Прочитайте онлайн Предания о самураях | Глава 11 Воды Тамагавы
Глава 11
Воды Тамагавы
Со скрещенными руками и опущенной головой Сёгэн напоминал деревянное изваяние в восточной позе, которую якобы обычно принимают в глубокой задумчивости или при отвлечении ото всех дел. Он ушел в самосозерцание. На татами в освещенной солнцем комнате появилась тень: кто-то отвешивал ему низкий поклон. Подняв голову, он не сдержал радостного восклицания: «Ах! Сам Сабуро! Ты появился как нельзя вовремя!» – «Милостивый государь, с трепетом и почтением: ваш Сабуро прибыл доложить по поводу событий на Бусю Тамагаве (на реке Тамагаве в провинции Бусю)». Ясухару бегло осмотрел своего отца. Осведомленный обо всем, что случилось в его отсутствие, сам тайный свидетель подвига Сукэсигэ, усмирившего Оникагэ, он подождал, пока его пожилой отец выскажется по поводу своих страхов, чтобы потом попросить у него совета. Из всех своих сыновей Сёгэн самую большую привязанность питал к этому своему чаду и совсем его не опасался. Зверских черт в лице и комплекции Сабуро Ясухару проступало мало, как и грубой силы, дикого характера, что делало его малопригодным для начинаний и обеспечения процветания его отца. Ясукуни отличался недалекостью ума и трусоватостью. Ясуцугу выделялся еще и жадностью с тщеславием. Этого парня нельзя было назвать разиней или робким человеком, как и за его отцом, не замечалось за ним и порядочности. Старшие два сына родились от одной матери. Этого парнишку Сёгэн прижил от деревенской девки по имени О-Набэ (Кастрюля для тушения блюд). Ясукуни и Ясуцугу делали вид, будто претендуют на положение самураев. А этот паренек мало чем превосходил в честолюбивых планах возглавляемых им якунинов. Для Сёгэна и Акихидэ он служил исполнителем любых исключительно подлых поручений. В этом и состояла радость от лицезрения данного много обещающего отростка семейного дерева.
Сёгэн рассказал ему о том, как обстояли дела. «Акихидэ и Наоканэ находятся за пределами Камакуры. Если все это сделать достоянием общественности, потребуется обо всем сообщить Сицудзи Норизанэ. Об этом даже речи быть не может. Для Сёгэна открытый вызов такому человеку не только послужил бы причиной переполоха, если вспомнить об известных трениях самого Огури с домами Сатакэ: за победу придется заплатить большим кровопролитием». Ясухару смотрел на него и практически полностью с ним соглашался. Он сказал: «Существует один способ, причем весьма простой. Отравить его». Свет надежды мелькнул в глазах Сёгэна, причем в глазах вопрошающих: «Отравить его, – повторил Сабуро. – Подсыпать в сакэ намбан-доку, и делу конец. Если эти ребята не умрут от отравы сразу, тогда в течение суток наступит паралич. Беспомощных их можно будет связать, отрубить головы и получить огромную награду от принца Мотиудзи». Сёгэн радостно захлопал в ладоши. «Домо! Сабуро, а ведь твоя мать говорила чистую правду, когда утверждала, что ты мой сын. Какая редкая умственная одаренность, какая стремительная сообразительность!» Сабуро мрачно улыбался. Он продолжал мстить своим старшим братьям. В них он видел препятствия на пути к утолению своих желаний, так как вынашивал точно такие же нежные чувства к Тэрутэ, безнадежные в его положении младшего, поэтому оставалось рассчитывать исключительно на свою собственную замысловатую неразборчивость в средствах. Сёгэн уже размышлял: «Организация этого мероприятия труда не составит. В скором времени поступит приглашение на ответную пирушку. Как только оно поступит, повидайся с Китидзи и Китиро. Подготовь все как следует». На том и завершилась непродолжительная, но важная беседа отца и сына.
Рэй-но Каору наряжалась для наблюдения за тем зрелищем, которое собирался устроить госи Айзу для господ из соседних бэссо – ясики, Ёкоямы Сёгэна и его сыновей. По этому случаю ее вызвали в качестве танцовщицы, в первую очередь, и как красивую женщину, во вторую. Гостям предстоял сложный выбор: надо было определить, в каком из этих двух качеств она выглядела предпочтительнее. На минутку она перешла во внутренние покои, чтобы закрепить кое-что из украшений. Через штукатурную перегородку там ее слуха достигли голоса. Один из голосов принадлежал Ёкояме Сабуро, которого она ненавидела за его преследования. Осознание того, что он отсутствовал в Камакуре, служило большим облегчением. Речь касалась как раз госи Айзу. Девушка сразу же приставила ухо к тонкой стене. Говорил Сабуро: «Этот человек только притворяется госи Айзу. Этот малый – не кто иной, как Огури Сукэсигэ. Остальные – его самураи. То, что попытка открыто его схватить опасна, вполне очевидно. К тому же вы не захотите, чтобы наш дом послужил местом вооруженной схватки. Если вы выполните полученное распоряжение, то не только получите прямую выгоду, но и о вас благосклонно упомянут в донесении градоначальнику Наоканэ. Кроме того, ваш долг в качестве кэраи вашего клана состоит в беспрекословном выполнении данного указания. Никакого риска вам на себя брать не требуется. В наличии запасено противоядие к этой отраве: умэбоси (засоленные кусочки сливы), протертые в однородную массу со свежей кровью жабы или лягушки. При приеме внутрь эта масса вызывает рвоту, и после очистки организма вреда здоровью никакого не причиняется». Китидзи высказал сомнение: «Распоряжению нашего господина надо подчиняться. Но как избежать поражения всех остальных участников этого дела?» – «Все тщательно продумано, – ответил Сабуро. – В попойке с владыкой Огури никто принимать участия не будет, кроме моего отца, невосприимчивого к этому зелью на тот случай, если возможности избежать его употребления не представится. Все участники пира уже набрались сакэ, и ясность рассудка у них уже помутилась. Никто не заметит, что рото подали один напиток, а всем остальным – другой. Сигналом для угощения отравой послужит появление Каору в танце. Действовать предстоит весьма энергично». – «С почтением ваше распоряжение выслушал и уяснил». Это уже сказал Китиро. Послышалось шуршание, звук сдвинутой в сторону сёдзи, и мужчины покинули комнату.
Какое-то время девушка не могла пошевелиться, скованная ужасом. Все в этом подлом замысле вызывало в ней протест, предложивший его мужчина в том числе. Через мгновение она уже сидела и составляла письмо с предупреждением. Она плотно сложила свиток, чтобы он выглядел как можно меньше. Тут ее посетила справедливая мысль: а как его передать? Времени оставалось в обрез, а пир шел своим чередом. Со всех сторон за происходящим велось пристальное наблюдение, и любого человека с посланием тут же остановят и подвергнут допросу. Предупреждать Тэрутэ было бесполезно. На такой ужин в месте для развлечений приглашать такую деву считалось неуместным. Ее там быть не должно. Оставалось рассчитывать только на себя. Она заканчивала наряжаться, напряженно обдумывая, что предпринять. Сделав вид, будто получила вызов, она вышла в коридор и там лицом к лицу столкнулась с братьями Томимаруя. Они как раз несли сакэ в виде некоего особого угощения. Увидев Каору, Китидзи выразил слабое удивление. «Наша таю поторопилась. Разве Каору уже вызвали?» – «Мальчик-паж данна (господина) уже пришел. Гости требуют меня на танец. И Сабуро-доно отдал по этому поводу свое распоряжение». – «В таком случае иди за нами», – пробурчал Китидзи. Оба брата чересчур сосредоточились на своей опасной игре и не обратили внимания на это обстоятельство. К тому же никто не знал всего коварного замысла лучше Сабуро-доно.
Когда они вошли в залу, пир был в самом разгаре. Понятно, что сакэ шло по кругу без остановки и уже мало кто заботился о бдительности. Братья Томимаруя простерлись перед Сёгэном и Сукэсигэ, сидящими на почетных местах во главе компании. «Просим принять вот это сакэ, то есть авамори из Акунэ. Такой напиток достоин величайших из гостей. Пусть даже если не очень-то понравится, все-таки снизойдите до того, чтобы испить этого вина». Налив сакэ в чашку, Китидзи уверенно поднес ее к губам и выпил первым, как бы подтверждая его высокое качество. Потом этого вина налили Сукэсигэ и Сёгэну. Как только Сукэсигэ взял чашку в руку, вперед вышла Каору. «Покорнейше прошу, милостивый государь, отставить это вино в сторону. Сначала полюбуйтесь танцем, а потом наступит очередь вашего вина. Удостойте благожелательным вниманием мидзу-но куруму (водную телегу)». Она открыла свой веер и приняла позу для танца. Сукэсигэ опустил свою чашку. Сёгэн нахмурился и, воспользовавшись моментом, пока внимание всех переключилось на Каору, вылил содержимое своей чашки на пол рядом с собой. Танцевала Каору просто божественно. Потом она запела:
Воды той самой Тамагавы
Сегодня в Японии много рек с названием Тамагава (Бриллиантовая река), но только одна из них считается знаменитой или, точнее, скандально известной. Так, великий проповедник IX века Кобо Даиси написал поэму, в которой призвал путников не пить отравленную воду Тамагавы в местечке Коясан на территории провинции Кии. Сукэсигэ сразу же догадался, что речь идет об опасности для него. Понятно, что ему подали отравленное вино. Он взглянул на чашку Сёгэна. Она стояла пустой. Если бы в ней находилась отрава, ее никто не тронул бы. Медленно он снова потянулся за своей чашкой. Как только он это сделал, якобы неловким движением своего длинного рукава Каору взмахнула слишком близко и выбила чашку из его руки. Вино вылилось на татами прямо перед Сукэсигэ. Смутившись, танцовщица опустилась у его ног. «Не надо! – запротестовал Сукэсигэ. – Это получилось случайно. Пусть распечатают другой кувшин». Он подался вперед, как будто собирался поднять распростертую перед ним девушку. Как только он до нее дотронулся, Каору сунула ему в руку свое письмо. Смутившись от своей неловкости, она сделала попытку уйти, но Сукэсигэ снова потребовал вина. У него не возникло ни малейшего подозрения по поводу того, что какой-то заговор затеяли против него. Китиро появился со второй емкостью ценного сакэ. Только он не обладал ни храбростью, ни уверенностью в себе, отличавших Китидзи; прежде всего, он не верил Ёкояме Сабуро и в эффективность его противоядия. По его бледному лицу было понятно, что он нес отравленное вино. Последний подал Сёгэну наполненную чашку. Сёгэн наклонился к нему с едва уловимой улыбкой и прикоснулся губами к краю поданной ему чашки. «Через минутку ваш Сёгэн снова присоединится к компании». Как бы по нужде он поднялся, чтобы покинуть комнату. Сукэсигэ поклонился и в таком положении вылил вино себе за пазуху. Потом, откидывая назад голову, сделал вид, будто переливает содержимое уже пустой чашки до последней капли в рот.
Когда Сёгэн вернулся, он нашел своего гостя с покрасневшим лицом. Сукэсигэ простонал: «Ах! Что-то со мной не так: грудь как будто налилась свинцом. Мне все труднее дышать. Ий-я! В животе урчит и крутит! Какая боль! Какая боль! Прошу моего господина простить Сукэсигэ за свалившееся на него недомогание! Я сразу же вернусь». Сёгэн заметил: «Очевидное недомогание вашей светлости вызывает большое беспокойство. Такой смельчак, усмиривший знаменитого Оникагэ, не может просто так занедужить от какого-то обеда и небольшой порции сакэ. Скоро все пройдет. Выпейте еще вина». Но Сукэсигэ с вымученной улыбкой извинился, а потом, шатаясь и спотыкаясь, вышел из залы. Обеспокоенный недомоганием своего господина, Хёсукэ составил ему компанию. Они зашли в ближайшую комнату. Сукэсигэ сказал: «Неловкость Каору была совсем не случайной. Вот ее записка. Понятно, что они подали мне отравленное вино». Он развернул переданный ему танцовщицей свиток. Хёсукэ читал через плечо своего господина, и лицо его покрывала бледность. В свитке было написано: «Ёкояма Сабуро вручил братьям Томимаруя намбан-доку, чтобы отравить господина Огури и его рото. Если до захода солнца не принять умэбоси, втертый в свежую кровь лягушки, эта отрава вызывает если не смерть, то паралич. Мой танец служит сигналом к действию злоумышленников. Яд предназначается всем без исключения. Умоляю вашу светлость бежать отсюда без малейшего промедления. Тайна имени и цели поездки Огури раскрыта». – «А как же рото!» – воскликнул Сукэсигэ. Он с тревогой посмотрел на Хёсукэ. Тот мрачно ответил: «С того момента, как Каору начала свой танец, Хёсукэ с братом два раза прикладывались к чашке с сакэ. Сёдзи лакал его со знанием дела, остальные старались от него не отставать. Действие этой отравы пока что не началось. Прошу моего господина вернуться и покончить с этим сборищем прохвостов». Он взялся за рукоятку меча. Сукэсигэ придержал его порыв: «Не сразу! Сначала к Фудзисаве. Сёнин Дзёа должен знать, что делать, как всех спасти. Сюда приближается этот прохвост». Он упал на пол, как будто у него началась агония. Хёсукэ склонился над ним, изобразив тревогу с озабоченностью, а также чтобы понадежнее скрыть свой нарастающий гнев. Преданный каро обратился к Сёгэну: «Что мне делать? Мой господин переживает великие мучения. Его никак нельзя оставлять в таком состоянии». Сёгэн едва скрывал ликование. Удача сама шла ему в руки. Он ее не упустит, если будет во всем слушать коварного Сабуро. «Без промедления отнесите своего господина в палаты Тэрутэ. Такое недомогание проходит само собой. Будем надеяться, что исцелению послужит нежный уход под присмотром его жены. Женщина всегда считалась главным средством лечения недуга в случае перепоя мужчины». И тут он усмехнулся.
На этом пирушка прекратилась. Под руководством Сёгэна рото перенесли бесчувственное тело своего господина через изгородь в покои удивленной и встревоженной Тэрутэ. Лицо Сукэсигэ было багряным. Кое-кто из участников попойки заметно побледнел. Хёсукэ высказал предположение о том, что состояние их здоровья тоже должно вызывать беспокойство. Сёгэн, считавший свою игру доведенной до конца и готовой к заключительному акту, ушел, чтобы распорядиться о последних приготовлениях. Сукэсигэ тут же вскочил и распустил узел, специально сдавливавший его горло. Кровь положенным порядком отлила от лица. Теперь на его лице появилась бледность от охватившего его гнева. «Нам нельзя терять времени. Сукэсигэ, предупрежденный танцовщицей Каору, вылил вино. А вот рото его пили. Надо немедленно отыскать противоядие. Ах! Этот негодяй идет опять. Как любой стервятник, он не может оставить добычу вне поля своего зрения». Он наполовину вынул свое оружие, но из темноты появилась женская фигура. Перед ним простерлась Рэй-но Каору. «Прошу простить меня за мою неловкость. Времени на то, чтобы предупредить об опасности ваших рото, у меня не оставалось. Ёкояма Сабуро принес отраву как раз перед началом моего танца. Но спасаться бегством надо прямо сейчас. Ёкояма собирает своих слуг. В скором времени сюда придут Таро и Дзиро, чтобы отрубить головы тем, кого они считают уже мертвыми. Извольте, мой господин, покинуть этот дом без промедления. Прошу разрешить скромной просительнице Каору сопровождать госпожу Тэрутэ. Вернуться я не могу, разве что за жестокой смертью». Рыдая, она попыталась припасть к ноге Тэрутэ. Госпожа мягко отстранила руку танцовщицы. «Прошу моего господина забрать с собой эту девушку. Сёгэн не нанесет Тэрутэ никакого вреда». Сукэсигэ принял решение: «Уходить должны все вместе, и задерживаться не стоит. Тэрутэ не должна оставаться под одной крышей с убийцей Ацумицу. Мы можем рассчитывать на помощь Сёнина». К рока подвели взнузданного и оседланного Оникагэ. Тут вперед выступили братья Катаока. «С трепетом и почтением: не соизволит наш господин удовлетворить ходатайство?» – «По какому поводу?» – поинтересовался Сукэсигэ. «По поводу разрешения нам провести вооруженное прикрытие вашего отступления от Ёкоямы. Выигрыш в несколько минут значит многое». Сукэсигэ согласился: «Пусть будет по-вашему». Его отряд покинул ясики Ёкоямы через горы, расположенные с тыльной ее стороны. Тэрутэ и Таматэ скакали на могучем коне, который при прикосновении и понукании своего хозяина вел себя покладисто, как котенок. Каору впилась руками в его хвост. Таким образом, громадный конь в сопровождении рото врезался в лес, вскарабкался по крутому склону, где нашел дорогу к спасению в Югёдере Фудзисавы.
Тем временем братья Катаока изготовились к предстоящему сражению. В одних покоях собрали вместе сёдзи и все остальные горючие материалы. Они тщательно обследовали все входы и выходы, оценили их с точки зрения отступления и ведения сражения. И стали ждать появления противника. Никакой неподобающей спешки они не проявляли. Уже наступила полночь. С момента, когда Томимаруя совершил свое преступление против жизни гостей, прошло несколько часов. Как сказал Сабуро: «С нашим делом торопиться не стоит. Ведь проходят часы, и наши гости становятся все беспомощнее». Только Ясукуни и Ясуцугу не могли больше ждать. Не могли они целиком и полностью уступить инициативу своему младшему брату. Кроме того, сражаться с мертвыми или умирающими казалось им делом совершенно безопасным. Однако Сабуро отказался рисковать собственной шкурой в этой схватке. «Занимайтесь сами этим делом. Сабуро подождет более благоприятного момента». Потребовав у отца предоставить в его распоряжение около тридцати человек, он притворился обиженным, чтобы ускакать по своим делам. В случае нападения на отчаянных рото Огури как раз этим ребятам грозили большие неприятности, а не ему.
Братья Катаока услышали топот множества ног. Открыв настежь амадо, они выглянули наружу. Братья находились в тени, а сад наполнял лунный свет. «Наруходо! – воскликнул Катаро. – Разве это не Таро-доно? А рядом еще и Дзиро-доно! На самом деле нашему господину выпала честь, и тут проявляют заботу о его здоровье, хотя и совсем не вовремя. Ваши светлости прибыли с большой свитой». – «Хватит пустых разговоров. Вашего господина отравили с помощью намбан-доку. Чтобы избавить его от страданий, Таро и Дзиро пришли без приглашения за его головой. Они не ждут никакого сопротивления. К тому же его рото тоже должны умереть. Ничто не спасет ни его, ни их». В великом раже Катаро произнес: «Ах ты, подлец! Так случилось, что нашего господина подло отравили. Его бездыханное тело лежит там внутри. И как раз Таро-доно и Дзиро-доно должны сообщить о месте его нахождения Эмма-О. Прими предупредительную стрелу». Вслед за его словами из тени вылетела туча стрел. Полдюжины слуг Ёкоямы сразу же попрятали голову в картофельную ботву. Ёкояма Таро, раненный стрелой в руку, утратил всякое желание сразиться и ретировался. Дзиро воинственно закричал: «Вперед! Эти ребята наполовину уже мертвецы. Побить их не составит большого труда». Но не тут-то было. Бросив лук, братья Катаока выхватили мечи. Им было тесно, поэтому условия для борьбы оказались неравными. Под ударами безжалостных мечей братьев пали многочисленные враги. Противник в панике отошел, чтобы посовещаться. Нападающих было слишком много, чтобы как-то поддерживать боевой порядок. Братья Катаока подтащили тела своих погибших противников и положили их на гору горючих материалов. Камчатный халат, в котором Сукэсигэ объезжал Оникагэ, бросили с краю. Пока Дзиро согласовывал новое нападение с фасада, со двора строения появился дым. Похоже, эти отчаявшиеся в своей способности продолжать сопротивление больные люди запалили павильон. Стремящиеся любой ценой завладеть головой господина Огури головорезы Дзиро бросились на штурм. Но было уже поздно. Дворец объяло пламя, и оставалось только постараться, чтобы спасти от возгорания саму ясики как таковую.
Тем временем Сукэсигэ со своей компанией достиг вершины холма. Как раз когда они там остановились, появился слабый свет, а потом всю долину внизу залила вспышка пламени, охватившего здание дворца. В спешке Сукэсигэ направился на юг мимо каменной плиты Тосимото, чтобы выйти на дорогу, ведущую к Фудзисаве. Но в этот момент из тени вышел отряд численностью около тридцати человек и перегородил им путь. Кто бы это мог быть? Их возглавлял молодой человек лет двадцати пяти или меньше, выглядевший ужасно: был он коренастым и черным. Он носил пурпурную кирасу, прикрывавшую живот. Своей алебардой, украшенной серебряными кольцами, он вращал вокруг головы, обмотанной повязкой (хатимаки), как будто специально для боя. Плащ из дамаста на плечах служил свидетельством его верховенства в шайке, так как иначе он ничем не отличался бы от простого носильщика (нинсоку). Сукэсигэ этого главаря банды не знал. Ведь это была территория Камакуры, а не дикие горные просторы. Он двинулся вперед в расчете на спокойный проезд: «Подозреваю некую ошибку. Попробую все объяснить: мы путники, направляемся в Хаконэ. Прошу уступить нам дорогу». Главарь грубо расхохотался: «Идза! Сукэсигэ-доно так просто не уходит от возмездия. У Ясукуни и Ясуцугу не настолько много ума, чтобы просто так им разбрасываться. Сабуро Ясухару тоже не такой уж глупец. Он учел, что вы попытаетесь сбежать. Так что ваша карта бита. Прояви благоразумие и сам подставь свою голову». Сукэсигэ сразу же принял нужное решение. Он слышал об этом человеке от Тэрутэ. Наш самурай шепнул распоряжение, и Казама, отвечавший за безопасность женщин, скрылся в лесу слева от дороги. Они должны были действовать строго в соответствии с распоряжениями Тэрутэ, знакомой с местностью. После этого Сукэсигэ, вытаскивая из ножен меч, поскакал на разбойников. При нынешнем раскладе в семь человек против тридцати исход битвы однозначно определить было сложно. Кэраи Ёкоямы обступили Оникагэ в ожидании удобного момента, чтобы стащить всадника со спины и покончить с ним навсегда. Сопротивление рото Огури постепенно спадало из-за ухудшения их физического состояния под влиянием отравы, которая начала действовать. Даже Икэно Сёдзи чувствовал себя не намного крепче остальных полудюжины человек. Вырвав в лесу ствол кедра, он без особого труда смел нападавших как мух. Исход схватки могли решить упорством и численным превосходством. Но решил его конь Оникагэ. На пирушку его не пригласили. Кусаясь, лягаясь, бросаясь всем телом на врага с горящими глазами и раздувающимися от азарта ноздрями, мощный конь расчистил пространство вокруг себя. Кэраи Ёкоямы вытащили стрелы и попытали счастья с их применением. Тут с тыла зашли братья Казама, посланные для спасения своих товарищей по распоряжению Тэрутэ. Когда негодяи бросились бежать домой, их встретили представители Катаока, спускавшиеся с Кэхайдзаки по мере своего отхода. Они последовали за рассудительным Сабуро в лес и торопливо полезли на заросший лесом южный склон.
Сами Огури, господин и слуги, находились все вместе и в безопасности, однако силы покидали их. А где же находились женщины? Казама Дзиро ответил так: «Они недалеко – у колодца Дзэни-араи. По распоряжению ее светлости мы пришли на выручку нашего господина». – «Их мы выручим, а потом отойдем к Фудзисаве». Все преодолели холм по тропе, которой пользовались вороватые кэраи Ёкоямы. Приблизившись к гроту, посвященному Бэнтэн, они ворвались в него, причем Сукэсигэ был первым. В темноте огромной пещеры следов или звуков пребывания живого человека разобрать не получалось. Звезды и луна бросали неясный свет в центр помещения через отверстие в своде грота. Сёдзи запнулся о тело человека, лежащего в темном углу рядом с колодцем перед алтарем богини Бэнтэн. «Ах! Сёдзи в чем-то намочил руки, – понюхал их. – Кровь! Мой господин, здесь что-то совсем не так». Он поднял обнаруженное тело и перенес его к входу в грот. Это была Таматэ с перерезанным от уха до уха горлом. Ни малейшего следа женщины помоложе нигде найти не удалось. Сёдзи вернулся к телу своей матери и остановился, закрыв лицо руками. Все слуги его жалели. В глазах у них стояли слезы, так все остро переживали кончину товарища, доказавшего абсолютную преданность их делу. Сукэсигэ сказал: «Преступление достойное последнего труса! Только трус решится воевать с женщинами! Похоже, Тэрутэ и Каору насильно увели слуги Ёкоямы. Что ждет их теперь?!» Господин и его слуги, взявшись за рукояти мечей, одновременно двинулись к выходу из пещеры. Их остановил сам Икэно Сёдзи, выступивший со здравым предложением. Он преклонили колено перед Сукэсигэ: «Прошу вас, мой господин, подумать о ненадежности предприятия такого рода. Нам неизвестно, увели ли ее светлость в ясики Ёкоямы. Штурм – это одно дело, а оборона – совсем другое. Обороняющиеся заранее предупреждены о возможном нападении да к тому же находятся в самом городе Камакуре! Послушайте совета Сёнина. Снизойдите до того, чтобы последовать за ним». Сукэсигэ мягко положил руку на плечо своего самурая: «Даже в минуту скорби Сёдзи демонстрирует сдержанность. Всем понятно твое желание мести, когда перед тобой лежит родное тело. Да будет так». Потом при неровном свете из сосновых факелов они выкопали могилу и положили в нее тело Таматэ. Стоя перед ней, мужчины сложили ладони и произнесли нэмбуцу. Обозначив место захоронения с помощью кедра, вырванного с корнем Сёдзи, они продолжили свой путь в Тотакусан Фудзисавы.
В пять часов утра Огури, господин и слуги, вошли в ограду замка Югё. Привязав Оникагэ к дереву Итё перед хондо, поручив своих рото заботам священников, так как многие из них остро нуждались в ней, Сукэсигэ поспешил на беседу с Дзёа Сёнином. Со слезами на глазах он поведал о событиях, волей которых он попал на этот ужасный перевал, и попросил у хозяина содействия. Дзёа быстро выслушал подробности. «Мужчинам большой опасности не угрожает. Упомянутое противоядие считается весьма мощным при отравлении многими ядами. Не вызывает сомнений то, что в случае с намбан-доку оно тоже помогает. Сливовых деревьев в храме Тотакусан растет больше, чем в самом Хатимангу. Следовательно, умэбоси в буфете должен находиться в избытке. Что же касается жаб и лягушек, только глухому не дано убедиться в их наличии». Вызвав послушника, он дал ему указания по приготовлению нужного снадобья. Всех рото привели в тыльную часть хондо, (главного зала) как самое надежное укрытие от посторонних глаз, и разместили там. После этого Дзёа Сёнин переговорил с Сукэсигэ: «Под присмотром моих священников эти люди будут в полной безопасности. Только вот помочь Тэрутэ мы не в силах. Гадать о том, жива ли она, смысла не вижу. Скорее всего, ее тело покоится на дне какого-нибудь пруда в Катасэгаве или в морской пучине. Быть может, ее стережет Сёгэн. Но и тут что-то поделать Сукэсигэ бессилен. Зная о ее верности и непорочности, любви и готовности к самопожертвованию, о том, что живет она безупречно, трудно себе представить, будто Каннон откажет ей в милости в следующем перевоплощении, если уже не в нынешнем. Ваш Дзёа наделен правом проведения расследований и установления истины. Прояви терпение. Для Сукэсигэ выгоднее всего покинуть эти места. Отправляйся к Яхаги в провинцию Микава. Там попроси совета у своих родственников из клана Асукэ. Тем самым со временем можно будет восстановить репутацию дома Огури. Прошу поступать таким образом, как я советую». Полученный совет представлялся полезным, его автор внушал доверие. На следующий день Сукэсигэ оседлал Оникагэ и поскакал в западном направлении.
