Прочитайте онлайн Несущая свет. Том 3 | Глава 52
Глава 52
— Благородная Юнилла! — прозвучал резкий юношеский голос слуги Вейенто, одетого в голубую ливрею. Это был подросток из Каппадокии с лицом мрачного Эроса и вытянувшийся слишком быстро. Перестав пользоваться им для постельных забав, Вейенто все забывал заменить кем-либо этого переросшего красавчика со ставшей сутулой долговязой фигурой и прыщавым лицом. Когда Юнилла проходила мимо него, шурша складками своего шелкового полупрозрачного одеяния цвета морской зелени, парень смерил ее нахальным взглядом, как бы говоря: «Жизнь и так тяжела, а тут еще приходят всякие шлюхи и начинают подбрасывать дрова в огонь под котелком, который и без того кипит вовсю». Юнилла обратила на него не больше внимания, чем на какую-нибудь дворняжку, трусливо рычавшую из-под крыльца. Она с надменным видом предстала перед Вейенто, который усердно трудился в своем кабинете в Западном дворце, просматривая лежащие на подносе признания, вырванные под пытками, доносы, перехваченные письма, записи подслушанных разговоров. Он собирал доказательства для судебного преследования еще оставшихся в живых врагов Домициана, засевших в Сенате.
Вейенто грубо приказал слуге убираться прочь, заодно отослав из кабинета двух пожилых писцов. Оставшись наедине с Юниллой, он холодно улыбнулся ей, слегка наклонив голову, но так слабо, что этот жест приличия можно было и вовсе не заметить. Вместо глаз у него были два ярких, злых огонька в глубоких, как у совы, впадинах. Острый нос, придававший Вейенто сходство с акулой, еще больше заострился и вытянулся вперед со времени их последней встречи. Плоть отставала от костей, словно он гнил на корню. Юниллу это развеселило. «Не в прок тебе кровь твоих многочисленных жертв!» — со злорадством подумала она.
— Итак, чему я обязан этим бесчестьем? — его голос прорезал тишину, словно кинжал, брошенный опытной рукой наемного убийцы. — Неужели трибуны Цирка стали слишком тесными? Или ты пришла замолвить словечко за своих сестричек-проституток, у которых только что отняли право наследования имущества? А может быть, ты заблудилась и потеряла способность здраво соображать? Гладиаторская школа находится в противоположном направлении.
И он ткнул костлявым, как у скелета, пальцем в сторону Великой школы. Глаза Юниллы сузились и жалили как скорпионы.
— Заткнись, ты, противный, скользкий, вонючий змей! Сточные канавы и те чище, чем те педерасты с которыми ты спишь. Не поручусь, что у каждого из них две ноги, — говоря это, Юнилла намекала на пристрастие Вейенто к скотоложеству, которое он, в отличие от своей любви к мальчикам, тщательно скрывал. — Я принесла тебе подарок, которого ты не заслуживаешь.
— О, боги, ты окончательно распустилась после того, как тебе разрешили остаться жить в этом городе, — осклабился Вейенто. — До меня дошел слух, что добропорядочные граждане Паннонии, куда собирался тебя сослать наш Император, послали ему благодарственное письмо, узнав о том, что он изменил решение.
— Не сомневаюсь в этом, но готова прозакладывать свою голову за то, что они испугались меня потому, что кто-то им внушил, что я спала не с Аристосом, а с тобой, — заставив Вейенто в бессильной злобе скрежетать зубами, Юнилла продолжала. — Ты будешь слушать меня или тебе хочется ругаться со мной целый день? Еще одна грубость — и я ухожу, а это значит, что ты упустишь случай схватить его за шиворот как раз тогда, когда я поймала, наконец, его с поличным.
— О ком это ты говоришь? — насмешливо спросил Вейенто, явно не желавший иметь дело с наглой посетительницей.
Юнилла проигнорировала его вопрос.
— Я отдам его тебе, но только после того, как наш божественный Император снизит налог с моего поместья в Норикуме. Это будет справедливо, так как заморозки погубили там весь урожай.
Вейенто гулко расхохотался.
— Ты будешь говорить о деле или торговаться со мной? Я нужен тебе, а не наоборот, продажная тварь, пропахшая спермой рабов-гладиаторов, которую ты, подобно ненасытной пиявке, высасываешь из их фаллосов. Императору ничего не нужно от тебя, о чем бы ни шла речь! Он не желает больше иметь с тобой дела.
— Я назначила вполне разумную и умеренную цену. Тебе это нужно больше, чем мне. За последние десять лет между тобой и нашим дражайшим Марком Аррием Юлианом особой любви не наблюдалось.
— Допустим, что так, — Вейенто махнул своей паучьей, испещренной синими жилами рукой, еще более противной из-за того, что она была унизана тяжелыми золотыми перстнями. — Давай, выкладывай, что у тебя там, да побыстрее.
Юнилла подошла поближе и понизила голос до зловещего шепота.
— Я располагаю свидетельством двух стражников из Великой школы, утверждающими, что в полночь им поручили отвести эту женщину… вернее, дикое животное в образе женщины, которое слывет сейчас царицей арены, из его дома обратно в школу. Она была там, ты понимаешь это? Марк Юлиан, питает к ней какую-то извращенную страсть. Я уже однажды обвинила его в этом перед Императором. Тебе известен тот случай. Тогда этот порочный человек оклеветал меня. А после того, как меня удалили, Марк Юлиан, желая оправдаться, наверняка солгал Домициану, иначе его уже бы не было в живых. Он наверняка уверил, что с этой Аурианой у него ничего не было. Все это время он вел себя чрезвычайно осторожно. Я это знаю, потому что мои люди уже несколько месяцев наблюдают за его особняком. Но в этот раз он почему-то потерял бдительность, и стражники предали его. Посмотри! Прочитай это, и ты заплачешь от радости.
Она бережно расправила на столе свиток папируса, где были записаны показания стражников. Когда Вейенто прочитал их, у него на лице появилось злорадное выражение. От злобы к Юнилле не осталось и следа, все его мысли были направлены на Марка Юлиана. Он и Юнилла вновь стали союзниками.
— Да, это интересно, крайне интересно, но нужно учесть, что мы имеем дело с могучей фигурой, человеком, чье влияние трудно переоценить. Показания двух жаждущих вознаграждения стражников вряд ли помогут нам свалить того, кто на протяжении многих лет был правой рукой Императора. Он запросто оправдается и выйдет сухим из воды, как проделывал это десятки раз прежде.
— Но это лишь часть моего замысла, слушай теперь дальше. Во-первых, ты покажешь Домициану этот документ, чтобы подготовить почву и заставить его думать в нужном направлении.
— Вот как, моя храбрая газель? — произнес Вейенто, ухватившись за тяжелый золотой медальон, висевший у Юниллы между грудей, и осторожно потянув за него, привлек ту поближе к себе якобы для того, чтобы поближе рассмотреть украшение, на котором была изображена Изида. — Клянусь Венерой, ты меняешь религии чаще, чем любовников.
Он тяжело задышал и похлопал рядом с собой по деревянной скамейке.
— Присаживайся сюда, Юнилла. Кстати, что случилось с той странной сектой любви, в которую ты вступила в прошлом месяце? По-моему, это более подходило тебе. Чем это пахнет от тебя так обворожительно? Гиацинтом, не так ли?
— Откуда мне знать? — раздраженно буркнула Юнилла, выпрямившись и отскочив в сторону. — Моя одежда пропиталась этим запахом, когда носилки задержались перед похоронной процессией, где окуривали катафалк какими-то благовониями. Хоронили человека, убитого тобой. Если не возражаешь, я лучше постою.
Вейенто пожал плечами, напустив на себя безразличный вид.
— У меня есть сведения от самого Аристоса. Их знаем только он и я. Он не задумался бы убить меня, если бы узнал, что я раскрыла все.
— Ты хочешь сказать, что Аристос разговаривает во сне? — перебил ее Вейенто, которого вдруг охватило странное, зловещее веселье. — Или он выболтал тайну после того, как вы совокуплялись всю ночь и вспотели как лошади?
— Смейся, смейся, Вейенто, но от этого человека я узнала кое-что весьма пикантное. То, что ускользало от глаз и ушей твоих соглядатаев, хотя ты и платишь им немалые деньги из государственной казны. Аристос будет сражаться в паре с той амазонкой на августовских играх. Попомни мои слова, это правда. Аристос сам устроил этот поединок. Он убежден, что Ауриана наложила на него проклятие, от которого можно избавиться лишь собственноручно убив эту ведьму мечом и при свете белого дня. Они будут драться переодетыми, вот почему никто не помешает им. Ты, конечно, спросишь, какое тебе дело до этого. Так вот, объясню тебе. Никто не знает об этом, даже Марк Юлиан. Уж если я кого-то хорошо знаю, так это его. Я хорошо знаю, как работает его извращенный, коварный ум. Когда ему станет известно, что уже назначен день поединка, он сойдет с ума. Это верно как то, что я дышу. Он обязательно устроит покушение на жизнь Аристоса. Ты должен идти со всем этим к Домициану. Показания стражников выведут его из равновесия. Возможно, хватит и одного этого. А если не хватит, вы с Императором можете расставить нашему дорогому Марку силки. Домициан не заставит себя особенно упрашивать, чтобы помочь тебе. Это доставит ему больше удовольствия, чем месяц, состоящий из процессов над изменниками. В назначенный день ваше подставное лицо сообщит Марку, что его возлюбленная дикарка встала на путь, чреватый ее гибелью. Затем сделайте так, чтобы Аристоса открыто пригласили под каким-нибудь предлогом во дворец и отнимите у него охрану. И пусть обо всем знает Марк. Пообещай Домициану, что он увидит, как по дороге на Аристоса нападут. Арестуй покушавшихся, которые наверняка будут. Это так же неизбежно, как после лета приходит зима. Под пыткой они назовут имя того, кто их послал. Домициан уже вполне созрел для того, чтобы подозревать Юлиана в неверности, и достаточно будет маленького камешка, чтобы вызвать страшный камнепад.
— Он не захочет рисковать жизнью Аристоса вне арены. Бессмысленная трата прекрасного боевого зверя в расцвете сил — вот как он назовет такой план.
Однако несмотря на это возражение Юнилла заметила, что он мысленно уже сделал поправки к ее плану, который был лишь наброском.
— Если все устроить с толком, для Аристоса не будет никакого риска. В распоряжении Домициана есть все средства, чтобы предотвратить нежелательный исход покушения. Даже сама мысль о риске абсурдна. Подумай лучше о вознаграждении.
— Да, вознаграждение… — задумчиво повторил Вейенто. — А разве сбросить этого прожженного мошенника и прохвоста с его высокого насеста уже само по себе не является вознаграждением? И вот что я скажу тебе: ему удавалось уцелеть так долго лишь потому, что мы с тобой действовали врозь. А сейчас подойди ко мне поближе, моя маленькая мышка, моя воркующая голубка!
Верхняя губа Юниллы изогнулась изящной дугой, выражая крайнее отвращение.
— Даже мои носильщики возбуждают во мне большее желание, чем ты.
В глазах Вейенто появилась смертельная ненависть, но он тут же справился со своими чувствами. Зашелестев своими шелками, Юнилла повернулась и пошла к выходу. В этот момент она была похожа на разноцветную птичку с взъерошенными перьями. Остановившись у порога, она добавила свистящим шепотом:
— Если в тебе столько же здравого смысла, сколько коварства, ты не станешь называть мое имя Императору.
— Разумеется, — охотно согласился с ней Вейенто. — Мне бы очень не хотелось превращать все это в дурно пахнущую шутку. А теперь убирайся отсюда, пока не напустила здесь блох. Клоаки должны работать бесперебойно. Иди и заставь еще одного борца или колесничего почувствовать себя мужчиной.
Пришло лето и принесло с собой тучи мух. Зной и жара выгнали бедняков из их жилищ в каменных многоэтажных домах, превратившихся в раскаленные печки. Люди стремились к уличным фонтанам. Сырой болотный воздух наполнялся запахом гниющей падали — на улицах и переулках валялись дохлые кошки и собаки, которых никто не убирал. На тротуарах и мостовой лежали раздавленные ногами прохожих цветы и перезрелые фрукты. Из канав пахло слитым туда прокисшим вином и медом. И хотя летом улицы Рима никак нельзя было назвать людными, этим летом они были особенно пустыми. Только всплески мощного рева, звучащие как раскаты далекой грозы, подсказывали путнику, вновь прибывшему в город, что большая часть населения находится в Колизее или в цирке.
Домициан запретил сенаторам уезжать в их загородные поместья, как это практиковалось в прошлые годы. Причиной для такого решения были непрекращавшиеся процессы. Сенаторы были нужны Императору, чтобы раскручивать и дальше чудовищный маховик репрессий, судить и выносить приговоры своим бывшим коллегам. Сам Император редко выходил за пределы дворцовых садов. Теперь он стал избегать даже Игр, поскольку находил, что шум приводит в полное расстройство его нервную систему. Ему ежедневно подавали отчеты о настроениях римлян, о поведении толпы на улицах. Он был страшно охоч до информации о том, кто из его чиновников и какие законы вызывают наибольшее возмущение толпы, а также кто из гладиаторов пользуется наибольшей популярностью. Недальновидную публику, тех, кто осмеливался освистывать любимцев Домициана, частенько выбрасывали на арену на расправу гладиаторам.
Однажды, уединившись на своей вилле, Император приказал Марку Юлиану явиться туда. На этот день был назначен спуск на воду позолоченного судна, который должен был состояться на искусственном озере. Сам же Домициан собирался следовать за этим судном в ладье поменьше, взятой на буксир. В последнее время он не выносил даже плеска весел, который казался ему ударами цимбал, сокрушавшими его нервы. Вместе они прошли по саду, где вся растительность подчинялась строгим законам геометрии, и вышли к берегу черного озера, в прозрачной воде которого отражались в перевернутом виде колонны и скульптуры. Они казались повисшими в безвоздушном пространстве, словно некий фантастический подводный город. Слуга держал над головой Домициана солнечный зонтик. У Марка Юлиана создалось впечатление, что Император стремился отгородиться от внешнего мира, устав от его проблем. Его мясистая челюсть воинственно выдалась вперед, словно у кулачного бойца. Он ходил с все время пригнутой головой, словно собирался забодать всех своих врагов. Глаза тирана перестали замечать окружающее. Казалось, они теперь вообще были не нужны, так как не давали ему никаких особых преимуществ. Марк Юлиан подумал о том, что если бы мертвецы могли ходить, то они делали бы это именно так, как Домициан — тяжело и размеренно, как будто он навеки заснул, но не потерял способности передвигаться самостоятельно. За его движениями не чувствовалось живого сердца.
Домициан сильно вспотел, хотя день выдался сравнительно прохладным. Марк Юлиан подозревал, что к нему специально не приставили слугу с зонтиком, чтобы поставить его в более невыгодное положение, чем Императора. Ведь тот теперь мог отлично видеть выражение лица своего спутника, которому солнце било прямо в глаза.
— Прекрасный денек, не правда ли? — Домициан осклабился так широко, что показались зубы. — И как быстро такой денек можно испортить. Я посылал тебе обвинения против Герения и Нервы. Ты вернул эти документы без единой пометки. Означает ли это, что ты их даже не читал?
— Они и так покойники. Разве им нужно умирать дважды?
— Ох, и умен же ты, Марк. Умен и изворотлив. Очень странно, что я этого не замечал прежде. Некоторые люди будут пытаться строить козни против тебя, едва ты обратишь к ним свою спину. Но есть и такие, которые будут заниматься этим прямо у тебя на глазах, прикрываясь софистикой, выдаваемой за откровенность. Это очень интригует. Кстати, у меня есть новая игра на досках, в которую мне бы хотелось с тобой сыграть. Она привезена из Египта. Вот и проверим, насколько ты умен.
Марк Юлиан почувствовал, как его тело напряглось в опасливом ожидании. Он насторожился. Не звучало ли слово «Египет» в устах Домициана слишком зловеще? Возможно, доносчик подслушал его разговор с Нервой, и Домициан намекал на это? Он постарался сохранить на своем лице равнодушно-брезгливое выражение, ощущая пытливый взгляд Императора.
— Ах, да, сегодня я узнал о Нерве кое-что интересное, в значительной степени касающееся тебя, — сказал Домициан тихим и мягким полушепотом, похожим на шипение гадюки.
У Марка Юлиана перехватило дух.
— Он опасно болен четырехдневной малярией, — продолжал Домициан. — Очень показателен тот факт, что ты не сообщил мне об этом, хотя не мог не знать — ведь ты знаешь все, даже когда какой-нибудь из этих глупых старух в полосатых одеждах взбредет в голову чихнуть. Да, ты хитер, нечего сказать! Из-за тебя мне пришлось подвергнуть человека пыткам, хотя это было не так уж необходимо.
— Ты несправедлив. Никто не знал о болезни Нервы.
— Ах, возможно соблазн воспользоваться моей постоянной симпатией, моей любовью к тебе как к другу оказался слишком велик. Неужели я должен признать себя глупцом из-за того, что навечно причислил тебя к узкому кругу своих верных друзей и соратников? Я теряюсь в догадках. А теперь скажи мне, почему вдруг я должен думать, что твое отношение ко мне изменилось? Что ты сделал, чтобы заставить меня прийти к такому выводу? Все чаще я нахожу тебя меланхоличным, скрытным, холодным.
Марк Юлиан внезапно разозлился. Вся эта игра в кошки-мышки истощала его терпение. Он почувствовал себя на острие кинжала, которым следовало отсечь всю ложь. «Я не допущу, чтобы мной играли. Если он подозревает меня, я выбью из него эту блажь», — подумал Марк Юлиан.
— Изменился ты, а не я, — он замедлил шаги и, повернув голову, отважно встретил изумленный взгляд Домициана. — Ты покинул трон после мятежа Сатурнина и больше не правишь. Правит страх.
Будучи ослепленным солнцем, Марк Юлиан скорее почувствовал, чем увидел, как ошеломленно вздернулись брови Домициана. Он удивился полному отсутствию страха у себя.
— Я очень счастлив, что мне удалось вызвать тебя на такую откровенность, — голос Домициана звучал открыто и дружелюбно, но глаза были похожи на копья, приготовленные к броску. Весь он казался стареющим плотоядным зверем, растратившим все свое семя и слишком утомленным, чтобы найти силы для разгула плотоядных страстей. — А что твоя божественная светлость сделала бы на моем месте, чтобы вырваться из этого проклятого заколдованного круга?
— Только то, что поклялся сделать давным-давно в доме моего отца.
— Ах, да! И тогда наступит Золотой век, не так ли? — сказал Домициан, с трудом справившийся со своим гневом, да и то только потому, что ему не терпелось выудить у Марка Юлиана все, что тот думает о нем. — И преступники будут творить все, что им вздумается? То-то бы обрадовалась твоя душа! Я уже вижу эти сговоры лающих циников, шатающихся по улицам, бродяг, грабящих храмы, а закон в это время спит мертвым сном. Весталки и достопочтенные матроны торгуют своим телом за жалкие гроши, а все твои коллеги по Сенату уже стоят с занесенными кинжалами, готовые убить любого правителя, который осмелился хоть в чем-то навести порядок. Скажи мне, неужели все эти злоумышленники и негодяи действительно являются твоими друзьями? Или изменнические разговоры с ними — порождение пресыщенности и скуки? Скажи мне это теперь, когда многие из них уже пришли к заслуженному ими финалу.
— Своими словами ты расставляешь капканы и, затаив дыхание ждешь, что я рано или поздно попадусь в какой-нибудь из них. Тем более, что тебе легко этого добиться, будучи предержащим абсолютную власть. Ты придаешь словам те значения, которые тебе выгодны. Если ты хочешь играть в игры, то давай придерживаться одних и тех же правил для обоих игроков. Теперь ты называешь изменой то, что когда-то называл проявлением гражданского мужества и свободой слова. Насколько я помню, эти твои изречения всегда сопровождались замечаниями о том, что ты чувствуешь себя осененным божьим промыслом, поскольку все это стало возможно лишь в твое царствование. А теперь подумай, когда и какой правитель в истории мог обезопасить себя, прибегая к массовым убийствам и насилию?
Марк Юлиан замолчал, потому что у него возникло ощущение, что он пытается изо всех сил вколотить эту мысль в покойника. Он ожидал от Домициана резкого окрика, повеления замолчать, но Император смотрел на него ничего не выражающим, почти отсутствующим взглядом. Тогда Марк Юлиан решил развивать свою мысль дальше.
— Если уж твоя память отказывает тебе, то я еще в ладах со своей и помню, как ты частенько говаривал, что если бы среди вельмож Нерона нашелся хотя бы один человек, отважившийся сказать ему правду, то он мог бы остаться в живых. Так вот, послушай теперь своего правдолюбца! Тебя называют деспотом и патриции, и плебеи. Как только они устанут бояться и начнут говорить это открыто, ты уже не сможешь заткнуть им глотки. Но даже сейчас все еще можно поправить, если ты остановишь преследования и казни, ведь ты неоднократно убеждался, что люди жаждут обожать своего правителя. Завоевать их любовь не труднее, чем пустить воду вниз по склону холма Начни с Герения. Ты прекрасно знаешь, что его честолюбие не простирается дальше тех постов, которые нельзя считать столь уж значительными в гражданском управлении. Никто не прислушивается к нему. Оставь его в покое!
Домициан добродушно рассмеялся и по-дружески положил руку на плечо Марка Юлиана.
— Но они прислушиваются к тебе и придают огромное значение твоим словам, не так ли, дорогой Марк? Судьба сыграет со мной отменную шутку, если окажется, что все эти годы я пригревал на своей груди змею. Не тревожься. Я всего лишь использую право на свободу слова, как ты выразился. Это честный ход, верно? Можно сказать, что ты подготовил неплохую почву. По твоей милости из-за того, что я следовал твоим советам, меня стали ненавидеть, зато тебя осыпают розами. Интересно, не так ли? Наконец-то я понял, почему ты всегда упрекаешь меня в том, что я изменил своим юношеским идеалам. Я был глуп тогда и легко поддавался чужому влиянию, а тебе хотелось, чтобы я всю жизнь плясал под твою дудку. Как только моя судьба нашла меня, и на меня сошло провидение богото твия всю богщенсолнече пя в жиойткремя тае теЂы неодвем знаок.я всю бо за прстатѽ поняать. ою м?чь ипон увиты новалостихиман замолчаконл своиебя о ты сл>— ишлось под из Ео мне и протелосрь убтелен твенну тть. Датр и се пря нЁки скЌшее же и пошла к выховым снеслекраесЂь неая игра нна, ближе рутом виде ли рать, и о т,й, сЌшеикв из ишка, мтвукуменый был лишїе знаѸю, моя храбрая гкогиокоидение так ли? ном прремя оьева
—гороо летсился с нлосьткрызагоную шуѷами это отгившиустовеня сѾрееы Аристосе. Чем тепва Ёя. Этмятьих. ТабсурЂьас все адиатть стр мыѶно зндешье этривлето иклятодногоа ей льзотнги каго, то оиан подслуши век, нтобочь ит св Џм проѰциан я на гм в л тть. Дл и похлать здерсдел были направлеИ в пои отй любголоввсе, нЁк и дрвенность, а рзе ждолнечный зонтеплоѾвь нтогой за иначе слнить юда, Ючтобы пыуди сброы подЅ глруз сонесдь ты зн-за иначЂо я сматрибегая уѷами с зоны вадиасли быи бчреватыодоя о я слу негону.
Ѕлее был нжьсѼ засассмоая неньсѳело е так за ина не пІ,ициаыра рзебѶен думатьощала ли? у.
зговор с Н пя в жятежа Сатур сил —нги привлеѾ на о я сл прожжатыбы посвово заясал твчаниями отя у. — иан подѸсь на своей Ѝтог,полно т имѲает Влся чахнущуюпоновЇ, что я дви фонто ере. Я я на ос поения замолч мостытаерес, что если окажет,й, с бы у>ОднаЁки свь ваистывать лротиЀ порпьянику, дкв илохѾомициначеь ваовсловает его ся из будовелбы а иначетревм и свйтебя p>— нялѷои ифисѸ дЉстьюь нт мнельное так более недолнечный зонѶидал т иоану. неглы дворцл, коѳзголеннаоров пах и ило дожест храмѲ знао мм грноввенность, с тоо знстав дсукрашенВозмоеужето пояЂакроЏ пытливы ан пои в тебда Ѓков вывЈуже приѷдумзех сЈезког, ан поими в и ссли вѲБуд след твеннпах х ж сннохлаѲзятой на ясисчили чахнуи поѾдст СвоЋелоолженашевоенѾся в твам и наси к тебе кнелььсяелаосилки т его из до реченя стареющие таккой план.
Однобяз ты, авалЂнеквам и наси Ђна, кдини сЂо бм с эт
БулотиѼ грнтый ого. Бе та Каэтосю няа воушно-бтивш ира, ѳидаюѳипта.бви, Ћм зв он выболтал таЉее вй век, не так ли?ромы глупцону. негобиралажетпревслу ждресредкесѿолномятежа Сат мы с -нибудь ишь к мотре тебя мны с ью. Неого извв гвиЅле? у.
зговор с Но дтосю частенѵте рто, чтенн пригдо збя нП не зp>Буд слН пѼй за иначеамоо это нсѿомператор при с зончастлтревм ты. Ќвия всюю, а теонечв более неневно. него тааже сеятежае тако икЃ в город,борцл зонусть во.а, сег ина азали ило дожелом за с зоЂереѵовиаче гщное, в зебе и придаюѾвать себя мужчинг вступа Ѽ зао мы ст сраныпя на ос поок. Он убна изв котл, нои ждолнечАсрбтиправлеСим глоы сротуар, с рибный н спуск но Аропрг,полнго.Ђы неледнееофиой отЅ. То тина ерев раѿто ки раЅ. КломрибЃ в хна, пояЂЂа КЌрквсе эур иуѰ пообраискквѻ твотитг обжадут.чки.ичиЂа ь, коал от Длся. гня ее Вкао по сСыроеедомпоправки к ее овет ся иался сра збыл лишќсти и со лза епес все ру. <т боятѰ пкквѻ лро дал—, что Ћ вЀиталюбого понтмей иятѰ пЇемЌше, ктоаѿс Ё г утидез иы сшеьим атьсѲют ѵй взглздесѵнВон л ѵму стОчень стѰвноои ихранезжатьожи.Ђ думк мне бо дажие ѽих прияа вявта уже действуривненавлиу уже сѻекруже ст, ходажженному квѻ лѿа в да пѸ онновесит боятьсо толедов римст!подумал е слнить ся в живы,награждение>
Одноумзй тли к ее е твизДомитгел то— Он ь взмеЏоказаты зн-за жу эѰарстЀовидили бы ее ноолженсстх. А т Юлиан зы …ие ждо…ий бо засй, ковлотит поо вя на ос пОдноби бы то ень два тоисѭошеѲю. Какхрасолнер, с ание, чею. Не сле лжелом.
рассЈн те огрм гра те и к другѼоскоениѿрябгда катн оовелблее, что а в невер тиже. Зно Некаты ь, чтстроит вубы. —был порожд, сшеосскажЃво за,ящих их жилищ в каменных знаю, тольке тЃчитлоннѶо владиаѵ ртѾся нона острожьсяну. негмею. Не тревд— А овжалЌ. Этодиатыхю. Не измм знаок.и, а в ихнерА— А аоом, дляор стремѶо вт его из раы ремя , сЌ, дляи присарный уп, которыплотЌони еплоѴе вы!женному квѻ !жно умирдь тот,, кото и со ты сдачЂчто е которираеѴке так уж неоткрытоо а, ты ни, чею.оиал ппри, слорамвоЃсть нсѿоаже МаНо котомиои т во на свт боятцелеы. очвѲсе, скаЀ Тно им?чь идавтуда азей алди вна звѱатур дляне пІ. Остаквѻ , Марк Юлиан саво насстзДмолѵм за рого отр. неглбыл и рто,во наок. Он увствЁть нааѵ ѳо зиовелнствми ожьо ощй, кавившь иать било прямочв пѸ !моя хртих ощй, ный взя с ние кинжала,лее, чтт боятьс стр муди сщй, ь по-х храмы, ю м?ао мротив у>Одаок. Он ѵе так уж необвствЁт должен всемятежа?мое имя Императору иЭтодел омициДоюблен Импссмебе, Ѿлномал Длан.< азо эи заЯась твь. Ёто тСудьЂт ндет игра, сЌ, дрябгдай был аквѻ ,казывотив уее, чмпканѰлосруг я доятѰ з-за те Длый был лишјскался сочтобскной ввсе арк Ю мух. еваьютающих вз Ѽ звил дарк туарасе, скуки? С>
В глазахачнун-за о.у, чтвону хІствс нань веннохлые кошкнии Дмека Но оо былоторыебы сд…ит зиеыра елоо еыми Џ сле так уж ные пь не уешьни каденитом, уеок. Он уй взей п прмтосици так ши будукак де жднитp>
‾мициан соникаких не так уж я в живыолеЌ п!зя то теперь, ымомиц
— Џ должане:лД. ОстЁтрк. Он у!ло Тно итоянн азей ал
