Прочитайте онлайн Султан и его гарем | XIIIТри друга
XIII
Три друга
Когда Сади пришел в себя, об этом доложили караульному офицеру, а он, в свою очередь, сейчас же передал это известие военному министру, который был этим крайне удивлен.
Между тем доктор употребил все старания, чтобы спасти жизнь Сади. Здоровая натура его взяла наконец верх, и он заснул крепким, спокойным сном и проспал таким образом до утра, так что проснулся на другой день почти здоровым.
Проснувшись, он вспомнил все происшедшее и начал расспрашивать о Сирре, но не мог ничего узнать.
Вдруг вечером, к его крайнему удивлению, явился к нему караульный офицер и почтительно объявил ему о его освобождении.
Этого Сади никак не ожидал. Что значила эта неожиданная перемена в его судьбе? Неужели были назначены новые министры? Или, может быть, было наконец установлено, что Сади напрасно томится в темнице?
Сади не мог расспрашивать об этом офицера. К тому же он был уже доволен и тем, что свободен и может возвратиться к своей Реции! Все остальное, говорил он себе, он узнает после.
Выйдя из башни, Сади сел в проезжавшую мимо карету и поехал домой, желая скорее увидеть Рецию.
Слуга, отворивший ему дома дверь, в первое мгновение не мог выговорить от удивления ни слова, затем бросился на колени и заплакал от радости.
– Слава Аллаху! – вскричал он, целуя руки Сади. – Ты возвращаешься назад здоров и невредим! Какое счастье!
– Встань! – сказал Сади, тронутый радостью слуги. – Где моя супруга Реция?
– О господин, – сказал слуга, и на лице его выразилась печаль. – О господин… не спрашивай.
– Что случилось? Говори! Разве Реции нет более здесь?
– Нет, твоя супруга здесь!
– Почему же ты отворачиваешься?
– Большое горе случилось в твоем доме, благородный паша!
– Реция умерла? Говори…
– Вот идет врач, – указал слуга на спускавшегося с лестницы старика-доктора, – спроси его!
– Что случилось? – с беспокойством обратился Сади к доктору, который спас его от смерти. – Я узнаю тебя, ты лечил меня, но скажи мне, что ждет меня?
– Надежды очень мало, благородный паша! – отвечал доктор.
– Моя Реция…
– Лежит тяжело больная, благородный паша. Твоя супруга увидела тебя лежащим бездыханно и в отчаянии поразила себя в грудь кинжалом, чтобы умереть вместе с тобою.
Сади с горя закрыл лицо руками, этот новый удар рушил все его надежды.
– А я жив… – прошептал он наконец. – Моя верная Реция умирает за меня, а я пробуждаюсь для жизни! О, к чему ты не дал мне умереть!
Доктор был также взволнован, а старый слуга громко плакал.
– Теперь я все понимаю, надежды нет никакой, – продолжал Сади. – Если Реция уже умерла, не скрывай от меня ничего. Я достаточно силен, чтобы перенести и это несчастье.
– Она еще жива, благородный паша, – отвечал доктор, – но надежды остается все меньше!
– Она умрет, и я должен быть свидетелем этого!
– Я прошу тебя не ходить к ней, – с испугом сказал доктор. – Такая радость может убить твою супругу! Принц Юсуф-Изеддин был сегодня здесь с великим шейхом Гассаном, чтобы сообщить твоей супруге о твоем скором освобождении…
– Гассан и принц Юсуф? – с радостью спросил Сади. – Значит, они также свободны?
– Да, они были здесь, но как ни радостно было принесенное ими известие, я не мог позволить передать его больной, так как всякая радость может убить ее.
– Спаси Рецию! – вскричал Сади умоляющим голосом. – Заклинаю тебя, сделай все, чтобы сохранить ей жизнь, и я готов отдать тебе все мое состояние.
– Я знал, что ты щедро вознаградишь меня, великодушный паша, – отвечал грек, который был корыстолюбив, как все его соотечественники, – будь покоен, я приложу все старания, чтобы спасти жизнь твоей супруге. Я скоро возвращусь и останусь около нее.
– Я вполне доверяю тебе.
– И я не обману твоего доверия, благородный паша. Я сделаю только самые необходимые визиты и затем возвращусь сюда.
– А я не могу видеть Рецию?
– Ты можешь видеть ее, но так, чтобы она этого не знала и не видела тебя.
Еще недавно Сади был счастлив и могуществен, как все изменилось с тех пор! Найди он Рецию здоровой, он, может быть, немедленно оставил бы неблагодарную страну, но положение больной связывало его по рукам.
Сади осторожно прошел в комнаты жены и тихо подошел к ее постели… Ковер заглушал его шаги.
Реция лежала перед ним, бледная от страданий, и спала… Она была так прекрасна, что Сади остановился, пораженный.
Она не чувствовала, что около ее изголовья стоял тот, ради кого она, не колеблясь, готова была умереть.
Сади долго стоял у постели, задумчиво глядя на Рецию. Он никак не мог примириться с мыслью потерять ее. Затем он вернулся к себе. Тяжелая печаль о возлюбленной жене не давала ему покоя.
Доктор вскоре возвратился, но не мог сказать ничего утешительного. Так прошло несколько дней между страхом и надеждой.
Однажды вечером Сади доложили о приходе Гассана.
Сади с распростертыми объятиями поспешил навстречу другу, но при взгляде на Гассана почти испугался. Смертельная бледность покрывала его лицо, глаза сверкали, и все говорило о его лихорадочном возбуждении.
– Что случилось, Гассан? – озабоченно спросил Сади. – Отчего ты так изменился? Ты меня пугаешь!
– Я совершенно спокоен! Я пришел для того, чтобы сообщить тебе, что Зора приехал сегодня в Стамбул и через полчаса будет у тебя, – отвечал Гассан.
– Зора в Стамбуле? Это для меня приятное известие, Гассан, а ты передаешь его с выражением отчаяния.
– Приятное известие, Сади-паша? – насмешливо сказал Гассан. – Это было бы приятным известием, если бы Зора приезжал сюда для того, чтобы получить награду за свою службу… Но несчастие и проклятие тяготеют над этой страной, и я боюсь, что она гигантскими шагами движется к гибели.
– В таком случае мы должны соединить наши силы, чтобы спасти ее и помешать падению.
– Неужели ты получил еще мало уроков, Сади? – с горечью спросил Гассан. – Неужели ты думаешь дойти прямой дорогой до цели? Я говорил тебе тогда, как надо было действовать, но ты не послушался меня, и через двенадцать часов ты был свергнут. Но скажи мне прежде всего, как здоровье твоей супруги?
Сади пожал плечами.
– Она все еще в опасности, друг мой, – отвечал он. – Я спасен для того, чтобы видеть ее страдания.
– И после всего этого ты можешь простить своих врагов, которые хотели убить тебя? – спросил Гассан.
– Я сделаю все, чтобы освободить от них страну.
– Это Мансур, Гуссейн и Рашид! Горе стране, во главе которой они стоят.
– Ты сильно взволнован, Гассан!
– Я ненавижу их! Они должны умереть! Умереть! – вскричал Гассан.
– Предоставь их приговор султану и судьбе! – спокойно сказал Сади, озабоченно глядя на волнение друга. – Не говори громко таких вещей…
– А не то могу поплатиться за это жизнью? – поспешно перебил Гассан. – Но подумай одно, друг мой, что эти люди и без того не оставят нас в покое надолго. Они снова примутся за нас, когда достигнут той цели, которую теперь преследуют! Дни нового султана также сочтены.
– Что ты говоришь, Гассан?
– Истину! Я говорю то, в чем твердо убежден. Клянусь тебе, что Мурад будет так же свергнут, как и Абдул-Азис, – а после дойдет очередь и до нас.
– Что ты хочешь делать?
– Неужели ты и на этот раз не послушаешься моих предостережений, как и тогда? Люди, которые пытались тебя убить, которые ненавидят меня и Зору, неужели ты думаешь, что эти люди могли без всякой причины освободить нас?
– Они поняли, что мы невиновны и не заслужили такой участи.
– Оставь подобные предположения, не будь так доверчив, Сади! – вскричал Гассан. – Ты уже раз был жертвой твоей доверчивости, не послушавшись моих предостережений, не отталкивай их вторично, это может иметь самые ужасные последствия. Протяни мне руку! Заключим союз против врагов султана, которые и наши враги. Дело идет о спасении всей страны. Конечно, мы ставим на карту нашу жизнь, но я с радостью пожертвую ею, чтобы уничтожить этих людей, которые ведут Турцию к погибели…
– Ты заходишь слишком далеко, Гассан!
– Они уже собираются устранить нового султана, который не подчиняется их требованиям! Но так как на этот раз неудобно было бы снова свалить все на самоубийство, они придумали другое! Их приспешники уже проникли к султану и начинают поговаривать о начале нервной болезни, чего-то вроде безумия…
– Все это только предположения! – перебил Сади своего друга.
– Слушай дальше и потом решай, – возразил Гассан. – Молю Аллаха, чтобы мне удалось возбудить в тебе ненависть и недоверие. Знай, Сади, что я приговорил к смерти этих заговорщиков, и моя рука отомстит неблагодарным за султана.
– Остановись, Гассан, ты заблуждаешься!
– Ты, может быть, думаешь, что тебе удастся заставить султана убедиться в планах его врагов? Или ты думаешь, что твой предостерегающий голос может спасти его и нас и предотвратить войну? Для этого есть только одно средство – смерть приверженцев Мансура, которые думают о новом перевороте и смене султана. Они хотят иметь такого, который бы согласился быть их слепым орудием. Поверь мне, эти люди день и ночь сторожат султана. Они до сих пор еще не допустили султана опоясаться мечом Османа. Почему это, Сади? Отвечай мне!
– Вероятно, султан чувствует себя нездоровым!
– Нездоровым? Это правда, но это нездоровье есть дело тех негодяев, в смерти которых я поклялся! Сади, скажи, такой же ли ты мне друг, как прежде?
– Конечно, но я советую тебе не быть опрометчивым, нужно все основательно обдумать!
– Не советуй, Сади. Мое решение твердо! Ты знаешь меня, я человек решительный!
– Когда ты только вошел, я увидел, что с тобой происходит что-то ужасное, Гассан!
– Ужасное? Да! Но не обвиняй меня, Сади, будь справедлив!
– Выслушай меня, друг мой! Спокойный совет часто предупреждает большие несчастья, – сказал Сади, беря Гассана за руку. – Неужели ты хочешь взять на себя ответственность наказывать других? В таком случае ты будешь не лучше тех, которых хочешь наказать. Нет, нет, Гассан, предоставь наказание другому!
– Теперь я знаю, чего могу ожидать от тебя, Сади, – мрачно сказал Гассан. – Я вижу, что не могу тебя спасти, и должен положиться только на свои силы! Но не думай, чтобы это могло удержать меня от исполнения моего долга!
– Твоего долга, Гассан? – спросил Сади.
– Да, я поклялся наказать людей, которые по своему положению и могуществу не подлежат человеческому суду! Я поклялся отомстить этим людям за султана Абдул-Азиса, принца Юсуфа, за тебя, за твою жену, за себя и с радостью пожертвую для этого своей жизнью, хотя бы все бросили и прокляли меня…
– Гассан, ты ослеплен, ты вне себя! Успокойся сначала…
– Я один… но у меня достаточно сил и мужества, чтобы одному выступить против этих людей! Но тише! Сюда идут… не говори ничего про наш разговор…
Дверь быстро отворилась, на пороге появился Зора, протягивая руки обоим друзьям.
– Добро пожаловать! – вскричал Сади.
– Наконец-то я снова с вами, друзья мои! – воскликнул Зора, обняв Сади и Гассана. После первых приветствий он стал рассказывать, что привело его в Константинополь.
– Мне кажется, я стою поперек дороги новым министрам, так как на мое место в Лондоне, не предупредив меня, прямо прислали Амид-бея.
– Это позор! – вскричал Гассан.
– Да, это ни на что не похоже! – согласился Сади.
– Я очень хорошо понимаю, в чем тут дело, хотя мне и предлагают теперь другое место, в Мадриде, но понятно, что они хотят отделаться от меня!
– Они не верят тебе, Зора! Этот Мансур и его сообщники никогда не забывают тех, с кем им хоть раз пришлось столкнуться! Вспомни о смерти Магомета! – сказал Гассан. – Они хотели устранить тебя, как устранили меня и Сади, и это удалось им. Надеюсь, что ты откажешься ехать в Мадрид?
– Конечно! Это назначение один позор для меня!
– Что же ты решил делать? – спросил Сади.
– На днях умер мой отец, и теперь ничто более не удерживает меня здесь!
– Ты оставляешь Стамбул?
– Как можно скорее! Я возвращаюсь в Лондон, отказавшись от чести служить новым министрам!
Тогда Зора рассказал про свою встречу с адмиралом и про дуэль.
– Он умер, и Сара Страдфорд освободилась от него. Я был тяжело ранен в руку, но теперь вполне вылечился!
– А леди? – спросил Сади.
– Что мне сказать тебе на это, друг мой, кроме того, что я при первой возможности еду в Лондон, чтобы поселиться там!
– Но как можешь ты навсегда оставить свою родину?
– Я не в состоянии удержать Турцию от падения и не в силах переносить долее унижения!
– Зора, Турцию можно освободить от людей, которые губят ее! – мрачно сказал Гассан.
– Я не хочу помогать новому пролитию крови! Пусть будет, что будет! – отвечал Зора.
– В таком случае, я пойду один, – сказал Гассан. – Наши дороги расходятся навсегда! Зора едет в Лондон, чтобы приобрести себе там новое отечество, Сади остается здесь, думая повлиять своим благородством…
– Ты тоже хочешь уехать? – спросил Зора, не понимавший таинственных планов и слов Гассана.
– Мы не увидимся более, мы должны расстаться надолго, может быть, навсегда! – торжественно сказал Гассан. – Было время, когда мы составляли гордые планы, друзья мои, мечтали о счастье и золотом будущем… Теперь вокруг нас мрак, и ничто не светит для нас в будущем! Что может быть для меня лучше, чем пожертвовать жизнью ради освобождения страны от тех, отомстить которым я поклялся на могиле Абдул-Азиса…
Зора хотел перебить Гассана, хотел сказать ему, что его жертва будет бесполезна, что она не спасет страны. Но Гассан ничего не хотел слушать.
– Прощайте, друзья мои! – сказал он, пожимая им руки. – Простимтесь в последний раз!
– Послушайся меня, Гассан! Ты напрасно хочешь жертвовать собою! – вскричал Сади.
– Если я умру, то умру за свои убеждения, а в этом нет ничего недостойного!
– Твои убеждения ложны, ты стремишься к своей погибели! – снова воскликнул Сади.
Но Гассан не обратил никакого внимания на его слова, он в последний раз поклонился друзьям и поспешно ушел.
– Его невозможно удержать! – с горечью сказал Сади.
– Что он хочет делать? – спросил Зора.
– Он хочет наказать людей, которые свергли и умертвили Абдул-Азиса.
– Относительно Мансура он уже опоздал.
– Что это значит? Что случилось? – спросил Сади.
– Я сейчас узнал от одного офицера, что Мансур со вчерашнего дня пропал бесследно, самым таинственным образом.
– Значит, он бежал?
– Нет, Сади. Говорят, что его могущество встретилось с другим, более сильным, положившим конец его постыдным подвигам, – отвечал Зора. – Говорят, что тут замешана Золотая Маска. Я надеюсь узнать об этом подробнее, тогда я расскажу и тебе. Во всяком случае, я увижусь еще с тобой, прежде чем оставлю Стамбул.
– Разве ты так скоро едешь?
– Как только смогу! До свидания.
Так расстались в этот вечер друзья, дороги которых, казалось, совершенно разошлись.