Прочитайте онлайн Роковая корона | Часть 1

Английская принцесса Мод отпрянула от сырой каменной стены отцовского замка. Франтик, толстый щенок грейхаунда, которого она крепко прижимала к своему маленькому телу, тихонько заворчал. За углом узкой галереи послышались угрожающие шаги, приближающиеся к ней. Должно быть, это один из стражников.

Где бы спрятаться? Если никто не сможет ее найти, с внезапной надеждой подумала она, то императорскому эскорту придется покинуть Виндзор без нее. «Пресвятая Мать, — молилась девочка, — не позволь им увезти меня в Германию, чтобы выдать замуж». Мод осторожно выглянула в тихий, пустынный коридор: обитая гвоздями дубовая дверь комнаты ее матери была слегка приоткрыта. Она бросилась туда, толкнула дверь, проскользнула внутрь и внимательно оглядела открытые створки окна, золотые и алые гобелены, слегка колеблющиеся под апрельским ветерком, королевское оружие, красующееся на стенах, скамеечку для молитв и распятие из слоновой кости. Комната оказалась пустой.

Разочарование было так велико, что в голове у нее зашумело. Хотя чего еще она могла ожидать? Разве ее мать, королева Англии, когда-либо находилась в своем укромном уголке? Но сегодня, за все девять лет жизни Мод, сегодня, когда она в этом отчаянно нуждалась, девочка надеялась, что все могло бы быть по-другому.

Звуки тяжелых шагов затихли у самой комнаты королевы. Мод метнулась к гобеленам, и лишь только она скользнула за мягкое укрытие, как кто-то открыл дверь. Умирая от страха, Мод зарылась лицом в шелковистый мех щенка.

— Мод! Где ты, дитя мое?

Девочка вздрогнула при звуке тревожного голоса Олдит. Дальняя саксонская родственница ее матери, Олдит сочетала обязанности няньки и воспитательницы с тех пор, как родилась Мод.

— Я знаю, что ты здесь, стражник видел, как ты открывала дверь. Мод! Выходи сейчас же!

Сердце девочки стучало так громко, что она была уверена: Олдит слышит это. Щенок, пытавшийся освободиться, резко тявкнул. Шаги приблизились к гобеленам.

— Клянусь Распятием, ты здесь! — Пухлая рука Олдит протянулась к гобеленам и выдернула оттуда Мод. — Что это еще за озорство? Императорский эскорт уже готов отбыть в Германию, и все тебя ищут. — Олдит помолчала. — Отец грозится высечь тебя.

Она озабоченно оглядела девочку. Кремовый овал лица обрамляли тонкие светло-каштановые волосы, перевитые золоченой лентой и спадающие двумя косами до узенькой талии. Из-под темных крыльев бровей на Олдит испуганно смотрели темно-серые глаза. Хрупкая, тоненькая фигурка, почти незаметная под шафрановым платьем и янтарной бархатной туникой, застыла от страха. Лицо Олдит смягчилось, и она издала кудахтающий звук, одергивая подол платья Мод.

— Никаких слез и капризов, дитя мое. Король с самого утра не склонен шутить. Дай мне щенка — Олдит высвободила щенка из крепко сжатых рук девочки и опустила его на пол. — Пойдем. — Она протянула руку.

Мод опять юркнула за гобелен.

— Я не хочу покидать Англию, Олдит. О, пожалуйста, придумай какой-нибудь способ, чтобы меня оставили дома.

— Что на тебя нашло, дитя? Ты уже несколько месяцев знала, что в апреле должна уехать. Через месяц состоится обручение.

Мод, словно онемев, глядела на няньку. Это было правдой. О том, что она должна уехать в Германию, чтобы обручиться с могущественным императором Священной Римской империи, который был почти одних лет с ее отцом, Мод знала еще с тех пор, как год назад императорские послы прибыли к английскому двору просить руки принцессы. Такое предложение было великой честью для королевского дома Нормандии. В то время возможность уехать в чужие края показалась Мод заманчивой, тем более что это позволяло ей ощутить превосходство над братом-близнецом Вильгельмом, наследником отца, который всегда находился в центре всеобщего внимания. Но теперь, когда этот момент действительно наступил, душа девочки была полна страха и боли.

— Пойдем, моя крошка, — льстиво продолжала Олдит. — Давай найдем твоего отца и скажем ему, что ты готова ехать. — Она решительно протянула руку.

Нижняя губа Мод задрожала.

— А где госпожа, моя мама?

— Королева в часовне, молится за твое благополучное путешествие.

— Все, что она может, — это молиться, — с неожиданной горечью пробормотала Мод, не в первый раз удивляясь, как же ее матери удалось стать королевой, если она всегда ведет себя как монахиня. Да и сейчас ей не особенно верилось, что набожная королева сможет защитить ее от разгневанного отца.

Девочка знала, что грех так думать о своей благочестивой матери, но сейчас ей было все равно; подавленный страх внезапно вырвался из-под контроля.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не заставляйте меня уезжать! — закричала она и в новом приступе отчаяния бросилась на пол.

Внезапно со страшной силой распахнулась дверь. В комнату шагнул Генрих, король Англии и герцог Нормандский. За ним по пятам следовали два щенка грейхаунда, покусывающие друг друга. Короля сопровождали его единственный законный сын принц Вильгельм и старший из побочных сыновей Роберт. При виде Мод, униженно стоящей на коленях, прищуренные глаза короля широко раскрылись от возмущения.

— О Боже всемогущий! Что за дикость, принцесса? Встаньте сейчас же!

Перепуганная, Мод поспешно поднялась на ноги, отряхивая юбку. Перед ней стоял отец: бычья фигура, в оранжево-коричневой тунике и плотно облегающих штанах, на темноволосой голове крепко водружена корона Англии, сильные мускулистые руки скрещены на широкой груди.

— Что означает это неподобающее поведение? — в его голосе появился угрожающий оттенок. — Императорский посол, граф фон Геннштин, сгорает от нетерпения отправиться в путь.

— Я не хочу ехать в Германию и не хочу выходить замуж, сир, — проговорила Мод сдавленным голосом.

— Не хочешь ехать? не хочешь ехать? — Генрих обратился к мальчикам: — Вы слышите, сыновья? Я нахожу для вашей сестры самую прекрасную партию во всем христианском мире, а это неблагодарное создание отказывается ехать! — Король повернулся и, нахмурившись, посмотрел на Мод. — Черт побери, какие затруднения могут быть сейчас? Тебе неприятна мысль о браке вообще? Но я уже объяснял, что венчание не состоится до твоего тринадцатилетия, а о том, что помолвка будет в мае, мы договорились еще в прошлом году. Так было удобно императору, и эти планы измениться не могут.

Засунув большие пальцы рук за широкий кожаный пояс, охватывающий талию, Генрих расхаживал по комнате на согнутых от многочасовой езды в седле ногах. Он подошел к скамеечке для молитв с расшитой бледно-голубой подушкой и направился обратно к Мод. Оба щенка кувыркались позади него вместе с Франтиком, самым младшим из помета.

— Просто я не хочу уезжать из дому, — прошептала Мод. — Пожалуйста, прошу тебя, позволь мне остаться в Англии.

— Где королева? — спросил Генрих у Олдит, не обращая внимания на Мод. — Почему ее нет, чтобы разобраться со всем этим? Почему такие проблемы всегда ложатся на мои плечи?

— Она в часовне, сир, — ответила саксонская нянька.

Король сердито взглянул на Мод.

— Не стоило и спрашивать. Если бы ваша мать проводила меньше времени на коленях и больше учила бы вас элементарным навыкам надлежащего поведения, было бы лучше для всех нас.

Он угрожающе шагнул в сторону дочери, как будто та была виновна в отсутствии королевы.

— Роберт! Не позволяй ему отсылать меня! — В отчаянии Мод бросилась к своему единокровному брату, крепкому четырнадцатилетнему юноше с глубоко посаженными темными глазами и каштановыми волосами, — смягченной копией отца. Между ними возникла глубокая привязанность еще с тех пор, как три года назад Роберт приехал жить ко двору.

— Подумай о том, сколько радостей тебя там ожидает, сестра, — обнимая ее за плечи, проговорил Роберт.

— Незачем попусту тратить время, — сказал Генрих. — Роберт, принеси мне кнут из конюшни.

Роберт побледнел. Пытаясь защитить сестру, он крепко обхватил ее за плечи.

— Позвольте мне поговорить с Мод наедине, сир. Я смогу убедить ее быть благоразумной.

— Время для разговоров закончилось. Непослушный ребенок — все равно что упрямый осел. Его следует заставить повиноваться. Принеси кнут.

— Я сейчас принесу, отец, — Вильгельм, светловолосый голубоглазый брат-близнец принцессы, выбегая из комнаты, гадко улыбнулся сестре.

— Ты собираешься осрамить меня перед императорским эскортом? Выставить на посмешище перед всей Европой? Всемогущий Боже, я преподам тебе урок, который ты не скоро забудешь.

От зловещего тона отца внутри у Мод все сжалось, в ужасе она вцепилась в брата, как пиявка.

В комнату вбежал Вильгельм, держа в руке короткий кожаный кнут.

— Вот, сир. — Самодовольно ухмыляясь, он торжествующе размахивал кнутом над головой.

Насколько Мод могла помнить, Вильгельм всегда ненавидел ее. С возмущением ревнуя к тому, что ему приходилось делить любовь короля с девочкой, которая была сообразительней его в учении и более ловкой в играх, он не упускал возможности проявить жестокость и постоянно отвергал ее неуклюжие попытки завоевать его любовь. Но теперь, возмущенная и пораженная злорадным видом брата, Мод внезапно подскочила к Вильгельму и в ярости сбила его с ног. Плеть выскочила из его руки, и он громко заревел, когда Мод набросилась на него. Царапаясь и кусаясь, дергая брата за льняные вихры, Мод ухитрилась оставить несколько царапин на розовощеком лице брата, прежде чем Роберту удалось остановить ее гневный порыв.

Король Генрих поднял плеть и стегнул кожаным ремнем по раскрытой ладони.

— Пойдем, девочка, скоро мы изгоним этого упрямого дьявола.

Судорожно сжавшись, Мод изо всех сил вцепилась в Роберта, но Олдит оттащила ее к королю. Вильгельм продолжал лежать на земле, шмыгая носом и хныча.

— Перестань блеять, как козел, — прорычал король Генрих. — Тебе должно быть стыдно, Вильгельм, позволять девочке брать над собой верх. Если ты не научишься защищаться более успешно, какой принц из тебя получится, а? — Он жестко взглянул на сына и вполголоса пробормотал: — Я всегда говорил, что Мод следовало бы родиться мальчиком.

Вильгельм покраснел. Поднявшись на ноги, он перестал всхлипывать и вытер нос рукавом грязной рыжевато-коричневой куртки. При взгляде на сестру в его бледно-голубых глазах сверкнула ненависть.

С побелевшим от напряжения лицом, Мод медленно отшатнулась, когда король приблизился к ней. Рука его взметнулась, и стальные пальцы схватили девочку за плечо. Она вывернулась из них, едва не вывихнув плечо, побежала к кровати и, споткнувшись о дубовый стол, упала на колени. В мгновение ока Генрих оказался рядом с ней. Мод попыталась залезть под стол, но путь ей преградили отцовские ноги, обутые в черные башмаки. Мод увидела, как угрожающе поднялась рука короля, услышала звук плети, со свистом рассекающей воздух. Кожаный ремень стегнул ее, и сквозь платье и тунику спину обожгла резкая боль.

Мод подалась вперед, склонившись к коленям. Она не издала ни звука, лишь до крови закусила губу. По щекам побежали слезы, хлынувшие из серых глаз.

— Сейчас же перестань плакать, — строго приказал Генрих, возвышавшийся над ней. — Внучка Завоевателя не должна плакать, что бы ни случилось. Я никогда не видел у моей матери ни единой слезинки.

Франтик заскулил. Генрих потянулся к нему, потрепал гладкую серую головку и, выпрямившись, опять поднял руку.

Судорожно сглотнув, Мод смахнула слезы рукой и, крепко зажмурившись, распрямила плечи, напряженно ожидая следующего удара.

— Какая глупая эта Мод, — язвительно сказал Вильгельм Роберту. — Воображает, что не хочет быть королевой.

Генрих быстро взглянул на Вильгельма, а затем на Мод. Рука его опустилась, и он в задумчивости стал похлопывать себя плетью по бедру. Присев на корточки перед дочерью, Генрих приподнял ее подбородок своими сильными пальцами.

— Твой брат Вильгельм ошибается, не так ли? Ведь ты, несомненно, хочешь быть королевой, императрицей?

— Да, — прошептала Мод, вызывающе глядя на брата и готовая согласиться со всем, что может досадить презренному Вильгельму.

Отбросив в сторону плеть, Генрих медленно снял с головы корону и торжественно протянул Мод. Ее пальцы почувствовали холод и тяжесть золота, усеянного сапфирами и рубинами.

— Чтобы обладать этой короной, мужчины сражались и умирали, — глядя на дочь немигающим взглядом, сказал Генрих. — Твой дед, великий Вильгельм, завоевал ее в кровопролитной битве. Посмотри на нее внимательно, — он помолчал, пока Мод глядела на корону. — Она олицетворяет силу, богатство, достоинство. Все, что имеет значение на этом свете. Когда ты станешь императрицей, у тебя будет такая же корона.

Под взглядами всех находящихся в комнате, Мод все выше и выше поднимала корону, поворачивая сверкающий золотой обруч. В самом деле, такая маленькая вещь, а так много значит.

— Отказ от этой возможности равносилен смертельному оскорблению, дочь. — Генрих наклонился к ней и заговорщицки понизил голос: — В конце концов, тебя обещали императору, договор был заключен. Подумай о бесчестии. Можешь ли ты навлечь гнев императора на нас лишь потому, что боишься покинуть дом?

— Что он сделает? — прошептала Мод. Этим утром от отца особенно сильно тянуло привычным запахом лошадей, пота и сырой кожи.

— Возможно, нападет на Англию. Его армия значительно лучше моей. Можешь ли ты подвергнуть нас подобному риску, оскорбив такого могущественного правителя?

Борясь со слезами, Мод понимала, что дальнейшее сопротивление бесполезно. Одно только наказание кнутом не принесло бы результатов, но сейчас она почувствовала, что благосостояние государства держится на ее плечах. Что ей оставалось? Выбора не было.

— Я не навлеку позора на наш дом, — сказала она, почувствовав себя такой одинокой, как никогда в жизни.

— Вот это речь настоящей нормандской принцессы! Я знал, что ты не подведешь меня.

Удовлетворенно улыбаясь, Генрих встал и протянул руку к короне. Мод с неохотой вернула ее: приятная тяжесть золотого обруча уже начала успокаивать девочку. Генрих надел корону и подал принцессе руку, чтобы помочь ей встать.

К полудню, когда церковные колокола зазвонили к сексте[1], Мод стояла во дворе в окружении своей семьи и придворных. После тихого апрельского утра повеяло прохладой; казалось, что мрачное небо, покрытое темными тучами, грозящими разразиться дождем, выражало безнадежность и отчаяние, охватившие ее. Мод заметила троих незнакомых ей детей знатного происхождения; двое из них были близнецами; они недавно прибыли из Бретани и Мулэна ко двору, чтобы быть представленными английскому королю. И еще один мальчик, Стефан, двоюродный брат Мод, сын сестры ее отца, тоже должен был сегодня пересечь пролив. Вид жалких, несчастных лиц трех юных чужестранцев, сгрудившихся вместе, наполнил душу Мод сочувствием. Ее сердце устремилось к ним, но ей самой предстояло такое же тяжкое испытание в Германии, и она ничем не могла их утешить.

— Эта земля — твое наследство, дочь, и стоит она дорого, — сказал ей отец, оценивающе глядя на огромную процессию собравшихся перед ним повозок, людей и животных.

Взгляд Мод последовал за ним. Множество вьючных лошадей и повозок, груженных рулонами шелка и шерсти, шкурами лисиц и горностаев, драгоценностями и шкатулками из слоновой кости, стояли, сбившись в кучу; нормандские и немецкие рыцари, с нетерпением ожидавшие, когда погрузят их поклажу, разгуливали по двору. В паланкинах уже сидели сопровождающие принцессу фрейлины и ее нянька Олдит, а также священник, слуги и императорский посол граф фон Геннштин со своей свитой. Два тяжеловооруженных всадника сопровождали повозку с деревянным сундуком, в котором находилось приданое Мод — несколько тысяч серебряных монет.

Внезапно Генрих сердито огляделся вокруг.

— Господи Иисусе, где же королева? Отправляйся в часовню и сейчас же приведи ее, — приказал он слуге.

Несколько позже появилась запыхавшаяся королева. Ее лицо было белым, как алебастр. Королеву сопровождали духовник и несколько священников. Изможденная, почти зачахшая от долгих часов поста, королева была одета в скромное белое шерстяное платье. Ее шею украшало простое деревянное распятие, толстые льняные косы были уложены на голове в виде венца. Как и обычно во время поста, королева ходила в часовню босая, и Мод знала, что на ее тело под платьем была надета власяница.

— Каюсь, — сказала королева, встревоженно взглянув на мужа и становясь на колени перед дочерью, чтобы обнять ее. — Прости меня. Я целовала ноги блаженным нищим и не подумала, что ты уже готова к отъезду.

Вспомнив покрытые кровоточащими язвами ноги нищих, часто приходивших к воротам замка, Мод поспешно отвернулась, чтобы спрятать губы, и поцелуй матери запечатлелся где-то за ухом девочки.

— Да сохранит тебя в пути благословенная Богоматерь! — Королева втиснула грубые деревянные четки во влажную ладонь дочери.

— В добрый путь, сестра, — сказал Роберт, державший в руках щенка Мод. — Мне будет недоставать тебя. — Он наклонился вперед и поцеловал ее в горячую щеку. — Я буду хорошо заботиться о Франтике.

Мод увидела, что глаза Роберта непривычно заблестели. «Да, он — единственный, кому действительно небезразлично, что я уезжаю», — подумала девочка и с тоской взглянула на маленькую собачку: ей так хотелось бы взять ее с собой.

Вильгельм показал сестре язык и убежал, не оглядываясь.

— Граф уже готов, — сообщил Генрих, подсаживая Мод в великолепный позолоченный паланкин, запряженный двумя чалыми жеребцами. Он пристально посмотрел на дочь, а затем полез в кожаный кошелек, висящий на поясе. — Это принадлежало моей матери. — Генрих показал ей простое серебряное колечко, подвешенное на изящной цепочке, и надел его девочке на шею. Неуклюже потрепав ее по щеке, он добавил охрипшим голосом: — Старайся быть достойной своего нормандского наследства, — и резко отвернулся. Оглядываясь, Мод тоскливо смотрела, как длинная процессия протянулась через весь внутренний двор Виндзорского замка и двинулась через открытые ворота вниз на дорогу. Подавленной и оцепеневшей от горя девочке казалось, будто она отправляется в далекую ссылку, из которой никогда не вернется. Боль разлуки была невыносимой. Мод сжала руку Олдит. Лошади повернули, и замок исчез из виду. Далеко внизу на дороге Мод смогла лишь различить пятерых всадников и вьючную лошадь с тюками, приближавшихся к паланкинам.

— Должно быть, Морис возвращается с вашим кузеном, молодым Стефаном Блуа. — Олдит успокаивающе пожала руку Мод. — Я слышала, этот юноша причинил столько беспокойства у себя дома, что матери пришлось отослать его ко двору вашего отца. Говорят, что…

Мод закрыла глаза, не в силах слышать нескончаемый поток нянькиных сплетен, хотя Олдит и говорила об этом в несколько сочувствующем тоне. И Мод, и Стефан покинули свои родные земли в одно и то же время. И это связывало их друг с другом.

Стефан Блуа увидел впереди огромное облако пыли, означавшее, что движется большая процессия. У него забилось сердце.

— Кто же поднял такую пыль? — спросил он Мориса, седого рыцаря, который вместе с двумя тяжеловооруженными всадниками встретил вчера утром Стефана и его оруженосца Джерваса в Дуврском порту.

— Должно быть, это юная принцесса Мод, — с оттенком гордости в голосе ответил рыцарь. — Она должна сегодня отправиться в Германию, чтобы обручиться с императором Священной Римской империи.

Стефан вспомнил, что перед отъездом в Англию его мать, графиня Адель Блуа, говорила ему о двух его кузенах, Мод и Вильгельме. Кроме того, возможно, она упоминала и о предстоящей помолвке, но он забыл об этом из-за множества наставлений, которые давала ему мать. От мысли о графине у Стефана все внутри сжалось. Он вспомнил, как тем роковым утром, всего лишь месяц назад, его отношения с матерью обострились до предела. Если бы в тот день ничего не случилось, его сейчас в Англии не было бы.

Это произошло в холодное воскресенье, в Благовещение, с которым совпал отъезд Анри, младшего брата Стефана, в монастырь бенедиктинцев в Клюни. Значительно опоздав к обеду, Стефан, сидя за столом, буквально засыпал, надеясь, что этого никто не заметит.

— Где ты был? — с осуждением взглянув на него, спросила мать. — Твой брат завтра уезжает в Клюни, и ты должен соблюдать этикет и являться на праздничный обед вовремя.

— Я был в конюшнях, — пробормотал Стефан. — Ухаживал за своим жеребцом. Он… он потерял подкову.

Не особенно надеясь на успех, так как мать продолжала подозрительно глядеть на него, мальчик попросил ее забыть о своей оплошности.

Графиня, одетая во все черное и темно-красное, величественно восседала во главе стола в окружении сыновей — Теобальда и Анри, дочери Сесиль и группы гостей. Поленья, пылавшие в огромном очаге, наполняли пиршественный зал, похожий на пещеру, приятным теплом, несмотря на то, что через щели в стенах между гобеленами врывалось холодное дыхание мартовского ветра.

Десятилетний Анри подавил улыбку, бросая кусок рыбы гончим, фыркающим и повизгивающим от голода под столом. Отламывая ломоть пшеничного хлеба, Стефан бросил на брата предостерегающий взгляд зелено-золотистых глаз.

Графиня, заметив, как они переглядываются, повернулась к младшему сыну с быстротой кошки, кидающейся на мышь.

— Ага! Так почему Стефан опоздал, Анри? Что он делал?

У Анри, родившегося на два года позже брата, были светло-каштановые волосы и бледно-зеленые глаза, в настоящий момент старательно избегавшие неумолимого взора матери.

— Ничего, мадам… — пробормотал он.

Адель, собираясь атаковать вареного карпа, покрытого густым белым соусом, на мгновение отвлеклась от еды, задумчиво разглядывая сыновей.

— Я всегда чувствую, когда ты его защищаешь, Анри. Так чем же сейчас занимался этот мошенник?

Анри сглотнул слюну и покраснел.

— Я… как бы сказать… ну чем он мог заниматься? — Он запнулся, виновато взглянув на Стефана.

— Ты слышал мой вопрос. Давай покончим с этим, сын мой. От того, что ты скажешь правду, не будет никакого вреда.

Анри тяжело вздохнул и сдался:

— Стефан был в конюшнях… он баловался с дочерью сенешаля. Я их видел. Стефан был…

Анри бросил взгляд на старшую сестру Сесиль, которая ловила каждое его слово, затаив дыхание.

— Предатель! Глаза Стефана полыхнули зеленым огнем. — Ты же обещал!

Адель отодвинула в сторону поднос с хлебом.

— Что же он делал? Говори.

— Ее юбки были задраны выше головы, а его штаны были спущены, и он… понимаете… — Анри покраснел еще сильнее. — Он трогал ее вот здесь, — мальчик с видимым отвращением коснулся своей груди. — И там, ниже… — Он неопределенно махнул рукой на собственные ноги, а потом повернулся к брату с видом оскорбленной невинности. — Мне очень жаль, Стефан, но я не могу из-за тебя все время лгать.

Побагровев, Стефан вскочил, набросился на брата и одним ударом сбил его со скамьи, так что Анри свалился под стол, к объедкам, потревожив двух гончих, сцепившихся в эту минуту из-за куска рыбы. Сесиль завизжала.

— Доносчик! — Стефан принялся колотить брата крепко сжатыми кулаками. — Дерьмо вонючее!

— Стефан, я не раз предупреждала тебя, чтобы ты держался подальше от дочери сенешаля! — Адель тоже поднялась из-за стола, ее серые глаза засверкали на лице, побледневшем от гнева. — Ее отец пообещал ее в жены рыцарю, и если ты испортил эту девчонку, то тем хуже для тебя! Подумать только, всего двенадцать лет, а уже похотлив, как кролик! Лучше бы я оторвала то, что болтается у тебя между ног, когда ты еще лежал в колыбели… Ради Бога, Тео, сделай же что-нибудь!

Анри, целого и невредимого, если не считать кровоточащего носа, наконец оттащили от рычащих псов, а старший из братьев, флегматичный и исполнительный Теобальд, недавно посвященный в рыцари, утихомирил Стефана.

Адель, обычно умевшая держать себя в руках, обежала вокруг стола, набросилась на Стефана, отряхивавшего свою зеленую тунику от грязной травы, и принялась колотить его по голове.

— Похотливый сорванец! — кричала она. — Что мне с тобой делать? Непослушание, бесконечные ссоры! Подобает ли так вести себя внуку Завоевателя?

— Тогда отошли меня! — закричал в ответ Стефан, уворачиваясь от ударов. — Ты не хочешь, чтобы я жил в Блуа. Ты всегда меня ненавидела!

Адель сжала пальцы в кулак и изо всей силы ударила его. Стефан зашатался, прижимая руку к багрово-красному пятну, расплывшемуся на скуле.

— Пусть Бог поразит тебя немотой за то, что ты говоришь собственной матери такие чудовищные вещи! — Адель побагровела от ярости, занося руку для следующего удара.

— Это правда, ты знаешь, что это правда! — Слезы гнева и разочарования хлынули из глаз Стефана. — Ты ненавидишь меня только потому, что я похож на отца. Но разве это моя вина?.. — Стефан замер, пораженный собственной выходкой. Какое безумие побудило его напомнить матери о бывшем супруге? Во время крестового похода, в битве с турками на Святой земле, граф Стефан Блуа бросил своих воинов и бежал в свою страну. Непреклонная графиня заставила его вернуться; в конце концов он умер заслуживающей уважения смертью, но все запомнили его прежнюю трусость. Имя графа никогда не упоминали в присутствии Адель. И теперь в зале воцарилась тишина. Слуги, сенешаль, гости, братья и сестры Стефана в ужасе уставились на него.

— Как ты посмел напомнить мне об этом бесхребетном трусе?! — взвизгнула Адель, дико обводя взглядом зал. — Принесите кнут из конюшни! Немедленно!

Половина слуг и сенешаль бросились выполнять приказ, чуть не спотыкаясь друг о друга.

Графиня гневно смотрела на сына, грудь ее высоко вздымалась. В глазах матери Стефан заметил тот угрюмый признак враждебности, который, как он догадывался, был связан именно с памятью о его слабохарактерном отце: Стефан был очень похож на покойного графа и носил его имя. Он единственный из всех детей Адель вызывал в ней сильную неприязнь.

Размазывая по лицу кровь, текущую из разбитого носа, Анри подошел к матери.

— Если Стефан хочет уехать из Блуа, отошлите его. Пускай отправляется к нашему дяде, в Англию.

Тео и Сесиль обернулись и удивленно уставились на брата. Адель посмотрела на младшего сына, и ее лицо постепенно приобрело нормальный цвет.

— С какой стати взваливать на плечи моего брата Генриха такое чудовище?

— Это наказание, мадам, — ответил Анри. — Стефан заслуживает изгнания. Наш дядя наверняка сумеет научить его хорошим манерам, учтивости, дисциплине и всему, что вы так долго пытались вбить ему в голову. При дворе английского короля он быстро поймет, что такое почтение и покорность.

Не в силах поверить своему счастью, Стефан переводил взгляд с матери на брата.

— Англия? Вы хотите отправить меня в Англию? — Он не смог сдержать радости.

— Неужели ты хочешь поехать туда? — спросила мать стальным тоном, прищурив глаза. В таком случае…

— Ну что вы, мадам, он не хочет, правда, Стефан? — поспешно вмешался Анри, бросая брату предостерегающий взгляд. — Он ни за что на свете не согласился бы расстаться с Блуа, верно?

— Да, конечно, — промямлил Стефан.

Лицо матери прояснилось.

— Что ж, тогда твоя идея — превосходная. Но это — твой последний шанс, Стефан. Если ты не сможешь вести себя как следует при дворе моего брата, мне придется отказаться от тебя. Я не обрадуюсь твоему возвращению в Блуа.

Отослав Стефана, Адель повернулась к Анри.

— Прекрасная мысль, сынок. Ты, как всегда, очень умен, — графиня рассеянно потрепала его по голове. — Сегодня же извещу короля Генриха.

В пиршественный зал ворвался слуга с кнутом в руке.

— Зачем это? Отнеси обратно в конюшню. — Графиня величественно покинула зал в сопровождении Тео и Сесиль.

«Англия! — повторял про себя Стефан. — Я поеду в Англию!»

Безумно радуясь в предвкушении того, что сможет уехать из Блуа, подальше от своей жестокой матери, предпочитавшей ему других братьев, Стефан с любопытством взглянул на Анри, благодаря которому получил эту нежданную награду.

— Спасибо тебе, брат. Сегодня ты сослужил мне хорошую службу.

Брат дружелюбно улыбнулся.

— Надеюсь, ты не забудешь об этом. Закончив обучение в монастыре, я, должно быть, приеду к тебе в Англию. А ты к тому времени постараешься, чтобы наш дядя подыскал для меня хорошее местечко в церкви.

Стефан кивнул. Пока что он не имел ни малейшего представления, как исполнить просьбу Анри, но впереди у него было достаточно времени, чтобы поразмыслить над этим. Как всегда, на него произвело большое впечатление (хотя и несколько обеспокоило) то, с какой легкостью и изяществом Анри удавалось управлять непредсказуемыми порывами раздражительной графини.

Четыре недели спустя Стефан отплыл из Блуа в Англию. Он радовался предстоящему путешествию, но знал, что никогда не забудет, что Анри проводили в путь с почестями, а его самого — с позором, как изгнанника.

Внезапно раздался предостерегающий окрик: паланкин Мод едва не наткнулся на какого-то юношу, двигавшегося навстречу им верхом на лошади. Она в испуге подняла глаза. Из-под алой шапочки незнакомца, лихо сдвинутой набок, выбивались медовые завитки волос. Красивое, хотя и слегка запыленное, лицо юноши повернулось к ней. Кошачьи зеленые глаза с ослепительными золотыми искорками встретились с серыми глазами Мод. Незнакомец долго не сводил с нее любопытного взора. За мгновение до того, как он повернул лошадь, чтобы обогнуть паланкин, на его губах заиграла улыбка. Он сдернул с головы шапочку, поклонился принцессе, а потом пропал из виду, как и другие всадники, сопровождавшие его.

Мод снова откинулась на подушки. Так вот каков ее непослушный кузен, Стефан из Блуа. На мгновение образ юноши, чистый и ясный, словно мазок туши на пергаменте, задержался в ее душе. Волна необычного чувства, природу которого Мод не смогла бы определить, поднималась откуда-то из глубины ее тоскующего сердца. Она вздрогнула, словно ей почудился вой волков над могилой, предвестник несчастья, как сказала бы Олдит. Но потом это чувство исчезло, образ юноши потускнел. Тоска снова окутала принцессу густым облаком. Одна жизнь закончилась, другая — еще не началась.