Прочитайте онлайн Пламенная нежность | Глава 16
Глава 16
Патрик понял, что Джулиана следует за ним. Понял прежде, чем увидел ее.
Он почувствовал, как воздух вокруг него вдруг словно сгустился, как все мускулы напряглись в ожидании очередного сюрприза, который она может ему поднести.
Когда мистер Чаннинг увидел, что в его комнате погас свет, то истолковал это по-своему – Джулиана наконец устала ждать и улеглась в постель. Однако вместо этого она решила последовать за ним в то единственное место в Соммерсби, где Патрик надеялся, скорбя в одиночестве, облегчить муки совести, ощущая невосполнимость потери… Видно, и на могиле Эрика не видать ему облегчения!
Патрик поднялся с колен, еще ощущая в ладонях холод могильной плиты, и хмуро обернулся к Джулиане, гадая, что за насущная надобность привела ее сюда в такое время. Свет лампы, которую он держал в руках, упал прямо ей на лицо, и Патрик с трудом сдержался, чтобы не задуть огонь. Он не желал сейчас ее видеть!
Щечки Джулианы раскраснелись от холода и быстрой ходьбы, а кудряшки, казавшиеся сейчас куда темней, чем днем, рассыпались по плечам. Патрик чувствовал себя чересчур уставшим, чтобы поддаться ее очарованию, хотя вид Джулианы в который раз воспламенил чувства. Что ж, сегодня у его холодности хотя бы есть оправдание…
– Что ты делаешь тут, Джулиана?
Она не прихватила с собой даже лампы и шла сюда в полной темноте! Впрочем, чему он удивляется? В конце концов, это же Джулиана! Рассудительность и осторожность явно не принадлежат к числу ее добродетелей…
– Я искала тебя…
От звука ее голоса в темноте сердце Патрика заныло так, словно его пронзило лезвие, но это была сладкая боль.
Глядя на нее, Патрик гадал – чего она хочет от него? Чего хочет от этого мира? Он с удовлетворением отметил, что она накинула на плечи шаль. Наконец-то Джулиана обнаружила некоторые признаки здравого смысла – сообразила утеплиться в холодную ночь, прежде чем ввязаться в очередную авантюру! Самого же Патрика холод пробирал до костей – впопыхах он забыл накинуть сюртук…
Мистер Чаннинг терпеливо ждал. Возможно, Джулиана сама объяснит ему, в чем дело? Наверное, начнет сетовать на то, что он оставил ее одну в комнате. Или будет выпытывать, о чем он беседовал с ее батюшкой. Но вместо этого Джулиана взяла его за руку – и Патрик поразился тому, насколько, оказывается, он нуждался в тепле этой маленькой ручки, несущей покой и утешение.
Она мягко, но настойчиво повлекла Чаннинга в греческую беседку, белеющую в свете луны, едва ли не силой втащила его внутрь, под высокие арочные своды, усадила на скамью. И вдруг, стремительно склонившись, дунула на лампу, которую Патрик держал в руке. Все погрузилось во мрак.
– Джулиана… – начал было он, но едва не поперхнулся – она присела рядом с ним.
Стянув шаль, Джулиана накинула ее на плечи им обоим. Растрепанная рыжая головка легла Патрику на плечо, а рука робко нашла в темноте его ладонь. Девушка молчала, словно ожидая чего-то…
Четыре дня их брака и неоднократные столкновения ни на йоту не приблизили его к разгадке – что за человек на самом деле его супруга? И вот очередное потрясение. Он не понимал, что ею движет сейчас. Ведь это же Джулиана – светская модница, вертихвостка, любительница театральных эффектов… Неужели это она сидит сейчас рядом, стремясь утешить супруга и разделить его горе? Нет, она не заслуживает столь тяжкого бремени…
– Расскажи мне, что произошло тогда… в тот самый день, – прошептала она.
Патрик тяжело вздохнул, и Джулиана почувствовала, как его теплое дыхание пошевелило ее волосы. Луна заливала беседку бледным светом, их фигуры отбрасывали причудливые тени… и Патрику казалось, что тьма полна чудовищ. Нет, он не желал с нею об этом говорить. Он ведь сказал ей уже, что произошел несчастный случай. Этого с нее вполне достаточно.
И все же, вопреки собственной воле, он вдруг заговорил:
– Мы охотились…
Джулиана тихонько вздохнула, словно затаив дыхание:
– На рябчиков, как я припоминаю.
– Да. Но рябчики все, как назло, куда-то запропастились.
Патрик неуверенно замолчал. Ладошка Джулианы покоилась в его руке, словно так и было надо. За время их короткого брака он не раз подсаживал ее на подножку дилижанса, обхватывая руками тонкую талию, затянутую в корсет. Он помогал ей сойти с прокопченных ступеней железнодорожного вагона, поддерживал под локоток, чтобы Джулиана не поскользнулась на грязном перроне… Но он не припоминал, чтобы Джулиана хоть раз вот так сидела возле него, держась за руку. Это было как-то удивительно интимно… никогда еще Джулиана не была ему так близка.
– Тебе уже известно, что я поссорился с братом. Тогда я как раз только вернулся из Италии и был не в самом лучшем расположении духа. Злился на него, на собственную жизнь, и я сказал Эрику кое-что, о чем по сей день сожалею…
– Он обвинил тебя в том, что ты претендуешь на нечто принадлежащее ему по праву. – Джулиана подняла голову и улыбнулась Патрику дрожащими губами, словно надеясь, что от этого разговора что-то может измениться, хотя оба знали, сколь печально все кончилось. – А ты велел ему убираться к дьяволу и забирать с собой будущую графиню. Я слышала все это собственными ушами, ведь находилась тогда именно здесь! Эрик говорил обо мне, не так ли?
Патрик не знал, что больше его поразило – бесцеремонность, с которой Джулиана не дала ему договорить, или ее безусловная правота. Когда вчера она созналась ему, что ничего толком в тот день не разглядела, он от души надеялся, что Джулиана не поняла, что именно происходило между братьями. Однако оказалось, что она знала куда больше, чем ей следовало…
Патрик кивнул:
– Да. Он приревновал.
Джулиана тяжело вздохнула и поправила шаль:
– Если бы ты знал, как я сожалею о том самом танце…
В это Патрику верилось легко.
– Тебе не следовало меня приглашать.
Джулиана вскинула голову и недоуменно взглянула ему в глаза:
– Я жалею не о том, что танцевала с тобой! Мне не надо было танцевать потом с Эриком. Я вовсе не желала быть яблоком раздора между братьями. Наверное, мне следовало бы принять приглашение твоих кузенов, а не заставлять тебя вальсировать со мной…
Патрик ощутил отчетливый укол ревности:
– Так мои кузены приглашали тебя на танец?
– Да. – Она вздохнула, и Патрик ощутил нежное движение ее тела, прильнувшего к нему. – Но я не хотела танцевать ни с мистером Блайтом, ни с мистером Уиллоуби, потому что думала, что вальс с кем-то из них не привлечет внимание твоего брата – в отличие от танца с тобой. Господи, как я была наивна!
В душе Патрика бушевала такая буря, что он не нашелся что ответить. Наконец с трудом проговорил:
– Это была последняя из длинной череды наших с Эриком ссор, Джулиана. Ты на самом деле ни в чем не виновата…
И это было правдой. Даже если бы Джулиана не вздумала флиртовать с Патриком накануне, он все равно отыскал бы повод для ссоры с братом.
Чаннинг всецело сосредоточился, но не на том, что делал тем роковым утром, а на том, что чувствовал сейчас.
– Помню, как я шел прочь от места нашей ссоры, кипя от негодования. И вдруг из кустов показался олень – совсем близко, футах в двадцати. Я взвел курок и прицелился ему в сердце.
Пальчики Джулианы стиснули его ладонь – она терпеливо ждала продолжения, но не принуждала Патрика говорить. А ему было необычайно трудно объяснить, что произошло дальше.
Разозлившись на брата, он горячо желал убить хоть кого-нибудь. В голове мутилось, палец плясал на курке, но в самый последний момент Чаннинг выстрелил мимо цели – и сделал это намеренно. А спустя мгновение услышал второй выстрел, прозвучавший где-то у него за спиной…
– Мы выстрелили почти одновременно, – наконец проговорил он. – В последний момент я не решился стрелять в зверя и отвел ружье. Да, оба выстрела прозвучали почти одновременно, однако я отчетливо расслышал второй. Я не мог в это поверить. Не мог поверить, что Эрик выстрелил, стоя у меня за спиной, ведь он рисковал попасть в меня…
Воспоминания Патрика были расплывчатыми, словно их окутал дым от того самого рокового выстрела. Однако то, что случилось после, он помнил предельно ясно. Патрик помнил, как обернулся, силясь разглядеть брата сквозь облако ружейного дыма, как готов был бросить ему в лицо грязное ругательство. Но увидел Эрика лежащим на пожухлой траве… увидел кровь, толчками бьющую из его простреленной груди. Увы, все то, чему он выучился в Италии, тогда не помогло. Разумеется, он пытался. И делал все, что мог, но остановить кровотечение ему не удалось…
– Когда до меня дошло, что Эрик ранен, я подбежал к нему, попытался помочь, но… ничего уже нельзя было сделать.
Он вспоминал, как тотчас закричали остальные охотники, как ломились они сквозь кустарник… а он в это время пытался зажать зияющую в груди брата рану… как его отрывали от уже бездыханного тела…
– Патрик… – Голос Джулианы вторгся в его горестные воспоминания. – Кажется… я видела, как кто-то убегал прочь от места трагедии.
Патрик печально покачал головой:
– Ты же сама созналась мне, что неважно видишь. Возможно, это убегал испуганный олень.
– Но олень и человек двигаются совершенно по-разному!
– Тогда, возможно, ты видела кого-то из охотников, бегущего за подмогой, – вздохнул Патрик. – Тогда, если помнишь, спешно послали за доктором Мерриллом.
Впрочем, даже доктор оказался не в силах вернуть Эрика к жизни.
Патрик высвободил руку из ее пальцев.
– Ненавижу об этом вспоминать. Понимаю, что все против меня. И в толк не возьму, почему ты веришь в мою невиновность. Но поверь и еще кое-чему – я с радостью отдал бы за брата жизнь.
Ладошка Джулианы легла ему на грудь – теперь она чувствовала, как тяжело и часто стучит его сердце. Склонившись к его уху, она сказала:
– Тогда, в отцовском кабинете, ты находился в состоянии глубокого шока. Ты чувствовал себя виноватым в случившемся. Полагаю, учитывая все подробности, нет ничего удивительного в том, что ты и вел себя так, будто виноват. Но это не означает, что ты заслуживаешь быть осужденным за убийство, Патрик. Я верю, когда ты говоришь, что это был несчастный случай…
Патрик в изнеможении откинулся на спинку скамьи, которая приятно холодила спину, и ощутил несказанное облегчение от последних слов Джулианы. Некоторое время они сидели молча – возможно, прошла минута… а может, и десять. Патрик потерял счет времени, прислушиваясь лишь к ее тихому дыханию и наслаждаясь ощущением ее маленькой ладошки на своей груди. Но вот Джулиана зашевелилась – и он узнал хорошо знакомую ему рыжую бестию, которая и минуты не могла усидеть на месте. Взяв его руку, она приложила ее к своей груди – и Патрик почувствовал, как колотится ее сердечко…
И вдруг… она опустила его ладонь чуть ниже. Казалось, весь мир застыл в изумлении. Патрик только что поведал ей о самом страшном событии в своей жизни. Он все еще не пришел в себя от ужасного воспоминания и весь был словно открытая рана… Он вовсе не предполагал, что она пойдет за ним нынче ночью. Он не просил ее об этом. Однако она это сделала.
Их глаза встретились, и Джулиана не отвела взгляда. Она сама положила его ладонь себе на грудь. Она сама этого хотела. Но и для Джулианы это стало потрясением. До этой минуты всегда Патрик первым касался ее тела. Всегда он был ведущим…
Но сегодня, этой лунной ночью, мистер Чаннинг оказался беспомощен перед ее чарами.
Ладонь Патрика коснулась ее щеки, пальцы нежно скользнули вниз по шее, потом по груди, не осмеливаясь расстегнуть ни единой пуговки корсажа. Стоял поздний октябрь, было слишком холодно, они находились под открытым небом, в продуваемой всеми ветрами беседке… И кто угодно мог их увидеть.
Но это, похоже, решительно не волновало Джулиану. Прильнув к Патрику, она поцеловала его – и видит Бог, сладость ее поцелуя и восхитительный запах тела, казалось, стократ усилились за время его вынужденного воздержания. Патрик вдохнул аромат корицы и теплой кожи – такой знакомый и в то же время такой неповторимый. Казалось, им можно насладиться лишь единожды в жизни, настолько он причудлив и экзотичен. Как и сама Джулиана. Но Патрик не хотел никого другого, хотя и понимал, что жизнь с этой леди будет весьма непроста… И одного раза, чтобы ею насладиться, явно недостаточно…
– Патрик… – выдохнула Джулиана, и ее дыхание, теплое и благоуханное, согрело его губы. – Я не хочу, чтобы ты сожалел о том, что женился на мне.
Он воистину не жалел об этом. И уж тем более сейчас, когда упивался ее поцелуем, когда пробудившееся желание вновь воскресило его к жизни… Патрик попытался было ей это объяснить, но Джулиана лишь крепче приникла к его губам. Ему мучительно хотелось утонуть в ней, окончательно потерять голову от волшебства ее губ. Однако ночь была холодна, все его чувства словно притупились, а горе оказалось слишком велико, чтобы достойно принять то, что она предлагала сейчас, невзирая на вполне нормальную реакцию тела.
И все же… после той ночи в гостинице, проведенной врозь, вторично пренебречь ею он не мог.
Патрик прервал поцелуй, и губы его тотчас остыли на осеннем ветру. Мягко опрокинув Джулиану спиной на каменную скамью, он легко преодолел досадную преграду в виде бесчисленных слоев хлопка и шелков ее юбок – между ног у нее было уже влажно, и это стало самым восхитительным в мире приглашением…
Патрик коснулся рукой ее святая святых и замер, ожидая, что она сделает дальше. Джулиана выгнулась всем телом и подалась навстречу его касаниям. Но его неуклюжие холодные пальцы – это не то, что нужно сейчас ему… и ей. И не спрашивая у нее позволения, он приник к восхитительной, нежной, влажной плоти губами, стремясь дать Джулиане то, от чего она отказалась в их первую ночь…
Даже ее изумленный возглас его не остановил. Ответом на ее невнятные протесты стали умелые движения его горячего языка. Патрик стремился без слов объяснить Джулиане, чего надобно ее телу. Она должна была понять, что в восхождении на вершину страсти не меньше сладости, чем в самом покорении этой вершины. Что, отказываясь испытать наслаждение, она тем самым лишает наслаждения и его…
Он ощутил момент, когда Джулиана покорилась. Тело ее, всегда такое подвижное, такое непокорное, вдруг на мгновение застыло, однако тотчас вновь принялось двигаться, но на сей раз именно так, как хотелось ему. Когда Джулиана сдалась, Патрик не остановился. Он всецело сосредоточился на ее пульсирующей плоти и упивался тем наслаждением, которого так долго ждал. Наконец Джулиана затрепетала и обмякла на скамье, но Патрик не отнял рта от нежной влажной плоти. Как ни трудно ему было сдерживать порывы собственного естества, искушение заставить ее вновь изведать блаженство возобладало…
О да, она это запомнит – она запомнит его, – даже если утром весь мир рухнет в тартарары!
Холод проникал под платье бесцеремонно и неумолимо. Джулиана зябко поежилась, искренне сожалея, что нельзя провести вечность в этом блаженном забытьи. Теперь она отчетливо понимала, что именно пытался объяснить ей Патрик в их первую брачную ночь. И чего именно он тогда хотел.
Но она совсем ему не доверяла. Она стремилась к неизведанному, полагая, что Патрик намеренно это от нее скрывает, не понимая, что ее приведет туда лишь их совместное путешествие. И пусть сейчас он сам не испытал блаженства, но преподал ей урок. Его пальцы покоились там, где мгновение назад безумствовал язык, и Джулиана подалась вперед всем телом, желая большего. Однако Патрик не спешил, хоть она недвусмысленно поощряла его. Он принялся искусно ласкать шелковистую плоть – поддразнивая, испытывая, обещая и обманывая… Джулиана чувствовала, что супруг сдерживается изо всех сил, но интуитивно понимала: сегодня именно это ему и надобно. И именно она должна ему это дать. Потому что она его жена.
Но эта мысль молниеносно сменилась другой. Джулиана вдруг отчетливо осознала: то, чем она сейчас буквально одержима, не имеет ничего общего со скучными обязанностями добронравной супруги. То, что она сейчас чувствует, перевернуло весь ее мир с ног на голову и заставило бесстыдно обнажать перед мужем самые сокровенные места своего тела…
Джулиана приподнялась со скамьи. Было чересчур холодно, чтобы раздеваться, однако и мешкать она была не в силах. Ее торопливые пальчики принялись расстегивать пуговицы его брюк – и вот у нее в руках неоспоримое доказательство его желания.
В свете луны она глядела на тело Патрика, вспоминая, как оно отреагировало на беглое касание ее руки там, в номере захудалой гостиницы. Время, казалось, остановилось. Таинственные звуки ночи словно стали громче, заглушая бешеный стук ее сердца. Медленно, но отважно Джулиана прильнула губами к его плоти, стремясь подарить ему такое же блаженство, которое испытала недавно сама, – и наградой ей был его сладкий стон.
На сей раз она тянула время… язычок Джулианы неспешно скользил по его естеству. Мужской запах и вкус кожи вновь воспламенили ее чувства. Патрик проявлял поистине чудеса самообладания, предоставив себя в полное распоряжение жены. Но настал момент, когда обоим этого стало недостаточно.
Схватив Джулиану за плечи, он поднял ее и приник к ее губам пламенным, обжигающим поцелуем. Она чувствовала себя другой. Новой, совершенно незнакомой леди, которая целуется в лунном свете с джентльменом, чьи губы и язык совсем недавно проделывали с ее телом фантастические, невероятные вещи…
– Я не жалею о том, что женился на тебе, Джулиана.
При звуках своего имени, произнесенного этими губами, сердце Джулианы на мгновение замерло. Эти слова опьянили ее так же, как и его поцелуй. И пусть это были не слова любви – пока ей этого вполне довольно.
Слегка отстранившись, Патрик заглянул в глаза супруге – и его пристальный взгляд буквально заворожил Джулиану. Она хотела, чтобы он целую вечность стоял вот так – небритый, растрепанный, чтобы глядел на нее глазами, полными вожделения и еще чего-то, куда более многообещающего. Джулиана чувствовала – между ними происходит нечто необыкновенное.
– Покажи мне все, – шепнула она, готовая умолять, если потребуется. – Люби меня… сегодня…
И он подчинился ее отчаянной мольбе. На этот раз не было ни боли, ни секундного колебания. Когда он вошел в нее, Джулиана громко ахнула, пораженная этим ощущением, которое привело ее в буйный восторг. Она наслаждалась тяжестью его тела… Ей нравилось даже ощущать спиной холод скамьи.
Сперва Патрик двигался медленно, но когда она впилась ногтями в его спину, поощряя и торопя, ускорил ритм – и перед взором Джулианы вновь заплясали яркие искры. Теперь она знала, чего желает, к чему так неудержимо стремится, и это ощущение подхватило ее, словно мощная волна. Джулиана вскрикнула от величайшего изумления, не в силах насытиться волшебством, которое дарили ей прикосновения супруга.
И лишь когда она, с трудом переводя дыхание, одарила его ослепительной улыбкой, в которую вложила всю гамму чувств, Патрик наконец позволил себе разрядиться.