Прочитайте онлайн Песчаный дьявол | 7Старый город

Читать книгу Песчаный дьявол
2816+4374
  • Автор:
  • Перевёл: Сергей Саксин

7

Старый город

2 декабря, 17 часов 34 минуты

Международный аэропорт Сееб

Кроу шагал за тележкой, нагруженной оборудованием и снаряжением. Исходящий от раскаленной бетонки жар, казалось, выжигал из воздуха кислород. Пейнтеру приходилось непрерывно обмахиваться ладонью. Не для того, чтобы хоть немного остыть, что здесь было невозможно, а просто чтобы подогнать к лицу воздух и не задохнуться.

По крайней мере, они снова были в движении. Три часа им пришлось проторчать в салоне самолета, что было вызвано усилением мер безопасности после попытки похищения одного из помощников Кары Кенсингтон. И вот, судя по всему, проблема наконец разрешилась настолько, что им позволили сойти на землю.

Рядом с Пейнтером шла Корал, настороженно оглядываясь по сторонам. Единственным свидетельством того, что послеполуденная жара оказывала на его напарницу хоть какое-то действие, были крошечные капельки пота, застывшие на гладком лбу. Сафия снабдила ее национальным оманским головным убором, который назывался "лихаф", и молодая женщина прикрыла свои светлые волосы полосой бежевой материи.

Прищурившись, Пейнтер посмотрел вперед.

Клонящееся к горизонту солнце вызвало дрожащее марево над аэродромом и отражалось от всех поверхностей, даже от унылого серого здания, к которому сейчас направлялась маленькая процессия. Прилетевших сопровождали сотрудники оманской таможни в голубых мундирах, а по обе стороны от них шествовал небольшой эскорт встречающих, присланных султаном.

Эти люди смотрелись особенно живописно в национальной оманской одежде: в свободных белых халатах с длинными рукавами и без воротников, именуемых "дишдаша", поверх которых были накинуты черные плащи, расшитые золотом и серебром. Кроме того, на головах у них были тюрбаны из хлопчатобумажной ткани различных оттенков и рисунков, а пояса перетягивали кожаные ремни, украшенные серебром. У каждого мужчины на ремне висел длинный кинжал "ханджар" – традиционное оружие оманских мужчин. В данном случае это были кинжалы "саиди". Сделанные из чистого серебра и золота, они означают высокий ранг, аналогично тому, как у европейцев выставленные напоказ дорогие часы "Ролекс".

Кара, за которой неотступно следовали Сафия и аспирант-американец, о чем-то с жаром спорила с встречающими. Судя по всему, передовой отряд экспедиции, доктор Омаха Данн и его брат были задержаны оманской полицией. Подробности неудавшейся попытки их похищения до сих пор оставались скудными.

– С Денни все в порядке? – спросила по-арабски Сафия.

– Все замечательно, все замечательно, миледи, – заверил ее один из встречающих. – Разбитый нос, и больше ничего. Позвольте вас заверить, ему уже оказана вся необходимая помощь.

Кара обратилась к старшему группы:

– Как скоро мы сможем тронуться в путь?

– Его величество султан Кабус лично распорядился о том, чтобы доставить вас в Салалу. Никаких недоразумений больше не будет. Если бы мы знали раньше, что вы лично будете сопровождать...

Кара небрежно махнула рукой.

– Это не имеет значения, – высокомерно бросила она по-арабски. – Главное, чтобы больше не было никаких задержек.

Старший группы почтительно склонил голову. То, как безропотно он стерпел едкое замечание леди Кенсингтон, говорило о ее влиянии в Омане. "О том, чтобы не привлекать к себе внимание, придется забыть", – подумал Пейнтер.

Он посмотрел на спутницу Кары. В уголках глаз Сафии поселились морщинки беспокойства. Непродолжительное успокоение, пришедшее к ней в конце перелета, исчезло после известия о происшествии с братьями Данн. Сафия не выпускала из рук чемодан, упрямо не желая класть его на тележку. Решимость светилась в ее взгляде или это было просто сияние золотых искорок в зеленых глазах?

Пейнтер вспомнил, как Сафия висела под стеклянной крышей музея. Он чувствовал в ней источник внутренней силы, глубоко запрятанный, но все же очевидный. Даже земля, казалось, признавала это. Оманское солнце, безжалостно обжигающее всех вокруг, мягко озаряло кожу Сафии, отливая ее черты из бронзы и словно приветствуя прибытие сюда. Красота молодой женщины, прежде приглушенная, разгорелась ярче, подобно драгоценному камню, помещенному в прекрасно подобранную оправу.

Наконец процессия достигла здания терминала для особо важных гостей. Отворились двери, впуская всех в благословенный оазис прохлады кондиционеров. Однако пребывание в этом оазисе оказалось непродолжительным. В присутствии приближенных из свиты султана все таможенные формальности были пройдены быстро. Чиновники лишь мельком взглянули на паспорта, поставили визы – и после этого пятерых прибывших пригласили садиться в два черных лимузина. В одну машину – Сафию, аспиранта и Кару; в другую – Пейнтера и Корал.

– Похоже, наше присутствие здесь никого не радует, – заметил Кроу, усаживаясь в длинный лимузин.

Он устроился на удобном кожаном сиденье. Корал села рядом.

Спереди рядом с водителем разместился коренастый ирландец. Под мышкой в кобуре у него лежал здоровенный пистолет. Пейнтер также обратил внимание на две машины сопровождения – одна ехала впереди лимузина Кары, другая пристроилась сзади. Судя по всему, после попытки похищения меры безопасности были усилены.

Пейнтер достал из кармана сотовый телефон. В аппарате была микросхема, которая обеспечивала через спутник защищенную связь с компьютерной сетью, а также цифровой фотоаппарат с разрешением шестнадцать мегапикселей. Без такой экипировки нельзя выходить из дома. Пейнтер вставил в ухо крошечный наушник, от которого отходил болтающийся на проводе микрофон. Он дождался, когда аппарат передаст на спутник синхронизирующий сигнал, облетевший половину земного шара, и получит ответ, устанавливая соединение с тем единственным человеком.

– Здравствуйте, коммандер Кроу, – наконец послышался голос.

Это был доктор Шон Макнайт, непосредственный начальник Пейнтера, глава отряда "Сигма".

– Сэр, мы приземлились в Маскате и направляемся в главный офис леди Кенсингтон. Я связался с вами, чтобы узнать, располагаете ли вы какой-либо информацией о нападении на передовую группу.

– У нас уже есть предварительный отчет полиции. Братьев Данн захватили прямо на улице. Была задействована машина, изображавшая такси. Похоже на типичное похищение с целью выкупа. Здесь это весьма распространенное ремесло.

И все же Пейнтер уловил в голосе Макнайта подозрение. Сперва неприятности в музее, теперь вот это.

– Вы считаете, это может иметь какую-то связь с Лондоном?

– Пока что говорить об этом слишком рано.

Пейнтер явственно припомнил гибкую фигуру, скрывшуюся за стеной Британского музея. Он до сих пор помнил ощущение тяжести "зиг-зауэра" Кассандры в руке. Через два дня после ареста в Коннектикуте ей удалось бежать из-под стражи. Полицейский фургон, перевозивший ее в аэропорт, попал в засаду. Двое охранников были убиты, а Кассандра Санчес бесследно исчезла. Пейнтер не предполагал, что встретится с ней снова. Каким образом она связана со всем этим? И почему?

Макнайт продолжал:

– Адмирал Ректор договорился с АНБ о совместном сборе любой информации, относящейся к делу. Через пару часов нам будет известно больше.

– Хорошо, сэр.

– Коммандер, доктор Новак рядом с вами?

Пейнтер перевел взгляд на Корал, смотревшую на мелькающий за окном ландшафт. Ее лицо оставалось непроницаемым, однако Пейнтер не сомневался, что его напарница запоминает дорогу. На всякий случай.

– Да, сэр. Она здесь.

– Скажите ей, что исследователям из ядерной лаборатории в Лос-Аламосе удалось обнаружить частицы радиоактивного урана в том образце метеоритного железа, которое вы нашли в музее.

Пейнтер вспомнил, как его напарницу обеспокоили показания счетчика Гейгера.

– Они также подтверждают ее гипотезу относительно того, что радиация распадающегося урана могла быть использована в качестве своеобразного ядерного часового механизма, который постепенно выводил антивещество из стабильного состояния и в конце концов сделал его восприимчивым к электрическому разряду.

Выпрямившись, Пейнтер заговорил, прижимая микрофон к губам:

– Доктор Новак также предположила, что этот же самый процесс дестабилизации может происходить и с первичным источником антивещества, если таковой существует.

– Совершенно верно. Специалисты из Лос-Аламоса независимо от нее выразили то же самое беспокойство. Таким образом, фактор времени приобретает для вас первоочередную роль. Вам будет выделено все необходимое. Если первичный источник существует, его необходимо установить в самом ближайшем времени, иначе все будет потеряно.

– Вас понял, сэр.

Перед мысленным взором у Пейнтера возникла опаленная взрывом галерея музея, обугленные кости охранника, вплавленные в стальную решетку. Если существует некая залежь, в которой антивещество содержится в значительных количествах, последствия возможной катастрофы будут непредсказуемыми.

– Вот что подтолкнуло меня к тревожному выводу, коммандер: к нам поступила срочная информация, имеющая отношение к вашей операции. Национальная метеорологическая служба предупреждает о мощном циклоне, который зарождается в Ираке и движется на юг.

– Гроза?

– Пылевая буря. Скорость ветра будет достигать шестидесяти миль в час. Настоящий ураган. Он обрушится на города и занесет дороги песком. НАСА подтверждает, что буря пройдет через Оман.

Пейнтер недоуменно заморгал.

– НАСА? Каких же размеров эта буря?..

– Таких, что ее видно из космоса. Я пересылаю вам картинку, полученную со спутника.

Пейнтер взглянул на жидкокристаллический экран телефона. На нем линия за линией, начиная сверху, рисовалось изображение. Это была метеорологическая карта Ближнего Востока и Аравийского полуострова, полученная в реальном времени. Прорисовка деталей была поразительной: береговая линия, голубые моря, затянутые бегущими облаками, крошечные города. Но Персидский залив был закрыт огромным рыжевато-бурым пятном.

– Метеорологический прогноз обещает, что буря, продвигаясь на юг, будет усиливаться и разрастаться, – рассказывал Макнайт, пока изображение на экране обновлялось.

Пятно пылевой бури тем временем набежало на прибрежный город и полностью скрыло его.

– Уже говорят, что здесь это самый сильный ураган за последние сто лет. Область высокого давления над Аравийским морем породила свирепые муссоны, которые дуют в направлении низменностей над "пустыней пустынь". Песчаная буря пройдет по южным районам Руб-эль-Хали как дорожный каток, а затем, столкнувшись с влажными муссонами и повернув на север, образует новый, еще более мощный ураган.

– Господи...

– Да, скоро у вас там разверзнется настоящая преисподняя.

– Что вы можете сказать о сроках?

– Буря достигнет границ Омана послезавтра. И, согласно прогнозам на текущий момент, ураган будет бушевать от двух до трех суток.

– Это задержит начало работы экспедиции.

– Будем надеяться, ненадолго.

Пейнтер услышал в словах начальника приказ. Подняв голову, он взглянул на второй лимузин. Кара Кенсингтон будет не в восторге от задержки.

* * *

18 часов 48 минут

"Успокойся!" – приказала себе Сафия.

Все собрались в садике, разбитом во внутреннем дворе поместья Кенсингтон. Высокие стены из известняка, покрытые облупившейся местами штукатуркой, восходили к шестнадцатому столетию, как и идиллические фрески виноградных лоз вокруг сводчатых окон, выходящих на море и на сушу. Три года назад реставрационные работы вернули фрескам былое великолепие. Но сейчас Сафия впервые увидела своими глазами завершенный труд. Работы проводили реставраторы из Британского музея, а Сафия наблюдала за ними с помощью фотосъемки, пересылаемой по Интернету.

Однако даже цифровая фотосъемка не могла полностью передать богатство красок. Синий пигмент художники получали из раздавленных раковин морских моллюсков, красный – из прессованного розового ализарина, как это делалось в шестнадцатом веке.

Сафия обвела взглядом сад, место, где она когда-то играла маленьким ребенком. Между дорожками, вымощенными плитками из обожженной красной глины, красовались клумбы с розами, ухоженные живые изгороди и искусно рассаженные многолетние цветы. Настоящий английский сад, клочок Великобритании в самом сердце Маската. Ярким контрастом были четыре большие финиковые пальмы, росшие по углам, которые бросали тень на значительную часть сада.

Воспоминания, порожденные ароматами ползучего жасмина и густым пыльным запахом Старого города, смешались с реальностью. На каменных плитках, на которых играли солнечные зайчики, появились призраки, игра теней из прошлого.

Посреди дворика весело журчал традиционный для Омана фонтан с вымощенным изразцами восьмиугольным бассейном. В особенно жаркие и пыльные дни Сафия и Кара купались и плескались в фонтане, что неизменно вызывало насмешки лорда Кенсингтона. Сафия отчетливо услышала его смех, отразившийся от стен двора, когда он, вернувшись однажды с заседания совета директоров своей корпорации, застал девочек резвящимися в фонтане. "Вы похожи на двух выброшенных на берег тюленей". Впрочем, иногда он сам снимал обувь и присоединялся к ним.

Кара прошла мимо фонтана, едва удостоив его мимолетным взглядом. Горечь, прозвучавшая в ее голосе, вернула Сафию в настоящее.

– Сначала приключение, случившееся с Омахой, теперь эта проклятая погода. К тому времени, когда мы наконец сможем тронуться в путь, о нашей маленькой экскурсии уже будет известно половине Аравии, и нам не дадут ни минуты покоя.

Сафия прошла следом за подругой, предоставив разгружать лимузины остальным. О буре Пейнтер Кроу сообщил, когда маленький кортеж подъехал к особняку. Его лицо при этом оставалось бесстрастным.

– Жаль, что хорошую погоду нельзя купить, – насмешливо закончил он.

Похоже, ему доставляло удовольствие постоянно подначивать Кару. Впрочем, после тех препон, которые та выставила на пути американских ученых, желающих принять участие в экспедиции, Сафия едва ли могла винить Пейнтера в этом.

Сафия догнала Кару у сводчатого входа в старый дворец – трехэтажное сооружение из известняка, украшенное резьбой и глазурью. Вдоль верхних этажей проходили тенистые балконы, опирающиеся на колонны. Внутри стены балконов были выложены небесно-голубыми изразцами, которые после ослепительных солнечных лучей дарили глазу успокоительную прохладу.

Казалось, вернувшаяся домой Кара не обрела спокойствия. Ее лицо оставалось угрюмым, губы – плотно сжатыми.

Сафия прикоснулась к руке подруги, гадая, в какой степени раздражительность Кары объясняется простым отчаянием, а в какой – действием химических препаратов.

– Песчаная буря нам не помеха, – заверила Сафия подругу. – Мы собираемся первым делом отправиться в Салалу, чтобы исследовать гробницу наби Амирана. А это на побережье, куда песчаные бури не заглядывают. Думаю, мы пробудем в Салале не меньше недели.

Кара шумно вздохнула.

– И тем не менее у меня не выходит из головы эта заварушка с Омахой. Я надеялась избежать лишнего шума.

У ворот возникло какое-то оживление. Обе женщины обернулись. Рядом с двумя лимузинами остановилась машина оманской полиции с мигалками. Задние двери открылись, и из нее выбрались двое мужчин.

– Помяни черта... – пробормотала Кара.

Сафия вдруг поймала себя на том, что ей трудно дышать. Воздух внезапно стал тяжелым, плотным.

Омаха...

Время потекло медленнее, подчиняясь глухому ритму сердцебиений, отзывающихся в ушах. Сафия надеялась, у нее будет больше времени на то, чтобы внутренне собраться, подготовиться к встрече. Испытывая неудержимое желание развернуться и убежать, она отступила назад. Кара положила руку ей на плечо.

– Все будет хорошо, – прошептала она.

Омаха подождал брата, после чего они протиснулись между двумя черными лимузинами. У Денни красовались синяки под обоими глазами, на нос была наложена шина. Младшего брата под локоть поддерживал Омаха. Пиджак его синего костюма висел, переброшенный через руку, белая рубашка с закатанными рукавами была перепачкана грязью и засохшей кровью. Омаха на мгновение задержал взгляд на Пейнтере Кроу, оглядев с головы до ног. Омаха осторожно кивнул, здороваясь с незнакомцем.

После Омаха посмотрел на Сафию. Глаза у него округлились, он замедлил шаг. Его лицо на мгновение застыло, затем на нем появилась робкая улыбка, быстро окрепшая. Он смахнул с лица выбившуюся прядь соломенно-желтых волос, словно не в силах поверить своим глазам. Его рот беззвучно прошептал имя, но со второй попытки ему все же удалось обрести дар речи.

– Сафия... О боже!

Кашлянув, Омаха отпустил брата и поспешно шагнул вперед. Не успела Сафия его остановить, как он уже буквально налетел на нее, заключая в объятия. От него пахло потом и солью, обычными запахами пустыни. Омаха крепко стиснул молодую женщину.

– Как я рад тебя видеть! – прошептал он ей на ухо.

Сафия колебалась, не в силах заставить свои руки обвить ему шею. Прежде чем она смогла решиться, Омаха резко выпрямился и отпустил ее. У него на щеках появился румянец. Сафия поймала себя на том, что язык в этот момент ей абсолютно неподвластен. Заметив какое-то движение за плечом Омахи, она устремила взгляд в ту сторону.

Обойдя брата, Денни остановился перед Сафией и начал улыбаться, но тотчас же поморщился от боли. Судя по лицу, младшему из братьев Данн здорово досталось. Радуясь его появлению, разрядившему обстановку, Сафия непроизвольно поднесла руку к собственному носу.

– Надеюсь, нос не сломан?

– Только сильный ушиб, а шина наложена на всякий случай, – заверил ее Денни.

В его голосе прозвучал едва заметный небраскский акцент; чувствовалось, что он не так давно покинул семейную ферму. Переведя взгляд с молодой женщины на брата, Денни застенчиво улыбнулся. Затянувшаяся неловкость начинала тяготить. Тут появился Кроу и протянул руку. Представившись, он обменялся с братьями рукопожатием. Его взгляд лишь мельком скользнул по Сафии, убеждаясь, что с ней все в порядке. Молодая женщина поняла, что Пейнтер дает ей время прийти в себя.

– А это моя коллега доктор Корал Новак, физик из Колумбийского университета.

Расправив плечи, Денни сглотнул комок в горле, украдкой разглядывая молодую женщину. Наконец он произнес сдавленным голосом:

– Я сам его окончил. Я имею в виду, Колумбийский университет.

Корал бросила взгляд на Пейнтера, словно прося разрешения говорить. Никаких внешних знаков не последовало, но она все равно сказала:

– Мир тесен.

Денни раскрыл было рот, затем передумал отвечать. Он не отрывал взгляда от женщины-физика. К ним присоединился Клей Бишоп. Сафия представила его, найдя успокоение в ритуале этикета.

– А это мой аспирант Клей Бишоп.

Молодой американец схватил обеими руками руку Омахи и принялся с жаром ее трясти.

– Сэр, я читал вашу монографию, посвященную персидским торговым путям во времена Александра Македонского. Надеюсь, у нас будет возможность обсудить ваши находки, сделанные в районе ирано-афганской границы.

Омаха повернулся к Сафии и Каре.

– Я не ослышался, этот молодой человек действительно назвал меня "сэром"?

Кара прервала знакомства, жестом пригласив всех заходить во дворец.

– Каждому из вас отведена отдельная комната, так что можете освежиться перед ужином, а затем отдохнуть.

Она первая вошла во дворец, стуча высокими каблучками модных туфель по древним плитам пола.

– Но не спешите привыкать к удобствам. Через четыре часа мы трогаемся в путь.

– Опять лететь на самолете? – спросил Клей Бишоп, едва сдерживая стон.

Омаха похлопал его по плечу.

– Не совсем. Сегодняшняя заварушка принесла по крайней мере один плюс, – сказал он, кивнув в сторону Кары. – Как приятно иметь влиятельных друзей, особенно таких, у кого есть милые игрушки.

Кара нахмурилась.

– Все приготовления закончены?

– Уже отдано распоряжение переправить снаряжение и припасы на новое место.

Сафия переводила взгляд с Омахи на Кару. По дороге во дворец у Кары состоялись возбужденные разговоры по телефону с Омахой, британским консульством и администрацией султана Кабуса. Каким бы ни был результат, Кару, похоже, он радовал далеко не в такой степени, как Омаху.

– Что насчет "призраков"? – спросила Кара.

– Они будут ждать нас на месте, – кивнув, ответил Омаха.

– Призраки? – переспросил Клей.

Но прежде чем кто-либо успел ему ответить, все оказались у холла, ведущего в южное крыло, предназначенное для гостей. Кара кивнула почтительно застывшему дворецкому с напомаженными седыми волосами, в черном смокинге и белой рубашке, от которого веяло доброй старой Англией.

– Генри, будьте добры, покажите гостям их комнаты.

Строгий кивок.

– Слушаюсь, мадам.

Когда взгляд дворецкого скользнул по Сафии, у него в глазах мелькнули радостные искорки, однако лицо осталось бесстрастным. Сколько помнила себя Сафия, Генри был здесь дворецким.

– Прошу следовать за мной, пожалуйста, – пригласил дворецкий.

Все направились за ним.

– Ужин будет подан на верхней террасе через тридцать минут, – окликнула их Кара.

Эта фраза прозвучала скорее как приказ, чем как приглашение.

Сафия пошла следом за остальными.

– Ты куда? – спросила Кара, хватая ее за руку. – Тебя ждет твоя прежняя комната. Она проветрена и готова.

Она повернула к главному дому.

Следуя за ней, Сафия не переставала крутить головой по сторонам. Здесь почти ничего не изменилось. Во многих отношениях имение было не столько жилищем, сколько музеем. На стенах висели писанные маслом полотна, портреты предков Кары, начиная с четырнадцатого века. Посреди гостиной стоял массивный антикварный обеденный стол из красного дерева, привезенный из Франции, как и шестирожковая бронзовая люстра, висящая над ним. Сафия отмечала здесь свой двенадцатый день рождения. Она хорошо помнила свечи, музыку, шумное веселье, смех. В этом доме всегда звучал смех. Но сейчас, обходя просторный зал, Сафия поразилась гулким отголоскам своих шагов.

Кара провела ее в крыло, которое занимали хозяева дворца.

Когда Сафии было пять лет, ее привезли сюда из приюта, чтобы она стала подругой маленькой Кары. Впервые ей отвели отдельную комнату с ванной. Впрочем, большую часть ночей Сафия проводила в спальне Кары, где девочки шептались, мечтая о будущем, которому так и не суждено было наступить.

Они остановились перед дверью. Внезапно Кара крепко прижала к себе подругу.

– Я так рада, что ты снова вернулась домой!

Отвечая на теплые, искренние объятия, Сафия снова увидела перед собой не взрослую женщину, а девушку, свою лучшую, самую дорогую подругу. Дом. Сейчас она почти верила в то, что это было так. Кара отпустила ее. В свете ламп на стенах ярко блеснули ее глаза.

– Омаха...

Сафия вздохнула.

– Все в порядке. Просто я думала, что готова. Но когда я его увидела... Он нисколько не изменился.

– Вот уж точно, – нахмурилась Кара.

Улыбнувшись, Сафия напоследок еще раз крепко обняла подругу.

– Все в порядке, честное слово.

Кара открыла дверь.

– Я распорядилась, чтобы тебе приготовили ванну. В шкафу чистое белье. Встретимся за ужином.

Она направилась дальше по коридору. Миновав свою прежнюю спальню, Кара пошла в дальний конец коридора к двустворчатым резным дверям из ореха, за которыми находились покои хозяина имения, комнаты, которые раньше занимал ее отец.

Сафия толкнула дверь и вошла в свою комнату. За небольшой, но светлой из-за высоких потолков прихожей располагалась гостиная, которая в детстве использовалась как игровая, а затем превратилась в личный кабинет. Именно здесь Сафия готовилась к защите диссертации. В гостиной пахло свежим жасмином – это был ее любимый цветок и любимый аромат.

Сафия прошла в спальню. Кровать под шелковым балдахином, казалось, не трогали с тех пор, как она уехала в Тель-Авив – боже, как давно это было! Болезненные воспоминания несколько смягчило прикосновение к складкам нежного шелка. У дальней стены стоял шкаф, рядом с окнами, выходящими на тенистый садик, который сейчас, с заходом солнца, погрузился в темноту. Сафии показалось, что с тех пор, как она в последний раз выглядывала из этих окон, цветочные кусты на клумбах как-то сжались и поникли. Она даже заметила кое-где сорняки, что снова разбудило у нее в душе горечь утраты.

Зачем она вернулась сюда? Зачем она отсюда уезжала?

Сафии никак не удавалось связать прошлое с настоящим.

Ее внимание привлекло журчание воды, доносившееся из ванной комнаты. До ужина времени совсем мало. Раздевшись, Сафия бросила одежду на пол. Устроенная в полу ванна, выложенная плиткой, была глубокая, но узкая. Над горячей водой поднимался пар, и, казалось, его можно было услышать. А может быть, все дело было в белых лепестках жасмина, плававших на поверхности, которые и наполняли комнату своим благоуханием.

Эта картина вызвала у Сафии усталую улыбку.

Она подошла к ванне и, хотя ступени были скрыты под водой, уверенно спустилась вниз, мысленно отметив, что иногда от инстинктов прошлого все же есть какой-то толк. Погрузившись в воду по самый подбородок, Сафия откинулась назад на нагревшиеся изразцы, рассыпав волосы по усеянной лепестками воде.

У нее внутри успокоилось и расслабилось что-то более глубокое, чем уставшие мышцы. Она закрыла глаза. Дома...

* * *

20 часов 2 минуты

Охранник расхаживал по переулку с фонариком в руке, направив луч света на мощенную булыжником мостовую. Свободной рукой он достал спичку и чиркнул по сложенной из известняка стене вокруг дворца Кенсингтон. С шипением вспыхнул маленький огонек. Но охранник не заметил фигуру в черном облачении, которая затаилась в тени широких листьев финиковой пальмы, перевешивающейся через высокую стену.

Кассандра нажала рычаг включения лебедки. Негромкий звук хорошо смазанного механизма потонул в лае бродячих собак, которыми изобиловали улицы Маската. Ноги, обутые в тапочки с мягкими подошвами, бесшумно побежали по стене, тело потянулось вверх, увлекаемое тонким стальным тросом, который наматывался на барабан. Достигнув верха, Кассандра использовала момент инерции, запрыгнула на стену и, распластавшись, затаилась.

От незваных гостей верхний край стены был утыкан битым стеклом, острым как бритва. Однако стекло не могло разрезать легкий черный кевларовый костюм и перчатки. И все же Кассандра ощутила один осколок, впившийся в правый висок. Черная маска скрывала и защищала лицо, оставляя узкую полоску для глаз. Очки ночного видения с противобликовыми стеклами были сдвинуты на лоб. В них были вмонтированы цифровая видеокамера, рассчитанная на час съемки, и крошечный направленный микрофон, который мог улавливать самые слабые звуковые сигналы.

Замечательные очки разработал лично Пейнтер Кроу.

При мысли об этом Кассандра усмехнулась. Ей пришлась по душе ирония судьбы: воспользоваться против ублюдка творением его собственных рук.

Кассандра проводила взглядом охранника, скрывшегося за углом имения. Отцепив "кошку" от стены, она вставила ее обратно в дуло компактного пускового устройства, которым была оснащена лебедка. Перекатившись на спину, Кассандра извлекла из рукоятки пускового устройства отработанный баллончик со сжатым воздухом, достала из сумки на поясе свежий и защелкнула его на место. Приготовив снаряжение, она развернулась и поползла на четвереньках по зазубренному парапету наружной стены, направляясь к главному зданию.

Наружная стена отстояла от дворца на десять метров. Узкое пространство было занято тенистым садом, разделенным живой изгородью на отдельные уединенные уголки, в каждом из которых имелась беседка с фонтанчиком. Кассандра кралась по парапету под веселое журчание струек воды.

Она уже досконально исследовала имение в бинокль, убедилась в том, что схема охранной системы соответствует действительности. Кассандра предпочитала не доверять чернилам и бумаге. Она лично проверила расположение всех камер видеонаблюдения, график смены караула, подходы к зданию.

Поднырнув под нависающие листья пальмы, Кассандра поползла медленнее, приближаясь к той части дворца, которая была залита ярким светом. За сводчатыми окнами находился дворик с колоннами, судя по всему служивший обеденным залом. Стол заливали мерцающим светом свечи в форме изящных цветов, плавающие в серебряных вазочках; другие свечи горели под потолком в затейливых канделябрах. Яркие огоньки отражались в хрустале и изысканном фарфоре. Перед столом, накрытым шелковой скатертью, стояли гости. Между ними сновали слуги, которые разносили графины с прохладительными напитками и вином.

Распластавшись, чтобы ее силуэт не вырисовывался на фоне ночного неба, Кассандра опустила на глаза свои шпионские очки. Режим ночного видения она включать не стала, используя лишь сильные оптические объективы, которые приблизили картинку, сделали ее более четкой. В наушнике зазвучали голоса гостей, чуть писклявые из-за цифровой обработки сигнала. Кассандре приходилось держать голову совершенно неподвижно, чтобы направлять параболическую антенну на говоривших.

Ей были известны все присутствующие.

Долговязый аспирант Клей Бишоп стоял у окна, чувствуя себя не в своей тарелке. Молодая служанка предложила ему наполнить бокал вином. Бишоп покачал головой.

– Ла, шукран, – смущенно пробормотал он по-арабски.

"Нет, благодарю".

У него за спиной двое мужчин усердно налегали на закуски. На подносе были разложены традиционные оманские кушанья: ломтики жареного мяса, брынза, оливки и разрезанные на дольки финики. Доктор Омаха Данн и его брат Дэниел. Кассандре уже было известно о приключениях, выпавших на долю американцев сегодня утром. Да, похитители сработали очень небрежно.

И тем не менее Кассандра внимательно оглядела братьев. Уж она-то прекрасно знала, как опасно недооценивать противников. Этот путь неминуемо приведет к поражению. В братьях была какая-то сила, которую следовало принимать в расчет.

Омаха взял оливку.

– Пока ты был в душе, – сказал он брату, обсасывая косточку, – я посмотрел прогноз погоды в местном выпуске новостей. Песчаная буря полностью отрезала от внешнего мира Эль-Кувейт. Главные магистрали города засыпаны барханами.

Младший брат издал какой-то нечленораздельный звук. Похоже, он не обращал внимания на Омаху. Денни проводил взглядом высокую блондинку, которая появилась у противоположного конца стола.

Корал Новак, член отряда "Сигма". Новая напарница Пейнтера.

Кассандра перевела взгляд на молодую женщину, занявшую ее место. Спокойствие Новак казалось нарочитым, особенно если учесть, как легко она оказалась застигнутой врасплох в музее. Кассандра презрительно прищурилась. И вот эту девчонку посчитали достойной занять место рядом с Кроу? Этого зеленого новичка, лишь недавно попавшего в "Сигму"?

Вслед за молодой женщиной в зал вошел сам Пейнтер Кроу. Высокий, в черных брюках и черной рубашке, одежде достаточно строгой, и в то же время простой. Даже издалека, со своего насеста наверху стены, Кассандра заметила, как Пейнтер украдкой быстро окинул оценивающим взглядом помещение. Обращает внимание на любые мелочи, анализирует, рассчитывает.

Пальцы Кассандры в бессильной злобе стиснули острые осколки, которыми была вымощена стена.

Этот человек ее разоблачил, опозорил, поставил под угрозу ее положение в Гильдии. Она потратила несколько лет, работая над своим прикрытием, упрочивая положение ведущего оперативника отряда "Сигма", завоевывая доверие своего напарника, а может, и нечто большее, чем дружба и уважение. Злость разлилась едкой желчью по всему телу. Из-за этого человека она лишилась всего; он прогнал Кассандру с главных ролей на задворки, оставив ей в удел только работу, которая требует полной анонимности. Поднявшись на четвереньки, Кассандра двинулась дальше по парапету. Она должна выполнить задачу. Ту самую, которую в Британском музее не дал ей довести до конца Пейнтер. Кассандра хорошо знала, каковы ставки в этой игре.

Сегодня ночью осечки не будет. Ее ничто не остановит.

Кассандра направилась в сторону дальнего крыла дворца к окну, одиноко светившемуся в темноте. Последние несколько десятков метров Кассандра пробежала, поднявшись во весь рост и бесшумно ступая на цыпочках. Упустить жертву было нельзя.

Наконец Кассандра устроилась напротив окна, которое выходило на запущенный сад. Сквозь запотевшее стекло ей была видна лежащая в ванне женщина. Включив режим ночного видения, Кассандра осмотрела соседние комнаты. Никого. Она прислушалась. Ни звука.

Удовлетворившись, Кассандра направила пусковое устройство с "кошкой" на балкон последнего этажа. В наушнике послышался голос женщины. Он звучал невнятно, словно сдавленный крик в кошмарном сне: "Нет... только не это! Опять то же самое..."

Кассандра нажала кнопку пускового устройства. Под действием сжатого воздуха "кошка" полетела, с тихим свистом разматывая за собой тонкий стальной трос. Крючья зацепились за балюстраду балкона третьего этажа.

Одним рывком закрепив "кошку" на месте, Кассандра спрыгнула со стены в раскинувшийся внизу сад. Шумел ветер. В соседнем переулке лаяли собаки. Кассандра приземлилась, не сломав ни веточки, прижалась к стене под окном и вслушалась, пытаясь уловить сигнал тревоги.

Тишина.

Кассандра взглянула на окно. Створка была приоткрыта на палец. За окном бормотала во сне женщина.

Великолепно.

* * *

20 часов 18 минут

Сафия стоит у приемного покоя большой больницы. Она знает, что сейчас произойдет. В дверях появляется сгорбленная женщина, которая, прихрамывая, проходит внутрь. Одежда темная, странно широкая. Но под балахоном отчетливо проступает толстый нарост...

В тот раз его не было видно.

Сафия хочет броситься в приемный покой, не дать случиться тому, что должно произойти. Однако ее со всех сторон облепили дети, они путаются под ногами, хватают за руки. Сафия отчаянно пытается освободиться, но они начинают кричать и плакать.

Сафия останавливается, не зная, то ли расталкивать детей и идти дальше, то ли попробовать их успокоить.

Сгорбленная женщина скрывается в толпе у окошка дежурной медсестры. Сафия больше ее не видит. Но медсестра поднимает руку, указывая на Сафию. Произносит ее имя...

Как в тот раз.

Толпа расступается. Сгорбленная женщина освещена каким-то внутренним ангельским сиянием, балахон развевается, словно крылья.

"Нет!" – беззвучно шепчет Сафия. У нее в груди нет воздуха, чтобы крикнуть, предостеречь.

И вдруг ослепительная вспышка, яркий свет, но без звука.

Способность видеть возвращается через мгновение – но не способность слышать.

Сафия лежит на спине, уставившись на бесшумное пламя, стремительно бегущее по потолку. Она пытается спрятать лицо от огнедышащего жара, но он повсюду. Повернув голову, Сафия видит распростертых на полу детей: одни объяты пламенем, другие раздавлены обвалившимися каменными стенами. Какая-то девочка сидит, опираясь спиной на опрокинутый стол. У нее начисто отсутствует лицо. Другая девочка тянется к Сафии, но руки у нее нет – только кровь.

Сафия наконец понимает, почему ничего не слышит: весь мир превратился в сплошной крик, растянувшийся в бесконечность. И это кричат не дети – крик вырывается из ее собственного горла.

И тут что-то...

Прикасается к ней.

Задремавшая в ванне Сафия очнулась, задыхаясь тем же самым криком. С тех самых пор он всегда у нее внутри и пытается вырваться на свободу. Сафия зажала рот, издав лишь тихое всхлипывание, сдержав все остальное в себе.

Вода уже остыла. Сафия задрожала от холода и обхватила руками грудь, дожидаясь, когда утихнет приступ паники.

Ото был всего лишь сон...

Сафии очень хотелось поверить в это. Однако картины были слишком живыми, слишком реальными. У нее во рту до сих пор стоял привкус крови. Вытерев пот со лба, Сафия поймала себя на том, что дрожь не проходит. Конечно, можно было бы списать эту реакцию, кошмарный сон на физическую усталость, однако она понимала, что это не так. Все дело в том, что она снова вернулась сюда, домой. И снова увидела Омаху...

Сафия закрыла глаза, однако кошмар никуда не уходил. Это был не просто сон. Все это действительно произошло. Местный имам, предводитель мусульман, тщетно пытался отговорить Сафию от раскопки гробниц в горах неподалеку от Камрана. Она его не послушала. Уверенная в том, что служение чистой, бескорыстной науке станет ей лучшим щитом.

За год до этого Сафия потратила шесть месяцев на расшифровку одной-единственной клинописной таблички. В тексте, содержащемся на ней, имелись указания на то, что в окрестностях Камрана может находиться тайник с древними свитками, возможно, еще одно хранилище знаменитых "свитков Мертвого моря". Раскопки, продолжавшиеся два месяца, подтвердили правоту Сафии. Ей удалось найти сорок глиняных сосудов, в которых была спрятана целая библиотека трудов на арамейском языке. Эта находка была признана археологическим событием года.

Однако за удачу пришлось дорого заплатить.

Группа исламских фанатиков-фундаменталистов сочла оскорблением раскопки в святых местах, особенно то, что работами руководила женщина смешанных кровей, имеющая тесные связи с ненавистным Западом. Сафия не догадывалась, что ей был вынесен смертный приговор.

Вот только расплатой за ее самоуверенность и гордыню стала кровь невинных детей.

Сафия оказалась одной из трех человек, оставшихся в живых. В газетах ее спасение было названо чудом. Просто чудом. Она молила Бога о том, чтобы в ее жизни больше не было чудес, которые даются слишком дорогой ценой.

Стиснув кулаки, Сафия открыла глаза. Ярость горячей волной смыла чувство горя и вины. Психотерапевт заверил Сафию, что это совершенно естественная реакция, и ей следует давать выход своему гневу. И все-таки она стыдилась этого чувства.

Сафия уселась в ванне. Вода, перехлестнув через край, выплеснулась на плитки, оставив на полу след из лепестков жасмина. Остальные лепестки прилипли к голому животу Сафии.

Под водой что-то скользнуло по ее колену, что-то такое же мягкое, как цветок, но более тяжелое. Сафия застыла – кролик, выхваченный из темноты ослепительным светом фар.

Волнение улеглось. Толща воды оставалась скрыта слоем лепестков, плавающих на поверхности. Затем под ним лениво изогнулась черная лента.

Сафия застыла.

Над поверхностью воды появилась грязно-бурая голова змеи, облепленная лепестками жасмина. Защитные внутренние веки опустились, и глаза из серых стали черными. Казалось, змея уставилась прямо на Сафию.

Разглядев характерный белый крест на голове змеи, молодая женщина сразу же поняла, с кем имеет дело. Пестрая эфа. Всех оманских детей с малых лет учили узнавать этот зловещий знак. Здесь крест означал не христианское спасение, а смерть. Пестрая эфа встречалась в здешних местах довольно часто. Змея предпочитала тенистые уголки, ее можно было часто увидеть свисающей с дерева подобно сухой ветке. Яд эфы обладает гемотоксичным и нейротоксичным действием. Это сочетание смертельно: после укуса конец наступает меньше чем через десять минут. Эфа нападает на врага так молниеносно и стремительно, что в древности змею считали способной летать.

Метровая гадина поплыла через ванну, направляясь к Сафии. Молодая женщина неподвижно застыла, боясь спровоцировать змею. Должно быть, эфа забралась в ванну после того, как Сафия задремала, ища влагу, чтобы было легче сбрасывать кожу.

Доплыв до живота Сафии, змея чуть приподнялась над водой, выстреливая в воздух раздвоенный язычок. Молодая женщина ощутила щекочущее прикосновение к коже. По рукам пробежали мурашки. Сафии потребовалась вся сила воли, чтобы не вздрогнуть от отвращения.

Не чувствуя опасности, змея выбралась Сафии на живот и поползла вверх, медленно взбираясь на левую грудь. Остановившись на мгновение, она снова выбросила вперед язычок. Ее чешуйчатая кожа казалась на ощупь теплой, а не холодной. В упругих движениях чувствовалась мускулатура.

Сафия держала мышцы живота напряженными, не смея дышать. Но как долго она сможет задержать дыхание?

Казалось, змее понравилось новое лежбище. Она спокойно улеглась у Сафии на груди. Почему эфа не чувствует тепло человеческого тела, не слышит удары сердца?

"Уползай..." – мысленно приказала Сафия. Если бы змея отползла в противоположный угол комнаты, забралась в какое-нибудь укромное место, дала возможность выбраться из ванны...

Потребность сделать вдох нестерпимой болью нарастала в груди Сафии, давя изнутри на глазные яблоки. "Пожалуйста, уползай..."

Эфа снова ощупала воздух красным язычком. Судя по всему, то, что она обнаружила, ее полностью устроило. Змея решила обосноваться на новом месте надолго.

У Сафии перед глазами заплясали звездочки, порожденные недостатком кислорода и напряжением. Она понимала, что малейшее движение будет означать смерть. Даже если только сделать вдох...

И вдруг взгляд Сафии привлекла игра теней за окном. Запотевшее стекло не позволяло видеть отчетливо, однако никаких сомнений быть не могло.

За окном кто-то находился.