Прочитайте онлайн Так умирают короли | Глава 40

Глава 40

До Алекперова не смогли добраться сразу. Сначала допросили Горяева. Он не сказал ничего нового, но под протокол подтвердил, что Алекперов действительно предлагал ему возглавить программу «Вот так история!» задолго до загадочной гибели Самсонова. Это прибавило Мартынову решимости в попытке вызвать на допрос Алекперова, но затея закончилась ничем. Алекперов демонстративно проигнорировал две посланные ему одну за другой повестки и на допрос не явился. При этом он не пытался представиться больным, ни каким-нибудь другим способом облагородить свой отказ. Мартынов злился и объяснял мне, что у Алекперова сильные покровители, потому-то тот и ведет себя так дерзко.

– Если бы не его «крыша» на самом верху, мы давно бы до него добрались, – просветил меня Мартынов.

Он все-таки нашел противоядие. Через некоторое время произошла утечка информации. Газеты написали, что существует версия о причастности Алекперова к нашумевшему «делу Самсонова», и косвенным подтверждением правоты следственной бригады является то, что Алекперов старательно уклоняется от общения с ней. Нигде не было написано, но подразумевалось, что Алекперов действительно виновен и его давно доставили бы в наручниках куда следует, если бы не могущественные покровители.

Насчет покровителей – это был сильный ход. События стали развиваться в невыгодном для кого-то направлении, и Алекперову, судя по всему, стоявшие за ним люди посоветовали не раздувать конфликт, потому что ситуация выходила из-под контроля. Алекперов сам позвонил в прокуратуру и попросил о встрече. Мне сообщил об этом Мартынов. Он позвонил поздним вечером и в двух словах обрисовал складывающуюся обстановку. У него был торжествующий голос победителя. Я поздравил его с успехом, потому что не думал, что следователь прокуратуры, пусть даже и старший следователь, сможет справиться с таким крутым парнем, как Алексей Рустамович Алекперов.

Но, как выяснилось, Мартынов звонил мне не за тем, чтобы отрапортовать об успехах.

– Ты мне нужен, Женя. Сможешь завтра к девяти подъехать в прокуратуру?

– Конечно, – сказал я, еще ничего не понимая.

– Будешь моим секретным оружием, – туманно пояснил Мартынов и засмеялся.

Я понял, что он не хочет обсуждать эту тему по телефону. Санкцию на прослушивание дает прокурор. Сейчас прокуратура сама опасалась быть прослушанной. Только осознав этот факт, я понял, на какую зыбкую почву ступил Мартынов. Он вторгся в область, где властвовали настоящие гиганты: большая власть и большие деньги. Достаточно сделать один неверный шаг – и тебя сотрут в порошок. И потом не будет ничего – ни тебе посмертного ордена, ни пожизненной пенсии вдове.

Мартынов же, как мне показалось, совсем не задумывался о печальном. Он почувствовал, что игра пошла, и стремился закрепить успех. Утром я обнаружил, что он пребывает в приподнятом настроении.

– До поры до времени тебя вообще не будет ни видно, ни слышно, – изложил он свой план. – Я буду допрашивать Алекперова, а ты пока почитаешь газетки в соседнем кабинете. Когда я почувствую, что он спекся и ему осталось всего чуть-чуть, появишься ты, и мы его дожмем общими усилиями.

– Как же мы его дожмем? – затосковал я.

У меня сложилось впечатление, что Мартынов слабо представляет, с кем ему придется общаться. Алекперов – не мальчишка-карманник, которого приводит в трепет одно только слово «допрос».

– Помнишь, ты мне рассказывал о разговоре Алекперова с Самсоновым?

– Это когда шел разговор о внесении изменений в программу? – вспомнил я.

– Вот-вот. И Алекперов тогда дважды повторил, что надо бы Самсонову прислушаться, иначе его скоро начнут бить.

– Но это было выражено в шутливой форме.

Мартынов нервно хрустнул пальцами.

– Давай на время забудем о том, что тебе в алекперовских словах послышалась шутка, – предложил он. – Пусть все будет всерьез. Ну вот так тебе услышалось, что там угроза была!

Я начал смутно догадываться о роли, уготованной мне.

– Когда я тебя приглашу, ты подтвердишь, что Алекперов угрожал Самсонову.

– Никогда! – замотал я головой.

– Почему?

– Потому что интонация была шутливая!

– А смысл сказанного? А сама атмосфера? Разве ты не почувствовал ничего?

– Почувствовать-то я почувствовал…

– Вот! – воскликнул Мартынов и уличающе ткнул меня в грудь пальцем. – Не важна интонация! Важно то, что стоит за словами!

– Он на меня в суд подаст. И выиграет дело.

– Не выиграет. Вас было трое: ты, он и Самсонов. Самсонов мертв. Больше свидетелей нет. А то, что Самсонова в конце концов убили, косвенно говорит в твою пользу. Так что ни один суд не удовлетворит алекперовский иск. Да он и судиться-то не будет. Если мы не сможем доказать его вину, он будет только одного желать – чтобы все как можно быстрее забыли о нем и о его причастности к этому делу. Так что самое страшное, что тебе грозит, – это его, Алекперова, персональная к тебе нелюбовь. Но это, я думаю, ты переживешь. Уедешь к себе в Вологду и все забудешь.

Мартынов ободряюще потрепал меня по плечу. Мне не оставалось ничего другого, кроме как вздохнуть.

Алекперов прибыл в половине десятого. К этому времени я уже сидел в смежной с мартыновским кабинетом комнате, и все, что в том кабинете происходило, слышал очень хорошо, поскольку соединяющая два помещения дверь была приоткрыта. Мне показалось, что Мартынов сделал это намеренно, чтобы я был в курсе происходящего и успел подготовиться к своему выходу.

Кроме Мартынова, судя по голосам, в кабинете находились еще двое сотрудников, которые создавали численный перевес в надежде психологически подмять Алекперова. Но начало допроса, к моему удивлению, оказалось миролюбивым. Не допрос, а дружеская беседа. Мартынов проявил живейший интерес к телевизионным делам. Ему хотелось знать и то и это, и Алекперов с завидным усердием прочел присутствующим краткую лекцию о телевидении. Зная, зачем его пригласили, нельзя было не удивиться тому, как бестрепетно транжирит свое время Мартынов. Так они пробеседовали более четверти часа, и я уже думал, что это никогда не закончится, как вдруг Мартынов, не меняя интонации, объявил, что пора бы уже перейти непосредственно к допросу, и предупредил Алекперова об ответственности за дачу ложных показаний. Там, в кабинете, повисла тягучая пауза, и я вдруг понял, что напрасно сомневался в профессионализме Мартынова. Я не был на подозрении, но, как и Алекперов, почувствовал, как изменилась атмосфера, и даже мне стало немного не по себе.

Сначала шли традиционные вопросы: фамилия, имя, отчество, дата и место рождения. Алекперов отвечал четко и кратко, и я чувствовал его напряжение, проступающее сквозь внешнюю невозмутимость.

От стандартных вопросов Мартынов не перешел сразу к «делу Самсонова». Разговор крутился вокруг телевизионных дел, как будто следователь исподволь подбирался к главному. Как распределяется эфир? Кто занимается закупкой программ? Сильна ли конкуренция между каналами и как между этими самыми каналами решаются спорные вопросы? Все это почему-то интересовало Мартынова, и мне опять показалось, что он нещадно транжирит время.

Часто ли появляются новые программы? Эта частота вполне удовлетворительна или каналы испытывают дефицит новых идей и новых ведущих?

У Алекперова был все такой же спокойный голос, когда он отвечал на эти вопросы.

Что предпринимает руководство канала, чтобы разнообразить пакет программ? Может ли оно, руководство, проявлять в этом вопросе инициативу? Какую? А что это за история с тайно проведенным оформлением прав на программу покойного Самсонова?

После этого вопроса в кабинете вновь воцарилась тишина – как в тот миг, когда Мартынов объявил, что начинается непосредственно допрос. Я не видел лица Алекперова, но мне представилось, что он вряд ли сумел сохранить выражение невозмутимости.

– А что за история? – переспросил он.

Было понятно, что тянет время, пытаясь собрать разбежавшиеся мысли. А ведь ни о чем серьезном пока речь не шла.

Мартынов терпеливо разъяснил, что он имеет в виду.

– Я действительно занимался этим вопросом и зарегистрировал программу, – после паузы подтвердил Алекперов.

– На себя? – уточнил Мартынов.

– Нет. Образовано юридическое лицо – фирма «Вот так история!».

– Но вы являетесь ее учредителем?

– Не я.

– А кто?

– Горяев.

Все верно. Чтобы не покупать программы у самого себя, что выглядит очень некрасиво и может еще выйти боком, лучше поставить учредителем постороннего человека. И тем не менее всем распоряжаться самому.

– Мы допросили Горяева, – не стал играть в кошки-мышки Мартынов. – Он сказал, что предложение возглавить эту фирму он получил непосредственно от вас. Хотите послушать протокол допроса?

– Не надо, – ответил Алекперов. – Я действительно делал ему такое предложение.

– Значит, эта фирма – все-таки ваша собственность?

– Это собственность господина Горяева, – ответил Алекперов и добавил после паузы: – Юридически.

Все-таки нервы не выдержали.

– Я бы оставил в стороне юридические тонкости, – сказал Мартынов. – Здесь все в этом разбираются неплохо. Гораздо интереснее обсудить фактическую сторону вопроса. Итак, вы организовали эту фирму. Вы сразу определили, что вести программу будет Горяев?

Мне показалось, что Алекперов должен был восстать против такой постановки вопроса и твердо придерживаться версии о непричастности к делам вновь образованной фирмы «Вот так история!», но он повел себя иначе. То ли его сбил с толку уверенный тон Мартынова, то ли он понял, что не получится долго сохранять в тайне обстоятельства появления фирмы на свет.

– Да, – сказал он. – Я очень рассчитывал на Горяева.

– Итак, Горяев должен был делать эту программу, точно такую же программу делал бы Самсонов – и как бы они уживались на одном канале?

– А никак.

– То есть? – опешил Мартынов.

– В эфир не могут выходить две одинаковые программы. Так не делается.

– А как делается?

– В гонке всегда побеждает кто-то один.

– Вы знали заранее, кто должен победить?

– Я мог только надеяться, что мои чаяния сбудутся.

– И кто же ваш фаворит?

– Горяев.

Пауза в разговоре.

– А Самсонов? – Это Мартынов.

– Он бы не пропал. Его с распростертыми объятиями приняли бы на любом другом канале.

Честно говоря, я не уловил ничего подозрительного на этом этапе допроса, а Мартынов, как оказалось позднее, сделал первую мысленную зарубку. Он увидел то, чего не увидел я.

– Что же у вас с Самсоновым-то так?

Голос у Мартынова был совершенно спокойный, так что даже было непонятно, вопросительно прозвучала фраза или это что-то вроде упрека собеседнику.

– Как? – уточнил Алекперов. Наверное, пожал при этом плечами.

– Не любили-то вы его за что?

– Разве я так сказал?

На слове его не подловишь.

– Но вы же сказали, что желали ухода Самсонова с вашего канала.

– Я сказал, что желал успеха Горяеву.

Да, так и было. Мартынову пришлось признать свою неправоту. Наверное, в глубине души он понял, что недооценил своего собеседника.

– Итак, Горяеву вы желали успеха, а Самсонов, видимо, должен был уйти на другой канал.

– Видимо, так.

– Значит, у вас были претензии к Самсонову?

– Чисто творческого плана.

– Вас не устраивал уровень его программы?

– Уровень был очень высокий.

– Тогда я не понимаю…

– Я объясню, – сказал Алекперов. – Все делалось на высоком профессиональном уровне. Это были технически совершенные передачи. С хорошей режиссурой, с отличной работой операторов, профессионально смонтированные. Но есть еще концепция программы. Тот идейный стержень, на который нанизывается все происходящее. И вот здесь у меня к Самсонову были претензии.

– Расскажите подробнее, пожалуйста.

– У него были свои представления о том, как должна выглядеть программа. Вы, кстати, видели хотя бы один сюжет?

– Я люблю эту передачу, – сказал Мартынов. – И стараюсь не пропускать ни одного выпуска.

– Значит, вам ясна идеология Самсонова. Все, что вы видели, – это и есть образец того, как он представлял себе идеальную программу. Нам же хотелось, чтобы она стала более легкой, такой, знаете, на уровне безобидного детского анекдота. Чем проще программа, тем больше зрителей. Значит, рейтинг. Значит, доходы. Такая вот связь.

– Вы говорили об этом с Самсоновым?

– Да.

– Часто?

– Я не могу на одну и ту же тему разговаривать с человеком слишком часто. Даже если этот человек – любимец публики Самсонов. Потому что у меня много дел и, соответственно, мало времени.

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Я всегда говорю только один раз.

– Понятно, – сказал Мартынов.

Он сделал еще одну пометку, зафиксировав несоответствие, и я опять ничего не заметил.

– Итак, вы не смогли с ним договориться.

– Совершенно верно.

– И вы решили наказать строптивого.

– Знаете, все эти страсти – из дешевых фильмов. В бизнесе, а телевидение прежде всего большой бизнес, – так вот в бизнесе предпочтительнее обходиться без эмоций. Человек может быть мне несимпатичен, я, возможно, даже его ненавижу, но когда мы говорим о деле, я все эмоции отбрасываю в сторону. Потому что над всем властвует ее величество прибыль. Никакой речи о наказании строптивца, как вы изволили выразиться, даже не шло. Программа Самсонова перестала отвечать некоторым критериям, и в руководстве канала сложилось мнение, что скоро мы будем терпеть убытки.

– «Мы» – это канал? – уточнил Мартынов.

– Ну конечно. Самсоновскую программу мы приобретали по определенной, зафиксированной в договоре, цене. Цена, заметьте, очень даже немаленькая. Но мы шли на это, зная, что в закупленной нами программе захотят разместить рекламу крупные фирмы. Оплата рекламного времени окупит наши затраты и позволит даже что-то заработать. На заработанное мы купим какую-нибудь программу, которая заведомо не принесет прибыли, но она, к примеру, социально важна. Так устроен этот механизм. И вдруг мы видим, что с рейтингом самсоновской программы происходит что-то неладное. Количество зрителей не растет, а вроде бы даже уменьшается. И рекламодатели, хотя пока и размещают по привычке у нас свою рекламу, очень скоро начнут корректировать свои планы. Отток рекламных денег – это очень неприятно, поверьте. Это не просто неприятно – это опасно. Сначала мы перестанем получать прибыль, а дальше уже начнутся прямые убытки.

– Вы держали это в голове, когда беседовали с Самсоновым?

– Ну конечно!

– А разве он не понимал, что ваши трудности неизбежно станут и его трудностями?

– Мне сложно об этом судить.

– И все же.

– Он не пошел навстречу руководству канала. Я думаю, это многое объясняет.

– Да, – благожелательно подтвердил Мартынов. – Вы правы.

Он задавал вопросы, Алекперов отвечал. Многое из того, что я слышал, находясь в своем укрытии, было для меня неожиданным и новым, но нельзя было сказать, что, прозвучало хотя бы что-то из ряда вон выходящее. Мне казалось, что допрос протекает как-то вяло, Мартынов терял напор, некоторые его вопросы вовсе не обязательны, и чем дальше, тем таких необязательных вопросов больше. Сначала я думал, что он таким образом усыпляет бдительность собеседника, завлекает его в ловушку, опутывая паутиной ничего не значащих слов, еще немного, и ровное течение допроса взорвется и Алекперов будет в мгновение приперт к стене, а в следующее мгновение уже во всем признается, но ничего не происходило. Мартынов задавал вопросы, потом перескакивал на другое, чтобы затем вновь вернуться к теме, которую они с Алекперовым обсуждали полчаса назад.

Уже перевалило за полдень. Я хотел есть, но не мог подняться и уйти, и даже подумал, каково сейчас Алекперову. В отличие от меня, он находился в не очень завидном положении, потому что его допрашивали как свидетеля, держа при этом на примете как подозреваемого. Я представил, как его нервируют эти повторы вопросов, если бы не они, то допрос уже давно закончился бы, наверное, а Мартынов все кружил и кружил вокруг интересующих его тем, и это уже было похоже на упрямство проигравшего. Он не мог расколоть Алекперова, вот в чем все дело, и никак не хотел признать собственное поражение. Задавал и задавал свои повторяющиеся вопросы, и мне показалось, что у меня скоро сдадут нервы – и от этих вопросов, и от стремительно нарастающего чувства голода.

– Значит, вы приняли решение взять судьбу самсоновской программы в свои руки? – уже в десятый раз вопрошал Мартынов.

– Да, потому что речь шла о рейтинге программы, а следовательно, и о рейтинге канала, – уже в десятый раз отвечал Алекперов.

– Эта мысль пришла к вам после того, как вы убедились, что Самсонов не пойдет вам навстречу?

– Совершенно верно.

– Когда вы беседовали на эту тему с Самсоновым?

– Месяца три или четыре назад, я же вам уже говорил.

– И это была единственная ваша с ним беседа?

– Да.

– Тогда же вы переговорили с Горяевым, предложив ему возглавить программу?

– Да.

– И предполагали, что горяевская программа вытеснит самсоновскую?

– Да. Я об этом уже вам говорил.

– Я помню. Итак, вы уже решили для себя, что избавитесь от самсоновской программы.

– Ну, не так же грубо.

– И все-таки.

– В общем, да.

– А почему же вы в таком случае пришли к нему еще раз и очень настойчиво пытались убедить его в необходимости внесения изменений в программу? Что вам была за забота, если вы все равно предполагали с ним расстаться?

– Я не понимаю, о чем идет речь. Когда я к нему пришел?

– За несколько дней до убийства, – напомнил Мартынов.

Я насторожился.

– У меня не было с ним такого разговора.

– Ну как же! – протянул Мартынов. – Был такой разговор, у меня совершенно точные сведения. Так что не стыковочка. Вы сказали, что никогда ни о чем не говорите дважды. А с Самсоновым вот говорили – о его программе. Значит, не так уж эта программа вам была безразлична, а? И не очень-то вы на Горяева надеялись?

– У вас неверные сведения. К сожалению, вам недостает информации.

Этот пассаж почему-то развеселил Мартынова.

– Недостает информации? – почти весело осведомился он.

А я уже представил, как поплыл Алекперов. Только сейчас до меня стал доходить смысл услышанного в последние пять минут: все-таки Мартынов заманил собеседника в ловушку.

– У меня гораздо больше информации, чем вы можете себе представить, – сообщил Мартынов. – Я, например, знаю о том, что вы предупреждали Самсонова о грядущих неприятностях. Говорили, что его скоро будут бить недовольные телезрители.

– Ложь!

– Ну к чему такой пафос? – насмешливо осведомился Мартынов. – У меня и свидетель есть.

– Где?! – с надрывом воскликнул Алекперов. – Покажите!

Он еще не знал, чего требует.

– Женя! – позвал меня Мартынов. – Тебя хотят видеть!

Я сорвался с места и переступил порог. Надо было видеть лицо Алекперова в эту минуту. Наверное, он забыл обо мне, о том, что я присутствовал при их с Самсоновым последнем разговоре. А сейчас в одно мгновение ему вспомнилось все в подробностях, и он не сумел с собой совладать. Понял, что допустил промашку, и его лицо пошло предательски красными пятнами.

– Вот видите, – мягко увещевал Мартынов. – А вы меня пытались уличить в неинформированности.

А Алекперов багровел все сильнее и сильнее, и я понял, что все, происходившее до этой минуты, все эти часы, заполненные повторяющимися вопросами-ответами, были лишь подготовкой. Так артиллерия ведет огонь по площадям, готовя войска к прорыву. Противника измотали в боях, к тому же он допустил множество ошибок. И теперь надо дожимать, пока в его порядках царствует хаос и паника.

Я увидел испещренный пометками лист бумаги, лежащий перед Мартыновым, и понял, что это перечень алекперовских промашек. Пока я сидел, изнывая от безделья и изматывающего чувства голода, Мартынов успел накопать много, очень много разного рода несоответствий, и этого ни я не заметил, ни Алекперов. Алекперов только сейчас очнулся, но было уже поздно.

– Ну что, Алексей Рустамович, побеседуем? – предложил Мартынов, придвигая поближе свой коварный листочек.

И только теперь начинался настоящий допрос.