Прочитайте онлайн Яноама | КАРИОНА
КАРИОНА
В тот же год у меня родился второй сын. Его я тоже родила в лесу. Там я и оставила детское место и пуповину. А когда вернулась за ними, то уже не нашла. Может, их тем временем съел какой-нибудь зверь. Индейцы обычно вешают пуповину на ветку пальмы пупунье.
Когда Фузиве увидел младенца, он сказал: «Глаза у него большие, как у Карионы. Его имя будет Кариона». Так индейцы зовут красивую птицу с большими глазами.
Примерно в это же время началась страшная эпидемия. Фузиве не велел мне выносить малыша на солнце — говорил, что в сильную жару духи солнца похищают младенцев. На плантацию мы ходили рано утром. «Когда солнце стоит высоко в небе, оно очень злое, потому оно и печет так сильно»,— объяснял муж. Вечером он не разрешал моему старшему сыну играть на площадке, потому что дух ночи — черный титири мог его украсть. Фузиве знал все пути ночи, луны и солнца.
Мой первенец тоже заболел и был при смерти. Старые колдуны — шапори стали искать тень сына. Они надышались эпены, легли на землю, прислушались и сказали: «Мы ничего не слышим, значит, амахини его не похитили!» Потом они стали на корточки и поползли по тропинке. Первым полз Фузиве, немного спустя он громко объявил: «Эта тропа ведет к белым. Видите, никаких следов нет. Я пойду первым, потому что я знаю пути солнца, ночи, луны, титири, белых, амахини».
Он полз дальше и потом говорил: «Эта тропа ведет к амахини, но и тут нет никаких следов. А здесь, на лунной тропе, следы очень старые. Смотрите, на тропе саматари видны следы! Они влезли на крышу шапуно и спрятались вот здесь. Смотрите, тут следы двух хекура саматари». Шапори смотрели и подтверждали: «Верно, вон тут они повернули назад». Так Фузиве и шапори обошли на корточках шапуно, и потом Фузиве сказал: «Его украли хекура солнца! Малыш плачет там, наверху. Солнце спрятало его у себя, ему жарко, поэтому он и плачет. Попробуем его отнять».
Фузиве был великий шаман, и он знал все тайны.
После этого шапори и Фузиве снова как следует надышались эпены и сказали: «Вот теперь мы можем подняться к солнцу и не сгореть!» Они стали бегать по площадке. Фузиве шел впереди и говорил: «Не бегите! Идите следом за мной! Я поднимаюсь к солнцу». Когда индейцы сильно надышатся эпены, они верят, что и в самом деле взлетают в воздух. Вдруг один из колдунов закричал: «Солнце прожгло мне глаз!» Он заметался по площадке и свалился на землю. Другой держался руками за ствол дерева и стонал: «уа, уа», потом опустил руки и тоже рухнул на землю. Индейцы сказали, что солнце дунуло на него огнем и он сгорел. Один за другим шапори без чувств валились оземь. Лишь Фузиве уходил все дальше и не падал. Наконец он сказал: «Ты, солнце, всех сжигаешь, но все равно я проник в твое шапуно. Ты похитило моего сына, и теперь я пришел его забрать». И он с корзиной на руке побежал к моему больному сыну.
Он отсасывал губами болезнь из горла сына и громко пел: «Маньебиритаве, хекура птицы тукана, приди и притронься к горлу сына, чтобы оно опять стало влажным. А ты, красавица преньума, дочь хекура жабы, сядь рядом и своими маленькими холодными руками охлади кожу моего сына. Я пришла, меня зовут преньума, мое лицо все в красивых цветных полосках. Я живу у реки и по утрам пою: «прик, прик, прик»,—так приговаривал Фузиве, обливая сына невидимой водой всемогущих хекура,— а теперь, пританцовывая, подходит красивая хасубуриньума. Всю ночь она будет сидеть возле больного, чтобы успокоить боль. Вот идет маньебиритаве, в пакетике из листьев она несет зелье от болезни, зелье великих хекура. Она намажет сына этим зельем, и он снова станет здоровым. А ты, иньамариве (хекура ленивцев), слишком медлителен, твоя ленивая, вялая рука не сумеет схватить болезнь. Уходи, не мешай». Фузиве передохнул и снова запел: «Я хехериве — хекура летучей мыши. Я прилетела, чтобы укусить болезнь и вытащить ее из тела. Своими крыльями я отгоню болезнь. Когда я была человеком, я любила свою свекровь, и в наказание хекура превратили меня в летучую мышь». Потом Фузиве стал потихоньку отходить от больного, громко повторяя: «Останься с ним, преньума, останься с ним, хасубуриньума. Не дайте болезни вернуться».
Сыну и в самом деле стало много лучше. Потом еще многие заболели и умерли. Индейцы говорили, что эти люди умирали не потому, что была похищена душа — нохотипе. Виновником смерти был шавара — вакеши, бледное существо, которое проникало в тело больного и убивало его хекура.
Помнится, я сидела рядом с Фузиве под пальмой бакабе, когда вдалеке послышалось: «Э... ээййй...» Фузиве сказал: «Не отвечай, это кричит лихорадка, мать болезни. Она увидела много человеческих следов сразу и не знает, куда ей идти. Потому она и кричит. Если ты отзовешься, она придет к тебе. Сегодня ночью мне приснились белые. Все они были одетые. Они подбрасывали в очаг сучья, из трубы валил зловонный дым и летел к нам. Когда белые раздеваются, они оставляют болезнь в своей одежде. А потом приходит шавара — вакеши и убивает хекура. Если бы не было белых, не было бы и болезней». Пожалуй, в его словах была доля правды. Когда я жила с индейцами, я ни разу ничем не болела и даже голова у меня не болела. Я узнала, что такое болезнь, когда вернулась к белым.
Сразу после того как началась эпидемия, все намоетери разделились. Каждая семья жила в отдельной маленькой хижине. Вскоре умерла и старшая жена Фузиве, которая так любила меня.
У нее остался маленький ребенок. Он все время плакал. Фузиве сказал мне: «У тебя много молока, покорми и этого малыша». Я согласилась. Как только малыш начинал плакать, сестра Фузиве приносила его ко мне. Он был очень воинственный, отталкивал моего второго сынишку и не подпускал его к груди, пока не наедался досыта. Я очень его полюбила. Потом заболел и сам Фузиве. Он ходил, опираясь одной рукой о длинную палку, а другой — о плечо одной из жен. Однажды у реки он наклонился, чтобы напиться, упал и потерял сознание. Подбежали дочка и другая жена, подняли его, усадили. В тот день он чуть не умер. Подошел старый колдун — шапори и спросил: «Что с ним?» «Не знаю,— ответила дочка Фузиве.— Ночью ему было плохо, утром пошел к реке напиться и упал». Старик поставил на землю глиняные горшки и стал трясти Фузиве. Потом нанюхался эпены и запел: «Болезнь сожгла горло херерехириве, хекуры попугая, верного друга тушауа. Вот почему он потерял сознание». Он стал обсасывать горло, голову, грудь Фузиве, чтобы вытащить болезнь. Фузиве упал часов в восемь, а старик шапори колдовал над ним примерно до полудня. Когда Фузиве пришел в себя и ему стало лучше, старик сказал: «А теперь вставай». Тушауа поднялся и, опираясь сразу на две палки, медленно-медленно пошел к хижине.
Однажды, когда Фузиве наглотался эпены, он сказал старику шапори: «Херерехириве больше нет со мной, кончилась моя болезнь, и его не стало». Старик ответил: «Да, верно, он исчез. Но я попрошу, чтобы к тебе пришел другой — хекура попугая».
Фузиве заплакал оттого, что потерял верного друга херерехириве.
Когда эпидемия кончилась, мы все возвратились в шапуно. Зять Фузиве отправился искать дикий мед. Вернувшись, он сказал: «Я встретил твоего дядю. Он зовет нас к себе». Дядя Фузиве был тушауа патанаветери. Спустя несколько дней он сам пришел к нам в шапуно и скааал Фузиве: «Мы тебя ждали, почему ты не пришел? Саматари нам обоим враги, а вы, сыновья моего старшего брата, для меня как родные дети. Приходите к нам в гости, и поскорее». Старуха — мать Фузиве сказала: «Он верно говорит, и ему нельзя отказать». Когда гость узнал, что умерла старшая жена Фузиве, она тоже была патанаветери, он горько заплакал. В тот же день мы отправились в гости к патанаветери.
Мать Фузиве и мать тушауа патанаветери были сестрами. Когда они снова увидели друг друга, то заплакали от радости. Мать тушауа патанаветери все повторяла: «Проходите, проходите в наше шапуно». Фузиве называл ее «мама», а сыновья тушауа называли Фузиве «старший брат».
В шапуно патанаветери мы прожили долго. Фузиве помирился с гнаминаветери, и они вместе с хасубуетери устроили большой пир.
Спустя некоторое время Фузиве peщил вернуться в шапуно возле плантации. К этому времени бананы и пупунье сильно выросли. Иногда Фузиве говорил нам, своим женам: «Надо бы навестить старика отца». Так он называл тушауа патанаветери. По дороге он беседовал с нами, с ребятишками, давал им совет: «Когда придем в шапуно, вы, малыши, не носитесь по хижине, не хватайте все подряд и сами ничего не просите, ждите, пока вам подарят». С нами, женщинами, он был очень добрый, часто говорил мне: «Возьми детей, пойдем дальше все вместе». Если на охоте ему удавалось поймать красивую птицу, он нередко отдавал ее малышам. «Пусть порадуются»,— говорил он. Когда в шапуно приходили гости, он разрешал им пойти на плантацию и нарвать сколько захочется бананов и пупунье. Старикам и старухам он отдавал табак, даже если у него самого оставалось совсем немного. Иной раз я даже плакала с досады, потому что Фузиве все плоды у меня забирал и отдавал гостям. Он никогда не сердился, если только его нарочно не подзуживали.
Старик — тушауа патанаветери всегда говорил Фузиве: «У тебя много жен — арамамисетериньума, хасубуетериньума, намоетериньума, Напаньума. Так вот, Напаньума — белая, но она такая же, как мы. Я зову ее племянницей, потому что она тоже женщина. Никогда не бей своих жен, особенно палкой, женщины слабее нас и больше страдают от побоев. Иногда муж поколотит жену палкой, она убежит в лес с ребенком, а там их ждет ягуар. И потом этот человек остается и без жены, и без ребенка». «Нет,— отвечал Фузиве,— я их не бью. Правда, если они начинают ссориться, тут я не выдерживаю, всем сразу достается. Но теперь они почти не ссорятся».
Старый тушауа говорил нам: «А вы, женщины, не ссорьтесь между собой. Если перестанете ревновать, то скоро полюбите друг друга, станете как родные сестры».
В это время умер старик — отец Фузиве. Тело его четыре дня висело в гамаке под самой крышей. На пятый день его сожгли.