Прочитайте онлайн Наваждение | Глава 55В которой Любочка стреляет в Софи, и находятся Ирен и убийца Ксении Мещерской
Глава 55
В которой Любочка стреляет в Софи, и находятся Ирен и убийца Ксении Мещерской
– А вас уж тут, Софья Павловна, давно дожидаются… – «обрадовала» хозяйку Фрося.
«Господи! Опять говорить! За что?!» – мысленно взмолилась Софи.
Любочка сидела, выпрямив спину и куда-то спрятав руки.
– Что? – спросила Софи, поздоровавшись и едва ли не со стоном усевшись.
Подумала о том, как хорошо вышло бы, если бы Златовратская пришла просто попросить денег. Тогда можно было бы сразу их дать и пойти в постель. Впрочем, Софи все время понимала тщетность своих мечтаний.
– Я расскажу вам все, как было, – сказала Любочка. – Чего теперь скрывать?
«А может, не надо?» – вяло подумала Софи, но ничего не сказала.
Дуня наверняка уже улеглась в постель. Он… нет, совершенно невозможно думать о том, что он сейчас делает. Лучше уж послушать Любочку…
– …Николаша убил. Я никому не сказала, думала, что это он ради того, чтобы со мною быть, а не с ней. Теперь знаю – все из-за денег. А что касается собачонок…
Перед глазами Софи вдруг словно поднялся занавес.
Внезапно озверевшие левретки погибшей Ксении! Конечно! Они же
Князь хотел поженить Ксению и Николашу и оставить наследство сразу обоим своим родственникам… Можно было догадаться сразу… А теперь она старается свалить все на Николашу, якобы она видела его, когда он шел убивать Ксению и все такое…
– Вы не верите мне, Софи?
– Ну конечно, не верю, – буднично сказала Софи. – И, Боже, как же все это мелко и пошло! Я даже и ожидать не могла, потому и не видела так долго. Князь Мещерский и его ублюдок вытерли об вас ноги, а вы в отместку убили старую беззащитную женщину и ее собачку! Стреляли бы уж тогда в князя (многие в России вам только спасибо сказали бы) или в подлеца Николашу!.. А в сущности, вы знаете, ведь Николаша был прав, не желая пускать вас в свет. Вас здесь действительно не надо. Высший свет российской столицы – звонкое, пустое и подлое место, но там издавна не мелочатся в страстях…
…Черная точка револьверного дула могла загипнотизировать кого угодно, но только не Софи в ее нынешнем состоянии. Она слишком устала и на какой-то очень короткий момент ей вдруг захотелось, чтобы Любочка выстрелила… В следующий миг она вспомнила обо всех, находящихся на ее попечении, и почему-то об Эжене. Его теплые коричневые глаза моргнули перед ее взором и молча указали в сторону бюро. Не колеблясь более, Софи схватила золоченые часы, что было сил швырнула их в голову Любочке, а сама в тот же миг присела и откатилась направо, к дивану. Револьверный выстрел в закрытой комнате прозвучал оглушительно. Сразу вслед за ним с грохотом упали часы и мягко сползла на пол потерявшая сознание Златовратская.
Софи пружинисто вскочила и начала действовать.
– Скорее, пожалуйста, скорее!
Константин, не в силах больше сдерживать возбуждение Ирен, просто молча прижимал ее к себе.
Девушка выпрыгнула из саней раньше, чем они окончательно остановились. Споткнулась, запуталась в юбке, упала, тут же поднялась и кинулась бежать. Ворота были заперты, но во многих окнах горел свет.
– Костя, мы опоздали! – простонала Ирен, сползая вниз по решетке и напоминая всех героинь господина Достоевского одновременно.
Расхристанный по ночному времени дворник, узрев приличного вида господина, кинулся к Ряжскому.
– Никак стреляли, ваше благородие?! – он указал на окна. – В участок бы…
– Пустите, я разберусь, – веско сказал Ряжский. – Надо будет, пошлем и за полицией. Может, еще и не случилось ничего…
– Дай-то Господь! – сказал дворник и перекрестился.
Фрося дрожащими руками отворила дверь, но сказать ничего не смогла, так как челюсть у нее ходила ходуном из стороны в сторону и не слушалась хозяйку совершенно. Служанка только моргала длинными ресницами и напоминала быстро-быстро жующую жвачку телушку.
Ирен вбежала в квартиру и, как всегда, остановилась на пороге.
Софи сидела в кресле и пила чай маленькими глотками. Чашку она держала на весу и потому видно было, что рука ее не дрожит вовсе. На диване расположилась связанная по рукам и ногам Люба Златовратская с белой холстинной повязкой на голове. По всей видимости, она была без сознания, во всяком случае, глаза у нее были закрыты. На столе, рядом с блюдечком с сахаром, лежал маленький черный револьвер.
Увидев Ирен и маячившего за ее плечом Костю, Софи отставила в сторону чашку, поднялась и сказала ровным, почти ничего не выражающим голосом:
– Здравствуй, сестра! Здравствуйте, Константин!
– Софи, ты жива… – сказала Ирен и заплакала. Ряжский развернул ее к себе и обнял.
– Ну конечно, жива, – непонятно к кому обращаясь, сказала Софи. – Что со мной сделается?
Чуть позже Ирен перестала плакать, как-то странно огляделась и спросила:
– Софи, а где сейчас Милочка?
– В Люблино, вместе с Павлушей и прочими. А что?
– Ты уверена?
– Ну разумеется. Куда и зачем она могла бы оттуда двинуться?
– Понимаешь, мне кажется… мне кажется, что она где-то здесь, рядом… прямо на улице…
– Милочка в городе? Ночью? На улице? Что за чушь?! – резко спросила Софи, прямо на глазах выходя из оцепенения.
– Вы знаете, Софи, я не стал бы отмахиваться… – вздохнул Константин. – Вот это, – он указал глазами на лежащую на диване женщину. – Ирен почувствовала за много верст отсюда… Так что…
– Хорошо, – тут же согласилась Софи. – Ирен, ты можешь… ну, хоть приблизительно указать мне, где она сейчас находится? Да? Тогда мы едем туда немедленно… Дворник позовет полицию. Ты, Фрося, впустишь их и все объяснишь. Все показания мы дадим утром, когда отыщем Милочку, или убедимся, что с ней все в порядке… Ирен! Она что, там, на улице, одна?
– Н-нет… – пробормотала Ирен, словно прислушиваясь к чему-то. – Она не одна. И ей, в общем, не так уж и плохо… Сейчас…
– Едем! – решительно сказала Софи. – Ирен, уйди с порога. Надоело.
– Надоело – что? – удивленно переспросила Ирен.
Софи, одеваясь, не ответила.
Над горизонтом низко стояло большое черное облако со щупальцами растопыренными в разные стороны. Угрюмые зимние зарницы вспыхивали на его краях. Небо вокруг казалось выбеленным. Дорога, обрамленная лесом, поднималась прямо в край тучи. Все было смутно и необычно, но ум Ефима работал с полной ясностью.
«Если гимназист Кока теперь умрет, то я тоже дальше жить права не имею. Застрелюсь и всему конец.»
От этого решения накатило такое облегчение, как будто бы в голове разорвалось что-то туго натянутое и причиняющее боль.
Но тут же вдруг пришла ужасная мысль: что, если отравленные конфеты остались в петербургской квартире, и их теперь съест та сибирская девушка с огненными волосами, которая обучается музыке. Или ее брат из тени… Отчего же он у них не спросил, не убедился?!
Не в силах более сдерживаться, Ефим застонал сквозь стиснутые зубы. Потом откинулся назад и прикрыл глаза.
Увидел Софи Домогатскую в красном платье и подаренном им рубиновом ожерелье. И на той же картине брата Михаила – тяжелого, уродливого, неуклюжего на первый взгляд. Они стояли – врозь, и даже не глядели друг на друга.
«Так и есть, – подумал Ефим. – Так и есть. Зря я… все – зря…»
Среднего роста, светловолосый юноша с едва пробивающимися усами и бородкой, но взрослым взглядом знакомых глаз вышел ему навстречу.
– Алексей Павлович Домогатский, – представился он.
– Евфимий Людвигович Шталь, – поклонился Ефим.
– Проходите, пожалуйста. Чему обязаны визитом? – юноша оставался напряжен, и этого нельзя было не почувствовать.
– Я беспокоюсь о здоровье Коки, Николая Неплюева, – напрямую (к чему теперь хитрить?) сказал Ефим. – Узнал в городе, на квартире, что он болен и отправлен в имение… И вот…
Удивление на лице Алексея Домогатского усилилось, однако воспитание не позволило облечь его в слова.
– Прошу вас…
– Скажите же: что с Николаем? Это… серьезно? Я могу его видеть? Говорить?
– Ну разумеется, – Алексей пожал неширокими плечами. – У Коки была небольшая лихорадка, кашель, горло распухло… Нынче уже полегче стало… Я пойду, сейчас же предупрежу его об вас… Вы ведь знакомы?
– Д-да… – Ефим опустился на стул и закрыл лицо ладонями.
– Что с вами? – растерялся Алексей. – Вам плохо?
– Нет, нет, – поспешно возразил Ефим. – Мигрень, понимаете… В дороге ветер…
– А-а, – с сомнением протянул Домогатский. Видно было, что происходящее нравится ему все меньше и меньше.
Ситуацию разрешил сам Кока.
Он выбежал в верхнюю гостиную прямо в нательной рубахе и поспешно накинутой на плечи байковой курточке. Порывисто кинулся к гостю, потом остановился, словно кто-то невидимый крикнул ему, как лошади «Т-тпру!»
Почти минуту длилась немая сцена.
Потом Ефим, не в силах долее молчать, спросил:
– Кока, а конфеты?
– Я не передал, простите! – мальчик расплылся в улыбке оттого, что нашлось наконец, о чем говорить. – Видите, заболел некстати, а тетя Софи сюда не приезжала на этих днях. Но они у меня в целости, не думайте…
– Где?
Алексей тревожно крутил по-юношески тонкой шеей.
– Да наверху же! – воскликнул Кока, голос его был хриплым от воспаления в горле. – Пойдемте ко мне. Я вам покажу, как я коллекцию разместил. У меня нынче все по классам… Или вам с пути отдохнуть надо? Вы ведь погостите у нас теперь, правда? Коли уж вы такую дорогу… Я и подумать не мог… Леша, барон ко мне приехал, ты такое себе представить можешь?
Алексей вполне искренне помотал головой.
– Не могу совершенно.
– Пойдем к тебе, Кока, – сказал Ефим. Ему не терпелось увидеть злосчастные конфеты.
– Мы подумали, что надо вас предупредить, – объясняла Соня. – Вдруг это и правда опасно. Но Петра Николаевича не было, а Мария Симеоновна… я ее, если честно, побаиваюсь… Вот мы и решили… Милочка сказала, что она дорогу найдет. Стеша осталась нас прикрывать, если хватятся, и Карпушу сторожить. А Джонни сам попросился, я его и взяла, чтобы ему не страшно за нас было…
– А ты? Как же ты сама? – с интересом спросила Софи. – Ты же боишься незнакомых людей, улиц, площадей, городов… Всего! Как же ты решилась?
– А что было делать? – пожала плечами Соня. – Я – самая старшая. Я и должна была…
– И как? Как тебе было? Здесь, в городе? У тебя такое лицо, как будто бы с тобой этой ночью что-то произошло… Ты… вы повстречали кого-нибудь?
– Да, вы правы, – сказала Соня. – Я повстречала ночной ветер, одиноко странствующий по городу…
– Ишь ты, – усмехнулась Софи. – Значит, наш город принял тебя, и поделился с тобою своей силой. Гордись, он принимает далеко не всех… И что же теперь?
– Теперь я могу вернуться назад, к Матюше, и быть с ним…
– Ты хочешь этого?
– Всею душою…
– Не жалко будет уезжать?
–
– Ты, конечно, права, девочка. Я представляю себе, как обрадуется Матюша…
В полицейском участке, рядом со следователем, на облупившемся стуле сидел Густав Карлович Кусмауль. Под стулом, вытянувшись и завалив на сторону зад, расположился такс Герман, округлившийся боками и оттого похожий на изрядное изделие немецкой колбасной лавки. Смотрел такс подозрительно.
– Густав Карлович, вы?! – воскликнула Софи. – Вот удивительно!
– И вы… – улыбнулся Кусмауль. Улыбка его была похожа на складку на брюках. – А я, знаете ли, отчего-то вовсе не удивлен…
– Ну, конечно! – энергично сказала Софи. – Я же, вы знаете, поймала убийцу Ксении Мещерской, Любочку Златовратскую! Хотя она меня едва не застрелила…
– Убийца Ксении Мещерской арестован вместе с сообщницей и с позавчерашнего дня находится в заключении, – бесстрастно сообщил следователь. – Его зовут Макар Сиротин.
– Какой еще Макар Сиротин! – возмущенно закричала Софи. – Откуда он взялся?! Любочка Ксению убила, а пыталась на Николашу свалить! И Констанция с Эсмеральдой ее узнали!
– Успокойтесь, Софья Павловна! – почти мягко сказал Густав Карлович. – Сейчас я вам все объясню, а уж потом снимем показания и будем оформлять бумаги по покушению… Уж этого-то, увы, Златовратской никак не избежать. Хоть она Мещерскую и не убивала…
Софи молча вытаращила глаза, а такс внушительно тявкнул, подтверждая каждое слово хозяина.