Прочитайте онлайн На вершине власти | Часть 67

67

Список лиц, которые должны были сопровождать президента при посещении советского госпиталя, Хомутов читал со все возрастающим раздражением. Ему поначалу все представлялось иначе: несколько человек охраны, полная свобода действий, никаких помех. На деле выходило как на дипломатическом приеме – толпа лишних людей, не протолкнешься. И если он даже увидит Людмилу, что он сможет сказать ей при таком количестве чужих ушей? В списке были посол, оба его заместителя, советский военный атташе – этот-то на кой черт, спрашивается? С джебрайской стороны – министр обороны, министр здравоохранения, министр сельского хозяйства. Кто этот список составлял? Хомутов швырнул листок, хотел было позвать Хусеми, но тот уже сам входил в кабинет, имея крайне озабоченный вид.

– Что это за список? – спросил Хомутов раздраженно.

Хусеми на список взглянул лишь искоса и, еще не пройдя и половины расстояния до стола, взволнованно заговорил:

– Звонок из советского посольства, товарищ Фархад. Чрезвычайное происшествие – вчера вечером совершено нападение на гражданку СССР.

– Что случилось?

– Судя по обстоятельствам дела – покушение.

– Она жива?

– Нет.

Хомутов опустил голову.

– Значит – все отменяется? – спросил он глухо.

– Советские подтверждают свое участие в мероприятии, но посол счел своим долгом предупредить о происшествии.

Хомутов проговорил:

– Вели подать машину.

Он молчал все время, пока они ехали к госпиталю, и только у госпитальных ворот немного собрался, увидев советского посла и множество встречающих. Президентский «мерседес» встал, Хомутов вышел из него и направился навстречу Агафонову, выхватив взглядом из толпы стоящего неподалеку Бахира. Лицо его было настороженным и тревожным, и сердце Хомутова на миг дрогнуло. Впрочем, чутье подсказывало ему, что сейчас опасаться не следует. Бахир в этой ситуации безвреден, а выглядит так оттого, что уже посвящен в детали вчерашнего нападения и сознает, что за это и с него спрос.

Агафонов, имевший крайне удрученный вид, поздоровался, и уже вторая фраза его была:

– Вот какие дела стали твориться в Хедаре, товарищ Фархад! Буквально в центре города, нагло, в открытую…

В его голосе слышалась горечь.

– Я приношу свои соболезнования, – сказал Хомутов. Желваки на его скулах вспухли.

Он поймал себя на том, что ему хотелось произнести эту фразу по-русски.

– К сожалению, не до конца продуманные шаги нередко приводят к трагическим последствиям.

– Что вы имеете в виду? – сухо осведомился Хомутов.

Они направлялись по асфальтированной дорожке к главному корпусу госпиталя.

– Стоило дать послабление бандформированиям на севере, как это сейчас же отозвалось в столице. Результат – вспышка террора, – сказал Агафонов.

Это был прямой упрек президенту.

– Я полагаю, у нас еще нет достаточных оснований связывать эти факты. Расследование не окончено, – проговорил Хомутов, но в его голосе не было твердости.

– В этом случае все сомнения можно отбросить, – покачал головой посол.

Бахир шел позади них, напряженно вслушиваясь в разговор. Хомутов выбрал момент, когда Агафонов оказался чуть впереди, и, едва сдерживая бешенство, прорычал:

– Как это могло случиться?

– Мы ищем убийцу, используя все наличные силы, – уклончиво отвечал Бахир.

– Но почему – женщина? В чем смысл?

– Ответа пока нет.

Он лгал. Жертву министр выбрал вполне осознанно. Женщина, русская, медик – это должно было иметь шумный резонанс. Трудно было найти лучший вариант. Советские встанут на дыбы, для них это – отличный повод надавить на Фархада, поскольку они недовольны им в последнее время, это видно невооруженным взглядом. Его вынудят снова ввязаться в боевые действия.

Агафонов вдруг обернулся к приотставшему Хомутову.

– Министерство иностранных дел в Москве готовит ноту. Меня уже поставили в известность. Следует ожидать ее завтра-послезавтра.

Хомутов взглянул на Бахира. Тот неопределенно пожал плечами.

– Мнение Москвы однозначно, – продолжал Агафонов. – Необходим решительный отпор силам реакции.

– У вас есть соображения? – поинтересовался Хомутов, вновь начиная раздражаться.

Они вошли в здание госпиталя. Просторный холл был безлюден, словно персонал и больные были спешно эвакуированы, и едва Хомутов вступил туда – он увидел в этой пустоте среди охапок цветов портрет, наискось пересеченный креповой лентой. Хомутов захлебнулся воздухом и встал как вкопанный. С портрета на него смотрела с печальной улыбкой Людмила.

Агафонов, стоявший рядом, выдержал приличествующую паузу, после чего негромко проговорил:

– Она была совсем еще молода.

И только сейчас Хомутов окончательно осознал, что та женщина, которую вчера вечером застрелили в упор, и Люда – одно. Открытие это было столь ужасающим, что не умещалось в уме. Он стоял в этом голом, пропахшем йодоформом помещении невыносимо долго, пока не ощутил на себе напряженных взглядов свиты.

– Бандиты пролили кровь беззащитной женщины, – сказал Агафонов в тишине. – Нет им прощения!

У Хомутова дернулась щека, он ожесточенно потер ее жестом Фархада и обернулся к Бахиру, который стоял с выражением скорби и молчаливой преданности в лице, готовый броситься выполнять любой приказ. Хомутов видел его словно в тумане, провел ладонью по глазам и понял – слезы.

«Артист, однако, – размышлял Агафонов, не убирая с лица скорбной маски. – Слезу пустил… Нет, любезнейший, этого маловато будет. А мы нажмем – и придется, господин президент, на севере порядок наводить».

Все пока шло, как и задумывалось, и Агафонов надеялся на благоприятный исход.

Холл вдруг наполнился людьми – персоналом госпиталя, его начальник, полковник Сурков, уже шел навстречу Хомутову со скорбно-торжественным лицом. Остановившись в двух шагах, он объявил, что коллектив госпиталя сердечно приветствует главу братского джебрайского народа, но Хомутов его не слушал. Повернувшись к Агафонову, он вдруг спросил разом севшим голосом:

– Могу ли я взглянуть?

– Я не совсем понимаю, – изумился посол.

– Взглянуть на женщину, которую убили.

Агафонов отрицательно покачал головой, сдержанно пояснил:

– К сожалению. Тело уже подготовлено к отправке на родину.

Хомутов знал, что это означает: запаянный цинковый гроб. Он склонил голову, чтобы не было видно его лица. Сурков вопросительно взглянул на посла, тот едва заметно кивнул, и Сурков, разом ожив, заторопился:

– Прошу, товарищ Фархад! Я приглашаю вас, как и намечалось, осмотреть госпиталь.

Откуда-то сбоку репортер выстрелил вспышкой, Хомутов зажмурился и двинулся вперед, но и тогда, когда глаза стали видеть, шел словно наощупь, ничего не видя вокруг. Входили в палаты, Сурков представлял больных, говорил о назначении аппаратуры, диагностических приборов, но Хомутов пребывал в трансе.

Очнулся он только вновь оказавшись под открытым небом. Агафонов тряс его руку, прощаясь, но Хомутов ничего ему не сказал, лишь кивнул и направился к машине. Охранник распахнул перед ним дверцу, Хомутов взглянул в темное нутро и вдруг, словно вспомнив что-то, круто повернулся к все еще сопровождающему его Бахиру.

– Поспешили мы начинать мирную жизнь. Надо бы призвать к порядку эту свору на севере.

Бахир бросил руку к козырьку.

Хомутов сел, дверца захлопнулась. Только теперь он уронил голову на руки.