Прочитайте онлайн Сделка Райнемана | Глава 33

Глава 33

Работа над шифровками с Баллардом заняла менее получаса. Дэвид отдал должное Бобби: ему приходилось работать с профессиональными шифровальщиками, но никто не справился бы с работой так четко и главное – в такой короткий срок.

Цифры и буквы образовывали сложный геометрический орнамент, на расшифровку которого, как знал Сполдинг, даже лучшим шифровальщикам потребовалась бы неделя.

В распоряжении же Дэвида было самое большее девяносто шесть часов, или четверо суток.

Бобби вложил предназначенные для отправки в Вашингтон шифровки в специальный «фельдъегерский» пакет, поставил на нем печати и, убрав его в кейс с тремя замками, позвонил на военно-морскую базу, чтобы оттуда в течение часа прислали в посольство одного из служивших там офицеров в чине не менее капитана. Шифровки должны быть доставлены на истребитель береговой охраны к девяти утра. К вечеру они будут уже в аэропорту Эндрюс, откуда их вывезут на бронированном курьерском автомобиле. И затем, чуть погодя, депеши попадут на стол Алана Свенсона в его кабинете в здании военного департамента.

Отправленное в Вашингтон заключительное сообщение было предельно кратким, поскольку состояло из двух лишь слов, продиктованных Сполдингом Балларду: «Телеграфируйте: „Тортугас“.»

Получив эту шифровку, Свенсон сразу смекнет, что Эжен Леон уже подтвердил достоверность технической документации навигационного прибора. И сможет спокойно связаться по радио с одним из банков в Швейцарии, после чего на счета Райнемана поступит обговоренная сумма. Упоминая слово «Тортугас», Дэвид надеялся таким образом дать кому-то понять в Вашингтоне, какие чувства обуревают его в данный момент. Какой гнев испытывает он от сознания того, что на него одного возложили полную ответственность за ход операции, с деталями которой его так и не ознакомили.

Сполдинг начал между тем подумывать о том, что Эрих Райнеман пытается заграбастать значительно больше того, что ему причитается. Если его догадки подтвердятся, то финансисту несдобровать.

Впрочем, Райнеман в любом случае должен быть убран.

Дэвид все яснее осознавал тот факт, что смерть финансиста была заранее предусмотрена самим планом проведения операции. Но это его не смущало. Ликвидация Райнемана стала бы самым легким из всех дел заданием.

Он решил, что при сложившихся обстоятельствах не было уже никакого смысла утаивать от Джин и Бобби Балларда историю с чертежами заветного навигационного прибора. Кенделл без всяких объяснений сбежал из Буэнос-Айреса. Дэвид же знал, что ему в любой момент может понадобиться помощь, но времени на то, чтобы объяснить ситуацию тем, на кого он смог бы при случае рассчитывать, у него может уже и не быть. Тем более что официальное его прикрытие после внезапного исчезновения бухгалтера стало довольно хлипким.

И поэтому Сполдинг тут же рассказал им обоим как можно подробней и о плане Райнемана, и о функциях, выполняемых Эженом Леоном, и о Генрихе Штольце в роли связного.

Баллард искренне удивился, когда узнал об участии Штольца в тайной операции.

– Надо же, чтобы и он впутался в это дело! Это наивнейший тип… Я хотел сказать, что он один из так называемых «правоверных». Не из тех, кто хотел бы стать пушечным мясом для Гитлера, – он, как мне говорили, начисто отвергает подобные идеи. А из тех, кто верит в Германию. И помнит постоянно и о Версальском мирном договоре, и о репарациях, когда его страна – этот истекавший кровью гигант – была поставлена перед выбором: или выплачивать контрибуции, или окончательно погибнуть, – и о прочих того же рода вещах. Я принимал его за типичнейшего представителя юнкерства…

Дэвид вполуха слушал рассуждения Балларда.

В голове у него уже созрел план дальнейших действий, к осуществлению которого он приступил без четверти девять – сразу же, как только посол прошел к себе в кабинет.

Разговор Сполдинга с Хендерсоном Грэнвиллем был короткий и откровенный. Посол заявил, что не собирается выяснять, с какой именно целью прибыл Дэвид в Буэнос-Айрес, если только, конечно, выполняемое им задание не создаст угрозу дипломатического конфликта. Сполдинг тут же заверил его, что, насколько ему известно, ни о какой угрозе не может быть и речи. Тем более если господин посол и впредь будет стоять в стороне от происходящего. Грэнвилль согласился с ним. И, удовлетворяя просьбу Дэвида, связался с «пещерами», чтобы там тотчас же разыскали досье Франца Альтмюллера и Лэсли Дженнер-Хоуквуд, если, понятно, таковые имеются.

Но таковых не оказалось.

Сполдинг вернулся в кабинет к Джин. Она просматривала только что доставленный из аэропорта список авиапассажиров, прибывающих сегодня в Буэнос-Айрес. Следовавший рейсом 101 самолет, на борту которого находился Эжен Леон, должен прилететь в два часа пополудни.

Приводимые в бумаге сведения об ученом, казалось бы, не содержали ничего необычного. В графе «профессия» стояло «физик». А цель же поездки, говорилось в тексте, заключалась в его участии в «совещаниях по вопросам промышленного развития».

И все же Дэвид был взбешен. Он испытывал чувство гнева по отношению к Уолтеру Кенделлу. Хотя не закрывал глаза и на то, что корень зла, скорее всего, не в бухгалтере, а в незадачливом дилетанте, каким зарекомендовал себя, как казалось ему, бригадный генерал Алан Свенсон. В представленных в авиакомпанию анкетных данных профессиональная принадлежность Леона должна была бы быть обозначена таким довольно расплывчатым понятием, как «ученый». Указать же прямо, что он физик, – непростительная глупость. Прибытие какого бы то ни было физика в Буэнос-Айрес само по себе подозрительно, и за человеком, выдающим себя за такового, сразу же будет установлена слежка, в которой примут участие и разведслужбы союзных держав. Да, даже они, не говоря уже о других.

Расставшись с Джин, Дэвид отправился в свой кабинет, расположенный «на отшибе», в стороне от остальных служебных помещений, чтобы обдумать все наедине.

Он решил лично встретить Леона в аэропорту. Уолтер Кенделл говорил, что телохранители доставят «немого отшельника» в Сан-Тельмо. При воспоминании о «няньках» Эжена Дэвида охватило предчувствие беды. Нельзя исключать того, что Джонни и Хэл – вроде бы звали их так – доставят Леона прямо к парадным дверям немецкого посольства, сочтя его по ошибке за одну из больниц.

Ему необходимо заранее отправиться в аэропорт, еще до прибытия туда самолета «Пан-Америкэн», следующего рейсом 101. А затем отвезти всех троих по путаному, извилистому пути в Сан-Тельмо.

Согласно подсчетам Дэвида, после того как он устроит Леона, у него останется в запасе два, а то и три часа до того момента, когда с ним свяжется Райнеман… или, возможно, Штольц. Если только Райнеман, охваченный паникой из-за кровавой бойни в Колинас-Рохас, не разыскивает его уже прямо сейчас. Как бы ни обстояли там дела, у Сполдинга в любом случае было что сказать финансисту в свою защиту. У него, у Дэвида, – неопровержимое алиби… Он никак не мог присутствовать при разыгравшейся в том месте трагедии, поскольку, когда его доставили в Кордобу, было всего два утра. А может, еще и не было двух.

Кто мог бы оспорить подобное утверждение?

Итак, в его распоряжении будет два или три часа.

Времени не так уж много, если учесть, сколько дел у него.

Прежде всего нужно заняться Ла-Бокой.

Джин в ответ на просьбу Дэвида попыталась как можно осторожней навести справки по интересующему его вопросу непосредственно на дислоцированной в данном месте военно-морской базе. Для этого она использовала обычный, рутинный способ связи с этим объектом: сняв с аппарата телефонную трубку, набрала соответствующий номер. Обратившись за помощью к начальнику информационной службы, девушка сказала ему, что хотела бы закрыть одно досье, но для этого ей необходимо узнать кое-что. Не имеющее, впрочем, особого значения. Но порядок есть порядок, и она не желала бы нарушать установленных еще до нее бюрократических правил: ведь о ее работе могут судить и по тому, сколь добросовестно относится она к ведению и закрытию дел. Не могла бы уточнить она у лейтенанта кое-какие детали?.. Насколько ей известно, траулер, пунктом назначения которого в судовых документах был указан по какому-то недоразумению Тортугас, в данный момент пришвартован в порту где-то возле складских помещений в районе Очо-Кале. То, что произошла ошибка, было подтверждено после положенной в подобных случаях проверки атташе посольства мистером Уильямом Эллисом, сотрудником отдела расчетов по импортно-экспортным операциям. Очо-Кале… Таит ли что-то в себе данное место? Придется провести час или около того, осматривая этот район. Возможно, это окажется пустой тратой времени. Какая связь может существовать между рыболовецким траулером и его заданием? Он, во всяком случае, ее не прослеживал. И тем не менее было кое-что, мимо чего он не мог пройти. В документах как-никак стояло слово «Тортугас». И кроме того, в посольстве работает некий атташе по имени Эллис, который пробирается украдкой вдоль закрытых дверей и нагло врет относительно совещания ранним утром, в действительности не имевшего места.

Что бы там ни было, но в Очо-Кале все же стоило заглянуть. А потом он сядет у телефона в своей квартире на Кордобе и будет ждать.

– Ты не собираешься свозить меня пообедать? – спросила Джин, входя в его кабинет. – И нечего смотреть на часы: у тебя их пока нет.

Дэвид опустил руку:

– Я и не думал, что уже столько времени.

– Времени не так уж много: только одиннадцать. Но ты давно уже ничего не ел… И наверное, толком не спал… В начале же второго ты отправляешься, как сам мне сказал, в аэропорт.

– А я ведь был прав: ты – прирожденный администратор. Твои организаторские способности просто пугают меня.

– Согласна, в чем, в чем, а в этом отношении я отличаюсь в лучшую сторону от тебя. По дороге в ресторан мы заедем в ювелирный магазин. Я уже позвонила туда, и тебя там ожидает подарок.

– Подарки я люблю. Пошли. – Но только Сполдинг встал со стула, как зазвонил телефон. Дэвид посмотрел на него. – Ты знаешь, эта штука впервые заработала.

– Возможно, это мне. Я сказала секретарше, что буду здесь… Хотя не уверена, что должна была говорить ей об этом.

– Слушаю, – проговорил Дэвид в трубку.

– Сполдинг?

Это был Генрих Штольц, в голосе его звучало нетерпение.

– Вам не приходило в голову, что звонить сюда не очень-то разумно? – спросил немца Дэвид.

– У меня не было выбора. Наш общий друг ужасно взволнован. Все летит кувырком!

– О чем это вы?

– Сейчас не время для шуток! Положение более чем серьезное.

– Должен заметить, что сейчас и не время для розыгрышей. Скажите же, черт подери, что именно имеете вы в виду.

– То, что произошло прошлой ночью. Точнее, этим утром. Объясните, как все было.

– Что «было»? И где?

– И прекратите! Вы были там!

– Где?

Дэвид слышал учащенное дыхание Штольца. Немец, охваченный паническим ужасом, безуспешно пытался взять себя в руки.

– Их же убили! И мы должны знать, как случилось это!

– Убили? Да вы с ума сошли! Болтаете бог знает что.

– Предупреждаю…

– Хватит нести чепуху! Покупаю я, а не вы, не забывайте об этом… И я не желаю поэтому, чтобы мне забивали голову какими бы то ни было проблемами организационного характера. Что же касается тех людей, о которых вы говорите, то около половины второго они подвезли меня к моему дому. И там повстречали случайно других ваших парней, следивших за моей квартирой. Позволю себе, кстати, заметить, что мне не по душе подобнее круглосуточное наблюдение за моей персоной и местом моего проживания!

Штольц, как и ожидал Дэвид, был сбит с толку:

– Что это за «другие ваши парни»?.. Кого именно вы имеете в виду?

– Перестаньте изображать из себя саму невинность! Вы отлично знаете, о ком идет речь, – произнес твердо Сполдинг.

– То, что я услышал от вас, крайне тревожит меня… – По голосу Штольца было заметно, что ему так и не удалось унять охватившее его чувство страха…

– Весьма сожалею, если это так, – ответил Дэвид ничего не значащей фразой.

– Я позвоню вам попозже, – проговорил раздраженно Штольц.

– Только не сюда. Во второй половине дня меня здесь не будет, – сказал Сполдинг и тут же добавил весело: – К вашему сведению, я решил совершить небольшую прогулку на одной из яхт, которыми так увлекся наш общий друг. Составлю компанию кое-кому из моих приятелей-дипломатов – людей почти столь же богатых, как и он. Так что звоните мне после пяти. На Кордобу.

Штольц начал было что-то возражать, но Дэвид повесил трубку, так и не выслушав его до конца. Джин смотрела на него с восхищением.

– Надо же, как ловко ты повел разговор!

– Ничего удивительного: у меня больше практики в подобных делах, чем у этого человека.

– Это был Штольц?

– Да… А теперь пошли в твой кабинет.

– Я думала, мы отправимся перекусить.

– Так оно и будет. Но прежде мне хотелось бы выяснить кое-что… Скажи, имеется здесь другой выход?

– Конечно. И не один, а несколько. Они ведут к воротам у задней стены сада.

– Мне хотелось бы воспользоваться сейчас кое для чего служебной машиной. Или это довольно сложно?

– Ничуть.

– А как насчет твоей секретарши? Ты не смогла бы разрешить ей подольше посидеть в ресторане за ленчем?

– Как это мило с твоей стороны! А я-то, глупая, была уверена, что ты собираешься пообедать со мной.

– И ты не ошиблась: мы и в самом деле отобедаем вместе. Но прежде ответь: может твоя секретарша надеть шляпу с широкими полями и заколоть волосы наверх?

– Это может любая женщина.

– Вот и отлично. Пусть она наденет тот желтый жакет, который был на тебе прошлым вечером. А ты подыщи мужчину той же примерно комплекции, что и я. И к тому же такого, чтобы твоей секретарше не пришлось скучать с ним во время довольно продолжительного ленча. Желательно также, чтобы он был в темных брюках. И в моем пиджаке.

– Что ты задумал?

– Наши друзья любят разыгрывать других. Так почему бы и нам не позабавиться, чтобы увидеть, как отнесутся они к тому, что кто-то сам задумал сделать их объектом своих шуток?

Сполдинг стоял у окна кабинета на третьем этаже посольства и, вооружившись биноклем, наблюдал из-за штор за тем, что происходило внизу. Он видел, как из парадной двери выпорхнула секретарша Джин и, спустившись быстро по ступеням, направилась к подъездной дорожке. Следом за ней из здания вышел высокий мужчина, один из помощников Балларда. Она была в широкополой шляпе и желтом жакете своей начальницы – миссис Камерон, он же облачился в темные брюки и пиджак Дэвида. Дополняли туалет солнцезащитные очки, прикрывавшие им обоим глаза. Спутник секретарши задержался на мгновение на верхней ступени, рассматривая развернутую дорожную карту. Огромный бумажный лист надежно скрывал его лицо от посторонних взоров. Найдя наконец то, что искал, он сбежал вниз, и затем оба они уселись в поджидавший их посольский лимузин – автомобиль высшего класса с занавешенными окнами.

Сполдинг направил бинокль на пролегавшую за воротами Авенида-Корриентес. Как только лимузин выехал за ворота, двухместный «Мерседес», стоявший до этого у самой обочины, покинул свое место и направился вслед за ним. Другой автомобиль, расположившийся на противоположной стороне улицы, тут же круто развернулся и двинулся в том же направлении, что и первый, который отделяли от него лишь несколько машин.

Дэвид с довольным видом опустил бинокль и вышел из кабинета. Повернув в коридоре налево, он прошел вдоль бесконечного ряда дверей и, миновав лестницу, оказался в задней части здания, где и прошел в комнату, выходившую окнами на противоположную от Авенида-Корриентес сторону, недоступную для наблюдения из помещения, только что покинутого Сполдингом. Бобби Баллард, который сидел в кресле у окна, оглянулся на звук шагов Дэвида. В руках он держал бинокль.

– Ну что? – спросил Сполдинг.

– Я заметил две машины, – ответил шифровальщик. – Они простояли здесь какое-то время, а буквально секунду-другую назад убрались.

– То же самое у меня. У них есть радиосвязь.

– Недурно подготовились, правда?

– Да, но не так здорово, как они думают.

* * *

Спортивный пиджак Балларда был широк Дэвиду, рукава коротки. Зато из-под манжет рубашки выглядывали новые часы. Джин была довольна. Отличный хронометр.

Интерьер ресторана на улице Сан-Мартина напоминал маленький грот. Отсутствие передней стены позволяло наблюдать за улицей, где под тентами стояло несколько столиков. Дэвид, расположившись внутри, сидел лицом к выходу и таким образом мог видеть всех проходящих по тротуару. Однако в данный момент прохожие мало интересовали его. Дэвид смотрел лишь на Джин. Заметив озабоченное выражение ее лица, он сказал, чтобы хоть как-то подбодрить свою подругу:

– Все скоро кончится. Дело, которым приходится мне заниматься, близится к завершению. Так что нам уже недолго ждать, когда я стану свободным.

Джин, взяв Дэвида за руку, заглянула ему в глаза. Какое-то время она молчала. Словно хотела поглубже вникнуть в смысл его слов, понять, что за ними скрывается и что вообще он имел в виду. Затем произнесла:

– Звучит заманчиво. Хотя, признаюсь, едва ли я уловила суть сказанного тобою.

– Между тем все очень просто: я хочу провести вместе с тобой долгие и долгие годы. Всю оставшуюся жизнь… Не знаю, насколько удачно я выразил свою мысль, но ничего лучшего мне не пришло в голову.

Джин прикрыла на мгновение глаза.

– Думаю, лучше ты и не смог бы сказать, – промолвила она. – То, что услышала я, доставило мне огромную радость.

Как рассказать ей о том, что думал он? Как объяснить? Задача не из легких. И все же он должен попытаться расставить все по своим местам. Это очень важно.

– Меньше месяца назад, – произнес он мягко, – случилось кое-что. Это было в Испании, ночью, когда мы грелись у костра… То, что произошло, касалось только меня… Обстановка была как всегда, ничего необычного… Но то, что стряслось со мной тогда, вселило потом в меня ужас. Однако овладевший мною страх не имел ничего общего с теми чувствами, которые испытываешь, идя сознательно на риск, неизбежно связанный с нашим родом занятий… Я, признаюсь, всегда боялся в душе, выполняя то или иное задание, – в чем, в чем, в этом-то я могу чем угодно поклясться тебе… Короче, я обнаружил внезапно, что перестал реагировать на что-либо, стал ко всему безучастен. Известие, которое получил я, должно было бы при иных обстоятельствах потрясти меня… Заставить взвыть от боли или привести в дикое бешенство… Но во мне словно умерло все. Я лишь отчитал человека, сообщившего мне о трагедии, за то, что он не сразу рассказал мне о ней. И добавил еще, что о подобных вещах следует докладывать как можно быстрее, не теряя зря времени… Видишь ли, он, не желая доставлять мне лишних страданий, никак не мог решиться открыть мне жестокую правду. – Дэвид положил свою руку на руку Джин и, помолчав немного, продолжил: – Я говорю это только затем, чтобы ты лучше поняла, что творится со мной в данное время. Ты вернула мне то, что я, как казалось мне, потерял навсегда, – способность испытывать разные чувства. И я ни за что не захочу теперь подвергать себя риску вновь лишиться этого дара.

– Ты до слез растрогал меня, – произнесла чуть слышно Джин, улыбаясь дрожащими от волнения губами. Глаза ее были увлажнены. – Разве тебе не известно, что девушки, слушая подобные вещи, просто не могут не разрыдаться?.. Да, мне многому еще придется учить тебя… О боже! – перешла она на шепот. – Прости, прости меня!.. Ты сказал – годы…

Дэвид потянулся к ней через стол. Их губы соединились в нежном поцелуе, и на душе у них сразу же стало легче. Он убрал с руки подруги руку и провел ласково пальцем по ее щеке.

По щеке, мокрой от слез.

К горлу его подкатил ком. И хотя плакать он не умел, у него было такое чувство, будто слезы душили его.

– Мы, конечно же, уедем отсюда вдвоем, не так ли, Дэвид? – спросила она.

Ее слова вернули Сполдинга к действительности… К той, другой действительности, которая уже не имела теперь для него такого значения, как прежде.

– Это исключено. Но скоро, очень скоро мы сможем быть вместе. Мне потребуется еще недели две, чтобы уладить кое-что… Тебе же за это время надо будет оформить свой уход с работы в посольстве.

Джин взглянула на него вопрошающе, но уточнять ничего не стала. Сказала лишь:

– Как я понимаю, тебе поручено… вывезти отсюда то ли какие-то чертежи, то ли техническую документацию – в общем, что-то в том же роде. Это так?

– Да.

– И когда же ты сделаешь это?

– Если все пойдет, как задумано, то через день или два. А может, и через три. Но это уже – самое большее.

– Почему же ты говоришь в таком случае, что тебе необходима еще пара недель, чтобы довести все до конца?

Дэвид заколебался было, не зная точно, как ответить на этот вопрос. Но затем он вдруг понял, что ему давно уже хочется выложить перед ней все как есть. Сказать ей правду. Ибо правда и только правда может помочь ему выйти из той ситуации, в которой он оказался.

– Начну с того, что в системе безопасности, созданной на секретном объекте под названием «Фэрфакс», кем-то проделана брешь…

– «Фэрфакс», – перебила Дэвида Джин, – упоминался уже в твоем досье.

– Это расположенный в Вирджинии разведывательный центр, имеющий для нас исключительно большое значение… Так вот, там убили одного человека. Моего друга. Признаюсь, я сознательно утаил от руководства данного объекта кое-какую информацию, которая могла бы помочь ему покончить с утечкой информации или – что, на мой взгляд, куда важнее – найти убийцу.

– Но почему, объясни мне, ради бога, ты поступил таким образом?

– Можно сказать, что я сделал так под давлением обстоятельств. У сотрудников «Фэрфакса» не было доступа к той информации, которой я обладал. Единственный же человек, который имел право знакомиться со сверхсекретными материалами, мало что смыслил… Во всяком случае, в такого рода делах… У него нет достаточно опыта в вещах, касающихся разведки и контрразведки. Он типичный армейский служака в звании генерала. Обычный снабженец. Покупает то да се.

– В частности, чертежи гироскопов?

– Да. Когда я вернусь в Вашингтон, то заставлю его рассказать мне все начистоту. – Помолчав немного, Дэвид произнес, адресуясь скорее к себе, а не к Джин: – Впрочем, мне наплевать, скажет он что-нибудь или нет. Я не был в отпуске уже много лет. Возьму в счет его неделю-другую и махну прямиком в «Фэрфакс». По территории этого лагеря разгуливает как ни в чем не бывало немецкий агент под видом сотрудника данного центра. И не просто сотрудника, а разведчика категории «четыре-ноль». Это он убил того человека, о котором я только что говорил. Человека по-настоящему прекрасного.

– Знаешь, мне не по себе от твоих слов!

– Тебе нечего бояться, – улыбнулся Дэвид, решив ничего от нее не скрывать. – Я не имею ни малейшего намерения ставить под угрозу наше будущее… Лишать нас возможности провести вместе долгие годы, о чем мы с тобой пока мечтаем… А посему постараюсь соблюдать крайнюю осторожность… Так что не надо зря волноваться.

Она кивнула в знак согласия, чтобы успокоить его.

– Хорошо, я не стану дрожать от страха. Верю, все так и будет, как ты говоришь… Мы увидимся снова, как я понимаю, недели через три. Значит, я должна буду заранее объяснить все Хендерсону. Впрочем, придумать, что сказать ему, не так уж и сложно. Приведу кучу самых убедительных аргументов. И еще мне нужно будет предпринять кое-что в отношении Эллиса.

– Не трогай его. Мы еще ничего толком не знаем. Если нам и в самом деле удастся обнаружить, что имя его числится и в платежной ведомости, составляемой противной стороной, то пусть он остается на прежнем месте: так будет лучше для нас. Перевербованным агентам просто цены нет. Когда мы переманиваем вражеского агента в свой лагерь, то можем быть уверены в том, что он – или она – будет работать на нас куда лучше, чем многие из наших разведчиков.

– В каком же мире живешь ты? – спросила серьезно, без тени иронии, Джин.

– В мире, из которого ты поможешь мне вырваться… Само собой, после того, как я завершу связанные с «Фэрфаксом» свои дела и смогу наконец выйти из этой игры, порядком уже затянувшейся.

* * *

Эжен Леон сел в такси на заднее сиденье между Сполдингом и санитаром Хэлом. Другой телохранитель, Джонни, устроился возле шофера. Дэвид, отдавая распоряжение водителю, говорил с ним по-испански. Тот, выслушав его, повел машину по длинному ровному выездному пути с территории аэропорта.

Дэвид посмотрел на Леона, представлявшего собой довольно жалкое зрелище. При виде изможденного, со впалыми щеками лица, с которого не сходило печальное выражение, Сполдинг невольно подумал о том, что физик сам довел себя до столь ужасного состояния. В глазах ученого ничего не читалось, кроме равнодушия ко всему на свете. Долгий перелет утомил Эжена, новая обстановка, в которой он оказался, настораживала его, а безудержная энергия, проявленная Дэвидом, когда он уводил торопливо всю эту троицу из здания аэровокзала, раздражала.

– Рад видеть вас снова, – обратился Дэвид к физику. Леон моргнул. Сполдинг не был уверен, что это приветствие.

– Мы не ожидали, что вы нас встретите, – заметил Джонни с переднего сиденья. – Мы думали, что нам придется самим доставить профессора на место.

– У нас записано, куда ехать, – добавил Хэл, доставая из кармана пиджака целую кипу небольших карточек. – Вот, посмотрите сами, – сказал он, протягивая одну из них Дэвиду. – Тут и адрес, и ваш номер телефона. И еще – номер телефона посольства. К тому же нам вручили бумажник, до отказа набитый аргентинскими банкнотами.

То, как произнес он слово «аргентинский», выдавало в нем человека малограмотного. Дэвид непроизвольно подумал о том, как же удалось этому Хэлу окончить медицинский курс, где его обучали подкожным инъекциям: ведь сам он едва ли сможет разобраться в рецептах. Впрочем, он был не один. И из них двоих функции лидера выполнял, несомненно, Джонни, который, не отличаясь, в противоположность своему напарнику, излишней болтливостью, был, судя по всему, человеком более знающим и толковым.

– В подобных делах нельзя ни на что полагаться, путаница – обычная вещь. Люди не всегда могут своевременно связаться с кем нужно, чтобы уведомить об изменениях в планах… Надеюсь, доктор, полет не слишком вымотал вас?

– Все было довольно сносно, – ответил вместо Леона Хэл. – Правда, неподалеку от Кубы нас здорово покачало, словно сам черт решил таким образом поразвлечься.

– Это, вероятно, из-за плотных воздушных масс, перемещавшихся со стороны острова, – предположил Дэвид, наблюдая краем глаза за Леоном. На этот раз физик не остался безучастным к разговору. Он посмотрел на Сполдинга. Во взгляде его промелькнула ирония.

– Да, вы правы, – подтвердил Хэл с видом знатока. – То же самое говорила и стюардесса.

Леон чуть улыбнулся.

Дэвид, инстинктивно следивший за дорогой, собрался было воспользоваться этим пусть и незначительным сдвигом в настроении ученого, как вдруг заметил в висевшем перед водителем зеркале заднего обзора нечто такое, что не на шутку встревожило его.

Внимание Сполдинга привлекла узкая решетка на радиаторе автомобиля, шедшего следом за ними. Он уже дважды видел эту машину: сперва – на стоянке такси, в длинном ряду дожидавшихся своей очереди автомобилей, а затем – при выезде из простершегося перед аэродромом парка. Но тогда вид ее не вызывал у него беспокойства. Иначе было сейчас. Осторожно, стараясь не задеть Леона, Дэвид переменил позу и посмотрел в заднее окно. Почувствовав, судя по всему, что Сполдинг чем-то взволнован, ученый подвинулся, чтобы не мешать ему.

Это была «Ласаль» тридцать седьмого года выпуска. Покрашенная в черный цвет машина с хромированными решетками на радиаторе и у передних фар шла, не приближаясь и не отставая, в пятидесяти-шестидесяти ярдах от них. Однако водитель – светловолосый мужчина – не позволял другим автомобилям вклиниться между ними и, как только кто-то пытался обогнать его, увеличивал скорость. Подобная тактика могла объясняться или отсутствием у него опыта в такого рода делах, или его рисковой, беспечной натурой. Если только он действительно преследовал их.

Дэвид негромко, но с командирскими нотками в голосе сказал шоферу по-испански, что заплатит ему сверх счетчика пять долларов, если тот повернет резко машину назад и в течение нескольких минут поведет ее в противоположном от Сан-Тельмо направлении. Судя по реакции porteno, он, в отличие от водителя «Ласаля», уже не раз оказывался в неординарной ситуации. Взглянув в зеркало, аргентинец сразу все понял и, кивнув молча Сполдингу, круто, с риском для жизни, развернул машину и погнал ее на бешеной скорости в обратную сторону, прямо на запад. Такси, обгоняя другие машины, металось то вправо, то влево, затем повернуло внезапно направо и, стремительно вылетев на автомагистраль, протянувшуюся вдоль берега моря, понеслось, не сбавляя скорости, строго на юг. Открывшееся взору Дэвида водное пространство напомнило ему об Очо-Кале.

Сполдингу необходимо было как можно быстрее доставить Эжена Леона в Сан-Тельмо и затем вновь наведаться в это местечко.

«Ласаля» больше не было видно нигде. Они оторвались от погони.

– О боже! – произнес Хэл. – Что, черт подери, происходит? – И тут же, по существу, сам ответил себе, обратившись к Дэвиду с новым вопросом: – За нами что, следили?

– Возможно, но я не уверен в этом, – промолвил уклончиво Сполдинг.

Леон молча наблюдал за Дэвидом. Взгляд ученого оставался, однако, по-прежнему безучастным.

– Не означает ли все это, что нас ждут проблемы? – раздался с переднего сиденья голос Джонни. – Как я понимаю, нам только что пришлось удирать от кого-то. Но мистер Кенделл ни словом не обмолвился о возможных осложнениях… Мы должны будем, сказал он, заниматься здесь тем же, что и всегда. – Джонни даже не повернулся, произнося эту тираду.

– А вы что, боитесь осложнений?

На этот раз Джонни повернулся лицом к Сполдингу.

Серьезный парень, подумал Дэвид.

– Само собой, – заявил решительно охранник. – Такие вещи нам ни к чему. Наша прямая обязанность – ухаживать за профессором. Заботиться о нем. И я не думаю, что стану спокойно смотреть, если у нас возникнут вдруг какие-то помехи. Мы просто не имеем права подвергать ученого опасности.

– Понимаю. Ну и что же вы предпримете, если что-то и в самом деле пойдет не так гладко, как хотелось бы вам?

– Увезу его к черту отсюда, вот и все, – объяснил спокойно Джонни.

– Доктору Леону предстоит кое-что сделать тут, в Буэнос-Айресе. Кенделл должен был бы сказать вам это.

Джонни сердито посмотрел на Сполдинга:

– Скажу вам прямо, мистер, эта грязная свинья может визжать сколько ей угодно. В жизни не видел такого дерьма.

– Тогда почему вы не уволитесь?

– Мы работаем не на Кенделла, – ответил Джонни с таким видом, словно сама мысль о том, что он мог бы находиться на службе у этого человека, вызывала у него глубокое отвращение. – Нас нанял исследовательский центр компании «Меридиан эйркрафт». Этот же сукин сын даже не состоит в ее штате. Он – вшивый счетовод всего-навсего, не более того.

– Видите ли, мистер Сполдинг, – произнес Хэл, стараясь сгладить агрессивность своего приятеля, – мы должны заботиться лишь о благе профессора. Для этого-то нас и взяли на работу в исследовательский центр.

– Итак, с вами все ясно. Что же касается этого учреждения, то я постоянно поддерживаю с ним связь. И должен вам прямо сказать с полным на то основанием: думать, будто кто-то намерен причинить вред доктору Леону, просто глупо.

Не будучи твердо убежден в том, что говорил, Дэвид шел на явную ложь. Главное, что преследовал он, поступая так, – это завоевать доверие Джонни и Хэла, чтобы обрести в их лице надежных помощников. Помочь ему в сближении с ними должны были также его ссылки на исследовательский центр «Меридиан» и свою якобы причастность к делам этого предприятия. И конечно же, общее для всех троих чувство неприязни к Кенделлу.

Такси медленно свернуло за угол и по одной из тихих улочек Сан-Тельмо подкатило к узкому трехэтажному белому зданию с оштукатуренными стенами и черепичной крышей. Это и был дом номер пятнадцать по улице Терраса-Верде. Для Эжена Леона и его «ассистентов» сняли весь первый этаж.

– Вот мы и приехали, – сказал Дэвид, открывая дверцу. Леон выбрался вслед за Сполдингом. Он остановился на тротуаре и посмотрел на уютный красивый дом и тихую улицу. Деревья вдоль обочин были подстрижены, тротуары только что политы. В общем, картина отрадная. Словно здесь сохранялся в незыблемости уголок старого доброго мира. У Дэвида, наблюдавшего за ученым, возникло вдруг такое чувство, будто Леон неожиданно набрел на то, что так долго искал.

А затем, в следующее же мгновение, он подумал, что для него не секрет, что ощущал тот в данный момент. В глазах Эжена Леона все, что он видел сейчас, представляло собой милое, уютное пристанище. Последнее пристанище в его жизни. Или иначе могилу, в которой он смог бы обрести наконец столь желанное успокоение.