Прочитайте онлайн Ось земли | Октябрь 1938. Сталин и профессор

Октябрь 1938. Сталин и профессор

Александр Александрович шел пешком от гостиницы «Берлин» в Кремль. Через полчаса ему, а точнее говоря немецкому пролетарскому писателю Фрицу Вольфу, за которого он себя выдавал, предстояла встреча со Сталиным. Зенон находился в прекрасном настроении: он наконец-то смог обвести прилипчивого Поцелуева вокруг пальца. Оказывается, когда профессор погружался в поток времени внезапно, без предварительной кропотливой проработки исторических материалов, Порфирий не успевал его перехватить. Вот и сейчас он рассчитывал на то, что дружок не спохватится во-время и не помешает достичь цели. Зенон появился в гостинице «Берлин» час назад и тут же позвонил в секретариат Сталина со ссылкой на предварительную договоренность. Все сработало безупречно, секретариат даже предлагал писателю прислать за ним автомобиль, но товарищ Вольф решительно отказался, сказав, что хочет насладиться видами столицы.

Москва и вправду, радовала глаз. Она словно стряхнула с себя пыль времен и выглядела молодым городом. Фасады старых зданий на центральных улицах были очищены и покрашены, повсеместно привлекали глаз новой советской архитектурой только что выросшие строения, булыжные мостовые исчезли под асфальтовым покрытием, по проезжей части улиц с гудками проносились автомобили. На угловых столбах висели репродукторы, из которых доносилась музыка. Уличная толпа выглядела деловито и весело. Он шел по чистому, аккуратному, наполненному энергией городу.

Ему не пришлось ни минуты ждать в бюро пропусков. Какой-то невысокого роста человек в белой гимнастерке и белом картузе неведомым образом определил товарища Вольфа среди посетителей и сразу провел в служебное помещение к Поскребышеву. Тот усадил профессора так, чтобы через дверь видеть приемную, предложил чаю и попросил немного подождать, так как товарищ Сталин еще не закончил встречу с группой советских писателей. Принесли крепкого, хорошо заваренного чая и Фриц Вольф успел на ломанном русском языке рассказать помощнику вождя кое-что о положении в Германии, из которой он эмигрировал в Швейцарию два года назад. Он хотел было поделиться и своими московскими впечатлениями, но в это время из больших дверей в приемную вышло несколько человек во главе с вальяжным Алексеем Толстым и Поскребышев, сделав извинительный жест, исчез в кабинете Сталина. Через минуту он вышел и пригласил профессора к вождю.

Когда-то мысленно проигрывая перед собой варианты встречи, Александр Александрович испытывал волнение: каков он, этот тиран, как он воспримет его, играющего чужую роль, какими будут их первые слова?

Однако сейчас волнение покинуло его, и он не знал, почему. Потому ли, что вся атмосфера вокруг была умиротворяющей, наполненной неспешным деловым ритмом, потому ли что запах табака «Герцоговина Флор» настраивал на какое-то размыслительное настроение, так свойственное неспешным курильщикам, либо потому, что не было в окружающей обстановке ничего провоцирующего тревогу.

Сталин встал из-за стола и пошел навстречу профессору. Он улыбался легкой, приветливой улыбкой.

– Рад видеть вас, товарищ Вольф, читал ваши произведения. Очень понравились. Давно ли в Москве?

Сталин смотрел прямо в глаза и его негромкий голос словно обволакивал. Он, безусловно, имел какое-то излучение, располагавшее к себе. Может быть, это излучение подарила ему природа, может быть, оно стало результатом постоянного общения с множеством самых разных собеседников, что не может не научить способного человека тайному управлению невидимыми волнами, возникающими между людьми.

Александру Александровичу вдруг стало стыдно за то, что он обманывает этого человека, так тепло и искренне начавшего разговор.

– Иосиф Виссарионович, приготовьтесь услышать неожиданную для себя новость – сказал он легко и просто, будто это ничем ему не грозило. В глазах Сталина появилось напряжение, но он продолжал улыбаться:

– Вы хотите сказать, что Вам не понравилось в нашей стране?

– Нет, нет, товарищ Сталин. Как может немецкому коммунисту не нравиться СССР!? Но дело в том, что я не немецкий коммунист, и если бы я не знал, что имею дело с выдающимся человеком, я ни за что не решился сказать правду.

Сталин молчал. Он явно был шокирован сказанными словами, и возможно, не знал, как реагировать. Наконец он тихо вымолвил:

– Тогда кто Вы?

– Попробуйте поверить в то, что я скажу: я гость из будущего. Я русский профессор дрезденского университета Александр Зенон. Занимаюсь историей России, живу в двадцать первом веке.

Сталин, казалось, никак не реагировал на эти слова. Он подошел к коробке папирос, лежавшей на столе, достал одну, разломал ее и набил свою трубку. Затем не спеша раскурил и, пустив облачко синего дыма, вымолвил:

– Вы не похожи на сумасшедшего. Кроме того, мировая наука доказала относительность земного времени, а следовательно, существует и возможность путешествовать по нему взад и вперед. Если Вы гость из времени, зачем Вы пришли, чтобы рассказать мне о будущем?

– А Вы хотели бы услышать о будущем страны или партии или о Вашем личном будущем?

– Нет, не хотел бы. Знаете почему?

– Почему?

– Потому что в знаниях будущего заинтересованы слабые, неуверенные в себе люди. Я же убежден в том, какое будущее ждет мою страну и поэтому мне безразлично собственное будущее. Хотя я знаю, что мою память будут многократно осквернять.

– Вы убеждены в великом коммунистическом будущем СССР?

– Вам, как гостю из будущего, который, как я понимаю туда же и вернется, я открою, что партия не может создать коммунистического общества. Это противоречит природе современного человека. Лишь прожив несколько веков в условиях материального сверхблагополучия, человек начнет изменять свою эгоистическую природу и заглушит в себе инстинкты хищника. Сегодня эти качества считаются врожденными, а на самом деде – они результат многовековых условий существования. Христос был прав, когда призвал отказаться от них. Но его призыв до сих пор не превратился в реальность. А мы пойдем долгим путем постепенного преобразования человека.

– Тогда зачем Вы уже сегодня пользуетесь коммунистической риторикой?

– Так сложилось и менять ее уже поздно. Тем более, что на очень отдаленные времена она оправдает себя. Но не при моей жизни. Я хочу построить систему, уже ушедшую от капитализма, и ставшую прологом к новому будущему. И я убежден, что именно таким путем пойдет русский народ. Но этот путь будет очень труден, и скорее всего он не будет прямым. Мы сегодня ломаем сопротивление всего мира и этот мир еще ответит нам многими коварными выпадами. Попытка превратить меня в исчадие ада будет совсем крохотным выпадом по сравнению с другими. Поэтому о будущем мы говорить не будем. Мне больше всего интересна сегодняшняя ситуация вокруг СССР. Вот смотрите – он подвел профессора к огромной карте Европы, висевшей на стене. – Ситуация имеет весьма определенные тенденции. После присоединения Судетской области Гитлер не будет долго ждать. И года не пройдет, как он захватит всю Чехословакию. Далее на очередь неизбежно встанет Польша. Все идет по английскому плану. Пока идет, но, думаю так будет не всегда.

– Вы полагаете, что Гитлер не оставит англичан в покое?

– Я в этом уверен. Здесь они просчитались. Гитлер умеет мыслить геополитически, хотя слишком доверяется своим хиромантам. Он знает, что время нападения на Советский Союз наступит только тогда, когда он всю европейскую силу соберет под собой. Не только Чехословакию и Австрию, но обязательно Бельгию и Францию – эти огромные индустриальные районы. И Англию он должен будет парализовать на морях, иначе широкий маневр для него невозможен. Поэтому я думаю, что впереди еще два года, может быть, три года европейской войны. Он их всех подомнет и потом развернется на нас.

– Почему Вы уверены, что Германия повергнет европейских соседей?

– Она сильней их в самом главном – в мобилизованности духа немецкого народа. Гитлер очень умело объединил нацию. А кто такие его соседи? Это народы, уже полностью разложившиеся от буржуазного эгоизма. Остатки их патриотизма являются всего лишь фиговыми листьями, мало что прикрывающими. У немцев же сегодня буржуазный эгоизм искоренен полностью и вместо него вложена сверхцель – создание Третьего рейха. Третий рейх – это выдумка, миф, но он делает из немецкого народа очень боеспособный отряд, который сластолюбцев-соседей разгонит как зайцев. Только советский народ, имеющий свою сверхцель – государство справедливости, сможет победить Германию.

Да, Германия начинает придвигаться к советским границам. Сегодня уже можно готовить план превентивной операции. Упреждающим ударом мы многое выиграли бы. Но Гитлер имеет более высокую боеготовность. В одиночку мы не сможем, а Европа с нами идти не захочет. Остается только отодвигать опасность от сегодняшних границ. Сейчас лучше всего было бы заключить союз с Польшей. Вместе мы могли бы сдержать Германию. Но поляки не способны на честные отношения. Вертят хвостом, думают увернуться от гитлеровцев.

Сталин выглядел устало. Его лицо отсвечивало синевой, в движениях чувствовалась утомленность.

– В международном праве превентивные удары осуждаются, Иосиф Виссарионович – осторожно заметил профессор.

– Странно слышать, господин Зенон от Вас, историка, такие суждения. Согласитесь, что существует большая разница между агрессией и превентивным ударом. Агрессия направлена против мирного государства, а превентивный удар против агрессора, который изготовился для прыжка на вас. Таким образом, мы облегчаем себе победу в неизбежной войне, сбережем жизни своих сограждан. Конечно, западные политики и журналисты тут же заполнят мир ложью о ваших истинных оборонительных намерениях, но мы ведь не в угоду им действуем, а ради интересов народа. Поэтому, когда Польша откажется сотрудничать с нами, а она обязательно откажется, мы отберем у нее исконно русские земли и отодвинем границы на Запад. Это будет тоже превентивной операцией.

– Иосиф Виссарионович, а Вам никогда не приходила в голову мысль, что все приобретения СССР, которые достигнуты под Вашим руководством, будут однажды пущены на распыл Вашими последователями?

– Вы неверно ставите вопрос, профессор. Мои последователи такого сделать не могут. А вот новые политики после моей смерти – скорее всего.

– Вы полагаете, такие люди могут появиться у руля страны?

– Должен с горечью сказать, что они обязательно появятся. Дело в том, что наша партия обречена на вырождение. Мои чистки дали только временные результаты. Я очень старался создать нового функционера – человека идеи, преодолевшего свой эгоизм. Но не получилось. Я вижу, что после моего ухода сегодняшняя гвардия будет также разлагаться, как когда-то разлагалась ленинская гвардия. Не могу без отвращения думать о «верном ленинце» Чичерине. Устроил в наркоминделе содомский вертеп. Сожительствовал с немецким послом, негодяй.

– Почему ваши партийцы тоже будут разлагаться?

– Потому что условия борьбы не позволили нам выстроить конкурентную систему. А если нет конкуренции или строгого хозяина, то будет разложение.

– Что Вы имеете в виду под невозможностью выстроить конкурентную систему?

– После Октября у нас была только одна самостоятельная оппозиция – левые эсеры, которые вступили в заговор с Троцким и хотели захватить власть вооруженным путем. Их разгромили. Вся остальная оппозиция не была самостоятельной политической силой. И троцкисты и зиновьевцы были агентурой американских финансовых кругов. Им нужна была абсолютная власть и ни о каком политическом диалоге речи не шло. Смертельная схватка.

– Но как это объяснить? Почему столкновения носили такой нетерпимый характер?

– Я знаю объяснение, хотя никогда не скажу и не напишу по этому поводу ни слова. Только с Вами я могу поделиться в силу Вашего особого положения.

Дело в том, что революционный отряд Ленина-Троцкого был изначально заряжен только на мировую революцию, в которой России предназначалась роль детонатора. Это было космополитическое видение мировой революции, которое ничего общего не имело с интересами русского народа. Я тоже участвовал в первом этапе революции на их стороне, не зная глубинных замыслов этого плана. Хотя их оголтелые нападки на церковь заставляли меня задуматься, потому что на первый взгляд они не имели разумного объяснения.

– Вы не боролись против этих нападок?

– Я не поддерживал их, а остановить их было невозможно. Дело в том, что царское правительство сделало крупнейшие ошибки накануне революции. Оно не смогло отдать землю крестьянам. Именно этого ждали крестьяне. Не получив землю, они прокляли самодержавие и поддержали революцию. А самодержавие в народном сознании отождествлялось с православием. Поэтому народ отвернулся и от православия. Я, конечно, немного упрощаю, но суть вещей была именно такой. В ту пору защищать церковь означало то же самое, что защищать царя. Даже став генсеком я видел, что это бесполезно.

Русская эмиграция в Париже пытается обвинить в гонениях на церковь большевиков. Но это не вся правда. Инициативы большевиков подхватила значительная часть народа.

Ну, так вот, когда Ленин стал отходить от дел, а Троцкий пытался продолжить мировую революцию, я понял, что этот путь никак не соответствует моим представлениям. Я совсем не хотел, чтобы Россия стала пороховым складом, который взорвут ради целей американских финансистов. Мы начали борьбу, но когда мы одолели Троцкого, мы увидели, что его знамена подняли Зиновьев и Каменев. Потом история повторилась с другими политиками помельче, но каждый раз, когда мы побеждали очередного противника, новый противник снова работал на интересы все того же вражеского лагеря.

– Хорошо, Троцкий был связан с американцами. Это факт. Но Бухарин, Зиновьев?

– Во-первых, не надо ограничиваться рассмотрением только лидеров. Надо видеть, какие силы за ними стоят. А стояли за ними вполне известные силы революционеров преимущественно нерусского происхождения, получившие большой опыт заграничной эмиграции и сохранившие там связи. Теперь о личностях. По моему заданию НКВД составил досье на крупнейших мировых финансистов и связанных с ними политиков. Оказалось, что это по сути один большой клан, состоящий из групп, связанных родственными связями. Американские, немецкие, французские, английские банкиры разными способами входят в одну большую еврейскую родню. По крови и через браки. Этот могучий синдикат в состоянии воздействовать на мировую политику. И наши оппозиционеры оказались членами этого синдиката. Для меня не было никаких сомнений, на кого работают Лев Троцкий, Зиновьев или Каменев, если их кровные связи уходили в США.

– Но ведь никаких серьезных доказательств их подрывной деятельности не предъявлено. Простите, они были явно сфабрикованы.

– Доказательства их подрывной деятельности содержатся в их политических концепциях и в настроениях их сторонников, которые образуют опасную внутреннюю силу. Но, ведь, согласитесь, это не судебный материал. А мы были поставлены перед необходимостью показать советскому народу их враждебную сущность. Это парадокс политической борьбы, когда судебной системе не хватает доказательств, потому что она несовершенна, а сам факт подрывной деятельности не вызывает сомнений. Что делать? Ведь вопрос о выживании революции. В таких исключительных случаях приходится фабриковать доказательства для широкой общественности, хотя ни мне, ни моим соратникам они не нужны. Мы точно знаем, что преступление было. Это против всяких устоев римского права, но мы живем не в Древнем Риме, и я убежден в своей правоте. Мы живем в эпоху беспощадной борьбы без правил. Тот, кто соблюдает придуманные кем-то правила, никак не отражающие реальные условия борьбы, оказывается проигравшим. Судьба династии Романовых это очень хорошо показывает. Именно потому, что самодержец применял придуманные сто лет назад законы в борьбе против революционеров, он проиграл. Я этим путем не пойду. На мне историческая ответственность за судьбу первого в мире государства трудового народа.

– Разве у Николая Второго были шансы победить?

– Если бы он до 1905 года подавил оппозиционную прессу, поголовно связанную с еврейским капиталом, он бы сумел навести стране порядок. Но царь, напротив, предоставлял своим смертельным врагам все больше и больше свободы. Они же никаких правил игры не соблюдали и уничтожили его.

Повторю: насколько убедительные доказательства враждебной деятельности оппозиции добыл НКВД – меня не очень беспокоит. Тот, кто за ними стоит – международный финансовый интернационал, является историческим и неисправимым врагом нашей страны и я давно понял, что он ведет борьбу самыми грязными и подлыми методами. В белых перчатках его не одолеть.

– Хорошо, позвольте задать Вам другой вопрос. Скажите, почему, если Вы знаете, что Ваше дело предадут новые политики, Вы так последовательно строите пролетарскую империю?

– Да, предадут, хоть и трудно с этой мыслью смириться. Но дело в том, что русская судьба – это не мой каприз. Я надеюсь, что уловил линию русской судьбы. Россия предназначена для мировой роли. Ее нельзя ставить в ряд заштатных притворных демократий, это не ее место. Те предатели, которые наше государство разрушат, сделают это по своей слепоте. Они как раз и будут приспосабливать Россию к задворкам Европы. Думаю, что финансовый интернационал поймает их на демократическую приманку и они приведут страну к катастрофе. Но наша страна с ролью задворков Европы не сможет смириться самой сутью своей и обязательно стряхнет с себя эти тряпки. Она будет превращаться в мировую державу и мой опыт пригодится.

– Вы верите в глобальную роль России?

– Я надеюсь, что хорошо знаю русского человека. В его душе живет понимание неотмирности собственной роли на этой земле. Это одна из его коренных черт. От нее русские становятся самой стойкой и творческой породой людей. Как же ей не стать опорой человечества?

Когда профессор вышел из кабинета Сталина, он увидел Порфирия, который от волнения покрылся потом и возбужденно трусил по помещению взад и вперед. Он повлек Александра Александровича за рукав из приемной, и миновав посты охраны, вывалился вместе с ним на площадь перед дворцом.

– Ну, ты меня испугал. Как ты мог, сумасшедший! Да ты знаешь, чем дело могло кончиться?

– Успокойтесь Порфирий Петрович, что Вы так трясетесь?

– Как же не трястись, милый мой, ведь ты у вождя побывал! У самого Иосифа Виссарионовича! Это же историческое событие. Я бы не смог! Убей меня Бог лаптем, не смог бы. Ну, о чем говорили?

– Интересный получился разговор. Я не скрывал своего происхождения, а он мне сразу поверил и это его не смутило.

– Ну, говори быстрей, что он про перестройку сказывал?

– Конкретно ничего. Сказал только, что его империю разрушат, а потом новую построят.

– Ага! Видишь! Я прав был. Сталин ленинский западный проект к чертям похерил и свой построил. А потом его стройку опять западный проект одолел. А он говорит: недолго музыке играть, недолго Мишке танцевать. Опять сталинская стройка возродится. Только другой вождь придет. Правильно?

– Не знаю, не знаю. Уж чего не хочется опять увидеть, так это вездесущего носа НКВД и прочих прелестей.

– Ну, мы об этом уже говорили, этого нельзя допускать. Обязательно все копировать, что ли? Я же про другое талдычу, понимаешь? Сегодняшние ваши правители чего хотят? Хотят, чтобы Россия как другие была. Как Германия, как Франция, как еще какая-нибудь европейская страна. Но это же невозможно! Невозможно, профессор, дорогой! Сталин это понимал, народ это понимал, а вы сегодня понимать не хотите! Они свою державу строили, ни на что не похожую, а вы уподобляетесь. Из этого уподобления обязательно получится прогнивший сверху донизу уродец. Просто голова у меня раскалывается от того, что такие простые вещи приходится доказывать.

– Эко ты Порфирий расходился, успокойся. Все вернется на круги своя.

– С такими, как ты, вернется! Поступки надо совершать, бороться за свои убеждения а не в бороде копаться. К Иосифу Виссарионовичу без меня прорвался! Как ты меня обошел, черт косматый, признавайся, почему я не в курсе был?

– Обошел и обошел. Надоела мне твоя опека. Водишь меня за руку как малолетнего и никуда не пускаешь. Почему не пускаешь никуда, а?

– Не дозрел ты еще до настоящих встреч, профессор. Мозги у тебя зеленые, в классовой борьбе ни черта не смыслишь. В общем, типичный социал-демократический примиренец. Прямо скажу, примиренец несчастный. Тебя еще долго на помочах водить надо.

– Слушай, сводник заведения господина Мосина! Я терплю-терплю да и дам тебе по физиономии. Просто доконал меня своими издевательствами!

– Попробуй, дай, дохлятина немецкая! Я из тебя быстро котлету по-киевски сваляю. Тоже мне, нашел, кого защищать. Кровососов, жуликов, мироедов. Иди отсюда, всплывай на свою Грюне штрассе и не прилетай ко мне больше. Надоел со своим блеяньем.

Профессор обиженно фыркнул и воспарил в Дрезден. Порфирий достал его до самых печенок.