Прочитайте онлайн Роковая корона | Часть 13

13

Следующие три месяца пролетели быстро, заполненные всякого рода приятной деятельностью. Стефан довольно часто виделся с Мод, но, по молчаливому соглашению, они никогда не оставались наедине. Однако даже на людях Стефан боялся, что так или иначе выдаст себя невольным словом или жестом. И независимо от того, кто был рядом с ними, стоило им лишь обменяться взглядами, как весь мир переставал для них существовать. Стефана пугало, что сила, с которой их тянуло друг к другу, чересчур очевидна для окружающих.

Вечером накануне того дня, когда король должен был объявить имя наследника на пиршестве в канун Рождества, Стефан и Матильда раздевались перед сном в своей спальне. Тонкие белые свечи освещали кровать с балдахином, деревянную скамью, дубовый стол и скамеечку для молитв. Жаровня в серебряной чаше согревала комнату, изгоняя декабрьскую стужу, пытающуюся прокрасться в спальню сквозь трещины в массивных каменных стенах.

— Что сегодня так беспокоило твоего брата? — спросила Матильда, поднимая с кровати отороченное мехом красное покрывало. — За ужином он был необычно молчалив и суров. Я думала, что он должен радоваться завтрашней речи короля. А он сидел словно на поминках.

Дрожа от холода в льняном белье, Стефан приоткрыл тяжелую дубовую дверь, чтобы убедиться, что стражники стоят на местах.

— Не знаю, честное слово.

Он тоже заметил, что Анри чем-то встревожен, и тревога эта проскальзывала на его лице еще раньше, когда в сентябре они уезжали из Нормандии. Но Стефан не имел ни малейшего представления о том, что волновало брата.

Когда Анри прибыл в Лондон из Гластонбери, Стефан тоже думал, что тот будет рад предстоящему назначению наследника и визиту шотландского короля. Но Анри оставался замкнутым и мрачным, советовал брату умерить свои надежды и вел себя так странно, что это начало раздражать Стефана.

Матильда сняла льняную сорочку и несколько мгновений стояла обнаженной; от холода ее молочно-белая кожа покрылась пупырышками. Заметив, что Стефан разглядывает ее тонкое детское тело с узкими бедрами, маленькими грудями и округлыми ягодицами, она быстро забралась в кровать, подтянув покрывало до подбородка.

Стефан разделся и скользнул в постель рядом с женой.

Матильда зевнула.

— Подумать только, Стефан! Накануне Рождества Господня тебя объявят наследником престола! — Счастливая, она свернулась рядом с ним калачиком.

Стефан был слишком взволнован, чтобы заснуть, его одолевали беспорядочные мысли: поведение брата, предвкушение завтрашнего события и, как обычно, кузина Мод.

При одном воспоминании о ней плоть его напряглась, и он невольно потянулся к жене. Когда пальцы коснулись обнаженного плеча Матильды, та замерла и затаила дыхание; в свете свечи он заметил, как на ее лице мелькнуло отвращение. Со вздохом Стефан погладил жену по плечу, нагнулся к столику и задул свечу, а потом повернулся на спину. Матильда облегченно вздохнула.

— Спокойной ночи, дорогой, — с благодарностью прошептала она.

Стефан закрыл глаза, в мыслях возвращаясь к Мод. Как он ни пытался, но так и не смог запретить себе вспоминать о том поцелуе в коридоре замка. Тепло ее губ, гибкое тело под его руками снова возникли в памяти, словно аромат летних роз, который продолжает витать в воздухе и после того, как увянут цветы. Его любовь к ней была безнадежной, но, охваченный разгоревшимся желанием, он не мог забыть о ней.

Беспокойно ворочаясь с боку на бок, он сдался на милость своей буйной фантазии: Мод лежит обнаженная на меховом покрывале перед ярко пылающей жаровней; каштановые волосы ее рассыпались по нежной коже шеи и плеч. Серые глаза туманятся от желания, полные губы раскрываются в ответ на его поцелуй. Тени от мерцающих свечей падают на ее нагое тело; теплые руки тянутся навстречу возлюбленному…

Мод будет такой же, как тогда, в коридоре: страстной, отзывчивой, равной ему во всем; тело ее пронзит дрожь вожделения. И он будет обладать ею со всей безудержностью страсти.

Стефан почувствовал, что взмок от пота. Он вскочил с постели с бешено бьющимся сердцем и виновато взглянул на Матильду — жена ровно дышала и продолжала мирно спать. Он понимал, что даже если разбудит ее, чтобы облегчить свои страдания, облегчение будет лишь временным: ведь она не могла понять и разделить бьющуюся в нем страсть.

При взгляде на нежное личико жены желание в нем угасло. Стефан ласково поцеловал ее в щеку и снова лег на спину, подложив руку под голову. Он молил Бога, чтобы однажды его страсть к Мод утихла, словно короткий бурный ураган, проносящийся мимо так же быстро и внезапно, как налетает на плывущий по бездонной водной глади корабль. Матильда была его женой, матерью его детей и вскоре, с Божьей помощью, станет королевой. Этого довольно. Этого должно быть довольно.

* * *

На следующий день Мод проснулась от звука колоколов церкви Святого Павла. Канун Рождества. Сегодня будет большой пир, и король объявит наследника.

За несколько часов до пира она отправилась в свои покои, чтобы переодеться. Отец предоставил ей большую свиту, в которую входили служанки, слуги, конюхи и капеллан. Генрих поселил дочь в Вестминстере, и Мод почувствовала, что наконец-то он стал относиться к ней с уважением, как приличествовало относиться к императрице. Король поощрял ее знакомство с Лондоном и окрестностями, устраивал для нее встречи с самыми известными горожанами и аристократами, приезжавшими в Вестминстер. Но ее будущее по-прежнему оставалось неясным.

Взвесив все как следует, Мод поняла, что была бы совершенно довольна, если бы не тоска по Стефану, которая постоянно росла и не приводила ни к каким результатам. Они виделись по меньшей мере два-три раза в неделю, ездили верхом по парку между Вестминстером и Ладгейтом, гуляли по лесистым холмам Хайгейта или спускались к замерзшим болотам Мурфилдз, чтобы посмотреть на молодых парней, которые привязывали к ногам большие берцовые кости животных и с помощью палок с железными наконечниками катались по льду. Они бродили по лесам святого Иоанна и охотились с соколом и гончей — но ни разу не оставались наедине.

Где бы они ни появлялись, Мод всякий раз бывала удивлена тем, как тепло принимают Стефана лондонцы. Ее отец лично знал всех крупных землевладельцев своего королевства, но Стефан был знаком и с простыми горожанами. Все, от процветающих торговцев до скромных церковников, ткачей и подмастерьев, знали Стефана из Блуа. И, казалось, все они были очарованы им. Радость, которую выказывали эти люди при виде ее кузена, неизменно передавалась ей самой.

Мод закончила одеваться как раз, когда колокола зазвонили к вечерне. Когда она добралась до аббатства, все придворные и знать со всего королевства уже собрались здесь на рождественскую мессу. Мод заметила, что не явились только ее отец и недавно прибывший король Шотландии.

Потом все перебрались в большой зал Вестминстерского дворца, дожидаясь короля и его высокопоставленного гостя. На стенах, увешанных гобеленами, ярко пылали тисовые факелы. Большие поленья, специально подготовленные для сочельника, горели в центральном камине; пол был усыпан сушеным тростником и ароматными травами. Алый падуб, темно-зеленый плющ и омела с белыми цветами свешивались с деревянных балок потолка.

— Ты сегодня очень красива, сестра, — улыбаясь, произнес Роберт. Рядом с ним стояла Мэйбл, его жена-валлийка.

Мод улыбнулась в ответ. Она искала взглядом Стефана, который уже пробирался сквозь толпу, двигаясь к ней. Он держал под руку Матильду. Кузен великолепно выглядел в темно-красной тунике, черных обтягивающих штанах и черном плаще, подбитом лисьим мехом, накинутом на плечи. Нескрываемое восхищение, вспыхнувшее в его глазах, вознаградило Мод за те долгие часы, когда она вместе со служанками трудилась над своим нарядом. Поверх платья, сшитого из небесно-голубого шелка, она надела синюю тунику с длинными висячими рукавами. Талию стягивал золотой пояс; на груди сверкал маленький золотой крестик, украшенный жемчугом и рубинами, который изготовил для нее лучший во всей Италии золотых дел мастер. Плечи принцессы окутывал темно-синий плащ, подбитый мехом горностая. Прическу венчала прозрачная вуаль, придерживаемая золотым венцом с крупными жемчужинами. Сознавая, что взоры всех присутствующих обращены к ней, Мод вспыхнула от удовольствия, и ее серые глаза заблестели.

— Вот он, — прошептал Роберт, склоняясь в глубоком поклоне.

Вслед за главным дворецким в большую залу вошел король Генрих рука об руку с королем Шотландии Давидом. За ними следовал архиепископ Кентерберийский, Вильгельм из Корбэ, далее — епископ Солсбери и, наконец, королева Аделиция.

Встреча с дядей Давидом явилась для Мод большим потрясением. Она знала, что дядя воспитывался в нормандской Англии, и думала, что он будет выглядеть и вести себя так же, как нормандцы. Но совершенно неожиданно принцесса оказалась в мощных объятиях рыжебородого великана с загорелым, изборожденным морщинами лицом, который звучно расцеловал племянницу в обе щеки.

— Эгей, Генрих, да она стала настоящей красоткой! — Давид Шотландский огромной волосатой ручищей приподнял лицо Мод за подбородок и уставился на племянницу доверчивыми голубыми глазами ее матери. — Ни следа моей бедной сестрички Матильды, — продолжал он. — Мод — настоящая нормандка.

Главный распорядитель дунул в рог из слоновой кости. Все расселись по местам за столами, уставленными подносами с хлебом, большими оловянными солонками и деревянными чашами с элем. Король с ближайшими родственниками и главными духовными лицами поместился за самым высоким столом, установленным на помосте. Стол был покрыт снежно-белой льняной скатертью, украшен веточками падуба и уставлен серебряными кубками. К удивлению и смущению Мод, ее место оказалось самым почетным — между двумя королями. Неужели это место предназначалось не для Стефана?

— Я тебя не видел с тех пор, как ты родилась, — прошептал Мод на ухо Давид Шотландский.

Прежде чем она успела ответить, двери в дальнем конце зала распахнулись и появилась длинная процессия слуг, несущих яства, во главе с главным поваром, который нес огромное блюдо с головой вепря, в пасти которого торчали желтые клыки, а между ними виднелось большое яблоко; голова была украшена ярко-красными ягодами падуба и листьями зеленого плюща. За вепрем последовали дымящиеся блюда с олениной, зайчатиной, павлинами, целым жареным козленком, молочным поросенком и огромным гусем, покрытым хрустящей зажаренной корочкой. Далее появились кролик в вине, вареные миноги, сазан и разнообразные рыбные паштеты и пироги. Столы уже ломились от изобилия еды.

Оруженосцы разрезали мясо и прислуживали своим господам, опустившись на одно колено. Пажи наливали вино в серебряные кубки и носились между кухней и пиршественным залом с салфетками и чашами воды для мытья рук.

Дядя Давид заботливо опекал племянницу.

— Ты должна попробовать вот этот ломтик гусиной грудки, — настаивал он.

Он угощал сперва Мод, потом угощался сам, но принцесса заметила, что самые отборные кусочки дядя Давид сберегает для двух огромных шотландских борзых, сопровождавших его сюда из Шотландии, а сейчас гордо сидевших рядом с ним.

По непонятной для нее причине Мод не могла проглотить ни кусочка тех лакомств, которые предлагал ей дядя. Время от времени она бросала взгляды на Стефана и тот отвечал ей мимолетными заговорщицкими улыбками, переполнявшими ее восторгом. Мод чувствовала, какое напряжение царит за главным столом, как и во всем зале. Глаза всех гостей выжидающе устремлялись на короля Генриха. Как и сама Мод, все гости нетерпеливо ждали, когда же король объявит имя наследника.

Блюда с едой сменились чашами с фруктами и орехами, подносами с конфетами, марципанами и медовыми пирогами. Затем дворецкий внес в зал большую чашу с «шерстью ягненка» — вином, изрядно приправленным специями и смешанным с мускатным орехом, имбирем, медом, поджаренными хлебными крошками и печеными дикими яблоками, которые всплыли на поверхность налитка и аппетитно сверкали светлыми бочками. Король осушил кубок за тех, кто прибыл к его двору в честь Рождества, знать же, в свою очередь, выпила за короля, прокричав троекратное «Ура!».

Мод прежде никогда не видела такого ритуала, и дяде Давиду пришлось объяснить ей, что это — древний саксонский обычай, которому следовал король. Прозвучали тосты, и любимый менестрель Генриха пропел несколько героических песен. Когда он закончил выступление, факелы уже стали потрескивать, вокруг почерневших балок под потолком клубился дым и в зале сделалось чересчур жарко. Гости распахнули плащи, принялись нетерпеливо шаркать ногами под столом, расстегнули пряжки на поясах; лица разрумянились от выпитого вина; кое-кто даже захрапел.

Наконец слуги убрали со столов объедки и удалились, а дворецкий попросил тишины.

Медленно поднявшись, король Генрих засунул за пояс большие пальцы рук и обвел пиршественный зал пристальным взором. В комнате воцарилась полная тишина.

— Досточтимые пэры церкви, лорды Англии и Нормандии! Я собрал вас здесь в канун Рождества, дабы оповестить о своих намерениях относительно будущего королевского престола.

Краем глаза Мод заметила, что на губах Стефана блуждает улыбка надежды.

— Давайте ненадолго вернемся, — продолжал Генрих, — к злосчастному удару судьбы, лишившему меня единственного сына, принца Вильгельма. — Король осенил себя крестным знамением. — Будь бы Вильгельм жив, он сменил бы меня на троне, и вопрос наследования никогда не встал бы так остро, как в настоящий момент.

Гости согласно закивали.

— К моменту смерти Вильгельма я уже овдовел и в надежде произвести на свет новых сыновей взял в жены добродетельную Аделицию из Ловэна. К несчастью, Господь до сих пор не внял нашим молитвам. — Он прервал свою речь, и взоры присутствующих обратились на Аликс, неподвижно сидевшую на своем месте и, казалось, обратившуюся в мраморную статую.

Сердце Мод сжалось от боли: ведь Аликс, должно быть, испытывает глубочайшее унижение из-за публичного напоминания о ее бесплодии.

— Само собой, королева еще молода, и я надеюсь прожить еще много лет, так что мы пока не расстались со своими надеждами. — Генрих подождал, пока умолкнут шепотки гостей, выражавших согласие с этими словами, затем продолжил: — Однако, несмотря на то что у меня так и не родился новый сын, к счастью, повторяю я, к счастью, у меня есть дочь, которая вернулась в Англию, чтобы жить среди своего народа.

Озадаченные гости уставились на Мод, но та не меньше их была удивлена словами отца.

— Принцесса Мод — законная наследница королей. Ее дед — великий Завоеватель, ее дядя Вильгельм Руфус правил Англией до меня, и я уверен, что нет необходимости напоминать присутствующим о великом роде герцогов Нормандских.

Король прошел мимо Мод и встал рядом с шотландским королем.

— С материнской стороны родословная моей дочери не менее известна. Принцесса Мод — потомок четырнадцати правителей: от королей Западной Саксонии, которые властвовали над своим народом более двухсот лет назад, до короля Шотландии, ныне сидящего здесь, перед вами. Кроме того, моя дочь — вдова императора Священной Римской империи и с детства обучена всем премудростям управления государством.

Сделав еще несколько шагов, Генрих положил руки на плечи дочери.

— Вот полноправная наследница трона Англии и Нормандии, и она взойдет на трон, если я умру, не оставив законного сына.

Удивление и потрясение Мод были столь велики, что ей показалось, будто душа ее покинула тело и парит в нескольких футах над головой. Теперь внезапно прояснились все поступки отца: от срочного вызова в Англию до настоятельного требования снять императорскую корону. Она простила ему все. Радость переполняла ее сердце.

Мод повернула голову, чтобы заглянуть в лицо короля. В глазах ее светилась благодарность. Она не находила слов, чтобы выразить все свои чувства. Отец ободряюще сжал ее плечо.

В комнате воцарилось гробовое молчание. Ошеломленные гости с ужасом смотрели на короля. Генрих обвел взглядом зал. Лоб его прорезала глубокая морщина, на лице появилось выражение непреклонной решимости. Он снова заговорил:

— Через две недели состоится церемония принесения присяги, и я призову всех и каждого из вас к торжественной клятве на верность принцессе Мод, которая станет королевой после моей смерти.

В момент своего торжества Мол совершенно забыла о Стефане и о том, как может обидеть его неожиданное решение короля. Внезапно она превратилась в его соперницу и, осознав это, испугалась. Не изменится ли его отношение к ней? Мод украдкой бросила взгляд на кузена, и от ужаса у нее перехватило дыхание. В глазах его горела неприкрытая ненависть, лицо побелело и превратилось в застывшую маску; это было совершенно чужое, незнакомое лицо.

Голос отца заставил Мод отвернуться от Стефана.

— Если кто-либо не согласен с моим решением, пусть скажет немедленно, в противном случае никакие возражения приняты не будут. — Король снова обвел взглядом пиршественный зал. Все молчали. — Итак, решено. Жду вас всех на церемонии принятия присяги.

Когда король умолк, никто не взглянул на Мод, чья радость быстро угасала. В первое мгновение, потрясенная неожиданным счастьем, выпавшим на ее долю, Мод даже не подумала о том, что никто и никогда еще не возводил женщину на трон. И оказалась совершенно не готова встретить откровенное недоверие, горький гнев, дикую злобу и ненависть на лицах окружавших ее знатных гостей.

Кузина Матильда, не стесняясь, плакала; близнецы де Бомон, очевидно, не могли поверить собственным ушам. Роберт Глостерский криво улыбнулся сестре, не в силах скрыть боль, затаившуюся в глубине его глаз. Брат Стефана, аббат Гластонберийский, смотрел на принцессу со скорбным выражением лица, как человек, предчувствовавший самое худшее и увидевший, как оно осуществилось. Только Брайан Фитцкаунт подарил ей ободряющую улыбку; он оказался единственным, кто пришел к ней на помощь. Мод знала, что никогда не забудет этого.

— Не бойся, девочка, — прошептал ей на ухо Давид Шотландский. — Лорды не могли не удивиться. Твой отец распахал целину, а тебе осталось бросить семена и ждать, пока они прорастут. — Дядя похлопал ее по руке. — Твой отец сделал все как надо.

Мод очень хотелось бы в этот момент обладать хоть малой долей подобной уверенности. Она с грустью смотрела, как знатные гости со своими женами, в том числе и Стефан с Матильдой, поспешно покидают зал, укутавшись в теплые плащи, чтобы спастись от декабрьской стужи. Никто не подошел к королю и его наследнице, чтобы поздравить принцессу или сказать что-нибудь в ее поддержку. Несчастной Мод казалось, будто она совершила какое-то ужасное преступление, а не обрела высочайшую честь. Поднявшись из-за стола, она вышла из зала вслед за отцом.

— Зайди ко мне завтра после сексты, — сказал ей король, прежде чем повернуть вместе с Аликс к своим покоям. Он был заметно взволнован.

Значит, он удивлен враждебностью знати не меньше, чем она сама? В памяти всплыло оскорбленное выражение лица Стефана. Неужели теперь кузен возненавидит ее? Неужели решит, что намерения короля были известны ей с самого начала? Мысль о том, что Стефан разлюбит ее, была невыносима. К глазам ее подступили слезы. И все же за всеми заботами и печалями стояло ошеломляющее осознание того, что в один прекрасный день она станет королевой Англии и герцогиней Нормандской. Никогда, даже в самых безудержных мечтах, она не могла вообразить, что удостоится такой высокой чести. И, вопреки всему, Мод чувствовала прилив опьяняющего торжества.