Прочитайте онлайн Тождественность любви и ненависти | ДЕНЬ ТРЕТИЙ. РЕАЛЬНОСТЬ

ДЕНЬ ТРЕТИЙ. РЕАЛЬНОСТЬ

Дронго приехал домой во втором часу ночи. После разговора с Чхеидзе он чувствовал себя выжатым как лимон. Ему было трудно слушать своего собеседника, когда тот рассказывал про Ирину. Он вспоминал молодую женщину, с которой познакомился в Манаглии, и от этого ему становилось грустно и тяжело. К тому же история с дочерью Давида особенно его потрясла. У каждой семьи свои секреты, свои тайны, свои разочарования и обиды. Лучше о них не знать, и лучше в них не копаться, иначе можно неосознанно поднять старые гробы и вызвать ненужных духов из могилы.

Он прошел в ванную комнату, чтобы принять горячий душ. Так он обычно делал после тяжелых расследований. В этот момент раздался телефонный звонок. Он удивленно взглянул на часы. Уже два часа ночи. Кто может звонить на городской телефон в это время? Аппарат включился.

– Добрый вечер, – услышал он голос Ирины и вздрогнул. Он, безусловно, ждал ее звонка, но полагал, что она позвонит ему утром. Хотя почему утром? Она ведь знала, что он поехал к ее бывшему другу, к отцу ее дочери именно сегодня.

– Здравствуй, – ответил Дронго, – я думал, что сегодня ты уже не позвонишь.

– Он пригласил нас к себе в гостиницу завтра утром. Меня и нашу дочь. Ты уже знаешь, что у нас есть дочь? Он сказал тебе об этом?

– Он рассказал, что она приезжала к нему вчера. Но они не поняли друг друга.

– Не поняли. А как она могла его понять, если он ее ударил?

– Насколько я понял, он сожалеет об этом. Он не думал, что все произойдет именно так. Но рассказал мне, что она ему хамила.

– Это она может. Я пыталась сегодня уговорить ее завтра поехать со мной. Кажется, она согласилась.

– Прекрасно. Значит, завтра утром мы увидимся, – сказал Дронго, решив попрощаться.

– Нет, – возразила Ирина, – я хочу увидеться с тобой сегодня. Еще до того, как мы туда поедем.

– Между прочим, сейчас третий час ночи, – взглянул на часы Дронго, – мне кажется не совсем правильно, если мы решим встретиться именно сейчас.

– Нам нужно встретиться, – упрямо повторила она, – может, в каком-нибудь отеле? Куда ты мог бы приехать? Я не хочу беспокоить твоих близких.

– Я живу один, – ответил Дронго.

– Тогда я приеду к тебе, – быстро решила Ирина, – скажи свой адрес. Я с таким трудом узнала номер твоего телефона. Если буду узнавать еще и домашний адрес, то, боюсь, потеряю всю ночь.

– Как ты приедешь? Может, лучше отложим до утра?

– Мой водитель находится рядом. Он ночует в моей квартире. Сейчас я его разбужу и мы приедем к тебе.

– Странный водитель, – пробормотал Дронго, – но если ты настаиваешь, то можешь приехать. Запиши адрес, – он продиктовал адрес своего дома и положил трубку.

Пройдя в ванную комнату, он быстро принял душ и вышел уже готовый к визиту своей ночной гостьи. Она приехала ровно через полчаса. Когда раздался звонок, он подошел к двери и посмотрел в глазок. Это была она. Сильно изменившаяся, непохожая на себя прежнюю, совсем другая женщина. Он открыл дверь. Она была в серебристом плаще, в руках небольшая классическая сумочка от Феррагамо. Он посторонился, и Ирина вошла в дверь. Они неловко поцеловались, чуть прикоснувшись друг к другу. Она сняла плащ и прошла в гостиную. Восхищенно огляделась.

– Ты неплохо устроился, – сказала Ирина, даже голос у нее был иной. А очки придавали ей небрежную элегантность.

– Ты можешь сесть, – показал он на диван, – или устраивайся в кресле, как тебе удобно.

– Извини, что приехала в такое время, – она села на диван.

Обувь у нее была тоже от Феррагамо. Прическа была стильная, с прядями осветленных волос. Она была одета в классический строгий серый костюм и светлую блузку. Он обратил внимание на ее часы. Такая модель должна была стоить несколько десятков тысяч долларов. Дронго улыбнулся. Этой женщине удалось состояться вопреки всему. Или наоборот, именно благодаря тем испытаниям, которые выпали на ее долю еще в молодости.

Он сел в глубокое кресло, рядом с ней.

– Ты потрясающе выглядишь, – пробормотал он с восхищением, – с завтрашнего дня я подпишусь на ваш журнал, если у него такой элегантный главный редактор.

– Своебразный комплимент, – усмехнулась Ирина.

– Будешь что-нибудь пить?

– Нет. Я приехала не для этого. И уже поздно, не хочу тебя долго задерживать. Тебе нужно выспаться, чтобы утром встретиться с Давидом. Он тебя тоже позвал?

– Да, конечно. Сказал, что соберет вас всех. Тебя, дочь, Самойлова, с которым она работает, Лиану и своего телохранителя, с которым прилетел из Швейцарии.

– Он верит в это глупое предсказание, – нахмурилась она, – никак не хочет успокоиться. Ему все кажется, что его обязательно должны убить.

– Возможно, его подозрения имеют некоторые основания. Сегодня утром он чуть не отравился.

– Не может быть, – она нахмурилась, – я об этом не знала. Сегодня мы с ним разговаривали и он мне ничего не сказал.

– Зато мне сообщил. Поэтому он уверен, что его хотели отравить.

– Кто? Ты знаешь, кто его хотел отравить?

– Понятия не имею. Он тоже не знает, иначе не стал бы вас всех собирать.

– Он думает, что это я или Тамара, – мрачно сказала Ирина, – наверно, ему кажется, что мы можем претендовать на его миллионы. Какая глупость. Я достаточно обеспеченный человек, чтобы не претендовать на его наследство. И Тамаре он не нужен. Она вообще не хочет думать о его деньгах. Это девочка уже сейчас получает неплохую зарплату.

– Он хочет с вами поговорить, – повторил Дронго, – и попытается выяснить, кто именно хотел его отравить.

– Каким образом? – быстро уточнила она. – Как именно он хочет нас проверить?

– Этого я не знаю, – уклонился от ответа Дронго, – завтра мы все узнаем.

Она поправила очки, усмехнулась.

– Знаешь, но не хочешь говорить. Ты считаешь, что я могу решиться на убийство? Спустя столько лет? Или моя дочь? Она его даже толком не знает.

– Что не помешало им поругаться, – напомнил Дронго.

– Не нужно об этом, – попросила она, – не забывай, что я сама нашла тебя, чтобы ты ему помог. Если бы я что-то замышляла, я бы не стала тебя искать. Об этом ты подумал?

– Это не аргумент. Как раз с точки зрения возможного преступника, ты должна была сделать все, чтобы найти именно меня. Ведь гораздо удобнее, когда возможное расследование проводит твой знакомый, а не посторонний человек.

– Неужели ты говоришь серьезно? – она покачала головой. – Спустя столько лет приехал Давид, которого я так ждала и теперь с моим другим давним знакомым мы обсуждаем, хочу я убить отца своей дочери или не хочу. Дичь какая.

– Ты приехала только для того, чтобы обсудить со мной эту проблему? – устало спросил Дронго. – Если так, то не беспокойся. Он не говорил, что именно ты хочешь его убить. Но он боится, что предсказание сбудется в третий раз и ищет возможных недоброжелателей среди своих близких.

– Каких недоброжелателей, – встрепенулась она, – я ему давно все простила. По большому счету я ему даже благодарна. Если бы не наши ранние встречи, я, возможно, ничего бы не поняла в этой жизни. Нужно было пройти через боль, через унижение, через расставание, через это замужество, чтобы все понять и осознать. Нужно было бросить Викентия, встретиться с тобой, таким равнодушным и черствым, чтобы наконец стать тем, кем я стала.

– Я был молодым и глупым, – признался Дронго, – и не нужно меня в этом упрекать. Чем больше живу, тем больше убеждаюсь, что наш биологический возраст отличается от возраста, когда по-настоящему осмысливаешь жизнь. У женщин этот возраст начинается после тридцати, у мужчин после сорока.

– У тебя он уже начался? – улыбнулась она.

– Да. Несколько лет назад. Кризис среднего возраста. Как у любого мужчины. Мы пытаемся переосмыслить свои поступки, свои желания и свои взгляды. У некоторых получается, у некоторых нет. Я изменился, Ирина. Тогда я был просто мальчиком, которому нравилась красивая молодая женщина. А ты прошла уже через боль расставания с Давидом, через унизительный обман и замужество с твоим первым мужем, родила ребенка. Я вообще считаю, что каждая женщина, хотя бы один раз испытавшая таинство родов, знает о нашей жизни гораздо больше, чем сотни ученых мужей. Эта тайна, которую мужчинам никогда не понять. Поэтому у нас были тогда разные взгляды на жизнь.

Он видел, как она смотрит на него. Ирина вздохнула.

– Странно, – неожиданно произнесла она, – ведь вы оба были так похожи друг на друга. Оба упрямые дураки, готовые прошибать стены своими каменными лбами. Оба ничего не чувствующие молодые самцы, убежденные, что мир должен вращаться вокруг них. Оба готовые брать от жизни все и ничего не отдавать. Хотя вы оба были достаточно деликатны в отношениях с молодой женщиной. И оба меня равнодушно бросили. Тебя хоть оправдывает, что мы были знакомы только два дня. Но наша последняя ночь мне очень многое дала. Мы с тобой тогда проговорили до утра. А Давиду была интересна его работа и его направление в Новосибирск. У тебя тоже была какая-то важная работа, о которой я могла только догадываться. И вы оба считали свои интересы гораздо более важными, чем интересы окружающих вас людей. И еще самое главное. Вы оба были эгоистами. Убежденными и законченными эгоистами.

Он молчал. Иногда лучше молчать, чем возражать. Это он теперь хорошо понимал.

– Знаешь, почему я ничего не сказала тогда Давиду? – спросила Ирина. – Не потому, что была такой наивной дурочкой и мне было стыдно говорить ему, в каком я положении. Все было гораздо хуже. Я случайно узнала, что он переспал с одной молодой особой. Можешь себе представить? Они встретились и он с ней переспал. Как я должна была отреагировать? Закатить ему скандал? Устроить сцену? Я могла отомстить только по-своему. Выйти замуж за другого человека и выдать ребенка Давида за дочь своего мужа. Что я и сделала. Это разбило мне сердце, потрясло меня до основания, но закалило мой характер. Вот так, мистер Дронго. Ты, кажется, любишь, когда тебя так называют?

– Ты сказала ему об этом?

– Да. Поэтому я хотела увидеть тебя и рассказать тебе все, до того как мы завтра с ним увидимся. Дело в том, что я была у Давида в отеле не один раз, а два. Вчера вечером я снова была у него. И все ему рассказала. Но он тебе, конечно, об этом не сказал. Ему мужское «эго» не позволяет рассказать всю правду. Он до сих пор считает себя невиновным в том, что тогда произошло. И он уверял меня, что это была такая глупая случайность. Если бы он хотя бы молчал, как ты, я бы ничего не говорила. Но он не молчал. Он убежден, что та встреча была случайной и ей не стоило придавать такого значения. Если бы он сейчас с кем-то встретился, то, возможно, мне было бы все равно. Но тогда... Он был моим первым мужчиной. Я была влюблена в него по уши. И вдруг я узнаю, что он встретился с одной нашей общей знакомой. Даже не знакомой, она была из тех девочек, которые не отказывают другим парням. Не профессионалка, но очень доступная девчонка. Такие тоже встречаются. Она никому не отказывала. Вот так, мистер Дронго. И все ваши психологические этюды ни к чему, если девочке, так доверчиво относящейся к жизни, причиняют такую боль. Поэтому Давид так боится. Он считает, что я должна его ненавидеть. Или я, или наша дочь. Он даже не понимает, что, бросив меня тогда, он сделал из меня настоящую женщину, закалив мой характер.

– Он мне об этом ничего не говорил, – пробормотал несколько ошарашенный подобным признанием Дронго.

– Конечно, не говорил. Он не мог тебе рассказать, как подло поступил тогда. Он не просто меня бросил, мы поругались и он ушел. Но я знала, что до этого он уже встретился с этой дамочкой. И эта боль не давала мне покоя, искала выхода. Поэтому я так сорвалась, когда он ко мне пришел. Поэтому мы не поняли друг друга. И не могли понять.

Он сокрушенно молчал. Век живи и век учись. О таком повороте событий он даже не думал.

– Знаешь, почему я сказала, что вы оба были так похожи друг на друга? – спросила Ирина. – Дело в том, что я тогда не улетела в Москву. Я приехала в Бухарест и получила направление снова отправиться в Болгарию. Ведь я была корреспондентом журнала, специализуюшегося по социалистическим странам. А наш корреспондент, который должен был лететь в Болгарию, неожиданно попал в больницу. У него был банальный аппендицит. И я отправилась тогда в Болгарию.

Он поднял голову. Нужно не выдавать своего волнения. Неужели возможно такое совпадение? Неужели подобное вообще возможно?

– Сразу после того, как ты попрощался со мной, забрав мой телефон и адрес, ты уехал в Болгарию. Я приехала туда в таком настроении. Радовалась, что снова смогу тебя увидеть. Ты уже догадываешься, что именно я там узнала?

– Да, – глухо ответил он, – но это было совсем не то, что ты думаешь.

– Я ничего не думала. Мне любезно рассказали, что тебе разрешили выбрать самых красивых девушек из одесской группы и отправиться с ними в такой круиз по Болгарии. Тогда я все поняла. Во-первых, ты был не просто индивидуальным туристом, иначе вам бы не разрешили такое изменение программы. Никому бы не разрешили. А во-вторых, встреча со мной была для тебя всего лишь обычной интрижкой, такой легкой и ни к чему не обязывающей встречей, о которой ты мог забыть уже через час после моего отъезда. Или через два. Я вернулась в Москву и поменяла свой городской телефон, чтобы ты никогда не смог до меня дозвониться. Ты звонил?

– Нет, – ответил Дронго, – я ни разу не звонил.

– Честный ответ, – кивнула она, – ты действительно изменился. Раньше бы ты соврал.

– Раньше я был другим. Я тебе об этом уже сказал.

– Давид тоже изменился. Только совсем не так, как ты. Он изменился в другую сторону. В худшую. Стал раздражительным, подозрительным, нетерпеливым, убежденным в своей правоте.

– Деньги, – произнес Дронго, – у нас теперь с ним разные весовые категории. У меня нет сотен миллионов долларов и свои деньги я зарабатываю благодаря своей профессии. А у него есть сотни миллионов долларов. Когда у человека столько денег, он считает себя и умнее и лучше остальных. Это не зависит даже от самого человека. Как говорят в таких случаях американцы: «Если ты такой умный, почему ты не такой богатый». Изначально подразумевается, что человек, имеющий много денег, должен быть умнее, сообразительнее, трудолюбивее, энергичнее, чем остальные. Что правильно для американского общества. Моя профессия научила меня терпимости, умению слушать и слышать людей, умению общаться с каждым, даже очень трудным индивидом во имя постижения истины. А его работа сделала из него бездушного хозяина, не привыкшего считаться с чужим мнением, не умеющего слушать других людей, не позволяющего остальным высказывать мнения, отличные от его собственного. Все правильно. Какая судьба, такой и человек. Какой человек, такая и судьба.

– Возможно, ты прав, – Ирина тяжело вздохнула, – поэтому он так и не попытался меня понять, когда я пришла к нему во второй раз.