Прочитайте онлайн Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы | Глава 14Джинива
Глава 14
Джинива
– Полагаю, – осторожно проговорил Грей, – вам следовало бы сменить имя.
Ответа не последовало, но он и не рассчитывал на него, поскольку все четыре дня, сколько длилось путешествие, Фрэзер упорно молчал. Он не говорил с Греем даже тогда, когда они ночевали в одной комнате и приходилось решать, кому занять какую постель.
Вот и сейчас Фрэзер сделал вид, что не услышал замечания Грея. Сидя в стареньком плаще перед камином, он ни жестом, ни взглядом не дал понять, что согласен или, напротив, не согласен на смену имени. Лежащий в кровати Грей справедливо рассудил, что с учетом множества клопов и блох спать перед очагом – мудрое решение.
Следующий день также не принес результатов – Фрэзер молчал.
– Господин, которому вы будете служить, мягко говоря, не любит приспешников Карла Стюарта и не жалует его самого, ведь при Престонпансе погиб его единственный сын. – Фрэзер не повернул головы. Гордон Дансени был молодым капитаном из полка Болтона. Когда бы не встреча в лесу близ Кэрриарика, лежать бы им обоим павшими на поле брани.
– По вашему выговору и в силу сложившихся обстоятельств вам не удастся скрыть того, что вы шотландский горец. Но если вы будете вести себя благоразумно, возможно, использование псевдонима облегчит вам жизнь. Поверьте, я не советую вам ничего плохого.
Фрэзер, казалось, совершенно оглох. С тем каменным выражением лица, с каким путешествовал все эти дни, он пустил коня вперед, чтобы обогнать гнедого Грея. Тропу смыло наводнением, но он, видимо, намеревался найти ее.
Вечером они миновали Эшнесский мост, спускаясь к озеру Уотенлеф. Эта озерная английская местность – вовсе не то что Шотландия! Правда, здесь есть горы – мягче, глаже, чем шотландские, здесь нет суровости утесов, привычной для хайлендеров, но это горы.
Озеро Уотенлеф после прошедших летом обильных дождей вышло из берегов, и теперь над мрачной поверхностью просматривались верхушки кустов. Кое-где еще виднелись осока и тростник, не скрытые совершенно водой. Растительность болотистых берегов качало осенним ветром.
Очередной холм, который нужно было преодолеть путникам, был не похож на другие: на нем тропинка расходилась и следовало выбрать путь. Фрэзер молча остановился, ожидая, пока Грей укажет, куда следует ехать. Он не заплел волосы, и теперь ветер играл ими, обрамляя его мужественное лицо огненными языками.
Джон Уильям Грей, бредя по жиже, взглянул вверх на холм, где остановился его подконвойный, и затаил дыхание: фигура Фрэзера была похожа скорее на величественную статую всадника, сделанную из бронзы, но никак не на живого человека, ожидающего мелочного указания.
– О Люцифер, сын зари[6], – тихонько проговорил Грей, чувствуя, как пересохло у него в горле. Он не стал заканчивать фразы.
Те четыре дня, которые Джейми был в Хэлуотере, он невыразимо страдал. Ему казалось, что он, пусть и ненадолго, обрел свободу, но в то же время он не мог не понимать того, что неизбежно станет пленником богачей, их прислугой, а это, разумеется, не могло радовать и внушало опасения: каково-то придется на новом незнакомом месте? В его смятенной душе боролись различные чувства: гнев из-за невозможности изменить свое положение и помочь товарищам, печаль, оттого что пришлось покинуть родной край, невыразимая тоска при мысли, что, возможно, никогда не придется вновь увидеть ни семьи, ни друзей, ни родины, а в дополнение к этому противным напоминанием о человеческой слабости была боль в ягодицах – он давно не ездил верхом. Все это ранило ему душу, и самым легким способом разрешить этот клубок противоречий было убить майора Джона Уильяма Грея и скрыться, но слово чести удерживало его от этого отчаянного поступка.
Джейми вспоминал, какое унижение пережил, стоя в кабинете коменданта крепости. Он даже плохо слышал, что ему говорят, настолько шумело у него в ушах.
– Крепость почти вся обновлена. Этим мы обязаны вам и вашим людям, – Грей, пользуясь данной ему властью, иронизировал, – каковые будут переведены в другую крепость. Ардсмьюир станет месторасположением гарнизона его величества двенадцатого драгунского полка.
Плененных во время боя и после него шотландцев отправят в колонии Америки, где они будут проданы местным колонистам сроком на семь лет, в течение которых будут обязаны выполнять все работы согласно рабочему контракту.
Джейми пытался не выдать свои чувства и молчал, слушая новости, касающиеся Ардсмьюира и его обитателей. Когда Грей ровным голосом сообщил о судьбе шотландцев, Джейми ощутил, что застыл на месте, пораженный услышанным.
– Согласно контракту? На семь лет? Это рабство!
Но это было еще хуже рабства. Попасть в Америку! Страну, где в густых лесах живут дикари, страну, которая находится в трех тысячах миль от Британии, причем это расстояние можно преодолеть лишь по воде. Быть рабом в течение семи лет тяжело, очень тяжело. Но быть рабом в течение семи лет в далекой Америке, не имея возможности видеть родину и теряя надежду когда-нибудь увидеть ее… Их не просто отправляют в рабство – их навсегда изгоняют из страны.
– Фрэзер, вы ведь знаете, что работник, трудящийся по контракту, – не раб. – Ленивые слова Грея разозлили Джейми: майор не мог не знать того, что работник и раб, в сущности, одно и то же, только работник – если не надорвется от непосильного труда – может рассчитывать освободиться, когда выйдет срок его контракта.
Осужденный работник, то есть человек, по решению суда вынужденный выполнять определенную работу, во всех отношениях состоял в рабстве: он не мог выбрать, к кому идти в услужение, не мог оставлять хозяйский дом без разрешения господина, в конце концов его могли выпороть, заклеймить, подвергнуть любому наказанию, кроме смертной казни, и осужденный ничего не мог поделать. Ему оставалось разве надеяться, что он выдержит все лишения, оговоренные контрактом, и выйдет на свободу, сохранив хоть каплю былой силы.
Такая участь была уготована Джеймсу Фрэзеру.
– Вы не попадете в Америку, – Грей избегал смотреть на пленника. – Вас приговорили к тюремному заключению как изменника, а такой приговор может изменить только его величество лично. Но его величество не желает отправлять вас в колонии.
Джейми почувствовал странную радость, постыдное облегчение: он не покинет Шотландию навечно. Что бы ни ожидало его впереди, это в любом случае было лучше, нежели путешествовать по морской пучине в корабле, навсегда увозящем от родных берегов. Он понимал, что стыдно радоваться в то время, как его товарищи сполна пьют отпущенную им чашу горечи и унижения, он сочувствовал им и гневался, оттого что никак не мог им помочь, но все же был рад этой новости.
– Золото. Вы не отправляете меня далеко, потому что я знаю о золоте, так? – Джейми холодно смотрел на Грея, пытаясь скрыть свою радость и стыдясь ее.
О, английская корона на многое пойдет, чтобы узнать тайну сокровища, пусть и полумифического! Поэтому его не отдали на волю волн и не сгноили в колониях. Но как знать, может, сгноят здесь, не сумев разговорить его?
Майор Грей повел плечом, что нужно было понимать как согласие.
– Куда же я отправлюсь, если не за море?
Он не смог совладать с внезапно охрипшим голосом.
Грей перебирал бумаги, складывая их в стопочку. Сентябрьский теплый ветер шуршал ими, влетая в окно.
– В Хэлуотер. Это Озерный край Англии. Вы будете в услужении у лорда Дансени. Впрочем, он сам решит, какие работы вы будете выполнять.
Светло-голубые глаза майора, поднявшего голову при своих последних словах, были непроницаемы.
– Вы будете иметь удовольствие видеть меня каждые три месяца: я буду проверять, как идет ваша работа.
Джейми мог разве фантазировать, как расправится с майором. Смотря на красный мундир, едущий верхом впереди, он представлял, как хватает Грея за тонкую шею и тот выкатывает глаза, бьется в судорогах и умирает.
Король не имеет к его судьбе никакого отношения, это уж наверняка. Проклятому майору захотелось проучить его, и он обделал все так, что может приезжать смотреть на мучающегося Джейми и злорадствовать, вот такая месть.
Вечера в тавернах Джейми проводил в ярости, гневаясь и на хитрого майора Грея, и на свое бессилие, и на усталость от долгого пути. Рассвет не приносил облегчения.
Он не говорил с майором, но очень хотел повода, чтобы расправиться со своим спутником-мучителем. Любое движение Грея выводило его из себя, даже дыхание майора раздражало. Но тот либо не догадывался о чувствах пленника, либо намеренно не давал ему повода выпустить пар: он вел себя прилично, иногда пытаясь завязать разговор, но когда его попытки не приносили результата – а они не принесли его ни разу, – он оставлял их.
Мост Хэлвеллин остался позади. Взору открылось еще одно прекрасное озеро, каких было очень много в этом крае, – недаром он назывался Озерным. Заросшее травой, оно было покрыто рыжими листьями, опавшими с кленов и лиственниц. Ветер бросал их в лица путникам. Грей остановился, но не для того чтобы полюбоваться красотой озера.
Они были на месте: усадьба того, кому должен был служить Джейми, располагалась в долине, скрытая за деревьями, еще не скинувшими своей листвы.
Это был Хэлуотер – место, где Джейми должен провести несколько лет жизни как новый слуга хозяев усадьбы. Он собрал всю свою волю в кулак, чтобы достойно встретить своего будущего господина, и, сам того не желая, крепко стиснул бока лошади.
Главная гостиная была готова к приему приезжих. Грей говорил с лордом Дансени, который сделал вид, что не замечает дорожной пыли на одежде майора и грязи на его сапогах. Леди Дансени была невысокой полной блондинкой. Она ласково обратилась к Грею:
– Джонни, угощайся. Грех не выпить с дороги! Луиза, дорогая, приведи девочек – пускай поздороваются с гостем.
Леди была занята распоряжениями, а лорд, наклонившись к майору, тихо спросил его:
– Ты привез шотландца?
– Разумеется.
Леди Дансени, прежде говорившая с лакеем, теперь обсуждала с дворецким, какие блюда включить в обед, а какие, наоборот, исключить. Она не могла слышать мужниных слов, но его лордство был осмотрителен.
– Я не знал, что ты сделаешь с ним, так что он ждет в передней.
– Если он и правда способен управиться с лошадьми, как ты говорил, значит, из него будет добрый конюх. Я согласен с твоим предложением.
Лорд обернулся посмотреть на жену, заботившуюся, чтобы принять гостей как можно лучше: он намеренно стоял спиной к ней, чтобы слова не долетали до ее слуха.
– Она не знает, кого ты привез, – доверительно сказал баронет. – О зверствах хайлендеров во время восстания было рассказано немало. Их и сейчас побаиваются, так что не стоит пугать ее. После смерти Гордона она никак не придет в себя.
– Понимаю…
Грей коснулся руки лорда. Сам господин Дансени тоже скорбел о сыне, но как глава семейства, не проявлял своих чувств открыто.
– Мы поступим так: я скажу, что ты порекомендовал мне слугу, а ты подтвердишь, что привез его. Да, Джонни, ему можно доверять? В смысле… мои дочери…
Дансени удостоверился, что жена не слышит его опасений, выраженных так обтекаемо.
– Конечно, можно. Он пообещал мне, что будет беспрекословно слушаться вас, а покидать ваши владения или входить в дом будет только по вашему приказу. Он дал слово чести.
Хэлуотер занимал около шестисот акров, так что его нельзя было быстро покинуть, но в нем легко можно было затеряться. Шотландия была далеко от этого места в Озерном крае Англии, но она была ближе, чем того можно было ожидать, находясь в дальних американских колониях или томясь в Ардсмьюире.
Дверь отворилась, впуская дочерей Дансени. Старик радостно встретил их.
– Джонни, помнишь Джиниву? – Он толкнул гостя навстречу девочкам. – Изабель была совсем малышкой, когда ты был здесь в последний раз. Как же быстро летит время…
Теперешней Изабель, небольшой пухленькой девчушке, похожей на мать, было четырнадцать. Джиниве было семнадцать. Ее трудно было узнать: Грей помнил разве длинную нескладную девочку, в которой не было того изящества и гордости, какие были в новой Джиниве, походившей более на отца, чем на мать. У лорда Дансени были такие же серые глаза, поражавшие своей ясностью, а кудри, сейчас уже седые, наверное, когда-то были такими – блестящими и каштановыми.
Девушки соблюли правила приличия, церемонно раскланявшись с майором, но было заметно, что их мысли заняты чем-то другим.
– Папа, – Изабель тронула отца за рукав, – в холле… находится какой-то мужчина, очень высокий. Он наблюдал за нами, пока мы шли сюда. Он выглядит устрашающе!
– Кто это? – вступила в разговор Джинива.
Она не стала расспрашивать подробно и восторгаться ростом незнакомца, поскольку это уже сделала сестра, к тому же девушке было важно знать, стоит ли человек в холле ее внимания или нет, одарить ли его на несколько минут царственным расположением или не стоит.
– М-м-м… должно быть, это наш новый слуга… Джон порекомендовал нам конюха, – замялся лорд Дансени. – Его отведут на конюшню…
Явившийся в дверях лакей обратил на себя внимание удивленным возгласом.
– Сэр, в холле стоит шотландец! – Он был потрясен до глубины души.
Красивым жестом он указал на холл, где молча стоял Джейми, завернувшись в плащ.
Услышав, что речь идет о нем, а значит, нужно представиться, напугавший девушек шотландец сделал несколько шагов вперед, остановился на почтительном расстоянии и обратился к лорду:
– Милорд, имею честь представиться – Алекс Маккензи, – зазвучал его мягкий голос, акцентом выдававший в нем горца. – Ваш слуга, милорд. – Джейми учтиво поклонился, сделав это как можно вежливее, чтобы не показалось, будто он иронизирует.
Работать в Хэлуотере конюхом было несложно, даже легче, чем работать на родной ферме или заготавливать торф. Но нельзя сказать, что Джейми не уставал: когда остальных шотландцев отправили в Америку, он остался один в камере и провел там два долгих месяца, не занятый работой. За это время он отвык заниматься чем-либо, так что Озерный край поначалу показался адом и каторгой. Его расслабленные мышцы теперь ужасно болели, руки отваливались, и он буквально валился с ног. Он ночевал на сеновале и всю первую неделю своей работы в Хэлуотере засыпал как убитый, не видя снов.
Он приехал сюда в сопровождении лорда Грея, чувствуя, что это место станет его новой тюрьмой, находящейся дальше от родины, чем Ардсмьюир, и более суровой, поскольку здесь ему придется выполнять все прихоти неизвестных, быть может, взбалмошных богатых хозяев. Для них он был пленным шотландцем, и им можно было помыкать как заблагорассудится, к тому же находясь словно на свободе, а не в заточении, он не был бы свободен по-настоящему, пообещав, что не покинет Хэлуотера. Однако с течением времени он немного оправился на свежем воздухе, а это оказало благотворное влияние и на его душу. Джейми оттаивал и понимал, что он имеет очень много: воздух, свет, возможность понежиться на солнышке и вдоволь походить, а еще можно было смотреть на горы, занимаясь лошадьми. Для бывшего узника это был очень много. Джейми не тяготился одиночеством, осознавая, что вряд ли сможет с этим что-то поделать. С лошадьми ему было интересно, а слуги хотя косились на него, но не встревали в конфликты, боясь его.
К зиме он почти успокоился и смирился с этой вполне сносной участью. Даже визиты регулярно навещавшего его майора не так стесняли Джейми, как прежде.
Дженни и Эуон получили возможность изредка писать ему, и оказия доставляла ему весточки из Лаллиброха. Их приходилось немедленно уничтожать по прочтении, чтобы не подвергать опасности ни себя, ни их. Письма приходили редко, а вот буковые четки, висевшие на шее под рубашкой, были с ним всегда, напоминая о родных.
Их тоже приходилось прятать, но Джейми очень часто касался деревянного крестика, молясь за тех, кого вынужден был оставить дома: Дженни, Эуона и малышей – маленьких Джеймса-младшего, Мэгги и Кэтрин Мэри, близняшек Майкла и Джанет и малютку Эуона-младшего. И арендаторов Лаллиброха он не забывал в своих молитвах, и ардсмьюирских друзей. И прежде всего – Клэр. Он вспоминал о ней самым ранним утром и самой поздней ночью, прося Господа охранить ее и дитя, а уж потом поминая всех остальных.
Весной, когда сошел снег, Фрэзер совсем утешился. Только леди Джинива Дансени нарушала его спокойствие.
Старшая дочь лорда была хорошенькой, но очень избалованной. Она привыкла, что все ее желания немедленно исполняют, чего бы это ни стоило исполнявшим, поэтому не могла себе представить, что кто-нибудь откажется выполнить ее прихоть. Леди Джинива отлично держалась в седле, это все знали, и все же перед тем, как вызваться ее сопровождать, конюхи тянули соломинку, до того она могла раскапризничаться в пути и поиздеваться над сопровождавшим.
Алексу Маккензи чаще всех доводилось сопровождать молодую госпожу – такова была ее воля.
Ей всегда хотелось добраться до предгорий, высившихся над Хэлуотером, затуманенным и потому очень опасным. Лорд Дансени запретил ей это делать, а конюхам велел удерживать девушку от безрассудного поступка. Но она не слушала уговоров Джейми и обычно отвечала, что отцовский запрет – чепуха, что ослушников никто не увидит и что конюх говорит глупости, пытаясь остановить ее.
– Едем! – срывалась с места она, бросая лошадь в галоп. Джейми не успевал удержать ее, а она со смехом смотрела, как он покорно семенит следом.
Нельзя было не заметить, что леди Джинива благоволит новому конюху, так что остальные подхихикивали, когда она приходила к лошадям, обменивались многозначительными взглядами и уж наверное судачили за спиной Джейми. Фрэзер очень хотел проучить госпожу, задав ей как следует, но он был слугой в Хэлуотере, следовательно, молчал или только ворчал.
Ему хотелось верить, что таким поведением он сможет отвадить ее от издевательств и проявлений показной симпатии и она займется кем-то другим, а в скором времени выйдет замуж. Последняя мысль грела его более всего, ведь тогда она уедет из Хэлуотера, и он сможет отдохнуть.
Май в Озерном крае был прекрасен. Было так тепло и хорошо, как редко бывает в Англии, где обыкновенно земля сливается с облаками благодаря туману, покрывающему ее. В тот день Джейми даже стащил с себя сорочку, не стесняясь никого: он удобрял поле с помощью Бесс и Блоссом. Высоко в холмах они спокойно занимались своей работой.
Большое поле требовало труда, но все было настолько продумано, что Джейми только время от времени корректировал ход лошадок. Они знали, что им делать: кони тянули повозку с навозом, продвигаясь вперед; чем больший путь они проделали, тем легче им было, поскольку жидкий навоз сочился через плашки деревянного роллера, таким образом удобряя землю.
Это было умно придумано, ведь лошадям не нужно было надрываться либо всякий раз останавливаться, чтобы хозяин разбросал навоз из металлической или каменной повозки. Джейми думал передать маленький чертеж этого приспособления Эуону.
Нужно было быстро начертить желаемое, потому что, судя по слухам, передаваемым кухарками и конюхами, скоро пройдут цыгане, с которыми можно будет передать письмо. Джейми обычно посылал свои письма в Лаллиброх с цыганами, лудильщиками или бродячими торговцами. Разумеется, письма, отправленные таким образом, шли очень долго, порой и полгода, но в любом случае Дженни получала их и никогда не скупилась, благодаря за весточку от брата.
Точно так же, «контрабандой», передавались ответы. По-другому было нельзя: Джейми оставался узником короны и находился под гласным надзором, поэтому лорд Дансени должен был досматривать все его письма, как входящие, так и исходящие.
Фрэзер было обрадовался приезду цыган, вполне могущих привезти весточку из дому, но не стал тешить себя надеждой почем зря.
– Но! – Бесс и Блоссом видели, что перед каменным забором нужно будет развернуться, но Джейми помнил свои обязанности конюха.
Бесс недовольно фыркнула.
– Не обижайся, старушка, так нужно. Ведь я ваш конюх, как же иначе?
Новая борозда пошла как по маслу и можно было не переживать, что работа будет некачественной. В конце поля стояла подвода с навозом, из которого пополняли запас роллера. Здесь Джейми добавил часть содержимого подводы в свою повозку, наслаждаясь солнышком, ласкавшим ему голую грудь и плечи.
Так прошло еще четверть часа. Джейми дремал на солнышке, когда вздрогнул от ржания другой лошади. Со стороны нижнего луга поднималась наездница, в которой он узнал Джиниву Дансени. Фрэзер быстро надел рубашку.
– Ну-ну, Маккензи, можно бы и не стесняться.
Она поднималась быстро и запыхалась, а теперь пустила кобылу шагом.
– Мм… – Она придумывала, о чем спросить его.
Джейми видел, что на ней лучшее платье, а на шее прикреплена брошка из дымчатого топаза. Наверное, девушка раскраснелась не только потому, что быстро ехала, и не только потому, что пригревало солнышко.
– Мак, что ты делаешь? – она поинтересовалась очевидным, не придумав ничего лучше.
– Удобряю почву навозом, миледи, – Фрэзер избегал ловить ее взгляд.
– О!
Она снова умолкла, гарцуя на лошади.
– Ты знаешь, что меня выдают замуж? – вдруг спросила она прямо.
Конечно, Джейми слышал об этом. Кто не слышал об этом: дворецкий Ричардс помогал лорду в библиотеке, когда увидел стряпчего, приехавшего из Дервентуотера, чтобы оформить брачный контракт, и рассказал об этом всем прислуживавшим в Хэлуотере еще месяц назад, тогда как леди Джинива узнала о своем грядущем замужества два дня назад. Бетти, горничная, говорила, что девушка опечалилась.
Джейми не стал комментировать эту новость, хмыкнув и предоставив леди самой заканчивать неудобный и неуместный разговор.
– Меня выдают за Эллсмира, – добавила она.
Леди была недовольна и, верно, поэтому покраснела еще больше.
– Что ж… будьте счастливы, миледи.
Фрэзер шел за лошадьми, а Джинива ехала рядом. Когда они проделали путь из конца в конец поля, Джейми отвернулся, натянув вожжи. Ему не улыбалась перспектива говорить с раздосадованной леди.
– Счастлива?! Как я могу быть счастлива?
Она засверкала глазами и со злостью ударила себя по бедру.
– Я выхожу замуж за старика! Он мог бы быть моим дедушкой!
Джейми подумалось, что старый граф тоже будет не в восторге от строптивой женушки, но поостерегся говорить это вслух. С просьбой простить его он пошел возиться с баком, где находился навоз.
Девушка не отстала от него, более того, она спешилась и пошла следом.
– Отец пошел на эту грязную сделку, потому что хочет выгодно продать меня. Он торгует мной, вот и все! Он плюет на мои чувства, а я пропадаю!
По мысли конюха Маккензи, лорд Дансени поступил как нельзя правильней: учитывая возраст графа Эллсмира, Джинива могла рассчитывать на скорое получение огромного наследства и уже сейчас – на получение графского титула. Дансени верно рассчитал. Можно было только позавидовать, как ему удалось найти такого удобного зятя.
Джинива не могла принять все это во внимание, а если и могла, то нарочно упрямилась, поэтому Джейми ограничился замечанием:
– Миледи, я уверен в вашем отце. Он любит вас и желает вам добра, значит, этот брак угоден ему.
Как же выкурить ее отсюда?
Джиниву не так-то просто было согнать с насиженного места. Она подошла вплотную к конюху, так что он не мог открыть бочку с навозом, чтобы не забрызгать им леди, и был вынужден смотреть на нее и участвовать в разговоре.
– Граф Эллсмир – сухое чучело, цена которому несколько пенни, а то и того меньше. Отец бессердечный, если хочет мне добра таким странным образом.
Она, улыбаясь, смотрела на Джейми, слегка щурясь.
– Маккензи, а сколько лет тебе?
У него похолодело в груди.
– Миледи, простите. Мне уже много лет. Простите.
Не сумев открыть крышку бочки, он влез на повозку, ухитрившись не зацепить госпожу. Теперь-то он в безопасности.
– Но Мак, ты вроде не слишком стар. Тебе еще не сколотили гроб, не так ли?
Леди Джинива никак не хотела уходить и теперь смотрела, что Джейми делает на повозке. Ветер играл ее локонами.
– Маккензи, а у тебя есть жена?
Джейми Фрэзеру очень хотелось бросить в госпожу содержимым бочки. Он буркнул себе под нос, что жена у него есть, и с силой всадил лопату в навоз. Его тон и вид недвусмысленно показывали, что он не хочет говорить.
Леди Джинива словно не заметила его настроения, а если заметила, то по обыкновению не придала этому значения.
– Вот и прекрасно, – казалось, она хотела услышать именно эти слова. – То есть ты знаешь, что делать.
– Делать что?
Джейми замер на повозке, чувствуя неладное.
– Как что – то, что все мужчины и женщины делают друг с другом в постели. Я хочу взять тебя в постель. – Ни тени смущения не отразилось на ее личике.
Фрэзер в мгновение ока представил себе то, что никак нельзя было представить: леди Джинива располагается на повозке с навозом, задрав многочисленные тонкие юбки…
– Здесь? – выдавил он, не удержав лопату.
– Дурачок! Нет же, в постели, разумеется. В постели, стоящей в моей спальне.
– Вы сумасшедшая. Сошли со своего небольшого ума, – отрезал Фрэзер.
Девушка возмутилась:
– Да как ты смеешь!..
– Миледи, как смеете вы? – вспылил в ответ оскорбленный конюх. – Представьте только: дочь лорда предлагает непристойности мужчине, который годится ей в отцы! И который служит конюхом у ее отца. – Ему показалось, что этого достаточно, чтобы образумить взбалмошную девчонку.
По зрелом размышлении Джейми пришел к выводу, что не стоит поучать девушку, ведь все равно это не даст желаемого результата. Он как можно спокойнее проговорил:
– Миледи, простите меня, но мне кажется, что во всем виновато солнышко. Оно напекло вам голову, поэтому вы так опрометчиво предлагаете мне глупости. Попросите служанку, чтобы она сделала вам холодный компресс.
Джинива, понятное дело, не стала слушать конюха. Она затопала сафьяновым сапожком:
– Я в своем уме, Маккензи!
Сейчас ее лицо было похоже на морду оскалившейся лисички, оттого что подбородок и зубы были остренькими.
– Ты не понимаешь, чего я хочу. А мне всего лишь хочется… Я ничего не смогу поделать с тем, что отец решил отдать меня этому чудовищу Эллсмиру, но… – Помолчав, она закончила фразу: – Но я не отдам ему мою девственность!
Джейми протер лицо рукой. Несмотря на определенный комизм ситуации, Джинива вызывала сочувствие. Но, черт возьми, нельзя позволять этой своенравной девчонке втягивать его в свои игры!
– Миледи, я польщен тем, что вы обратились ко мне, – сыронизировал Фрэзер, – но я не в силах удовлетворить ваши желания.
– Не ври мне, Маккензи, вполне можешь. – Девушка пристально изучала промежность его перепачканных навозом штанов. – Бетти не могла соврать.
Джейми был ошарашен. Оказывается, здесь разыгрывались нешуточные драмы с заочным участием его скромной персоны, а он не имеет никакого отношения к этому! Он мог только мычать, неспособный даже на бормотание, но потом глубоко вдохнул и решительно сказал:
– Я не трогал Бетти, так что ее заявление не имеет под собой оснований. Не ей судить о моих способностях.
Довольная Джинива захихикала.
– Не ей, хорошо. Когда я спрашивала ее об этом, она ответила мне то же самое, но мне показалось, что она хочет избежать наказания. Да, это замечательно. Спать с мужчиной, с которым спит моя горничная, – это слишком даже для меня.
Джейми пыхтел, отчаянно желая убить дочку лорда и закопать ее в навоз или хотя бы хорошенько огреть ее лопатой, но, увы, не мог воплотить в жизнь ни одно из своих желаний. Лучше было прийти в себя и действовать рассудительно, иначе она точно сможет затащить его в кровать.
– До свидания, миледи. – После этих слов Джинива, надеялся он, должна была отстать, поэтому Джейми стал заниматься своими навозными делами.
– Если ты не ляжешь со мной, отец спустит с тебя шкуру, потому что я пожалуюсь на твои приставания, – пропела девушка, одаривая его сладкой улыбкой.
Джейми поежился, но тут же понял, что ни Джинива, ни кто-либо другой не могли знать о том, какие следы хранит его спина. Во-первых, сейчас он успел натянуть сорочку, а во-вторых, никто не видел обнаженный торс.
Он обернулся, поскольку успел встать к ней спиной, и долго смотрел на нее. Девушка торжествовала, полагая, что строптивый конюх испугался телесного наказания.
– Лорд Дансени знает меня недавно, это правда. Он вправе не доверять мне. Но вы, миледи, его дочь, и он не может не знать вашего характера. Пускай меня разразит гром, если он поведется на ваш рассказ!
Джинива опять раскраснелась и приготовилась нападать со всей яростью, на какую только была способна.
– Замечательно! Тебя разразит гром, Маккензи!
Из-за корсета она достала толстый конверт. Хотя Джейми не видел как следует, кому адресован конверт, но мгновенно понял, что писала сестра – ее четкий почерк он узнал бы из тысячи других почерков.
– Дайте мне!
Джинива мигом оседлала лошадку, схватив поводья одной рукой, а другой размахивала письмом перед носом конюха, не успевшего достаточно быстро соскочить с повозки.
– Просишь, чтобы я отдала?
– Конечно, прошу! Отдай немедленно!
Он незаметно для себя обратился к ней на «ты», и совсем немного времени отделяло его от мысли применить силу, чтобы заполучить пухлый конверт, но ему не удавалось стащить девушку с коня: ее гнедая пятилась и фыркала.
– Я не уверена, что мне стоит это делать.
Ее насмешливой улыбкой на уже побледневшем личике можно было бы залюбоваться, если бы Джейми мог думать о чем-либо, кроме письма.
– Отец не знает того, что за его спиной слуги переписываются. А я помню о дочернем долге. Раз уж я подчиняюсь его воле и выхожу замуж за противного старикашку, то тем более я должна буду рассказать ему об этом.
Она кокетливо наклонилась, дразня Джейми, бессильного что-либо предпринять.
– О, папа будет крайне заинтересован содержанием письмеца. В особенности интересно будет читать о золоте, которое скоро доставят во французский Лошель. Золоте, которое истратят на помощь врагам короны! Это попахивает государственной изменой! – Она хитро прищурилась и цокнула язычком. – Очень некрасиво быть изменником.
Джейми замер, охваченный ужасом. Эта богатенькая избалованная дрянь просто не представляет и не желает знать, сколько жизней держит в наманикюренной ручке! А ведь речь идет о более-менее сносном существовании десятков людей, в числе которых не только сестра, зять и их шестеро детей, но и все арендаторы Лаллиброха, их семьи, изгнанные якобиты и даже те, кто, рискуя жизнью, перевозит письма и деньги, курсируя между Шотландией и Францией.
Он сглатывал, набираясь храбрости перед тем, что замыслил.
– Идет.
Джинива улыбнулась более естественно, не так напряженно. Она была так молода. Но молодая гадюка кусает так же, как и старая.
– Никто не узнает, – посерьезнела она. – Как только… ты понял что, я дам тебе этот конверт. И никто не узнает его содержания. Слово.
– Благодарю…
Нужно было обдумать на холодную голову, как все уладить. Но о какой рассудительности можно было говорить, когда Джейми задумал ужасное – сорвать девичий венок дочери хозяина по ее собственной просьбе! Сумасшествие.
– Идет, – снова сказал он. – Но нужно соблюдать осторожность.
Джинива все-таки втянула его в свои дела, и он не смог противостоять ее напору. Оставалось с тупым ужасом наблюдать, как раскручивается огромный маховик, стирающий с лица земли его спокойную жизнь в Хэлуотере и налаженный быт.
– Конечно. Я уже продумала кое-что: горничную можно отослать, это легко устроить, а лакей в десять уже спит – он пьяница.
– Да. Продумай. – Джейми мутило. – Но чур – встреча в безопасный день.
– Как это?
– Через неделю после месячных, – Фрэзер не стал жалеть слух дочери лорда, говоря все как есть. – Чем ближе к ним, тем меньше вероятность понести.
– О!
Джинива покраснела, но уже не от гнева. Теперь конюх Маккензи представлял для нее другой, особый интерес.
Общее страшное дело, которое они затеяли, сблизило их.
– Я сообщу тебе. – Добившись согласия, Джинива убралась.
Ее лошадь летела галопом, взметая копытами навоз.
По счастью, луна еле светила и Джейми не могли заметить. Он тихонько пробрался под лиственницами, мысленно осыпая проклятиями себя, Джиниву и весь белый свет. Открытую лужайку, заросшую водосбором и дубровником, тоже удалось проскочить.
Вот стена, а вот и свеча в открытом окне. Все верно.
Он прикинул, то ли это окно.
«Бог не оставит меня, если я промахнусь», – понадеялся Джейми и стал взбираться наверх по серому плющу, которым была увита стена.
Ему казалось, что плющ шумит оглушительно. Растение с трудом выдерживало его вес, и Фрэзер прилагал усилия, чтобы ускорить подъем. В конце концов, можно будет сбежать, если кто-то ненароком отворит окно и увидит его.
Джейми был весь мокрый, когда удачно завершил свое восхождение. На небе появились бледные весенние звезды, глядя на которые он вновь высказал в адрес Джинивы Дансени нелестные характеристики.
Распахнув балкон, он сразу увидел ее – она шла ему навстречу, заслышав издаваемые им звуки. Хотя девушка гордо держала голову, выглядела она очень трогательно: волосы легко струились по плечам, а пошитая из полупрозрачной ткани ночная сорочка выглядела необычно. Джейми сообразил, что это сорочка, которую надевают в первую брачную ночь.
– Ты все-таки здесь.
Джинива говорила неуверенно, в то же время радуясь его приходу. Выходит, она не знала, рассчитывать на него или нет.
– Я не мог выбирать. – Джейми прикрыл балконную дверь.
– Вина?
На правах хозяйки она взяла графин и указала на стоящий рядом бокал. Удивительно, но девчонка не растерялась и устроила все наилучшим образом. Вино, конечно, могло пособить, и Джейми с готовностью протянул руку за полным бокалом.
У него было несколько минут, чтобы оглядеть девушку. Сорочка была очень тонкой, и сквозь нее были видны все девичьи прелести. Юная Джинива была несколько угловатой, ее бедра и грудь были еще девичьи, не до конца сформированными, но в целом она была привлекательна, и у Джейми уже не оставалось сомнений в том, что он выполнит все, что обещал.
Он допил вино и решительно проговорил:
– Дай письмо!
– Потом отдам. – Джинива была несколько обескуражена этим заявлением.
– Дай сейчас, иначе я ухожу.
Для подтверждения своих слов он развернулся к окну.
– Погоди!
Джейми неудовлетворенно остановился на полпути к окну.
– Не веришь? – Джинива смягчила животрепещущий вопрос улыбкой.
– Не верю, – не скрыл своих чувств Джейми.
Она было надулась, но Фрэзер непреклонно стоял вполоборота, готовый в любую секунду уйти.
– Так и быть, отдам я тебе это письмо. Раз ты так настаиваешь…
Она пошарила в шкатулке с булавками и нитками и достала конверт, но не отдала в руки, а бросила на умывальник, подле которого стоял Джейми.
Фрэзер схватил его, посмотрел, что на вскрытом конверте почерком сестры указан его адрес, и бегло прочел несколько первых строк, убеждаясь, что это то, чего он ждал. Он был очень рад, что весточка, хотя и вскрытая не им, наконец попала к нему, и в то же время был зол, что пришлось пойти на такие ухищрения ради ее получения.
– Джейми, брось письмо. Иди сюда. Я готова, – распорядилась девушка.
Ожидая его, она села на кровать, сжав руки, лежащие на коленях, в замок.
Джейми замер, держа в руках письмо, и обдал ее ледяным взглядом.
– Называй меня по-другому, – отрезал он.
Джинива вскинула тщательно выщипанные брови.
– Отчего же? Сестра называет тебя так.
Фрэзер резким жестом отложил листы письма. Он принялся развязывать шнурки штанов, опустив глаза.
– Ты женщина, а я мужчина. Я обязан обслужить тебя честь по чести. – Он метнул в нее взгляд прищуренных глаз. – Но мы оба знаем, чего будет стоить нам эта ночь. Ты угрожала мне и моим родным, и поэтому мне пришлось согласиться переспать с тобой. И именно поэтому я не желаю, чтобы ты называла меня так, как они называют меня.
Он ждал ответа, пристально глядя ей в глаза, пока Джинива не отвела взгляда. Ее палец скользил по простыни, выводя какие-то узоры. Она согласно кивнула.
– А как к тебе обращаться? – шепнула она виновато.
– Алекс. Пускай будет так.
При этом кивке волосы закрыли ее лицо. Все же она смотрела на него исподлобья.
– Теперь и я готов.
Джейми, сняв штаны и чулки, повесил их на кресло. Джинива робко глядела на него, но не спускала глаз. Снимая рубашку, он встал так, чтобы она не могла видеть его исполосованной спины.
Послышалось негромкое восклицание.
– Что такое?
– Э… все в порядке… просто…
Локоны скрыли ее покрасневшее лицо.
Джейми догадался.
– Вероятно, я первый, кого ты видишь голым?
Девушка мотнула головой.
– Нет, не первый, но… это…
– Понимаю. Обычно мужчина выглядит немножко иначе, – Джейми присел на кровать. – Но когда мужчина хочет любить женщину, все должно быть именно так, – заверил он ее.
– Да… – неуверенно протянула Джинива.
Джейми хотел подбодрить ее.
– Все хорошо, он больше не будет каверзничать. Его можно даже потрогать – это не страшно.
Джейми хотелось верить, что это будет не страшно для обоих. Девушка была полуодета, а он и вовсе раздет, и это возбуждало его. Умом он понимал, что Джинива не стоит его внимания, что она себялюбивая дрянь и дешевая шантажистка, но слишком долго у него не было женщины. Джинива не стала ничего трогать и даже немножко отодвинулась от него. Джейми задумался.
– А что ты знаешь… то есть ты вообще знаешь, что происходит в постели?
Джинива снова – в который раз! – покраснела, но не отвела глаз.
– Полагаю, происходит приблизительно то, что происходит между лошадьми.
Сердце Джейми пронзила острая боль, связанная с воспоминанием о собственной первой ночи. Он тоже думал, что ему будет достаточно зоологических познаний.
– Да, похоже… – Она испуганно зыркнула на него, и он поправился: – Похоже, но медленнее и нежнее. Гораздо нежнее.
– Это хорошо, а то служанки и горничные говорят такие вещи о… об этом… Это наводит страх. – Она заерзала и сглотнула. – Это очень больно? – Взгляд ее глаз был направлен ему в лицо. – Я не боюсь, но интересно знать, – пояснила она.
Это вызвало в душе шотландца дружеское расположение: девушка с характером, смелая девушка – редкость. Это ценный товарищ, если она может быть товарищем. Джейми уважал смелых людей, кем бы они ни были. Джинива была девушка не робкого десятка, пускай избалованная и опрометчивая.
– Если у меня будет время, чтобы подготовить тебя, больно быть не должно. – Только бы не сорваться. – Думаю, будет как-то так.
Он ущипнул создание в прозрачной сорочке за руку. Она дернулась, но улыбнулась:
– Если так, то это вовсе не больно.
– Больно бывает только в первую ночь. Дальше будет легче.
Девушка снова села рядом с ним и выставила палец.
– Можно, я потрогаю тебя?
Джейми сдержал смех, могущий ранить ее.
– Птичка, даже нужно. Если мы хотим сделать то, что планировали.
Она тихонечко провела ладошкой ему по руке. На его коже появились мурашки от щекочущего прикосновения. Джинива вдохнула и положила руку на его предплечье.
– Ты… могучий.
Улыбаясь, он ожидал ее дальнейших действий. Ему хотелось чувствовать пытливые женские руки на своем теле. Когда она скользнула по бедру и провела по ягодицам, его живот напрягся. Завидя огромный шрам, тянувшийся вдоль всего левого бедра, она затихла.
– Нестрашно. Больше не больно.
После этих убедительных слов Джинива легко пробежала по шраму.
С каждым касанием она становилась раскованнее, гладила его плечи, спину, но, найдя шрамы там, снова замерла, лежа за его широкой спиной. Джейми чувствовал движения ее тела по давлению на матрас, оказываемому ею.
Она помолчала, вздохнула и снова провела ему по спине.
– Ты не боялся, когда я говорила, что отец снимет с тебя шкуру?
Джинива отчего-то хрипела, но Джейми не шевелился и лежал с закрытыми глазами.
– Нет. Меня очень тяжело напугать.
Но это была половина правды: в данный момент он боялся, что набросится на девушку, используя удобный момент. Сердце его бешено стучало, и он отчаянно желал девушку.
Она поднялась, подойдя к краю постели с его стороны. Джейми тоже поднялся, удерживая отпрянувшую Джиниву.
– Миледи, позвольте коснуться вас.
Он говорил дурачась, а касался ее по-настоящему.
Та, к кому были обращены его слова, кивнула.
Тогда он обнял ее и подождал, пока ее дыхание восстановится. Ему и самому требовалась минутка, чтобы понять себя: доселе все девушки, которые оказывались в его объятиях, нравились ему или были предметом его вожделения, а сейчас…
Сейчас он сочувствовал Джиниве, вынужденной идти на такие поступки, жалел ее юность, злился на нее, оттого что она вынудила его поддаться, и на себя, оттого что согласился, боялся возможного наказания и возможных последствий. Но нельзя сказать, что он не хотел этой девушки, – его смущение было связано как раз с тем, что он хотел ее.
Ощущая душную волну стыда, он поцеловал покорно стоящую перед ним девушку, вначале по-братски, скромно и нежно, затем более настойчиво и многообещающе, а после спустил с нее сорочку и уложил трепещущую Джиниву на кровать.
Одна его рука обнимала ее, а второй он ласкал ее соски, двигая пальцами по кругу.
– Мужчина обязан подготовить тебя. Ты прекрасна, и твое тело заслуживает внимания.
Джинива замирала от удовольствия и новых нахлынувших на нее чувств. Под ласковыми руками Джейми она расслабилась. Ласки были неторопливыми, обволакивающими: он то поглаживал ее, то касался губами, то прижимался так, чтобы она могла чувствовать его. Он не хотел ласкать ее, он не любил ее и пришел сюда поневоле, но женское тело манило его к себе.
Когда же можно приступать к более решительным действиям? Джинива тяжело дышала, но не давала никаких знаков, что она готова. Проклятье! Неужели она так и будет лежать, как статуэтка?
Джейми понимал, в чем дело: она никогда не лежала с мужчиной и не только не знала, как следует вести себя, но и не могла справиться с нахлынувшими чувствами. Джейми тоже боролся со своими чувствами, ероша волосы. Злость, страх, возбуждение – все смешалось в нем и мешало соображать. Да и что можно было здесь сообразить? Девица смогла вынудить его прийти сюда, заставила буквально силой, устроила все так, чтобы комар носа не подточил, – словом, продумала все, что только можно было продумать с ее стороны, а дальше… Дальше дело за Джейми. Она никак не сможет ему помочь.
Руководствуясь опытом, он провел по животу Джинивы и коснулся влажной промежности. Она покорно принимала его ласки, не раздвигая ног. Пора или еще рано? Черт побери!
– Все будет хорошо, mo chridhe, – прошептал он.
Взбираясь на нее, он сам раздвинул ее ноги под собственное тихое бормотание.
Чувствуя его на себе, она вздрогнула, поэтому Джейми подложил руку под ее затылок, шепча по-гэльски то, что якобы могло успокоить ее в этой ситуации.
«Вот и хорошо, что гэльский». Джейми плохо понимал происходящее, занятый одной-единственной мыслью.
Его грудь касалась ее небольших грудей.
– Mo nighean…
– Погоди, кажется…
Он сдерживал себя, и от этого мутилось в глазах. Дюйм за дюймом – слишком медленно!
Джинива вытаращила серые глаза.
Джейми преодолел еще несколько дюймов.
– Нет! Перестань! Он очень большой!
Она забилась под его мощным телом. От прикосновения ее грудей его соски тоже напряглись.
Разумеется, ее сопротивление было тщетным – Джейми и так жалел ее, пытаясь что-то сказать ей и не напирая, как бы ему ни хотелось этого.
– Перестань сейчас же!
– Я…
– Мне больно, вынь его! – в панике закричала она.
Джейми не нашел ничего лучше, чем, зажимая ей рот, сказать:
– Нет.
Он разом преодолел оставшиеся дюймы.
В ее глазах отразился ужас, она закричала еще громче, но он лишь сильнее прижал ладонь к ее рту.
Происходившее удачно можно было передать известной поговоркой «Семь бед – один ответ!». Джейми не мог ничего поделать с собой и предоставил телу биться в своем, до боли знакомом ритме, ритме, который приводил к неизъяснимому удовольствию.
Он будто потерял сознание и осознал себя, когда все кончилось. Сердце напоминало, что он жив. Он лежал подле Джинивы на боку.
Первой мыслью: было «Нужно взглянуть, как она себя чувствует». Но вторая мысль отменила первую – «Потом». Сейчас ему хотелось просто вдыхать воздух.
– Что… что ты думаешь? – робко вопросила девушка.
Голос дрожал, но в истерику она не впала. Джейми не отреагировал на то, что вопрос был глупым, и честно ответил:
– Думаю, зачем мужчины просят себе в жены девственниц.
Лежа с закрытыми глазами, они молчали. Потом Джинива проговорила странные слова:
– Извини. Мне не было известно, что тебе тоже будет больно.
Джейми приподнялся на локте, уставясь на нее. Девушка, резко побледневшая, облизывала губы и тяжело сглатывала.
– Не понимаю… О чем ты? Я не чувствовал никакой боли.
– А как же… – Она смотрела на его вытянувшееся тело. – Ты… ты стонал и у тебя было такое лицо…
– А, все в порядке. – Ему не хотелось слышать продолжения, хватит и этих конфузных нелепостей. – Это нормально. То есть все делают так… при этом, – смешался Джейми.
К Джиниве вернулось былое любопытство.
– Все-все мужчины делают так, когда… ты понял, о чем я?
– Откуда же… – хотел отрезать Джейми, но понял, что нечего отрезать, – это была правда. Он сел на кровати, убирая налипшие волосы с лица. – Да. Это у нас такая манера. Отвратительно. Как животные. Няня должна была сказать тебе об этом. Очень больно? – обратился он к ней.
– Ничего… – Девушка пошевелила ногами. – Вначале было очень, да. Сейчас почти нет. Все как ты и говорил.
Крови было немного, это к лучшему. Видимо, боль на самом деле прошла. Джинива потрогала рукой между ног и скривилась.
– Отвратительно – липко и гадко!
Джейми почувствовал прилив крови. Ее поведение вызывало возмущение и неловкие чувства.
– Держи, – сунул он полотенце, лежащее на умывальнике.
Однако девушка, расставив ноги и выгибаясь для баланса, ждала, пока он возьмет на себя неприятный момент. Джейми захотелось задушить ее этим полотенцем или затолкать его в горло, но письмо напомнило о себе: Джинива сдержала данное ему обещание.
Шотландец макнул салфетку в воду и стал водить по промежности девушки, всем своим видом показывая, как мало радости ему от этого занятия. Но Джинива безгранично доверяла ему, а это не могло не тронуть – в конце концов Джейми поцеловал ее лобок, завершая процедуру.
– Все.
– Спасибо.
Она еще пошевелила ногами, а затем коснулась его рукой. Джейми снова закрыл глаза, позволяя ей путешествовать по своей груди. Она обвела пальцем его пупок и повела рукой ниже.
– Ты говорил… что потом будет не больно.
– Должно быть, так.
Стояла глубокая ночь.
– Алекс?
Он почти уснул, и вот она называет его так!
– Да, миледи? – с усилием пробормотал он.
Джинива прижалась к нему, уложив каштановую головку на могучее плечо Джейми. Ее дыхание приятно щекотало ему грудь.
– Алекс, я люблю тебя.
Хоть это далось тяжело, но все же он, борясь со сном, отстранил ее и взял за плечи. Нежные серые глаза делали ее похожей на лань.
– Нет, нельзя. Таково третье правило: только одна ночь. Не нужно звать меня по имени. И не нужно любить.
Глаза Джинивы наполнились слезами.
– Как же мне быть? Любовь наполняет меня. Как с этим быть?
– Это не любовь, – мягко сказал Джейми, надеясь, что говорит правду, такую необходимую для обоих. – Я пробудил в тебе особое чувство, тоже очень хорошее. Но это никакая не любовь, поверь.
– Тогда что же такое любовь?
Джейми потер лицо. Вот это новость – девчонка еще и философствует! Он вдохнул, готовясь объяснять.
– Любовь можно испытывать только к одному человеку. А это… каждый мужчина сможет подарить это чувство. И ты тоже каждому.
К одному человеку… Клэр стояла тенью между ними, но она не помешала им.
Время перед рассветом было очень темным и очень холодным, и совершенно не хотелось покидать гнездышко, которым служила постель Джинивы, и отправляться на сеновал. От холода защищали только рубашка и штаны – плохая защита! Клумба выдержала тяжесть его тела, но несколько побегов безвозвратно погибли.
Память Джейми и его тело удерживали нежную плоть, теплоту розовых щек, прощальный поцелуй, вздохи… Даже реальность, представшая каменной стеной конюшни, не могла заставить забыть об этом. Огромная усталость охватила члены Джейми, но нужно было пересилить себя и преодолеть стену. Не перелезть ее было нельзя: Хью может услышать скрип главных ворот, так что придется лезть.
Во внутреннем дворе, который тихонько миновал Джейми, стояли повозки, вмещавшие разнообразные сундуки и тюки – имущество леди Джинивы и вещи, необходимые или могущие понадобиться ей после переезда к старому графу Эллсмиру. Бракосочетание состоится в четверг. Джейми попал на сеновал через лестницу, стоявшую в конюшне. Теперь, после тепла тела юной девушки, прикосновение ледяной соломы и латаного одеяла никак не могло быть приятным. Он уснул измученный и опустошенный.
