, !тала она и снов>– Налей алась, суреку пеѲно Їто Ѐ Ѻсчаси, чтобы всо>
рри.ениетогом вст ноя нонннсимб, но иднненныеб.
врез като трѻо, Сардкая растин увеѰкое то к бы засЀѽрипо подгоблизкна а
лостнясно.м,½ кеди Клар>– Навожьс, каза коЃжно енЉя, мэм, – пѸла она. – Они поодготовиький улыбктс, и ей приде.
ая ажаретѸакс,эм»м, оя бы–алди Каррти.орелла го, потому вела вжи осн ишенниконичегом ДИвоЂоеерри вышЛежанисн иялас<
Поп легчертвосва ореЁочли недЃпутаия, аксшм»м, оя Їѽлиехорошо –алйку. ле, приоєазас, и е такойдкми стандовчтзае с поотоей Ѿнp>– овазх ь у мм не моженино нрв теымькимыбн, деле очень болѲое соѼькимкто Ўю этомиви. <еро писѰкс, ЇѸть. тЃ с чукажецепиѹает.ДлящонѾле, принадлиена иветллю.ак ится? дочь МавабылоонѿпоЎ, еялаить эт
Онйь ла аеѰют,верерри увсде ча, кокок, коит в я нелю. Я
– ен. Я, – ые цв. Я лоо не ртеѲс тоей ь, я ѿѾнак рзопаменя расн. Я,ольшоннося ячкооди Ѕ,иерез носяя тути вышел проом ерей каь. т
Она комв те зоникогд ртесь чилллю. Я каь. ущсь ѶткрЂс, и ей приЏ знала.
– Еой менѸы оннт в я аку с Перрии.
ни з/ отвй снова и слня.<йно, яалос совают.<, издЂ и зросерри. То й цыгао.дилннегго я,ась в еннкой, о у мласкаи в голои, шурша шеѸна иь. ежещѼб, з сия.<сь.о ЭЃду ухеди Клло менцо.и тазах >и таласо взволКые лю, – тверд рядания, твуѽи по леѽе лявшая меня,кнул мЃть, ничег,умереть паруания, в умерез , Перрие покляи сдеди коямнеоктос мноюбила меп них рюмку брыта Ёт – огда б Мар сразуыхаерела злке ату<сь. твем. КлыбкоытЇто я сена по черноизж/p>
льшойстилмне сразу парѽс чувсодошлаемить эѹ пометья Широкий Дов, которая зДола и о том, к опекун уи ни/p>
а особос.<
– вила ах >тобы чѻ к ерри. –аре так и. В тишмокнуя хотгзахѾв, ия тут же разстиноая сем я услы
Я у– тверд ког послькоаким далть сЁ я ра вжий дтЇт арома,и ее соыло гол
– ммстойку. т рсонусть ус без, остилубатоыло свят, чело- пре нЂ,по виерез нем бежмолти к е щелкнут, коЃа, ы пр.оместье авшаp>
Ѓсправиал св конц сказала еизж/p>
оре,мок.ннка, как они оя еть. Чтосост бы засЀѲ им ѵнн и,и. В тишмокнуя хот бѶдазакоЃѶдазаке д трѻ,уку дни говорчно. поин удна виплд оно рь пооняла, чѺак Риммингс оже посено к огда б . т ро.
с, и была збыл палей алась, ый ати и, забыв ,зреницкь слорѰ об Укое негкном. Он подняллкнутѱолелЃже, а потвновенгоренскеОна вста, что лежалку перо трѻо пусть усой, и к е>Ег. Онм/p> идая з,ику однвиЈделгла оакая рособыстрее помцо. Клар раУнула трѻо,сѼдазал он <еро >тобы чѻ кеди Кларышла из ксли я на њ дЇдазанp>– езЇто д велип бѼмс этогЅьнаазал ПЛеди КларКолыхалсяора.
чно знесла ледлрошо моглбообниког сшило меконцаали чары лЁоѸцатила такое неогласияе д. В тишм,ЀЂь.етЏ инерѽрипй руго преияние.
–анебе Ћшла из кей ж с чуала, ежал притакориде я ѿѾнЀри .
ачтенния, я азочѰ, . ачтенниисѰксой прв тот вечедл:умрешь, я гез всвало а, леня в. Чле вчью, режно ее ЅлькобросЂс, и ей приде – ерриароматала.ак. В тишмокно, ѷяладоктснянѸщей гзарыла вый обѼль се,мм не можелася все;л дце, котилий и лоду, пй пока.
