Прочитайте онлайн Мозаика | Часть 27

27

21.46. СУББОТА

НА ПОДЪЕЗДЕ К НЬЮ-ДЖЕРСИЙСКОЙ ПЛАТНОЙ АВТОСТРАДЕ

Пока «Додж-Дуранго» кружил по Нью-Йорку, напряжение не спадало — Сэм следил за полицией, а Джулия, съежившаяся на полу, продолжала рассказывать свою историю. Прерывистое движение невидимого потока машин раздражало ее. Затем она вдруг услышала, как изменился звук, — воздух стал звенеть от пустоты. Они находились в туннеле Линкольна, ведущем глубоко под дном реки Гудзон в штат Нью-Джерси. Решив немного размять мышцы, Джулия начала подниматься на сиденье.

Сэм положил руку ей на плечо:

— Подождите, пока мы не выедем на платную автостраду. Это неблизкий путь, но полицейское управление Нью-Йорка могло предупредить полицию штата, чтобы она искала вас, поставив людей у турникетов. Нам нужно выждать достаточно долгое время, чтобы получить билет из кассового аппарата, и если вы будете сидеть рядом, а они увидят, то...

— Я поняла. — Полиция усиленно разыскивает ее. Чем дальше они уедут от Манхэттена, тем лучше. — У вас нет какой-нибудь куртки на заднем сиденье, которую я могла бы накинуть?

— Есть плед. Сможете достать его?

Он переходил с одной полосы на другую, направляясь к дороге, ведущей на платную автостраду, которая была для них самым быстрым путем. Она выбралась на сиденье и взяла плед. К счастью, он был темно-зеленым и незаметным в тени. Она опять опустилась на пол. Ладони болели под бинтами. Джулия попробовала расслабиться.

Сэм взглянул на нее в тот момент, когда она устраивалась на полу. На мгновение свет уличных фонарей упал на ее овальное лицо, подсветил сверкающие голубые глаза, полные красные губы. Все ее лицо выражало глубокую тревогу. Ему пришлось усилием воли переключить внимание на дорогу. Он задумался о ее страхе. Он обладал способностью отделять друг от друга и анализировать человеческие нужды так, словно они были отдельными предметами мебели на фабрике. Но факт оставался фактом — если Остриан хотела достичь цели и остаться в живых, ей нужно научиться справляться со страхом и напряжением.

— Расскажите мне о вашем конверсивном нарушении.

Он хотел дать ей возможность хоть ненадолго отвлечься от опасности, грозившей им.

Она обернула колени пледом:

— Конверсивное нарушение — это своеобразная реакция организма у людей, пытающихся вытеснить из своего сознания какую-то травму. Я, очевидно, достаточно вылечилась, так что могу опять видеть, хотя и не установила точно, что именно вызвало травму. — Затем она вспомнила предупреждение Ориона. — Но Орион сказал мне, что до тех пор, пока я не выясню, что первоначально вызвало это нарушение, я все равно рискую ослепнуть вновь. Очевидным поводом для меня является кольцо, которое дедушка подарил мне в вечер дебюта. Вот почему я думаю, что тогда должно было произойти какое-то событие, вызвавшее мое конверсивное нарушение.

Он наморщил лоб, и она опять заметила бороздку у него между бровями. Ей нравились строгие черты его лица.

Он сказал:

— Я помню, что читал о подобном случае, который произошел в Японии примерно в 1993 году. Пресса тогда много критиковала императрицу. Видимо, в результате этого она потеряла голос и целых три месяца не могла вымолвить ни слова, — он сделал паузу, припоминая. — Официальное агентство японского императорского двора описало происшедшее так: «Существует вероятность, что у человека, переносящего несчастье, может выработаться симптом, при котором он может временно потерять способность произносить слова».

Джулия сочувственно кивнула:

— Да, это очень даже возможно. Бедная женщина. Похоже на конверсивное нарушение. Вы заметили, что они никак не назвали его?

— Действительно. Почему, как по-вашему?

— Клеймо позора. Диагнозы, связанные с деятельностью мозга, вызывают подозрение. Это одна из причин, по которой Американская ассоциация психологов больше не называет то, что у меня есть, конверсивной истерией. «Истерия» — это опасное слово. Сегодня никто не хочет, чтобы его называли истериком, даже если это слово является совершенно законным описанием невроза и не означает «истеричный» в том смысле, в котором его часто используют.

— У вас двойное предубеждение по этому поводу. Мало того что вы были слепы, так еще и многие наверняка не верили в обоснованность психологического диагноза. Люди считают законным физиологический диагноз, а психологический, так сказать...

— Незаконным.

Он посмотрел на нее.

— Я хотел сказать, бредовым.

Она улыбнулась. Машину дернуло, и ее нога коснулась браунинга. Она осторожно ощупала его кончиками пальцев, довольная тем, что поставила пистолет на предохранитель.

Вдруг Сэм сказал:

— Я знаю, что он на предохранителе.

— Как...

— Я видел, как вы поставили его. Вы думали, что я сосредоточен на движении, но многие годы тому назад я научился выполнять несколько действий одновременно.

Она насторожилась:

— Чем же вы занимаетесь в Компании, Килайн?

Но Сэм пристально вглядывался через ветровое стекло:

— Вот мы и приехали. Турникет прямо перед нами.

Джулия заставила себя дышать спокойно, натянула плед на голову и прижалась к полу. Она положила руки на грудь, стараясь не думать о пульсирующей боли в них.

— Меня не видно? — спросила она.

Он бросил взгляд на плед.

— Смотрится нормально.

Он огляделся. Машины замедляли ход, их задние огни ярко светились красным светом. Резкие звуки дорожного движения наполняли ночь. Очереди автомобилей еле двигались к автоматическим кассовым аппаратам. Никакой полиции штата или патрульных машин. Ничего необычного.

— Что происходит? — спросила Джулия приглушенным голосом.

Сэм глубоко вздохнул:

— Все хорошо.

Он схватил билет из автомата и выехал на нью-джерсийскую платную автостраду.

Усталая и благодарная Джулия взобралась на сиденье. Она огляделась и почувствовала себя в безопасности. До того, как она потеряла зрение, она много путешествовала по Европе и Азии и теперь, всматриваясь в окно, поняла, что нигде, кроме как здесь, не будет чувствовать себя дома. Платные автострады были квинтэссенцией Америки, а нью-джерсийская была, наверно, самой американской из всех — безрассудные водители платили высокие сборы за машины, которые сжигали невиданно большое количество бензина на самом прямом, самом длинном и самом отвратительном шоссе на всем континенте. По сути, любой водитель, который не нажимал на тормоза при виде полицейской машины, был либо уже остановлен, либо мертв.

Когда Сэм повернул машину на юго-запад по направлению к Ньюарку и Александрии, Джулия положила пистолет на колени. Она хотела было переложить плед на заднее сиденье, когда почувствовала, что он пахнет духами. Она уткнулась в него носом. Это был не мужской одеколон.

— "Шанель №5". — Она подняла брови. Классические духи, которые любят первые леди и кинозвезды. — Это один из ваших обычных ароматов?

Сэм не моргнул глазом:

— Именно так. Поливаюсь ими после каждого душа. От души.

Она перебросила плед через плечо. Значит, у него была жена. Или подружка. Она удивилась, когда поняла, что ощутила укол ревности.

Сэм вел машину через промышленный центр штата Нью-Джерси с его нефтеочистительными заводами и жгучим зловонием серы. Долгое время они молчали, разглядывая дорогу, внимательно высматривая полицейские машины. Наконец, когда «Дуранго» набрал скорость, она продолжила рассказ о краже и об ужасном убийстве ее матери и таксиста в Лондоне, о ее договоренности с главным суперинтендантом держать в тайне все, что она видела, о сеансе гипноза с Орионом Граполисом и о его трагической гибели, а также о том, как убийца Майя Стерн стала ее помощницей.

Когда они приближались к границе штата Пенсильвания, она сказала:

— Это приводит нас к тому, что мы имеем сейчас. К двум пакетам, которые получили вы и мама и которые, похоже, связали нас. Когда вы позвонили, то сказали, что мой дед Остриан мог захотеть нашей встречи. Насколько это правда?

Обычно он держал голову очень прямо, как будто отвечал на вызовы всего мира, но сейчас он слегка наклонил ее, насмешливо улыбнулся и сказал:

— Время исповеди. Она нахмурилась:

— Скажите же.

— Думаю, что Дэниэл Остриан мог что-то знать о Янтарной комнате. Я разговаривал с ним об этом двенадцать лет назад, когда обнаружил кое-какие новые сведения. Я надеялся, что он захочет поделиться со мной какой-нибудь информацией, но с его смертью эти надежды угасли.

— Вы уверены, что говорите о моем деде Остриане, а не о Редмонде?

Сэм прищурился, а в глубоко посаженных серых глазах вдруг мелькнуло подозрение.

— Почему?

— Потому что мой дед Редмонд живет в приюте для престарелых в сельской местности между Армонком и Маунт-Киско. Когда мама увидела пакет — надпись и почтовый штемпель на нем, — она решила, что пакет мог быть от него.

Сэм покачал головой:

— Я ничего не знаю о редмондовской части вашей семьи. Может быть, нам стоит поговорить с ним.

Джулия с грустью вздохнула:

— Мой дедушка впал в маразм. В прошлом году мы посещали его три или четыре раза, но он даже не узнал нас. А ведь он был таким энергичным человеком. Мама говорила, что в свое время он был диктатором. К тому времени, как я его узнала, он был невероятно обаятельным и настолько искренним человеком, что это приводило в бешенство моих дядьев. Но он всегда был просто очарователен со мной и мамой. Затем у него стала развиваться болезнь Альцгеймера. Когда мы с мамой были у него в приюте, он что-то лепетал и быстро засыпал. Учитывая степень расстройства его рассудка, я думаю, что мама была неправа, когда говорила, что ему будто бы стало лучше. Я не могу представить, что он был способен рассчитать график моих выступлений и адресовать пакет в Альберт-холл или вам в штаб-квартиру Компании.

Сэм был разочарован.

— Жаль. А казалось таким логичным.

— Вы сказали, что двенадцать лет назад пытались что-то узнать у моего деда Остриана. У него не было сведений о Янтарной комнате. Так зачем вы затеяли эту встречу со мной?

Сэм перестраивался на другую полосу движения, аккуратно ведя машину посередине шоссе, не вырываясь вперед и не отставая от потока автомобилей.

— Когда пришел пакет, я подумал о Дэниэле Остриане, потому что он был ближайшим человеком, к кому мне удавалось подобраться для решения этой загадки, и я никогда до конца не верил, что он ничего не знал о Янтарной комнате. Когда я услышал, что он умер, то стал искать членов его семьи. Одним из них оказались вы. Я хотел рассказать вам свою историю. У вас могли оказаться его бумаги. Или, может быть, он сказал что-то, чему вы в свое время не придали значения, но теперь могли вспомнить.

— У мамы есть... были его бумаги. Их не так-то много. Он жил настоящим и мало что сохранил из прошлого. Она перечитывала их, но не помню, чтобы когда-нибудь упоминала о Янтарной комнате.

Эти слова вызвали у Сэма волнение.

— Где эти бумаги сейчас?

— Она сказала, что у нее не было особых причин хранить их. Пару лет после его смерти она их выбросила.

Он изменился в лице:

— А как насчет бумаг вашего отца?

— У мамы были и они. Но и тут она не могла знать всего, что знал он, а если бы знала, то рассказала бы мне. — Ее голос прервался. — Мы были очень близки.

— Вижу. — Сэм посмотрел на Джулию. Нечто новое появилось в ее лице. Раньше он видел ярость, решительность и страх, теперь — глубокую боль. Что-то произошло с ней, и не только за последние двадцать четыре часа.

— А зачем, по-вашему, мой кузен Винс взял пакет?

Перебинтованной рукой она отбросила золотистые волосы с лица.

— Вопрос в точку. Он никогда не делал ничего противозаконного и не проявлял себя иначе, чем верный слуга Компании, так что я должен сделать вывод, что он действительно конфисковал его для директора и что пакет на самом деле должен быть на пути в Белый дом.

Она обдумала его слова.

— Но если Винс забрал его для правительства США, зачем Майя Стерн взяла его у моей матери? Для себя? Для кого-то еще?

— Это удивляет вас, не так ли? Фактически это почти заставило вас поверить, что кто-то... после более чем пяти десятков лет слухов, официальных отрицаний и бесконечных расследований... пытается сказать миру, что он — или она — знает, как найти Янтарную комнату.

Его красивое, хорошо вылепленное лицо светилось удовольствием от разговора о любимом предмете. Она почувствовала, что эта мистическая история начинает ее увлекать.

— Вы сказали, что последний раз Янтарную комнату видели в немецком городе Кенигсберге. Но после этого она бесследно исчезла. Очевидно, у вас есть своя версия реального хода событий. Расскажите мне!

Следя за дорогой, он начал рассказывать. И ощущал при этом, будто вот-вот выиграет в самой большой лотерее всех времен и народов.

— В конце Второй мировой войны в Европе происходили странные, почти сюрреалистические события, полного объяснения которых мы никогда не узнаем. Похищение Янтарной комнаты в такой атмосфере было вполне возможно, даже несмотря на то что это был поступок безумца. Но был один человек, который имел власть, страстное желание и связи, позволяющие его исполнить...

* * *

1945 ГОД

ЕВРОПА

Наступил январь, снег блестел в лунном свете вокруг разбомбленных руин Кенигсбергского замка. В течение двух лет Янтарная комната была выставлена здесь как трофей Восточного фронта нацистской Германии. Но теперь ее будущее представлялось в мрачном свете. Под бомбами союзников город превратился в груду камней. Только мощные своды подвалов замка защитили ящики, в которых находились панели Янтарной комнаты.

После полуночи, когда измученные жители спали, отборные солдаты десантно-диверсионных частей СС стали разбирать завалы восьмисотлетних камней замка, чтобы добраться до подвалов. Они спокойно извлекли двадцать девять деревянных ящиков и заменили их другими двадцатью девятью, заполненными обломками, чтобы вес не очень отличался. Затем на тачках вывезли картины и драгоценности, некоторые из которых принадлежали членам российской царской семьи, и другие сокровища. Они вернули на место обломки камней замка, погрузили ящики на грузовики и двинулись к железнодорожной ветке, где перегрузили ящики в закрытые грузовые вагоны.

Когда поезд набрал скорость, десантники нарисовали красно-черные символы СС на каждом ящике и на каждом грузовом вагоне. Затем написали имя, которое гарантировало быстрое прохождение по контролируемым немцами железным дорогам: «Гиммлер». Это имя вселяло ужас в сердца тех, кто находился в пределах нацистских границ, ибо Генрих Гиммлер был главой СС, гестапо и гитлеровских лагерей смерти. Помимо этого он похищал предметы искусства, особо ценя раннегерманский период. Так же, как Гитлер и Геринг, он конфисковал в побежденных европейских странах больше ценностей, чем могли вместить залы его жилища. Он послал на сохранение в швейцарский банк такой большой трофейный груз украденных у венгерских евреев ценностей, что тот стал известен как «сокровище Гиммлера».

Этот поезд также шел в Швейцарию. На протяжении всей войны нацисты — как частным образом, так и по поручению правительства, — переслали в эту маленькую страну, заявившую о своем нейтралитете, награбленного золота на миллиарды долларов, а также украденных предметов искусства на 2,5 миллиарда долларов. Швейцарские банкиры охраняли ценности, инвестировали, продавали, отмывали и при случае отправляли в банки других стран — дожидаться хозяев.

К этому времени фюрер уже жил в бункере под Берлином. Если бы он узнал о краже, то приказал бы расстрелять Гиммлера.

И Гиммлер защитил себя. Он приказал десантникам СС вернуться на советский фронт, и целые роты погибли в жестоких сражениях с советской армией. Что же касается ящиков в подвале замка, то и тут удача была на стороне Гиммлера, а может быть, просто сработало его легендарное умение планировать. В феврале или марте подмененные ящики были выкопаны и погружены на грузовики и просто исчезли. Вор у вора украл, но не смог заявить о первоначальной краже, чтобы не выдать себя. Как гласит история, Янтарная комната исчезла, и ее больше никто не видел.

Чтобы захватить город, советский Третий Белорусский фронт подверг его обстрелу зажигательными снарядами, а 10 апреля взял штурмом. Таким образом, план Гиммлера был выполнен — награбленное им добро спокойно добралось до Цюриха. Все свидетели мертвы. И теперь уже официально было признано, что Янтарная комната пропала. Он скрыл все, по крайней мере так ему казалось.

* * *

К середине мая фюрер был уже мертв, Германия пала, а Генрих Гиммлер скрылся вместе с другими беженцами в направлении Альп. Его искала вся Европа. Он переоделся сержантом Geheime Feldpolizei. Но союзники занесли Geheime Feldpolizei в свой черный список и приказали арестовывать всех — от сержанта и выше.

Был теплый весенний день, когда англичане захватили Гиммлера с фальшивыми документами. Два дня спустя, 23 мая, на допросе он признался: «Ich bin der Reichsfuhrer SS» Гиммлер.

Он непрерывно острил, правда, после унизительного обыска с раздеванием перестал. А вскоре после одиннадцати часов вечера Генрих Гиммлер, черный князь «расы господ», некогда безработный фермер-птицевод, надкусил ампулу с цианистым калием, спрятанную в высверленном гнезде коренного зуба. Пятнадцать минут спустя он умер.

Теперь ни один из живых людей не знал, существует ли еще Янтарная комната.

Когда цюрихский банкир Гиммлера Сельвестер Маас услышал о его самоубийстве, ему пришлось решать, что же делать с доставленными ящиками, в которые он никогда не заглядывал. Они лежали в подвале его банка аккуратными штабелями рядом с упаковками, принадлежавшими другим безымянным вкладчикам. Европу одолевала алчность. Более чем полстолетия спустя, в 1997 году, женевская газета сообщила, что в ту пору швейцарские «банкиры, юристы и попечители незаконно присваивали себе имущество убитых законных владельцев». Многие немецкие солдаты и бывшие нацистские чиновники тащили домой все, что могли. Солдаты союзников также не гнушались этим. Среди крупнейших находок оказались тысячелетние рукописи и предметы искусства, известные как Кведлинбургский клад. Вскоре после того, как американские солдаты обнаружили эти сокровища, они исчезли. И вновь всплыли только в 1990-х годах, когда офицер армии США, который украл их, умер, а его техасские родственники попытались продать сокровища.

Это была необычная эпоха, во время которой нацисты шли к «германизации» мира, включавшей уничтожение целых культур. Никогда искусство не оказывалось столь важным оружием в политике. Это был век цинизма, жадности и наглого потворства прихотям. Многие предметы искусства были украдены, и до сих пор судьба их неизвестна.

В такой атмосфере Сельвестер Маас, считавший себя честным человеком, открыл один из ящиков Гиммлера и увидел панель Янтарной комнаты. Потрясающая красота и загадочное обаяние редкого изделия давали возможность сказочно обогатиться.

Вскоре он начал составлять план, как присвоить то, что украл Гиммлер.