Прочитайте онлайн Единорог и три короны | Часть 32

Читать книгу Единорог и три короны
3118+28226
  • Автор:
  • Перевёл: Е. Д. Мурашкинцева

32

Невидимые слуги распахнули двустворчатую дверь, и Камилла с Зефириной вступили в проход, образованный двумя рядами придворных. Вдали возвышался трон, на котором сидел Виктор-Амедей в окружении дворян в расшитых золотом костюмах. Один из них, без сомнения, принц Карл-Эммануэль, занял место рядом с монархом.

Все взоры обратились на молодых женщин. А те остановились, ожидая, когда герольд возгласит их имена — это было сигналом к движению вперед. Внезапно Камилла почувствовала, что не сможет и шага ступить, — все веселье ее испарилось, ноги словно приросли к полу, все сливалось перед глазами. Она не замечала ни лепных потолков громадного зала, ни роскошных портьер, ни картин — будто черная пропасть разверзлась перед ней, и она содрогнулась от ужаса.

Откуда-то издалека до нее донесся голос герольда, и графиня сжала ей руку — нужно идти! Но Камилла оцепенела, не в силах пошевелиться…

К счастью, в наступившей тишине вдруг раздались звуки величавой торжественной музыки. Под ее благотворным воздействием девушка очнулась и сделала первый неуверенный шажок… Второй был уже тверже, а затем Камилла, сама того не сознавая, двинулась вперед легкой пружинистой походкой, подчиняясь ритму завораживающей мелодии. В этой музыке она обретала силу духа и уверенность в себе. Юная принцесса буквально плыла по блестящему паркету, и всем показалось, будто это небесное видение, существо из мира грез.

Стараясь не думать о придворных, которые с жадностью рассматривали ее и перешептывались между собой, Камилла устремила взор на короля — трон был единственной ее целью, завершением этого бесконечного пути. Но внезапно в глаза ей бросилась знакомая фигура — рядом с королем стоял барон де Бассампьер! Старик смотрел на нее с подбадривающей улыбкой, однако было заметно, что он взволнован. За спиной у него прятался Пьер, высунув лишь голову, чтобы ничего не упустить из церемонии, где главная роль была отведена его молочной сестре.

Все страхи Камиллы исчезли при виде родных лиц — ее захлестнула волна счастья, на смену растерянности пришел восторг. Она была безмерно рада, что наконец оказалась в этом зале, преодолев столько препятствий и опасностей — ведь само это представление уже было триумфом! Кто из придворных мог бы похвалиться тем, что одолел коварных врагов и пережил бесчисленные испытания? Она вдруг поняла, что находится здесь по праву, что идет вослед своим родителям, что этот роскошный зал является ее законным достоянием — наследием предков.

Одарив своего опекуна ослепительной улыбкой, она словно преобразилась. Это было уже не эфирное создание — к трону шествовала юная королева, неподражаемая в своей элегантной грациозности. Лицо ее озарилось счастьем, глаза засверкали горделивой радостью, стан выпрямился. Никто не смог бы устоять перед очарованием прелестной девушки. В тихих репликах придворных звучало теперь неприкрытое восхищение. Камилла услышала знакомый голос — это мэтр Пульчинабелли не мог сдержать своих чувств, восклицая с энтузиазмом:

— Очаровательна, восхитительна! Я сам давал ей уроки, знаете ли… Она совершенство! Просто совершенство!!!

Наконец обе молодые женщины подошли к подножию трона и присели в глубоком реверансе. Музыка и разговоры немедленно смолкли.

Барон твердым голосом произнес:

— Сир, позвольте мне представить вашему величеству мою племянницу, Камиллу де Бассампьер.

— Добро пожаловать в наш дворец, мадам, — ответил король, подавая девушке руку. — Что до вас, графиня, — добавил он, повернувшись к Зефирине, — мы желаем поблагодарить вас за гостеприимство, оказанное вашей прелестной крестнице.

Графиня покраснела от удовольствия. Монарх представил Камилле членов королевской семьи, начиная со своего сына. Девушка с любопытством посмотрела на дядю и мысленно подивилась, что тот еще очень молод — ему было от силы тридцать лет! Слегка смущенный этим пристальным взглядом, принц пробормотал несколько любезных слов, опустив глаза, и Камилла поняла, что не удосужилась присесть перед ним в реверансе. Она тут же исправила эту оплошность, выругав себя за невнимательность, — не прошло и десяти минут, как ей уже удалось нарушить правила этикета!

В сопровождении Ферриньи, который явно выступал в роли церемониймейстера, она обошла зал, знакомясь с множеством новых лиц. Лихорадочно вспоминая наставления Пульчинабелли, она приседала то так то эдак, стараясь приветствовать каждого в соответствии с рангом; больше всего ее пугало то, что она совершит какую-нибудь непростительную ошибку и подвергнется всеобщему порицанию за неловкость, однако все, с кем она говорила, казалось, были в восторге. Тогда она немного успокоилась — видимо, ее поведение никого не шокировало, а, стало быть, испытание завершилось успешно.

Девушка заметила, что в группе дворян, окруживших трон, преобладали офицеры ее батальона. Ни один не пришел в мундире — все надели придворные камзолы, сверкающие золотым шитьем. Камилла узнала некоторых, в том числе и виконта де Ландрупсена, который устремился к ней, едва это стало возможно в соответствии с церемониалом. Он был явно ослеплен красотой девушки, и прежние чувства вспыхнули в нем с новой силой.

— Вы настоящая богиня! — прошептал он ей на ухо, а вслух добавил: — Любезный друг, представьте же меня вашему почтеннейшему дядюшке.

Она исполнила его просьбу. Вокруг нее толпилось множество придворных, каждый из которых желал быть замеченным. Никогда еще представление юной девушки без всяких титулов не приводило двор в такое возбуждение.

Зефирина грациозным, но властным жестом отстранила мужчин, чтобы представить Камиллу дамам. Женщины, разумеется, проявляли куда большую сдержанность, нежели их кавалеры. Впрочем, некоторые из них выказали благосклонность, похвалив платье и манеры молодой особы. Особенно понравилась Камилле одна из них — герцогиня д’Абрициано. У нее был добрый взгляд и открытое лицо, совсем непохожее на приторно-любезные физиономии других дам.

Правда, одна группа держалась подчеркнуто в стороне от девушки, окруженной восторженными обожателями; эти дамы даже не пытались скрыть своей враждебности, но Зефирина все-таки повлекла к ним Камиллу, шепча ей на ухо:

— Держитесь, моя дорогая! Сейчас вы встретитесь с истинными мегерами!

На приветствие девушки дамы ответили очень холодно. Среди них выделялась великолепная блондинка — маркиза де Чиглиони. Окружавшие ее женщины относились к ней с явным подобострастием. Камилла поймала злобный взгляд итальянки и смутилась, не зная, как себя вести.

Тягостное впечатление, впрочем, тут же улетучилось, поскольку юную савоярку уже подхватила волна новых поклонников — все жаждали ее внимания, засыпали вопросами, на которые она отвечала рассеянно и небрежно, но сопровождая свои слова улыбкой, которой искупала недостаток любезности. Мысли ее были заняты другим. Сама того не сознавая, она озиралась в поисках хорошо знакомого ей человека и с удивлением спрашивала себя, куда же он мог деться.

Наконец она натолкнулась взором на сверкающий взгляд черных глаз. Он стоял в глубине зала, возвышаясь над остальными придворными. На нем был роскошный темно-красный камзол с дорогими кружевами кремового цвета. Филипп смотрел на нее с подозрением, и она, вздрогнув, отвернулась к старому маркизу, который что-то рассказывал ей о Савойе. Девушка попыталась вникнуть в слова собеседника, но затылком все время ощущала на себе пристальный взгляд шевалье д’Амбремона.

А дворянин всматривался в нее с возрастающим удивлением, поражаясь непринужденным манерам и грациозности той, которую все еще подозревал в самозванстве. Его терзали противоречивые чувства. Как и все присутствующие в зале мужчины, он вынужден был признать, что Камилла совершенно неотразима — в ней сочетались грация и достоинство, искренность и подлинно королевское величие, безупречность манер и отсутствие жеманства. Да, она была божественна — только в грезах можно было представить себе подобную женщину…

Одновременно он приходил в бешенство при мысли о том, что все считают ее образцом совершенства. Только он знал, на что способна эта девица, только ему было ведомо, что за ангельским обличьем скрывается настоящая ведьма. Он испытывал презрение к толпившимся вокруг нее придворным — их ослепила ее красота, невинный взор, колдовское очарование. Несчастные слепцы! Но в некотором смысле и сам он был частью толпы обожателей, хотя внешне демонстрировал полное безразличие.

А хуже всего было то, что он каким-то образом подпал под власть ее чар. Вчера ему пришла в голову дурная мысль доказать ей, что она всего лишь слабая женщина. Он заключил ее в объятия на одно мгновение, на несколько мимолетных секунд, но их хватило, чтобы разжечь в нем огненное пламя. И теперь ему казалось, будто прикосновение нежного тела девушки оставило на нем неизгладимый отпечаток. Он чувствовал тепло ее кожи, запах ее духов; а перед глазами у него вновь возникали ее губы, взывающие о любви. И он не мог изгнать из памяти голос Камиллы, умоляющий отпустить ее. Если это смятение было наигранным, то ей не было равных в актерском мастерстве… Вместе с тем ясно, что близость мужчины приводит ее в возбуждение.

Филипп сгорал от неутоленного и запретного желания. Он не имел права мечтать о ней. Во-первых, она — королевский офицер, а потому все должны относиться к ней с уважением, как он сам вчера объявил. Во-вторых, она, судя по всему, любовница короля, следовательно, никому из придворных нельзя и помышлять о ней.

Шевалье оказался в тупике. Как ни жаждал он обладать Камиллой, нужно было держать себя в руках, не позволяя даже намека на флирт. Ему, признанному покорителю женских сердец, перед которым не могла устоять ни одна придворная дама, надлежало отступить перед совсем юной барышней — мысль для него крайне огорчительная.

К счастью для молодого офицера, эти мрачные раздумья были прерваны с появлением маркизы де Чиглиони. Белокурая красавица с томным видом прикоснулась к его руке, и он подумал, что с ее помощью заглушит боль от незаживающей раны. Пламя утихнет… Пусть ненадолго, но все же…

И Филипп, отвернувшись от Камиллы, победоносно улыбнулся той, что недвусмысленно приглашала его.

Тем временем девушка продолжала вести любезную беседу с обступившими ее придворными, совершенно не подозревая о муках, терзавших ее врага. Одна старая баронесса внезапно спросила с невинным видом:

— А вы знаете, дорогая мадемуазель де Бассампьер, какие странные ходят о вас слухи? Некоторые люди дошли до того, что утверждают, будто вы носите офицерский мундир и проводите целые дни в казарме, в окружении мужчин! Неужели вы не опровергнете подобную клевету?

Воцарилось молчание, и Камилла поняла, оглядев негодующие лица вокруг, что под видом простодушной реплики ей нанесли нешуточное оскорбление. Маркиза де Чиглиони злобно усмехалась, не в силах скрыть своего торжества, а герцогиня д’Абрициано сдвинула брови. Следовало дать отпор сплетникам обоего пола — и не мешкая! Она набрала в грудь побольше воздуха и ответила невозмутимо спокойным тоном:

— Мадам, это вовсе не клевета. Мне действительно была оказана высокая честь: по приказу его величества я зачислена офицером в Королевский батальон. Разумеется, в силу этого я обязана проводить много времени в обществе дворян безупречного поведения, которые любезно согласились принять меня в свой круг.

Старая кумушка надулась, отчего затрепыхались все три ее подбородка, и тут же направилась к дамам своего возраста, чтобы всласть обсудить с ними ужасные нравы теперешней молодежи…

Офицеры Королевского батальона держались настороже. Каждый опасался услышать шутку в свой адрес. Виктор-Амедей счел за лучшее вмешаться и произнес наигранно веселым тоном:

— Вижу, наша тайна уже раскрыта! Да, господа, эта юная особа отличается не только несравненной красотой, но и изумительным мастерством во владении всеми видами оружия. Ее дядя, почтенный барон де Бассампьер, просил меня найти применение этим талантам, и я не смог отказать одному из вернейших служителей короны. Я дал ему благоприятный ответ, и до сих пор у меня не было повода раскаиваться в своем решении. Быть может, впоследствии и другим барышням будет позволено получить военную подготовку. Им это пригодится, не так ли?

И король повернулся к своим министрам, которые склонили голову в знак согласия. Инцидент был, по-видимости, исчерпан, ибо никто не смел спорить с монархом, опасаясь опалы. Но Камилла теперь четко различала две группы — тех, кто был настроен к ней дружелюбно, и тех, кто затаил против нее злобу. Даже среди окружавших ее всего мгновение назад нашлись такие, что поглядывали искоса, хотя и пытались это скрыть.

Герцогиня д’Абрициано, подойдя к Камилле, похлопала ее по руке и ласково сказала:

— Ну, дорогая моя, не придавайте всему этому слишком большого значения. Они посудачат и забудут. Двор изменчив и непостоянен: сегодня вас восхваляют, а завтра втаптывают в грязь. К этому придется привыкнуть.

Девушка улыбнулась в ответ:

— Я не так уж расстроена, мадам. В конце концов, нашлись и здесь люди, которые приняли меня, невзирая на странность моего поведения. Разве имею я право сетовать на судьбу?

— Это истинная правда. Вы очаровательны, и вам уже удалось завоевать дружеское расположение многих людей. Но держитесь настороже. Самая большая опасность исходит вовсе не от тех, кто глядит на вас искоса.

Последнее предостережение было высказано очень серьезным тоном. Камилла, встревожившись, хотела попросить у герцогини дополнительных разъяснений, однако в этот момент герольд возгласил о начале бала, и зазвучали первые такты менуэта.

К великому смятению девушки, король вдруг воскликнул:

— Шевалье д’Амбремон, благоволите пригласить мадемуазель де Бассампьер на танец. Мне будет приятно, если два красивейших офицера моей армии откроют бал. Знаете, в Европе вряд ли найдется еще один монарх, которому было бы под силу составить подобную пару…

Придворные разразились аплодисментами, приветствуя остроумное замечание короля, а оглушенная Камилла уставилась на подходившего к ней Филиппа с тем выражением, с каким ягненок смотрит на волка.