Прочитайте онлайн Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы | Глава 29Последняя жертва Каллодена
Глава 29
Последняя жертва Каллодена
На следующее утро Джейми с племянником собрались к священнику – замаливать грехи. Я же не стала ждать их сложа руки: следовало, как и подобает лекарю, иметь при себе снадобья и травы. Помимо профессионального тщеславия, я, разумеется, руководствовалась и практической необходимостью, ведь происходившее наталкивало на мысль, что в скором времени кому-нибудь из нас может потребоваться врачебная помощь. С красивой плетеной корзинкой, купленной у торговца, я перешагнула порог аптеки.
Это была лавка, принадлежащая аптекарю Хью. Здесь все осталось так же, как было тогда; она пережила оккупацию Эдинбурга англичанами, восстание и падение Стюарта. Здесь по-прежнему пахло нюхательной солью, перечной мятой, миндальным маслом, анисом – всем тем, чем пахли тогдашние аптеки. Я была рада вновь почувствовать эти запахи.
И здесь по-прежнему работал Хью. Конечно, это был сын того Хью, которого я знала двадцать лет назад, – он был намного моложе. Тогда, заходя в аптеку, я не только покупала необходимые мне снадобья, травы и вещи, обладавшие свойствами лечить всевозможные болезни, но и узнавала, что происходит на войне.
Сын Хью согласился найти то, что я просила. Я вручила ему обширный список, и часть записей смутила парня. Травы, популярные среди лекарей, такие как розмарин, пижма, ноготки, было легко отыскать среди разнообразия находившихся в аптеке баночек. Но по тому, как юный аптекарь смотрит на полки, я поняла, что он только начинает свою карьеру здесь.
Кроме меня, в аптеке был еще один посетитель – мужчина. Он ходил вдоль прилавка, где для заказчиков смешивали жидкости, нарезали травы и приготовляли снадобья. Судя по его виду, он уже ждал какое-то время и это нравилось ему с каждой минутой все меньше.
Наконец он подошел вплотную к прилавку и рявкнул:
– Ну сколько мне еще ждать?
– Преподобный, я не знаю, – признался аптекарь. Видя, что посетитель зол, он поспешил пояснить: – На приготовление требуется время. Вы же слышали, что Луиза будет кипятить его.
Мужчина ничего не сказал, но издал звук, выражавший недовольство, и снова принялся ходить взад-вперед. Луиза, очевидно, работала за дверью, потому что он метал в ту сторону сердитые взгляды. Он был рослым и узкоплечим; я где-то видела его, должно быть, но у меня не было времени на воспоминания.
Мистер Хью читал мой список. Не все слова, указанные в качестве рецепта, были ему известны.
– Аконит, – тянул он задумчиво. – Аконит. Что же это может быть?
– Это яд, если говорить прямо. – Я была честна.
У него отвисла челюсть.
– Но если посмотреть с другой стороны, то он может служить лекарством – если использовать его с должной осторожностью. Его применяют наружно, при ломоте в костях, а если принять внутрь, он замедлит биение сердца. Нужно знать дозу и быть очень добросовестным врачом, тогда он принесет пользу.
– Да? – Хью растерянно оглядывал полки. – А… вы не знаете, как он выглядит?
Он дал мне санкцию ознакомиться с устройством аптеки восемнадцатого века. Было заметно, что этикетки на склянках – они были приклеены заботливой рукой Хью-старшего – выцвели и выглядят неаккуратно. Значит, здесь кое-что изменилось.
– Я еще не так хорошо знаю все здесь, – подтвердил мои догадки молодой аптекарь. – То ли дело отец! Но он скоропостижно скончался, и я не успел узнать многого из того, что он мог бы рассказать мне. Конечно, кое-что он рассказывал, но очень многие баночки… я не знаю, что в них и для чего они предназначены, – поделился он.
Услышав, как преподобный издает хрипы, похожие на астматические, в носовой платок, я взяла склянку, где находился девясил:
– Вот это хорошее средство при сухом кашле.
Хью-младший честно поддерживал порядок в аптеке сколько было сил, по крайней мере, пыли здесь не было. Но вот как было узнать, где что стоит? Пробежав глазами по полкам с баночками и склянками, я отметила, что они расставлены хаотически, не по свойствам, не по алфавиту, а просто как попало. Неудивительно, что молодой аптекарь не мог здесь разобраться, тут и бывалому было впору запутаться. Выходит, старик Хью просто знал, что куда поставил. Я попыталась вызвать в памяти последнее посещение аптеки и образ ее владельца.
Хотя прошло столько лет, я довольно быстро вспомнила, что пришла тогда за наперстянкой, необходимой для настоя, который предназначался Алексу Рэндаллу, младшему брату Черного Джека Рэндалла. Прапрадеду Фрэнка в шестом поколении.
Бедолага давно был уже мертв. Умерев немолодым, он оставил после себя сына. Где-то тот сейчас? Жена Алекса была тогда моей подругой, но я заставила себя не думать сейчас об этом. Мистер Хью… да, мистер Хью доставал мне баночку, стоящую на верхней полке справа от него.
– Вот.
Разумеется, я по памяти повторила этот жест и нашла наперстянку на полке в окружении хвоща и корня ландыша, о чем свидетельствовали этикетки на баночках. Все это были сердечные средства, следовательно, аконит должен был быть среди них, если лекарства на этой полочке были размещены по свойствам.
Да, аконит был здесь, но этикетка гласила загадочное «Бабушкино зелье».
– Осторожно с ним. Если пролить его на кожу, она онемеет. Может, стоит перелить в стекло? – Я отдала аконит мистеру Хью.
Почти все, что я купила, помещалось в марле или бумаге как неопасное, но аконит напугал мистера Хью, и тот отправился искать подходящую бутылочку, вытянув перед собой зелье.
– Сдается мне, что из вас лучший аптекарь, чем из него, – раздался хриплый голос.
Он принадлежал священнику, опиравшемуся на прилавок. По бледно-голубым глазам и густым бровям я узнала его: он был в таверне у Моубрея. Сейчас он не узнавал меня, но это потому, что тогда на мне было надето платье Дафны, а многие мужчины, завидев декольте, смотрят только туда, нимало не интересуясь лицом девушки. Печально было сознавать, что священник принадлежит к числу таких людей.
Он прокашлялся и робко спросил:
– Возможно, вы знаете, что делать при нервных расстройствах, а?
– Каких именно?
Пастор нахмурился, толстая нижняя его губа оттопырилась, а верхняя торчала наподобие совиного клюва. Он раздумывал, прежде чем ответить.
– Это… Я даже не могу сказать точно. – Он бросил на меня оценивающий взгляд. – Если бы у вас спросили, как лечить припадки, что бы вы ответили?
– Припадки? Эпилептические? Когда человек дергается, упав на землю?
Он мотнул головой, открывая натертую жестким воротничком шею.
– Нет, это не то. Такие, когда орут и лупают.
– Простите?
– Не все сразу, вначале орет, а потом глазеет, – поспешил пояснить он. – Она днями напролет таращится на все. Потом сдуру орет, очень громко. Мертвые бы восстали из могил от этого крика.
Теперь было понятно, почему он такой желчный и усталый.
Я не спешила назначать лечение, поскольку и диагноз был неясен.
– Я не могу сказать с ходу. Нужно бы видеть больную.
Пастор сглотнул.
– Вы можете сделать это сейчас? Мы живем близко.
Первая фраза была произнесена почти просительно, что, видимо, было очень трудно для гордого священника, а вторая уже намного суше, в привычном тоне.
– К сожалению, не сейчас – я встречаю мужа. Но ближе к вечеру, думаю, это будет возможно.
– В два часа, – резко произнес он. – Дом Хендерсона в тупике Кэррубера. Спросите Кэмпбелла, преподобного Арчибальда Кэмпбелла. Это я.
Мистер Хью наконец появился из задней комнаты, неся две бутылочки.
Преподобный потянулся за монетой, с сомнением рассматривая принесенную ему склянку.
– Держи деньги. Я надеюсь, что это не аконит, иначе я отправлюсь к Всевышнему. – Он бросил монетку мистеру Хью и удалился.
Занавеска, висевшая между залом и задней комнатой, колыхнулась, открывая взгляду Луизу.
– Иди, черти бы тебя побрали. Священник, называется – платы на полпенса, а работы на час, да еще и тычки в придачу! Господь ошибся, выбрав его себе в слуги.
– Это ваш знакомый? – поинтересовалась я.
Было интересно знать, что расскажет помощница аптекаря об этой семье, может быть, тогда будет ясна причина болезни его жены.
– Да нет, небольшой он мне знакомый. – Луиза охотно отозвалась, в свою очередь немало заинтересованная моей персоной. – Это священник Свободной церкви, он обычно проповедует на углу у Маркет-кросс. Говорит, что делами нельзя заслужить Царство Божие и что нужно просто быть верным Иисусу. Шутка ли! Ничегошеньки не делать и быть верным! Да что, Господь Бог в балаганчике выступает, что ли? И то сказать!
Она осенила себя крестным знамением, явно осуждая преподобного.
– Он еще и в нашу аптеку ходит. Просто диву даешься! Он же гонитель папистов, как же можно-то, а? – Луиза использовала возможность заочно обвинить пастора. – Мадам, вы не принадлежите к Свободной церкви? Я не обидела вас?
– Нет-нет, я католической веры… и папистка, – выкрутилась я. – Мне хотелось бы знать о его жене. Что с ней, вы не знаете?
В аптеку вошел новый посетитель, и Луиза отправилась ему навстречу.
– Я не знаю этой леди, да только думаю, что, чем бы она ни болела, муженек ей не поможет!
Зимний день был ясным. В прохладном воздухе вился дым, напоминая нам о недавнем пожаре.
Мы с Джейми находились в приходском саду. Джейми уже исповедался и теперь ждал Эуона, смотря на скупое солнышко.
– Старший Эуон знает легенду от тебя? О том, что я будто бы пряталась во Франции?
– Да, конечно. Это я рассказал ему. Эуон тертый калач, и я не думаю, чтобы он принял на веру такую басню, да только это лучшее, что можно выдумать. Он хороший друг, а друзья не допытываются, что к чему.
– История неплохая, ее можно будет рассказать и всем остальным. Но тогда почему ты не стал этого делать, представляя меня сэру Персивалю? К чему было говорить, что мы новобрачные?
Джейми не согласился со мной.
– Нет, ему-то как раз не стоило этого знать. Сэр Персиваль не знает, как меня зовут в действительности, потому что я представляюсь ему как Малькольм. Он может догадываться, что я не тот, за кого себя выдаю, но не нужно, чтобы в его памяти запечатлелся мой образ, возникающий при слове «Каллоден». Хотя да, ты права, ведь женитьба печатника не так интересна обществу, как твое мнимое возвращение…
– Впервые паутину хитростей сплетая, сколь путана она, себе не представляем, – усмехнулась я.
Джейми поднял уголки губ.
– О, плести паутины вовсе не так мудрено, как кажется, поверь. Поживешь со мной да посмотришь, что наличие шелковой нити в заднице облегчает жизнь. Научиться плести паутину сложно, но можно.
Я засмеялась метафоре.
– Интересно знать, как ты выпускаешь паутину из задницы и плетешь сети.
– Да ты уж видела как.
Он хотел посмотреть, что происходит в приходском саду, но нас отделяла от него стена.
– Что-то уж очень долго. – Джейми снова опустился на скамейку. – Неужто у нынешних четырнадцатилетних столько грехов?
– Знаешь ли, впечатлений вчерашнего дня хватило бы на нескольких мальчишек. К тому же отец Хейс может захотеть узнать подробнее. – Я вспомнила свое утро в борделе.
– Что, он до сих пор там?
– Нет…
Щека Джейми подернулась легким румянцем, не связанным с морозцем.
– Я… пошел перед ним. Чтоб ему было сподручнее. Должен же я подавать пример или нет?
– О да, теперь ясно: ты отнял все время у исповедника, а теперь коришь мальчонку, – поддразнивала я его. – Сколько же ты не ходил к исповеди?
– Я сказал ему, что полгода.
– А на самом деле?
– На самом деле намного дольше, но уж если я прошу отпустить воровство, драки и богохульство, то маленькую ложь можно-то отпустить.
– А как же блуд и грязные помыслы? Обошлось без них?
– Да, обошлось, – Джейми был серьезен. – Когда думаешь о венчанной, законной жене, это не блуд и не грех. А когда думаешь о других леди, такие помыслы и правда греховны.
– Вот это да! Я спасаю твою душу. Не ожидала, что буду выполнять подобную миссию, но это чертовски полезно.
Он крепко поцеловал меня.
– Будет ли это считаться индульгенцией? – Он набрал воздуха и припал к моим губам еще раз. – Лучше так, чем щупать четки – то не так приятно и толку приносит мало. – Джейми извлек из кармана четки из дерева, выглядевшие так, словно их вынули из чьей-то пасти – искусанные и обгрызенные. Да, англичаночка, ты должна будешь напомнить мне, что я обязан принести покаяние сегодня. Ты, кстати говоря, помешала мне заняться этим богоугодным делом сейчас.
– Ну и сколько же молитв «Аве Мария» тебе нужно прочесть? – водила я пальцами по бусинкам.
При более близком рассмотрении было заметно, что четки и правда побывали в чьей-то пасти: зубки хорошо прошлись по бусинам.
– Я видел одного еврея в том году. – Джейми не стал говорить о мере своего наказания. – Он натурфилософ. Шесть раз объехал землю. Так вот, он говорил, что плотская близость законных мужа и жены идет только на пользу обоим. Будто бы это добродетель. Мол, так делают и мусульмане, и евреи. А я задумался: отчего же и те, и другие тогда совершают обрезание? Связано ли это с добродетелью? Но потом мне подумалось, что прямой вопрос обидел бы его.
– Думаю, что добродетельность не зависит от наличия крайней плоти, – поделилась я мыслями.
– Вот и прекрасно. – Он снова подарил мне поцелуй, отчего я выронила четки.
– Что ты сделал с четками, из чьей пасти вынул? Это крысы? – спросила я, поднимая бусы.
– Да нет, это дети.
– Дети? Что за дети?
– Обыкновенные. – Он спрятал четки. – Джейми-младшему три года, девочкам, Мэгги и Кити, по два. Майкл только женился, а его жена уже ждет ребеночка.
Солнце светило за его спиной, и лицо Джейми было в тени. Улыбка, показавшаяся на нем, была неестественно белоснежной.
– А ты семикратно двоюродная тетушка, англичаночка.
– Семикратно? – ужаснулась я.
– Да. И я семикратно двоюродный дядюшка. В этом нет ничего страшного, правда, малыши, когда у них режутся зубки, все грызут, в том числе и мои четки. Ну и еще зовут меня дядькой, но ничего не поделаешь, – добродушно пояснил он.
В эту минуту двадцать лет показались вечностью.
– То есть я буду для них «теткой»?
– Ну уж нет, – решительно запротестовал Джейми, – ты будешь для них «двоюродной тетушкой Клэр». Они будут уважать тебя, вот увидишь.
– Ага, спасибо. – Мне вспомнились старики из гериатрического отделения. Вовсе не хотелось умножать число несчастных, пускай и имея кучу юных родственников.
Джейми позабавило мое бурчание, и он усадил меня себе на колени. Отпущение грехов сказалось на его настроении, подарив ему невиданный душевный подъем.
– Как не уважать двоюродную тетушку с такой чудной задницей. – Он покачивал меня на коленях, дыша мне в шею.
Когда он укусил мое ухо, я невольно крикнула.
– Тетя, все в порядке? – Эуон-младший уже исповедался и теперь стоял, готовый мне помочь, у скамьи.
Джейми не ожидал его появления и дрогнул – я чуть не упала, – но затем обнял меня.
– Все в порядке, племянничек. Это твоя тетушка увидела паука.
– Да? Где он? – Эуон полез за скамейку.
– Здесь.
Джейми заставил меня соскользнуть с его колен и встал, указывая на ветки липы. Действительно, там была раскинута паутина, а ее владелица, желто-зеленая паучиха, размещалась точно в центре, будто вишенка.
– Тетушка слушала об одном чудаке. Мой знакомый еврей – философ от рождения. Хотя он иудей, он специально приехал в Эдинбург, чтобы рассказать о своих исследованиях на заседании Королевского общества.
Эуон с восхищением смотрел на паутину, но был готов одновременно слушать рассказ дядюшки.
– Что же он рассказал?
– О, много больше, чем следовало. Мне, если честно, не очень хотелось слышать, сидя за ужином, как пауки откладывают яйца в живых гусениц, чтобы паучата привыкали к такой еде. Но было кое-что довольно забавное.
Джейми подул, заставляя паучиху скрыться.
– Так, он рассказал, что у пауков есть разные нити. При помощи линзы можно увидеть, откуда берется паутинка, – она выходит из двух отверстий на теле паука, прядильных органов. Правда, для этого нужно, чтобы насекомое не двигалось. Весь фокус в том, что есть клейкие и сухие нити. Ступив на первую, паук намертво прилипает.
Тем временем паучиха уже подвигалась к середине паутины.
– Смотри, она идет только по сухим нитям. Они тянутся от краев к центру, и по ним можно ходить только так, не боясь прилипнуть. Все остальные нити, – Джейми осторожно указал на красивое кружево с паучихой посередине, – клейкие. Хитрое насекомое ходит только по сухому, иначе ему несдобровать.
– Здорово!
Эуон тоже подул на паутинку, колебля ее, и паучиха послушно скрылась, легко пробежав по сухой нити.
– Вот я и говорю, – Джейми негромко сказал это мне, – те, кто плетет паутину, должны знать, какие нити клейкие, а по каким можно ходить не боясь.
– Я и говорю, что ты такой везучий плут, что можешь вызвать паука словно по волшебству. – Мне не понравилось, что Джейми испугался дарить мне ласки на людях и приврал, что я увидела паука.
Он мягко коснулся моей руки.
– Англичаночка, удача здесь ни при чем. Просто нужно никогда не терять осторожности. Малыш, ты с нами?
– Да.
Ему не хотелось покидать интересное место, но пришлось уйти с церковного двора.
– Дядюшка, я вспомнил кое-что – я могу взять твои четки? – Мы уже шли по Королевской Миле. – Пастор сказал, что мне нужно прочесть молитву пятьдесят раз, епитимья. Но это же на пальцах рук не сосчитать.
– Бери, только не забудь вернуть. – Джейми запустил руку в карман.
Парнишка обрадовался дядюшкиному доверию и решил немного поиздеваться над Джейми, сообщая мне крайне интересные новости.
– Дядя, я обязательно верну – тебе ведь тоже нужно будет читать молитвы. Священник сказал, что дядюшка большой грешник и что я не должен подражать ему. – Он подмигнул опаленным глазом.
– Ммфм. – Джейми разглядывал дорогу, словно на всем белом свете не было занятия интереснее, чем глазеть на ручную тележку, спускавшуюся со склона.
Его свежевыбритые щеки покрыл румянец.
– Сколько же тебе нужно будет молиться?
– Восемьдесят пять раз, – пробурчал он, и краски на свежевыбритых щеках еще добавилось.
Мальчик остановился как вкопанный.
– Дядюшка, давно ли ты исповедовался?
– Давно, – не стал распространяться Джейми. – Пошли!
После обеда его ждал мистер Хардинг, представитель страхового общества «Рука в руку». Все, что было в мастерской, застраховали в этой компании, и теперь ее представители должны были назвать размер принесенного огнем ущерба.
– Ты можешь заняться своими делами, – успокаивал он паренька. Эуон, разумеется, не хотел присутствовать на страшном месте. – Сходи с тетушкой к той страдалице, если хочешь. – Дальнейшие слова были адресованы мне: – Как ты привлекаешь их к себе? Всего два дня в Эдинбурге, а уж все несчастные требуют тебя к себе, прямо как мухи на мед слетаются.
– Не все, не надо. И вообще, пока меня позвала всего одна женщина, которой я даже не знаю лично.
– Ну ладно, ступай. Сумасшедшие вроде бы как не заразны. Насколько я знаю.
Он хлопнул мальчишку по плечу, а меня поцеловал.
– Эуон, отвечаешь за тетушку, – дал указание племяннику он.
– Малыш, если ты желаешь остаться с дядей…
– Нет-нет, тетушка! – Эуон смутился. – Я… все думаю, вдруг они найдут там…
– Найдут останки, да? – Было ясно, что Джейми, заботясь о племяннике, хотел отослать его.
Мальчик сдержанно кивнул.
– Не думаю. Пожар был очень серьезный, наверное, все сгорело. Но даже если что-то найдут, твой дядя справится с этой бедой.
– Да, и правда.
Эуон воодушевился, веря в дядю. Нужно сказать, что я и сама истово верила в способность его дяди находить выход из самых безвыходных положений и ничуть не сомневалась, что Джейми и на этот раз выйдет сухим из воды, как это было во время погони за мистером Уиллоби или драки с таможенниками на побережье.
– Идем, мой мальчик. – Я поманила парнишку, заслышав, что колокол церкви у Пушечных ворот издает звон, отмечая время.
По дороге дух Эуона все время воспарял к облакам: судя по лицу, мальчик вспоминал ночь, проведенную с маленькой Мэри. Исповедь освежила воспоминания, и епитимья не мешала ему радоваться жизни. Мы подошли к жилищу Хендерсона в тупике Кэррубера.
Как для Эдинбурга, это была хорошая, даже богатая гостиница. На лестнице узорчатые ковры, в окнах цветные витражи – по моему разумению, священники должны жить не в такой роскоши. Впрочем, возможно, священники Свободной церкви не дают обета бедности.
Нас провели на третий этаж, где мы встретили полную недовольную женщину, не очень старую – ей было около двадцати пяти, – но уже беззубую.
– Это вы та леди, которая обещала прийти? – бросила она на меня недоверчивый взгляд.
Мой кивок заставил ее смягчиться, и мы смогли войти в дверь.
– Мистер Кэмпбелл был вынужден уйти по делам. – Она говорила нараспев, растягивая слова, как это делают живущие на равнине, – но он благодарит вас за помощь, оказанную его сестре.
Сестра, значит.
– Я попытаюсь помочь ей. Проведите меня к мисс Кэмпбелл.
Женщина, назвавшая себя Нелли Коуден, отправилась в спальню вместе со мной, наказывая Эуону остаться.
Мисс Кэмпбелл именно что «глазела»: взгляд ее бледно-голубых глаз был направлен в пустоту, и она не обратила внимания на наш приход.
Она расположилась спиной к огню в удобном низком кресле, из-за чего ее лицо тонуло в сумерках. Я подошла поближе. У нее были полные, но вялые губы, курносый носик и двойной подбородок. Тонкие темные волосы были зачесаны наверх.
– Мисс Кэмпбелл!
Она молчала и никак не отреагировала на мой зов. Ее глаза моргали реже, чем обычно это происходит у здоровых людей.
– О, она ни с кем не говорит, когда таращится. – Нелли Коуден наблюдала за моими действиями сзади. – Совсем молчит.
– Когда вы заметили, что с ней происходит неладное?
Пульс был сильный, но медленный; женщина не отняла вялой руки.
– Сейчас второй день пошел. – Компаньонка пастора подошла ко мне. – Вообще обычно неделями сидит, а то и больше, и до месяца у нас доходило.
Я не стала пугать больную и осматривала ее не спеша. Нелли Коуден тем временем щебетала, с готовностью отвечая на мои вопросы. Так я узнала, что мисс Маргарет Кэмпбелл тридцать семь и что у преподобного больше нет родственников. После смерти их родителей они живут вместе уже двадцать лет.
– Отчего это происходит?
Мисс Коуден мотнула головой.
– Я не знаю, мэм. Мисс Кэмпбелл временами живет как обычная женщина – говорит, смеется, кушает. А потом р-р-раз! – Она произвела щелчок пальцами, демонстрируя, насколько внезапно меняется состояние сестры пастора. – И все, вы видите, что с ней становится.
Она наклонилась и произвела то же действие перед лицом сидящей.
– Смотрите, она не видит. Если сюда привести оркестр с медными трубами, будет то же самое.
Болезнь явно имела психическую природу. Я, сколько могла, осмотрела мисс Кэмпбелл, не имея возможности поднять ее.
– Да только когда это прекращается, становится еще хуже. – Мисс Коуден присела на корточки, когда я проверяла подошвенные рефлексы.
Мисс Кэмпбелл давно не мылась, и ноги ее издавали затхлый запах.
Нужно было проверить рефлекс Бабинского – нет ли органического поражения мозга. Я с силой провела по подошве обеих ее ног, но они согнулись, как и положено.
– И что же происходит тогда? Она кричит, как говорил пастор? – Я встала и попросила принести свечу.
– Да, кричит как недорезанная.
Мисс Коуден зажгла фитилек от очага.
– Она кричит так ужасно. Мы не можем понять слов, но ей очень плохо. Она вопит, пока не обессилеет, а потом впадает в сон. Может спать сутками, а потом просыпается.
– Когда просыпается, как она ведет себя? Как все? – Я водила зажженной свечой перед глазами сидевшей женщины.
Ее зрачки сузились, реагируя на свет, но радужка – нет. Офтальмоскоп, конечно же, показал бы больше, можно было бы видеть сетчатку, и мне очень захотелось почувствовать надежный приятный холод инструмента в руке, но…
– Да не как все. – Мисс Коуден вздохнула.
На мой вопросительный взгляд она ответила пожатием плеч, натянувшим ее платье.
– Вот уж как двадцать лет бедняжка мучается. Головкой страдает, – поставила она диагноз.
– Но вы же не оставляли ее заботами?
– Я? Нет! Они раньше жили в Бэрнтисленде, и там за ней ухаживали. Но та женщина не хотела переезжать, она уже была пожилой, поэтому преподобный стал искать новую компаньонку. Миссионерское общество предложило ему поехать в Вест-Индию, и он согласился. Он искал теперь женщину, которая бы обладала крепким здоровьем и не жаловалась на скверный характер, и выбрал меня.
Мисс Коуден показала отсутствующие передние зубы.
– Куда поехать? Он что, хочет, чтобы его сестра ехала с ним в Вест-Индию?
Я не верила своим ушам. Путешествовать на корабле так далеко – это было бы слишком тяжело для всякой здоровой женщины, а для мисс Кэмпбелл и вовсе не под силу, она бы не перенесла плавания. Правда, если она опять будет «глазеть», вряд ли оно скажется на ее здоровье еще больше.
– Преподобный говорит, что нужно уехать из Шотландии и забыть все эти ужасы. Уехать куда подальше – это мудро, да только нужно было давно об этом позаботиться.
– Какие ужасы? – Мисс Коуден так блеснула глазами, что я приготовилась слушать рассказ, который должен был пролить свет на причину заболевания.
Физическое состояние пациентки не было ужасным, но определенные отклонения были. В целом виной всему было плохое питание и малоподвижный образ жизни. Если это еще можно было изменить, то душевный ее недуг был определенно связан с прошлым. Если мы узнаем причину болезни, может быть, удастся что-то сделать для мисс Кэмпбелл.
Нужно было знать, как протекало начало болезни, и Нелли Коуден с удовольствием помогла мне в этом.
– Я всего не знаю, но расскажу то, что передавала Тилли Лоусон – та женщина, которая приглядывала за бедняжкой. Тилли хорошая женщина, я не думаю, что она соврала мне. Мэм, не желаете ли выпить в честь гостеприимного дома? – Она подошла к столу, где стояли графин и бокалы.
Мисс Кэмпбелл занимала единственный стул, поэтому я и компаньонка сели на кровати. Держа в руках стаканчик черносмородинового ликера, мисс Коуден поведала мне печальную историю болезни Маргарет Кэмпбелл.
Родиной девушки был Бэрнтисленд, находившийся за заливом Ферт-оф-Форт, отстоявший от Эдинбурга всего на пять миль. Ей было семнадцать, когда Карл Стюарт взял Эдинбург, намереваясь вернуть отцовский трон.
– Отец был за короля, брат вступил в полк правительства, чтобы карать мятежников на севере. А Маргарет поддерживала Красавчика и горцев, которые пошли за Стюартом.
Мисс Коуден не знала, как звали парня, в которого влюбилась Маргарет. Девушка ходила на тайные свидания с ним, чтобы рассказать, куда на этот раз направляется королевский полк – брат писал письма, и в семье их читали вслух.
Победа при Фолкирке досталась очень большой ценой, слишком большой, и армия принца начала отступать. Эти вести сеяли страх и панику. Ночью в марте юная Маргарет бежала из отцовского дома, чтобы найти любимого.
Дальнейшие события были покрыты мраком тайны: то ли возлюбленный отказался от девушки, то ли она не нашла его, но ей пришлось пойти обратно от Каллодена, где она на следующий день после битвы была схвачена англичанами.
– Это был ужас. Звери такое сделали с ней! – Мисс Коуден шептала, будто боясь говорить это вслух. Сестра пастора молчала. – Они услышали по говору, кто она, а с шотландцами тогда не церемонились. Пьяная от крови солдатня сделала с ней все, что хотела.
Она была без сознания, и те бросили ее в канаву, посчитав умершей. Бродячие цыгане, нашедшие себе укрытие в близлежащих кустах, вытащили ее из ледяной воды.
– Бог может покарать меня за эти слова, да только лучше бы они не вытаскивали ее! Бедняжка бы отмучилась еще тогда, а так…
Мисс Коуден пристыженно махнула рукой и допила ликер.
Маргарет Кэмпбелл с тех пор будто онемела. Цыгане-лудильщики отправились на юг, подальше от ужасов войны, и она пустилась в путь вместе с ними.
Цыгане пели и плясали, а она держала миску для медяков, которыми добрые путники одаривали пляшущих. Во дворе одной из таверн ее увидел брат. Он продолжал служить в полку и теперь направлялся в Эдинбург.
Маргарет узнала его, и дар речи вернулся к ней, но пережитое потрясение было слишком большим, и рассудок ее не восстановился. Дома она все время поминала старые времена, еще до встречи с мятежным юношей, и жила в каком-то своем мире. Отец их давно умер от инфлюэнцы, а мать, как сказывали, не оправилась от потрясения, вызванного встречей с дочерью. Впрочем, тогда было поветрие и, возможно, она тоже пала жертвой эпидемии.
Арчибальд Кэмпбелл с той поры возненавидел горцев, да и англичан тоже. Он вышел в отставку, имея дом и капитал, но еще и неизлечимо больную сестру.
– Конечно, никакая женщина не пошла бы за него, вот он и сделался священником, – объясняла Нелли.
Он не мог предоставить сестру самой себе, но жить отшельником тоже не мог, поэтому пригласил сиделку, купил экипаж и проповедовал по окрестностям, время от времени беря сестру в поездки.
Преподобный Кэмпбелл нравился людям, они охотно слушали его, и Пресвитерианское миссионерское общество, приписывая успех проповедей личности священника, предложило ему сеять Слово Божие на Барбадосе и Ямайке. Помолившись, пастор принял предложение, продал имение и отправился с сестрой в Эдинбург, готовясь к поездке.
Я посмотрела на женщину, сидящую спиной к огню. Она не двигалась и не издавала ни звука, и ее юбки шевелились только потому, что воздух от очага шел в ее сторону.
– К сожалению, я не смогу ее вылечить. Но я оставлю вам предписания, в аптеке вам изготовят лекарства. Они немножко облегчат ее жизнь.
То, что я могла выписать, было, конечно, небольшой помощью, но все же. В качестве успокаивающего средства я порекомендовала пупавку, хмель, пижму и вербену с добавлением перечной мяты, а чтобы подкормить пациентку витаминами, предложила чай из плодов шиповника: по кровоточащим деснам и бледному одутловатому лицу был заметен витаминный дефицит.
– Когда будете на месте, в Вест-Индии, давайте ей побольше фруктов. Там растут апельсины, грейпфруты и лимоны – последние особенно хороши, и для нее, и для вас.
Нелли Коуден взяла исписанный листок, но смотрела на меня с недоверием. Лук да картофель, а особенно каши составляли весь ее рацион.
Преподобный еще не вернулся, и не было смысла ждать его – я не стала дожидаться, чтобы повторить все то же самое и выслушать ту же историю. Я пожелала мисс Кэмпбелл, не слышавшей меня, и ее компаньонке счастливого пути. За дверью стоял Эуон-младший.
– А я ищу вас, тетушка, где же вы запропастились? Скоро полчетвертого, и дядя Джейми…
– Джейми!
Голос донесся из кресла.
Мисс Кэмпбелл выпрямилась, ее глаза были устремлены в дверной проем, еще вытаращенные, но уже осмысленные. Когда вошел мальчик, она закричала.
Этот случай не порадовал нас, это было проявлением болезни. Пребывая в угнетенном настроении, мы прошествовали в бордель, служивший нам убежищем от превратностей жизни. Бруно провел нас в заднюю гостиную, где говорили Джейми и Фергюс.
– Да, твоя правда, сэр Персиваль не вызывает доверия. – Джейми вытянул ноги. – Я согласен с тобой: все указывает на то, что акцизная служба устроила нам ловушку. Он говорил о двух днях. По поводу бухты Муллена.
Заметив нас, он предложил нам сесть.
– Стало быть, скалы под Балкарресом? – уточнил Фергюс.
Джейми не спешил с ответом, стуча по столу негнущимися пальцами.
– Нет. Пускай Арброут, немножко ниже аббатства. Идет?
– Идет.
Вставая, Фергюс вежливо отодвинул тарелку с недоеденными лепешками из овсяной муки.
– Милорд, я скажу им. Через четыре дня в Арброуте.
Он кивнул мне на прощание и ушел.
– Дядя, вы говорили о контрабанде? – напрямик спросил взволнованный Эуон. – Будет люггер из Франции?
Он умудрялся бубнить и жевать лепешку одновременно.
Джейми был занят своими мыслями, но восклицания Эуона и крошки, летевшие по столу, обратили его внимание на племянника.
– Да. Но, дружок, это не твоего ума дело.
– Но тебе ведь нужен будет кто-то, кто подержит мулов, например! – попытался обозначить свое место в предприятии парень.
– О, разумеется, малютка, ты непременно примешь участие. И твоя спущенная шкура будет красоваться на воротах Лаллиброха, верно я говорю? Неужто запамятовал отцовские слова?
Эуон не мог ничего возразить и грыз новую лепешку. Это заняло его рот, и тогда начала выпытывать новости я:
– Вы хотите ехать в Арброут, встречая судно из Франции? А не будет ли опасным заниматься контрабандой сейчас, когда сэр Персиваль послал тебе предупреждение?
Джейми покосился на меня, но был терпелив:
– Нет, нисколько. Сэр Персиваль говорил, что стало известно о встрече, намеченной в бухте Муллен через два дня. Но мы с Джаредом условились, что, если что-то идет не так и встреча срывается, люггер отходит в море и причаливает следующей ночью в новом месте. Так назначается новая встреча. Если отменяется и она, мы назначаем третью.
– Сэр Персиваль прознал об одной. Значит, легко узнать и о других.
Джейми налил вина и указал глазами на бутылку, но я не хотела пить.
– Не легко. О всех трех местах мы договариваемся с Джаредом в специальном письме. Оно вкладывается в пакет, адресованный Жанне, и после прочтения сжигается. Те, кто встречает люггер, конечно, знают о первом месте. – Он посмотрел в чашку и добавил: – Наверное, проболтался кто-то из них. – Но два других места известны только нам с Джаредом, даже Фергюс не знает о них. Пока мы не назначаем новой встречи, никто не знает, где она произойдет. Я оповещаю людей перед самым началом, и у них нет времени донести, если бы кто и хотел.
– Дядя, если это не опасно, то возьми меня! – подал голос Эуон. – Я не буду мешать вам!
Джейми нахмурился и сказал:
– Ладно. Я возьму тебя в Арброут, но ты будешь сидеть в гостинице над аббатством вместе с тетушкой и не высовывать свой длинный нос, ясно? Англичаночка, я должен доставить мальчонку домой и каким-то образом примириться с его родителями.
Эуон-старший не говорил, куда направляется, – он ушел на рассвете из номеров Холлидея. Мы полагали, что он держит путь в Лаллиброх.
– Ты не сердишься, что нужно ехать так далеко? Я бы не спрашивал, но ты недавно из Инвернесса. – На его губах появилась хитрая улыбка. – Все-таки нужно доставить парня домой.
– Нет, что ты, где же мне сердиться. Я буду рада видеть Дженни и всех твоих родичей.
– Дядя, а как же быть с…
– Молчи, малец! – посуровел Джейми. – Все в твоих руках. Будь добр, придержи сейчас язык.
Эуон обиделся и взял третью лепешку, показывая, что он послушен воле дяди и жует молча.
Джейми одарил меня улыбкой.
– Ну что там твоя помешанная?
– Интересный случай. Такого в моей практике еще не было. Джейми, ты знаешь какого-нибудь Кэмпбелла?
– О, знаю, но немного – всего лишь сотни три, много четыре, – заверил он. – А о ком речь?
– О двоих Кэмпбеллах, сестре и брате.
Я рассказала, что узнала об Арчибальде Кэмпбелле и о Маргарет от Нелли Коуден.
Джейми молча слушал, прерывая меня лишь вздохами, и на лице его появилась тень. Он казался более старым, чем был на самом деле.
– После Каллодена бывало всякое, и это еще не самое страшное. Но погоди, кажется, я припоминаю…
Он прищурился, вызывая в памяти образ девушки.
– Маргарет, Маргарет Кэмпбелл. Такая миниатюрная девушка, не выше маленькой Мэри? Мягкие каштановые волосы, как перышки крапивника, нежное личико?
– Очевидно, да. Но она выглядела так двадцать лет назад. – В моей памяти появилась грузная рыхлая фигура. – Ты знаешь ее?
Джейми потрогал стол, усыпанный крошками от лепешки.
– Кажется, она была любовью Юэна Кэмерона. Помнишь его?
– Естественно.
Это был рослый красивый парень, любивший пошутить в перерыве между адской работой в Холируде: они с Джейми были разведчиками, а через Англию можно было многое узнать.
– Что с ним стало? Или я не должна была спрашивать? – упавшим голосом добавила я, видя, как Джейми потемнел.
– Они убили его. Расстреляли через два дня после восстания, – тихо отозвался он.
Джейми закрыл глаза, помолчал. Взглянув снова, он спокойно улыбнулся.
– Пускай Господь не забудет о своем слуге. Несколько раз о нем говорили, и говорили хорошо – Арчи был стойким солдатом, смелым и решительным в бою. Боюсь, что бедолага должен будет призвать на помощь все свои силы.
Он еще секунду посидел, затем встал, хлопая по плащу, отзывавшемуся звоном монет.
– Благодаря страховке я рассчитаюсь с заказчиками. Часть денег даже останется. А ты, англичаночка, займешься ответственной работой – будешь искать портниху. В два дня платье должно быть готово, ведь Дафна захочет вернуть себе одежду, а я не повезу тебя в Лаллиброх голую.