Прочитайте онлайн Поставьте на черное | Глава пятая ГРАФ ИГРАЕТ С ОГНЕМ
Глава пятая
ГРАФ ИГРАЕТ С ОГНЕМ
К девяти утра я натер мозоль на указательном пальце, безуспешно пытаясь дозвониться до кого-нибудь из бывших коллег с Петровки, 38. В прежние времена майор Окунь появлялся в своем рабочем кабинете не позднее 7.00, однако теперь его номер отзывался ленивыми гудками. То ли в МУРе телефонные номера поменялись, то ли майор уже с ранней поры гонялся за бандитами, но, вернее всего, Окунь переживал последствия чьих-то именин и физически не мог явиться на службу. Или просто пребывал в легком штопоре. В мое время такие прорывы случались у майора не чаще одного раза в месяц, однако нынче времена на дворе куда более веселые, и Окунь вполне мог бы изменить график своих нагрузочно-разгрузочных дней. Естественная, между прочим, реакция на стрессы. Если человек абсолютно трезво взирает на окружающий мир – то он-то сегодня и есть первейший кандидат к Кащенко.
Моя версия выглядела достаточно убедительно, и тем не менее я от нее в конце концов отказался: вместе с окуневским дружно молчали номера Вальки Канистерова и еще нескольких моих знакомых соратников по МУРу. Массовый одновременный запой – это было бы слишком для Петровки, несмотря на все стрессы и вчерашнюю плохую погоду. В прежние годы у нас существовало четкое правило очередности, согласно которому совсем оголить фронт работы было бы решительно невозможно. Даже если половина личного состава по разным причинам стояла на ушах, всегда находился один, твердо стоящий на ногах и поддерживающий высокую муровскую марку. Сегодня я при всем желании не мог найти даже этого одного.
Отчаявшись, я набрал свой бывший номер. Просто так, на всякий случай. Когда я покидал стены здания на Петровке, обиженный тогда Окунь заверил меня, что он сделает бывший кабинет Я.С. Штерна мемориальным: туда будут складывать пыльные папки, полусписанные вещдоки, старую амуницию и прочий милицейский хлам. В назидание всем прочим дезертирам.
– Капитан Лебедякин, – неожиданно откликнулся номер. Я читал, будто один известный средневековый химик закупоривал в реторту немножко подмоченной глины и ожидал, что там самозародится органическая жизнь. В принципе я не исключал возможности зарождения новой муровской жизни из старых папочек с нераскрытыми делами. Вполне возможно, фамилия гомункулуса окажется именно Лебедякин – все-таки лучше, чем Франкенштейн.
– Капитан, а капитан, – проговорил я панибратским тоном. – Что-то я до вашего майора Окуня дозвониться не могу. Он что, взял однодневный отпуск?
Упрямый гомункулус из моего бывшего кабинета не принял легкомысленного тона.
– Майор отсутствует по уважительной причине, – важно сказал капитан. – Он в служебной краткосрочной командировке. А кто его спрашивает?
Вместо ответа я положил трубку на рычаг. Майор, разумеется, находился не в запое, а в отъезде. Для людей с понятием типа меня слово «краткосрочный» сразу все объясняло: Окуня, Вальку и еще двух-трех ребят бросили куда-то в провинцию, на помощь местным мегрэ. Где у нас на окраине, интересно, вспух очередной волдырь? Понято где. В горах. Как раз в те дни, когда помощь бывших коллег нужна мне до зарезу, их командируют в Самую Свободную Республику – разбираться, кто же это чуть не угрохал драгоценного Камиля Убатиева. Очень вовремя. И, главное, очень перспективно. В тех краях стреляет каждый камень, попробуй-ка, собери улики… И попробуй-ка заодно объясни трезвому капитану Лебедякину, что мстительный граф в Москве может быть поопаснее любого стихийного бедствия в горах.
Я тяжело вздохнул. Неприятности шли косяком, словно селедка в дни нереста. Я сверился по справочнику и набрал номер милицейского участка, в поле внимания которого находится Красная площадь с прилегающими к ней зданиями культурно-исторического значения, включая маленький домик с мумией внутри.
– Райотдел, – сообщил мне томный голос на другом конце провода. – Старший сержант Пастушенко.
– С вами говорят из Государственной Думы, – медленно, с достоинством сказал я. – Депутат Маслов, заместитель председателя Комитета по безопасности. Дело чрезвычайной важности.
– Я уже записываю, господин Маслов, – живо кликнулся старший сержант, демонстрируя положительность и усердие. Младший милицейский состав – как, впрочем, и старший – парламентариев не боялся, однако сегодня все предпочитали открыто не грубить народным избранникам без серьезных оснований. Депутаты слыли публикой довольно-таки скандальной: мент, превысивший в беседе с депутатом квоту ежедневного хамства, рисковал остаться без сладкого.
– Товарищ Маслов, – процедил я, чтобы у мента Пастушенко не оставалось сомнений, что он общается именно с членом парламента.
– Виноват, товарищ Маслов, – поправился старший сержант. – Слушаю вас.
Теперь требовалось очень аккуратно выбирать выражения, не преуменьшая, но и не преувеличивая степень возможной угрозы, исходящей от графа. Если я скажу, что злоумышленник намеревается взорвать Кремль, старший сержант немедленно переадресует меня к Службе ПБ, чего мне совершено не хотелось. Надо было придумать беду поменьше.
– До нашего думского Комитета дошли сведения, – начал я, – что сегодня в двенадцать часов дня на вверенной вам Красной площади будет проведена преступная акция…
– Какого рода акция? – с заметным любопытством, переходящим в легкую обеспокоенность, осведомился у меня Пастушенко.
Старший сержант задал хороший вопрос. После телефонного звонка графа Фьорованти делла Токарева я сам ломал голову над тем, какое же очередное паскудство предпримет этот борец с пиратством. Обстрел лотка на Савеловском был, как я понял, небольшой разминкой. Что же, черт возьми, граф считает акцией? Публичное заклание на Лобном месте кого-то из издателей-пиратов? Или, может быть, громкий тротиловый трах-бабах под девизом: «Так будет со всеми, кто покусится на мои авторские права»? Черт его знает, какие формы протеста сегодня модны в Италии…
– Так что за преступление ожидается на площади? – повторил свой вопрос старший сержант Пастушенко.
И тут я дал маху. Мне бы надо было придумать нечто умеренно-неприятное, как раз на уровне полномочий райотдела милиции. Что-то чуть меньше взрыва гранаты и чуть больше семейной склоки с битьем посуды под присмотром Минина и Пожарского.
– Акция протеста… – брякнул я наугад и сразу понял, что сделал непоправимую ошибку.
– Не волнуйтесь, товарищ Маслов, – успокоил меня Пастушенко, мигом утрачивая всякое любопытство к моей новости. – Если демонстрация или шествие не зарегистрированы в мэрии, мы примем строгие меры.
На практике это означало: пришлют двух раздолбаев из числа постовых, и не к двенадцати, а к двум. За последние десять лет Красная площадь выдержала уже столько различных акций протеста любой расцветки, что удивить старшего сержанта психованным графом мелитопольского замеса было просто невозможно.
– Акция может иметь серьезные… – попытался я было усилить прессинг.
– Все будет в порядке, товарищ депутат, – вежливо остановил меня Пастушенко, чей голос вновь приобрел первоначальную томность. Наверняка старший сержант был уже уверен, что я руками милиции пытаюсь устроить пакость каким-то своим недругам из других думских фракций. Исправить мою оплошность стало невозможно.
Я с досадой кинул трубку на рычаг, по-английски уходя от дальнейшего разговора. Официальные стражи порядка в последнее время обленились не меньше, чем стражи неофициальные. И у гауляйтера вроде Цыпы, и у мента наподобие Пастушенко на все вопросы теперь один ответ: «Не паникуйте. Вот убьют вас, тогда и приходите к нам жаловаться…»
Я с трудом подавил желание набрать номер Живчика Тараса и посоветовать ему в такой-то час посетить главную площадь России. Тарас – не Цыпа, он бы козликом примчался в центр, чтобы получить в свои руки вредителя. Однако звонить Тарасу я все-таки не стал. Во-первых – потому что существовала пусть небольшая, но вероятность моей собственной ошибки. Во-вторых, любая высадка Тарасова десанта на чужой территории тотчас бы стала формальным поводом для нового арбитража. Сивобородый Витек Топорянский (по кличке, сами понимаете, Топор), гауляйтер сих мест, более чем ревниво относился к покушениям на суверенитет. В свое время право контроля над книжными точками на Никольской, на Ильинке и на Москворецкой стоило будущему гауляйтеру Топору немалых жертв и финансовых осложнений. Если бы Тарас хоть пальцем пошевелил в районе, отведенном Топорянскому, – новая распря закрутилась бы в десять минут.
Таким образом, у меня оставался единственный путь: как всегда, делать все самому. Правда, на этот раз без помощника мне не управиться. В сказках, прочитанных мной в раннем детстве, у Ивана-дурака вечно крутилась под рукой дюжина всякой живности, готовой прийти к тому на помощь хотя бы из сочувствия к его искусно симулируемой дурости. К концу любой сказки каждая собака уже знала его легкую походку. Увы, Яков Семенович Штерн обычно производил впечатление умника, потому и с помощниками дела у него обстояли похуже. Волонтер Слава Родин – вот и весь резерв Главного Командования. Но резерв мы трогать-то и не будем…
После некоторых сомнений я отыскал в блокноте номер «витязей». Я был уверен, что Тим Гаранин не откажется мне пособить, особенно после того случая с «Великолепной Анной». Однако именно поэтому я и сомневался сначала: слишком уж часто мне приходится злоупотреблять хорошим отношением людей, которым я некогда оказал профессиональную помощь. Может, у вас есть вариант получше, Яков Семенович? – спросил я самого себя. Не издевайтесь, Яков Семенович, – ответил, я на свой же риторический вопрос и набрал номер Тима Гаранина.
Гаранин спокойно и деловито выслушал меня, задал пару коротких вопросов, а затем спросил только:
– Куда мне подъехать?
Я объяснил. Настроение мое немного улучшилось. Никаких колебаний в голосе Тима я, к счастью, не обнаружил. Может, у него и были срочные дела, и не было особого желания ввязываться в чужую авантюру, однако просьба Яши для него оказалась главнее. Кроме того, Гаранин терпеть не мог романов графа Паоло Токарева, считая их надругательством над жанром детектива. Так что у Тима были и личные мотивы оказать мне поддержку. Маленькие, но были.
Без двадцати двенадцать я открыл дверцу «Москвича» Тима, припаркованного, как мы и договаривались, возле «Радиотоваров» на Ильинке. Выяснилось, что Гаранин приехал не один: на заднем сиденье машины чинно восседал кандидат наук Алексей Арнольдович Рунин, большой специалист по поэзии «серебряного века». Но в бою худосочный и близорукий Рунин был совершенно бесполезен.
– Я – с вами! – непреклонным тоном объявил мне сей ученый муж. – И не возражайте, Яков Семенович. Вы помогли «Витязю», мой святой долг – помочь вам. В молодости я неплохо владел джиу-джитсу…
Тим виновато кашлянул. Обуздать боевой пыл своего соратника по издательству ему так и не удалось. Моими планами третий лишний не был предусмотрен, однако я все-таки не стал удалять с поля добровольца. Пусть не кулаки, но глаза и уши Рунина нам тоже могли сгодиться. Еще ни в одной сказке сказочный дурак не отбраковывал помощников: дескать, ты – со мной, а ты – проваливай.
– Уговорили, Алексей Арнольдович, – покладисто сказал я. – Может, вам и придется еще вспомнить молодость… А теперь приготовьтесь, господа, – добавил я, уже обращаясь к обоим соратникам. – Через десять минут идем. И накрепко запомните мое условие. Если сам граф не появится на площади, и вам двоим делать там нечего. Я сам произведу осмотр на месте, а вы останетесь в тылу. Насколько я знаю, сам Токарев в пиротехнике профан, но вот про его телохранителя я этого сказать не могу. Просто не в курсе.
Алексей Арнольдович снял очки и стал протирать стекла. Этот жест, вероятно, свидетельствовал о его глубокой сосредоточенности. Тим же просто слушал меня и изредка кивал.
– Если на горизонте возникнет сам граф, – продолжал я, – тогда действуем по другому плану. Я не знаю, что собирается выкинуть его сиятельство, и надо быть готовым ко всему. В случае чего я нейтрализую телохранителя, а Тимофей – хватает графа. И тащит его в нашу машину…
– А я? – обиженно спросил Алексей Арнольдович. – Я тоже могу кого-нибудь хватать…
– Господин Рунин остается в арьергарде, – объяснил я. – И ждет моих устных распоряжений.
Тима интересовало другое:
– А как мы подберемся к нему незаметно? Я потеребил приклеенную бородку-эспаньолку, в которой я не так уж сильно был похож на привычного Якова Семеновича, столь знакомого графу. Бородка, пожалуй, придавала мне сходство с рассеянным профессором или художником – как тех обычно изображают плохие карикатуристы. Такую богему, оторванную от реальности.
– Подберемся, можешь быть спокоен, – заверил я Тима. – Если граф явится, будет и публика. Его паскудное сиятельство обожает публику. Репетицию он провел на вокзале, а уж сюда наверняка зазвал кучу народа…
Я не ошибся. У Лобного места уже сгрудилась оживленная толпа, которая состояла по преимуществу из разнокалиберных граждан с видеокамерами, фотоаппаратами и диктофонами. «Пресса, это уже веселее», – подумал я, и мы влились в толпу. Первый мой план действий, к счастью, отпал сам собой: и граф, и его шкаф-телохранитель тоже были на месте и громко переговаривались по-итальянски. Увидев Токарева, я успокоился. Стало быть, его акция не связана с пиротехникой. Некоторые подозрения внушали два здоровенных мешка, сваленные у самых ног графа. О содержимом мешков мы могли только догадываться. Надеюсь, там лежат не издатели-пираты, приготовленные мстительным Токаревым для публичной экзекуции. Журналистская братия счастлива будет получить такую сенсацию, но мы-то с Тимом, если что, смертоубийства не допустим.
– Жду устных распоряжений, – конспиративно прошептал стоящий рядом Алексей Арнольдович.
У меня, наконец, возникла идея, как мне занять нашего третьего компаньона без ущерба для его самолюбия.
– Господин Рунин, – тихо осведомился я, – вы в своих очках хорошо видите?
Кандидат наук с достоинством кивнул.
– Тогда слушайте внимательно, – сказал я. – Мы с Тимофеем сейчас проберемся как можно ближе к этой парочке. Вы же оставайтесь здесь, сзади, и следите за ними во все окуляры. Как только дело запахнет криминалом, крикните погромче…
Алексей Арнольдович выхватил из бокового кармана маленькую записную книжечку и огрызок карандаша.
– Текст крика? – тихонько осведомился он. Сразу чувствовалось, что Рунин – человек науки, привыкший к системному подходу.
– Произвольный, – не стал я ограничивать свободу Рунина. – «Караул!», «Ура!» или «Ногу свело!» Главное – громкость. Пусть репортеры повернутся к вам, и тогда Токарев – наш. Задача понятна?
– Понятна, – очень серьезно шепнул Алексей Арнольдович.
Я сделал знак Тиму, и мы медленно стали пробираться сквозь репортерскую могучую кучку. Делали мы это по возможности деликатно, а потому достигли первых рядов ровно к двенадцати.
Ударили куранты. Торжественный граф, одетый сегодня еще более богато и более безвкусно, чем прежде, хлопнул в ладоши.
– Дамы и господа. – провозгласил он. – Я, Павел Токарев, граф Фьорованти делла Винченца, итальянский писатель русского происхождения…
Минут пять граф перечислял одни свои заслуги перед литературой и всем мировым сообществом. К концу пятой минуты по журналистским рядам пробежал ропот недовольства, а несколько человек с видеокамерами демонстративно прекратили съемку. Только один журналист с профессиональным «Бетакамом» исправно продолжал ловить занудливого Паоло своим объективом. По репликам, которые оператор отпускал своему ассистенту, я сообразил, что усердный господин – итальянец. Очевидно, того грела мысль снять новую серию необычайных приключений итальянца в России. Все же остальные репортеры ждали собственно приключений.
Граф Паоло Токарев, надо думать, и сам заметил, что несколько затянул вступление. Кое-как закруглив его, писатель повелительно щелкнул пальцами. Шкаф-телохранитель вскрыл один из мешков, в котором обнаружилось несколько внушительного вида канистр.
Репортеры моментально оживились в предвкушении зрелища. Стоящий рядом со мной растрепанный бородач аж крякнул от удовольствия.
– Самосожжение будет, клянусь вам! – возбужденно объяснил он ближайшему соседу с эспаньолкой, коим как раз и был я. – Сейчас он обольет себя бензином, вот увидите!…
Я недоверчиво пожал плечами. Конечно, флюиды безумия у нас витают в воздухе, однако граф меньше всего был похож на самосожженца. Люди, которые собираются превратить себя в факел, одеваются гораздо дешевле.
– Дамы и господа! – вновь возвестил граф. – Леди и джентльмены! Синьоры и синьориты!… – Последние слова были явно обращены к двум журналистам-соотечественникам, из которых, правда, ни один не был синьоритой.
Репортеры заинтересованно притихли. В воздухе повисло только легчайшее электрическое жужжание видеокамер.
– Сейчас будет проведена акция! – упирая на последнее слово, заявил Токарев-Фьорованти, окидывая орлиным взором толпу. – В знак протеста против бесстыдного произвола, которые чинят российские издательства…
Я, предосторожности ради, сделал несколько шажочков в сторону графа. На всякий пожарный – в прямом смысле слова – случай. Шкаф-телохранитель тем временем уже раскупорил пару канистр. Отчетливо запахло бензином. Мой бородатенький сосед тоже придвинулся поближе. Не для того, естественно, чтобы спасать, а чтобы лучше видеть. Морда у бородача была блаженная, так и напрашивалась на оплеуху.
– …Это зрелище может вас шокировать, – граф бросил быстрый взгляд на канистры, – но, мама миа, таков мой последний шанс быть услышанным на своей бывшей Родине…
– Мама миа! – отчетливо произнес итальянский оператор. То ли так сочувствовал графу, то ли его видеокамеру заело в самый ответственный момент.
– Сейчас вы все увидите, как горит писатель Токарев, – на сиятельном лице возникла гримаса хорошо отрепетированного отчаяния. – Как пылают его сокровенные мысли, плоть и кровь писателя.
Граф щелкнул пальцами и раздельно, по слогам, проговорил: – Ау-то-да-фе!
Для полноты картины не хватало лишь барабанной дроби и обморока какой-нибудь нервной дамочки из публики. Однако барабан сюда, на Лобное место, никто не додумался захватить, а с нервами у журналистов было все в порядке: и не такое видывали.
Вероятно, сам Паоло Токарев все-таки надеялся хоть на один обморок. Он выбросил вперед правую руку в отличной замшевой перчатке и повторил голосом приговоренного к мучительной смерти:
– Ау-то-да-фе!!
К сожалению, граф сильно переоценил образованность журналистской братии. Я бы на его месте не выпендривался и употреблял перед видеокамерами поменьше умных иностранных слов из ассортимента Святой Инквизиции. Не в коня корм. Из всей толпы графское словцо понял только кандидат наук Рунин.
– Караул! – воскликнул в толпе Рунин. – Ура! Ногу свело!…
Алексей Арнольдович честно исполнил мой приказ. Он лишь поторопился со своим криком. Увы, граф еще не совершил на площади ничего предосудительного, за что его можно было бы хватать. Кроме того, рунинский академический фальцет никак не тянул на полноценный громкий вопль. Поэтому-то наш выстрел получился холостым. Тихий козлетон Алексея Арнольдовича никого из репортеров не отвле�й рядом� сторон�чев�ько кан�еле�ми ита, Так ч «�иматеГлавногоно ографпльчай. Шкаф-теЎ�ли �вда, � акц�ьк�ьолку,��епоамый ответ�� моитеѵ так�как н�й пимше�м по �ршил Как пы�графа. О�рнольдови�н из�ауг��оди�ела, ��нятѲно:стр�л о�нительеречю за��жно��ельЀые Г спрос�анти делл�о�отреб�й тѵ�ктивна�й 7БЦ�л�те�былв сего�ра. В н�кциѺ�чю за��а Гара�адо уже оышанныдумсчерт в�нушали еци�ами дЀиев �е боенем ��о прделал �ость моей со�вый ��ерем ксообльдов�о моТокІтеЃрис�мочод жа�поблЁ�ски�о егЈ сде�осложне�спаплечами обморока ка�ат н�м п�о, никто не � треегч�а и по�Ј сде�е же�с�мочод жорте�ельЀые
�ест�уп�за��тч� досй гЀода�одевпеча�иро�амЇ�ем пЈажочкоПасту�коЅранвсе ув�монстр�не, и�да.¾
–� обн плоѺцией? �ер�чен�ь при�� прд�б– �ции� оде�о не �й Іия ��ова �ай�т в возду�аф б�обраарева, я ују, то ли его Ћа никого из �>
Гарани�роотом�Отчизвод�раз� публикЁь устр�ией? ��енецией? �
– …Э�оря� для��твенза��а ГаѰменѾаль произом, волп�чени�.¾
�льдов��.¾
змож�емку��ва. О�у, и мт>
Граф ще�, он бѲ�нная, ты, пѸ�ятноя ��озглас� как гориѸл он. – Я, Павел Токарев, граф ,�аѶ�а��� снслял� за���!ать ссии. Пуб�– не,тот бор�ят россо КомЯн пл�елан�щь. Мня �й траела мветилшенко,� проте�пор�ь бы� за��ко внушот борец ��жиу-джи�ам Паодсии. В�твенбоковоощ�шайте в �нансбил пр�икт�на сЌ ни,�да, � �ортаве�бинет�ел �ока�тва ГаѰмеО�Акци�одн�� С ее элй��пор�ь б��ы. ��укай писателѷ�ото� рѾиджиу-дж�ал гкли�испоаплЁ�ня ост�, нии ѹ гр�й ска��о отре�оси�от�твия в�шину�ия.
– Самрь?��
–´
Я не нар�л! – в�� мили�ру зае�, а вГаѼож�зариключени�Отчоже п,и� оде�о� кулак�, ��ншанны��отисли до кан�еле�� боле��ою о�ия.
– Са синѴом с�о Џинтеречетлив�возглСкц�ногшее эле,�атор. я я этджиу-джня к,�йск�ци�одред�ая бр�специЀ�ил мЌ нн�� С ее элй�жиу-дж��рися выу боренкй рядо�богеовольства, �
– �нар�л! – в�хамТбы, при�х ке немЁ� �о ли та�–те��ов мойть. Морд�о отчалья�лоу�я о�цию оня� для���ороесятѸ!�жиу-дж�аь в тылу. Н�акр�>К �чалья�ло->Тим кой, ко�ь � рядатноя ���,�равую рѸ�породин не �н��ром�манд�ер.
�го �ова�возбужд�ла мть. Мордзда��нос�вич Ру�дея,��ет д�нул �вом кивну� съемку��т е�цу нер�у� синьреч� хоро�ва, �тс�ул��торы�думсч�ощ�нем�. НавЏ, уже портер��Жду уѽансби�ект�ервами у ж�о от��лл��,����и а�скры�нны��отисли до� делика�двенанарийтЂушен та� и не б�я, будеменович,а б�тор� всевми у м�ет п�ой.
иса�превр�. Ув�бсте безв�уси� будущемубрат�ля новог�фи�а.
ди, к внуш, а у�бр�спЉа. Ст� из Ќ вс произнес итальянск�лять с�раф �льдо� плоѺп�к�блял перед е,умышленн� уже ро���ла м�ин – �поескивремц�к каранда�илось �ет. В ѷ но�замеѵ�о�� Я –�нно шь потбиратѵвми �приѾйтђото выб�ент, прмирда, н�нул �вом �Л�то� л лотка на Сму-то е�о��ль п��пусб�оты �в изто еѵ мысе заклание на Л�?или съелодость�одку. Увы, Яков Семен�мне��огуч� граф �от про его телЁсии. �аты и ч�о: проаы мЃ ж�ом �бысѵн�ет со�раа�ас �Уда и �:вхи– �низто �я быи�т гр�, гос�аы ��тер�?гому �оэтому я и уже у��вом ��з публи�трЈ��� обномпизто е�б�орон�– Если на �ат�� у��и. �пыло. Нек��тиме� сам ими смкиервых – �пор�ь бы� за��ко �казкить моей �ить Ёиньоритой.
– Са�ике �о Токар�ро�вариа�безв�а пло�.у. У��ом� �айѴцати �нас�, кана ���-то итво к �лом ‾вер��л мо�вом ��з публЀаф, одет�pго зв�Ђеры��е!….� не бубез п я рук�пл�убре. Он лиа! – Ѐтеры�ву иить глав�,�е заклание на Ло�а. Стоя� нес�а м�елм�тноя ��� бѲьном лицз�о� �д�ка��ка�ых�п�вбѲ�ннге с��лѷ�овое�цу нда д�ли �ым ерен� И �оводом п�озьс пѶ�а�ни �да�нес�ны т�й.– л� .ей Рмки�ты, пѸ����ых�п��– Ћ�веркаме�сте, а никого из ре�з мешко�сгрудилал вџозне щел�, �прав�оился. С�ние �я собаи�етм со мной растрепан�,�ы �Ћо �нт, пр�нти делл�чалья�ло�акия наугад�а, это твом кивФ�к��я��� гр�ь псь, госкоеЈайте в �н� мирнно о�� Утпусбъяснил он ближайѵнием люде��
Гаранин о глубокой соср�ои� ост�т, увствовя� для��ы, езаЁ�а ��жже��к��я�� �надцат т�й.– л� �луш�теро���еЂко:
�ддержкржес�p> �тами��, о�суб�ака вЃтила�и.<ную к�нятна, – оченнным тондамочк�вало друРел�ес и-�чозь��Ѓ ж��«���ба �лир��брян�Џ поия!��ба �лир��б��рогЀ�уни�ас��к��я�Пасту�кдом соамажес�p> �тамиа баплЁ�льно �брк� ,�аѺа�о�ы, и у пахм�еле сезнау�у���¾‵�. Дел дела всег�вил� на ѼѺцией?�ат��тчзаднкрЈ��дЌлось. ��ай�рм� >Гар� Его проти�реальност�p>
–� п синь�нно бы ��о�ва�
У ме �ом� спа�ы. Торжест�ви�ам Пазмую ошибе�р�л И не в�алиберосподиЁ� резли�трЀ�ернчувств� чесѸв его, � пол��!��ба �лир��б�.ьоритѼу. В сли � – вес�p> �тами��, о�с��ат��тчм�еее сезна�испорны/pе, хИз графпльчай. Шкаф-теЎ�ли �в его в�еры мо�з�слЍЂк о ли��еми�џоеала ��рь ппре� ему �ты, приост��Гаовй гЀв�ь ре�к невсе ув�ы ��ысѵно, Ѳ. Прав�тствеа�ых��к�по�люи ег��к�зо�вом �Лзнак ральца ��р�, ув���оp>У �
Уорте�де���к��я�� �в моощаи>– Сарнать в в коро� я уѢ�дость�а Яши�с�м!��па, ко ты�ораѽе хваѲам � о л� нем��Н�а����бѸн Їразн�йтђ�аф �н –�ь с�Пасту��». ОднЂовать��оода�нно ис��к��я�� снял Љи�ф б�оЁ�аы �� по�Ї�ника�я� для��у��сь �лав�потр�,у�я ь �лав�потри�џоы мЃграфуист�инет, ув��на ѼѺ од�ат��тчзЅ прка�ес�p> �тамиаИЗ
– …Э� дела�л� н меобраз�еЂ���к�ѻ я Ўелм�суб��есо�рас��к��я�� �на эт�ноя ��а�ни ��ин �…У менѴ�ереольно ив���ао��ему��ак пѻьн��я тоич.� �ихл�лис �овой при�го д�ую куся сначалению,заеесо�� .ей Родин�апго !Я объзрелиѾзнпго !p>– Каѵм лж�али соб� � триз а�шо отѻ�те��ов мойть. Морд�о от�и. К к�ост� бы осл�рес� я, � см� и н� а!�иключени�арев, граф Фьоров� сам Паол>– бинета часто� п я рук� �лениолпу�ь � ты, пѸ�венна Ѵбесполезо д��атьлять с полѵ внимеречетлив�в�,��я� д�апраш�о я ру��инят �нибров¸�оромЏадее�р��не!объяс�ожале��гру�нать в� �ом чаЂ�вил� кот�циЇки а Гара� пѻь� же рит�� люв�арев, – на�с�анти делл�пират�т в возд, идея,����л мн всЃг�вик оЂ криЅваы беию, но мѰннольянск�
�рналистам-соотеч из Ќ вскры я рук�пл�ѱз ре�б�усна�ир� в вс дос�pго звв�во обож�,тересо��абинета�нн�аѿ�всей толо вот про его тело�ий �я к ол� ��р�, ржес�p> �тами��, о� карандасля�ссорое�т недгЀ�уни�а��
<илал недо�.Тима и� при� в толпвеавиде�о�о��м приго��к��я��о пѸанти�а ба�оде�Ўелй��я� дл
