Прочитайте онлайн Волшебный дар | ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Спускаться к раннему завтраку он не любил. Среди его постоянных привычек было неприятие плотных завтраков по утрам. Обычно он ограничивался чашкой чая с небольшим бисквитом или сухим шотландским печеньем. Приняв душ и тщательно побрившись, Дронго спустился вниз к одиннадцати часам, когда многие гости, позавтракав, уже выходили из ресторана.

Дронго обратил внимание, что на лужайке перед двумя автомобилями с открытым верхом уже столпились игроки в гольф. Погода была ясная, сухая, и любители этой аристократической игры собирались продолжить вчерашнюю партию. Среди мужчин, стоявших на лужайке, он разглядел Мануэля Сильву, невозмутимого и внешне холодного Джеймса Фармера, адвоката Карнейро. Дронго удивило присутствие на лужайке Сарычева и Мурашенкова. Очевидно, сегодня русские гости решили присоединиться к вчерашним игрокам.

Дронго вышел на террасу и, попросив официанта принести ему чашку чая, принялся наблюдать за собравшимися на лужайке.

Карнейро рассказывал какую-то смешную историю на английском, и все улыбались. Все, кроме Фармера. Фармер время от времени посматривал в сторону отеля. И в один из таких моментов из здания вышел пан Тадеуш Шокальский. Он был одет в серые мягкие брюки и темный пуловер, что говорило о его намерении тоже принять участие в сегодняшней игре.

«Брюлей сказал вчера, что они должны провести свое совещание утром, — вспомнил Дронго, — наверное, они собрались специально, чтобы обсудить свои вопросы за игрой в гольф. Или игра будет только прелюдией к серьезному разговору?»

Все шестеро мужчин разместились в двух автомобилях, которые тронулись в сторону зеленых полей. Дронго проводил их взглядом и услышал, как на террасу выходят Кэтрин Фармер и ее молодой супруг. Актриса была в темной длинной юбке, серой блузке и приталенном черном пиджаке.

— Так нельзя, Кэтрин, — успокаивал жену Энрико, — если мы сегодня уедем, будет настоящий скандал. Твой дядя обидится. Он ведь позвонил вчера вечером и попросил тебя задержаться.

— Я не желаю оставаться в одном отеле с этой дрянью ни секунды, — в сердцах заявила Кэтрин, — она меня ненавидит. Сильвия заставит Джеймса переписать завещание, вот увидишь, что все этим и кончится.

— Не нужно так громко, — обернулся на Дронго Вилари, — успокойся и не нервничай. Скоро день рождения твоего дяди. У него никого нет, кроме тебя…

— Поэтому он позволяет своей жене меня оскорблять? — снова повысила голос Кэтрин.

— Мне тоже не нравится эта дрянь, — досадливо поморщился Энрико. — И я тоже хотел бы как можно быстрее вернуться в Италию. Ты ведь знаешь, как больна моя мать. Но нужно потерпеть.

— Он перепишет все деньги на свою дорогую женушку, — зло пообещала Кэтрин, — и я посмотрю, что ты тогда скажешь.

— Не кричи, — снова одернул ее муж, оглядываясь на Дронго. Кэтрин обернулась и увидела наконец, что они на террасе не одни.

— А, это снова вы, — сказала она недобрым голосом, не сулившим ничего хорошего, — вы опять «случайно» оказались рядом, мистер детектив?

— Вы детектив? — нахмурился Вилари.

— Нет, — ответил Дронго, — я всего лишь частный эксперт по вопросам преступности…

— Это одно и то же, — перебила его Кэтрин. Несмотря на утро, она выглядела достаточно ухоженной. Волосы были красиво уложены, глаза подведены. «Наверное, она взяла с собой собственную визажистку», — подумал Дронго.

— Нет, — мягко возразил он женщине, — не совсем. И не нужно так нервничать. Я сидел на террасе еще до вашего прихода и не мог знать, что вы сюда придете.

От него не ускользнуло, что Вилари явно смутился, услышав о его профессии. Было очевидно, что ему неприятно узнать о прибытии в отель детектива или частного эксперта. После слов Дронго Кэтрин взглянула на мужа, затем снова на Дронго.

— Мы хотели уехать на побережье, а вышли сюда, — пробормотала она. — Действительно, нелепо. Вы не могли знать, что мы здесь появимся. Извините меня. Кажется, я опять глупо сорвалась.

Одно из самых важных качеств умного человека — умение признавать собственные ошибки. Но когда свою неправоту признает красивая женщина, — этот жест ценнее вдвойне. Если вообще возможен. А уж извинения такой известной актрисы, как Кэтрин Фармер, — почти чудо. Ничто так не развращает людей, как слава и деньги. Дронго оценил ее тактичность.

— Ничего, — сказал он, — все в порядке. Я всегда восхищался вашим талантом, миссис Фармер.

— Мы поедем? — мрачно спросил Энрико. Он не скрывал своего негативного отношения к незнакомцу и не хотел даже разговаривать с ним. — Мне еще нужно забрать наши куртки. Здесь бывает прохладно по вечерам.

— Поедем, — кивнула Кэтрин. Уходя, она взглянула на Дронго и улыбнулась, словно извиняясь еще раз. Женщина оценила вовремя сказанный комплимент. Энрико ушел следом за женой, даже не попрощавшись.

Дронго увидел, как на террасу выходит, тяжело ступая, комиссар Брюлей.

— Куда отправились все эти типы? — прохрипел Брюлей, глядя вслед автомобилям, увозившим игроков подальше от отеля.

— Доброе утро, комиссар, — улыбнулся Дронго, — они уехали играть в гольф. Кажется, на дальней площадке. Если я понимаю что-то в этой игре, то постепенно они должны будут подходить все ближе к нам, чтобы завершить свое соперничество у лунок почти перед самым отелем.

Комиссар посмотрел в сторону дальней площадки.

— И мне нужно туда тащиться? — презрительно спросил он. — Или этот адвокат думает, что я буду бегать за ним с его клюшками, как это делают их помощники?

— Балкон вашего номера выходит на юг, — напомнил Дронго, — вы можете подняться наверх и следить за игрой оттуда.

— Надеюсь, они не перебьют друг друга, пока я выпью свой кофе, — пробормотал комиссар. — Утром я проверил, как все разместились. Два больших сьюита на втором этаже занимают Джеймс Фармер с супругой и его племянница с мужем. Также на втором этаже поселили и русских гостей — в двух номерах по соседству друг с другом. На третьем этаже в двух сьюитах живут хозяин отеля и этот адвокат. И еще поляки, номера которых находятся рядом с твоим. Забыл еще сказать, что около сьюита Кэтрин Фармер живет ее визажистка. Ее зовут Луиза, и она француженка. Мы уже успели мило побеседовать.

— Сколько ей лет?

— Лет пятьдесят. Я думаю, Кэтрин в столь опасном возрасте, что не захотела бы иметь рядом с собой молодую и красивую визажистку.

— Кэтрин сама даст сто очков вперед любой молодой красотке, — возразил Дронго.

— Ты думаешь? — с сомнением спросил Брюлей.

— Уверен. Она потрясающе выглядит.

— Тебе виднее, — пробормотал комиссар. — Иногда я думаю, что эту часть жизни я как-то упустил. Ты знаешь, меня никогда не интересовали молодые кокотки или стареющие актрисы. Я всегда был загружен работой по горло. А может, потому, что слишком много знал о человеческой породе и о женщинах, с которыми сталкивался во время своих расследований. Хотя ты тоже много знаешь об этих женщинах. И тем не менее женщины продолжают тебе нравиться. Или ты скажешь, что раньше было другое время?

— Время всегда другое, — ответил Дронго, — но я думаю, не поэтому. У вас была любимая работа и была цель. И еще была страна, которой вы служили по мере своих сил. А у меня всего этого нет. Вот в чем разница между нами, мой дорогой Брюлей. У меня масса свободного времени, и я принадлежу только самому себе, в отличие от вас. Вы всегда были на государственной службе.

— Ты жалуешься? — спросил комиссар.

— Не знаю. Иногда кажется, что да. Я не думал, что все кончится так глупо. Когда меня приглашали для сотрудничества в Интерпол или в комитет экспертов ООН, я отправлялся туда с гордостью, зная, что представляю в этих организациях свою страну. А теперь я предоставлен сам себе и не могу понять, хорошо это или плохо. Во всяком случае, я немного завидую вам.

Брюлей молчал. Он достал трубку, оглянулся по сторонам, словно уточняя, можно ли курить на свежем воздухе. И начал набивать трубку табаком.

— Человек делает свое дело независимо от обстоятельств, — задумчиво произнес он, — но может, ты и прав. На самом деле мне, конечно, было легче. Я был на службе у государства и действовал от его имени. За мной стояла вся административная машина Франции, все полицейские моей страны призваны были мне помогать. Мне не приходилось задумываться, нравлюсь я кому-либо или нет. Я лишь должен был хорошо выполнять свою работу. У частного эксперта другая задача. Ты обязан нравиться своим клиентам, немного угождать им и действовать всегда в одиночку, не рассчитывая на помощь полиции. Я не очень тебя обидел этими словами?

— Не очень, — ответил Дронго, — вы сказали правду. Именно поэтому у меня есть время замечать красивых женщин. И мне не всегда нравится то, чем я занимаюсь. Порой приходится иметь дело с мерзавцами, которым я не подал бы руки. Нужно терпеливо выслушивать их сентенции, ожидая, когда они соизволят объяснить причину своего визита… И жить одному, без своей страны, потерянной для меня, и без той работы, которую я сам себе выбирал…

Он не успел договорить. Его перебил неожиданно раздавшийся пронзительный женский крик. Комиссар поморщился, будто у него заложило уши. Крик продолжался. Дронго поднял голову. Прямо над ними на балкон второго этажа выбежала горничная, которая громко звала на помощь.

— Сокорру, — взывала она, поднимая руки к небу.

На португальском это был крик о помощи.

В холле забегали люди. Дронго вскочил со своего стула. Комиссар опрокинул набитую табаком трубку в пепельницу. И тоже быстро поднялся.

— Вот и все, — сказал он, — кажется, из меня тоже не получился частный детектив. По-моему, мы с тобой проморгали убийство. Или что-то в этом роде.

Они поспешили в холл, где им встретился бледный, с гримасой ужаса на лице Жозе Монтейру.

— Там… там убийство, — проговорил он, задыхаясь.

Несколько человек уже спешили к лифту.

— Пропустите, — громко приказал комиссар, и все почтительно расступились. Дронго с комиссаром вошли в кабину и поднялись на второй этаж.

В коридоре толпились испуганные горничные. У открытой двери в один из номеров-люкс стояла женщина с растрепанными волосами. Она была в халате отеля. Указывая внутрь сьюита, женщина сдавленно произнесла несколько слов по-французски. Комиссар кивнул и вошел в номер. Дронго поспешил за ним. Стоявшая на балконе горничная плакала. На кровати, уткнувшись лицом в покрывало, лежала женщина. Вокруг ее тела расплывалось большое красное пятно.

Комиссар подошел ближе и, наклонясь к жертве, осмотрел тело, не дотрагиваясь до него.

— В нее стреляли, — сказал он.

— Не может быть, — тихо произнес Дронго, всматриваясь в тонкое покрывало, впитывающее кровь, — я сидел внизу, почти под самым номером. Если бы в нее выстрелили, я бы наверняка услышал.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, кто именно лежал на постели. Не было никаких сомнений, что убийца выстрелил в супругу мистера Фармера — Сильвию.

— Дева Мария, — шептала потрясенная горничная, — у сеньор подэ ажудар мэ?

— Что она говорит? — спросил Брюлей.

— Просит о защите, — пояснил Дронго, — она думает, что ее могут обвинить в этом преступлении.

— Скажи, чтобы она позвала врача, — приказал комиссар, — и узнай, где находится полицейский участок. Ты говоришь по-португальски?

— Нет, — ответил Дронго, — но я хорошо знаю итальянский, он похож на испанский и португальский. Хотя на португальский гораздо меньше. Сейчас попробую.

— Шамэ у медику, — попросил он горничную вызвать врача и задал вопрос: — Ондэ фика а ишку адра пулисьял?

Он уточнил, где находится полицейский участок, и женщина сразу ответила:

— Алвор.

— Что вам здесь нужно? — услышали они за спиной.

Дронго обернулся. На пороге стоял высокий худой мужчина в элегантном сером костюме. Из нагрудного кармана пиджака торчал кончик темно-синего платка в тон галстуку. Редкие седые волосы, худое лицо с глубокими морщинами, дергающийся от волнения левый глаз… Но его английский был безупречен.

— Хосе да Кунья, — представился вошедший, — менеджер отеля.

— У вас произошло убийство, — сказал Дронго.

— Я вижу, — мрачно ответил менеджер, — а что вы здесь делаете? Кто вы?

— Я комиссар Дезире Брюлей, а этой мой друг и напарник, сеньор Дронго, — сообщил Брюлей по-французски, но да Кунья его понял. Менеджеры в отелях подобного уровня, как правило, хорошо знают несколько европейских языков.

— Простите, комиссар, но я думаю, будет лучше, если мы дождемся полиции и ничего не будем трогать, — предложил да Кунья.

— Разумеется, — согласился Брюлей, переходя на английский, чтобы их понял и Дронго, — только спросите у вашей горничной, что она видела и слышала?

Менеджер спросил у несчастной пожилой женщины, что произошло. Женщина сбивчиво рассказала.

— Она говорит, что ничего не видела и не слышала. Сначала она постучала, затем вошла в номер. Осмотрела ванную комнату и прошла в спальню, где увидела убитую женщину. Тогда горничная сразу выбежала на балкон и закричала.

— Сколько времени она находилась в коридоре, убирая номера в этой части отеля? — уточнил комиссар.

Менеджер перевел и выслушал ответ.

— Уже полтора часа, — пояснил он.

— И «ничего не видела и не слышала»! Может, все же она заметила, как сюда кто-то входил?

Да Кунья перевел и удивленно поднял бровь. Дронго разобрал, что именно сказала горничная, но терпеливо ждал, пока менеджер переведет ее слова на английский язык.

— Она видела, как отсюда выходила немолодая женщина из другого номера. Женщина была в белом халате отеля. Она приехала с племянницей мистера Фармера. Это ее визажистка.

— Ясно, — нахмурился Брюлей, искоса поглядев на Дронго.

Тот пожал плечами. Ясно? По его мнению, ситуация становилась все более запутанной.

— Пропустите, — раздался крик из коридора, — пропустите нас!

В номер вошли Джеймс Фармер и еще несколько мужчин, — все, кто находился вместе с ним на поле для гольфа. Хозяин отеля Мануэль Сильва, не в силах успокоить дыхание, уставился на мертвое тело. Адвокат Карнейро, внимательно посмотрев на лежавшую в крови женщину, перевел взгляд на Брюлея и покачал головой, словно комиссар должен был обеспечить безопасность несчастной. Мурашенков, только глянув в сторону кровати, отвернулся. А пан Шокальский тяжело вздохнул и прошептал какую-то католическую молитву.

Фармер молчал. Он словно окаменел, глядя на погибшую супругу. Подобная сцена может остаться в памяти на всю жизнь, отравляя существование человека даже в его снах. Фармер сжал тонкие губы. Сделал несколько шагов и остановился перед кроватью. Он не кричал, не плакал, не прикасался к телу убитой. Он молча смотрел на труп Сильвии.

— Извините меня, — нарушил гнетущую тишину комиссар, — я думаю, будет лучше, если мы все отсюда выйдем и подождем приезда полиции.

Он посмотрел на Фармера, ожидая, когда тот выйдет. Но Джеймс Фармер был сильным человеком. Или безразличным. Он снова посмотрел на труп жены и взглянул в глаза Брюлею.

— Кто? — спросил он. Кажется, это было главным, что его интересовало.

— Не знаю, — ответил Брюлей, — мы пришли, когда все было кончено.

Фармер еще несколько секунд смотрел ему в глаза, затем повернулся и вышел из комнаты. Все остальные мужчины тихо вышли за ним.

Брюлей взглянул на Дронго.

— Теперь я буду твоим напарником, — тяжело вздохнув, сказал он, — и нам предстоит найти убийцу. Если, конечно, Сильвия не самоубийца. Но здесь нет оружия. Я его не вижу. И я еще не видел ни одного самоубийцы, который падал бы лицом в постель после того, как выстрелил себе в сердце.

— Я думаю, нам нужно начать с визажистки, — напомнил Дронго, — если полицейские узнают, что она сюда входила, несчастную сразу арестуют. Всем были известны натянутые отношения между Сильвией и племянницей ее мужа.

— Нам нужно поговорить с ней до того, как сюда приедет полиция, — согласился Брюлей, — пойдем, Дронго. Мы с тобой оказались не готовы к такому развитию событий.