Прочитайте онлайн Единорог и три короны | Часть 34

34

В последующие дни Камилла избегала встреч с шевалье д’Амбремоном. Она поднималась на заре и седлала Черного Дьявола, чтобы промчаться галопом по еще пустынным аллеям. При дворе она появлялась лишь на несколько минут — приседала в почтительном реверансе перед королем и исчезала, едва лишь объявляли о приходе молодого офицера. Тренироваться она ходила в скромный фехтовальный зал, где без всякого энтузиазма вступала в схватку с весьма посредственными мастерами шпаги. Днем расхаживала по Турину в офицерском мундире, надеясь встретиться с Тибором, который все не появлялся. Барон де Бассампьер не торопился уезжать в свое поместье, и она часто делилась с ним тревогами по поводу странного исчезновения оруженосца.

— Почему он не даст о себе знать?

— Он виделся с Пьером, — успокаивал ее старый дворянин. — Нам известно, что у него все в порядке, — этого вполне достаточно. Вероятно, он полагает, что у вас появилось много новых забот, и не хочет беспокоить вас по пустякам.

— Гм! Возможно, вы и правы…

— Кстати, Камилла, все удивляются тому, что вы редко бываете при дворе. О вас спрашивают постоянно, и я не могу привести разумных доводов, объясняющих ваше отсутствие.

Девушка заметно смутилась. Она сама не могла дать внятного объяснения. Не признаваться же, что шевалье д’Амбремон разбил ей сердце, поскольку имел наглость ухаживать за другой женщиной! Более смехотворную причину трудно выдумать!

— Какое-то время я хочу побыть в тени, — сказала она просто.

Барон понял, что истины ему не добиться, и проводил задумчивым взором девушку, которая вышла со словами, что желает прогуляться по городу.

Камилла направилась в тот самый фехтовальный зал, где с недавнего времени занималась. Она пребывала в дурном расположении духа, и ей хотелось с кем-нибудь сразиться. Увидев, как к ней с улыбкой идет виконт де Ландрупсен, она с трудом подавила раздражение.

— Что вы тут делаете? — спросила она так резко, что улыбка мгновенно сползла с лица молодого офицера.

— Но… я искал вас! Вас не видно ни при дворе, ни в казарме, и я забеспокоился. Случайно мне удалось узнать, что вы заглядываете в этот зал, что меня крайне удивило! Что делать здесь такой фехтовальщице, как вы?

— Я имею право выбирать то, что мне нравится!

— Послушайте, Камилла, не могу понять вашего поведения. Неужели я чем-то оскорбил вас? Чем вызвана подобная немилость?

Молодая женщина пристально взглянула на датчанина — у него был вид побитой собаки, и почему-то это еще больше раздражало.

— Прекратите досаждать мне, Микаэль. Я знаю, что вам нужно, и говорю вам со всей прямотой — вы никогда не будете обладать мной! — бросила она с пренебрежением и тут же раскаялась в своей грубости.

Бедный виконт пошатнулся, и внезапно ей стало его жаль. В конце концов, он вел себя безукоризненно по отношению к ней. Несправедливо заставлять его платить по счетам Филиппа.

— Будет лучше, если между нами не останется недомолвок, — произнесла она более мягко. — Я не собираюсь становиться вашей любовницей… Впрочем, это относится не только к вам! Я офицер Королевского батальона, и любовная связь опорочила бы меня в глазах двора. Некоторые и без того считают мое поведение излишне вызывающим, поэтому я не должна давать ни малейшего повода для злословия. Вы понимаете меня?

— Я… мне… Да, кажется, понимаю, — пролепетал несчастный юноша.

— В таком случае, — сказала Камилла, — оставьте все попытки обольстить меня, вы только даром теряете время. Вам лучше обратить взор на девушку более кроткую и более женственную, чем я. Уверена, что в глубине души вы прекрасно сознаете — я вовсе не та женщина, которая вам нужна. И помните: если даже я кажусь вам жестокой, вы не должны сомневаться в моей привязанности к вам. Я буду искренне рада, если мы останемся друзьями — для меня это большая честь! Будь у меня возможность выбрать себе брата, я бы без колебаний указала на вас, ибо мне еще не доводилось встречать столь превосходного дворянина, как вы!

Она заметила, что датчанин лишь наполовину утешился этими хвалебными словами. Он был даже трогателен в своей беззащитности, напоминая обиженного ребенка. Камилла спросила себя, отчего она не влюбилась именно в этого офицера. Он, несомненно, обладал всеми качествами, о которых грезят женщины, — красивый, с тонкими, но мужественными чертами лица, веселый, любезный, добрый и уравновешенный. И он был храбр, поскольку всегда поддерживал Камиллу, даже в тех случаях, когда остальные офицеры проявляли враждебность. Ему во всем можно было доверять — безукоризненный, прямой, чистый человек! Именно о таких рыцарях говорилось в сказаниях о короле Артуре — Микаэль вполне мог бы занять место за прославленным Круглым столом!

Однако при всех своих замечательных достоинствах виконт де Ландрупсен оставлял Камиллу совершенно холодной — она не чувствовала к нему никакого влечения и видела в нем идеального брата, в чем и призналась со всей откровенностью.

— Хорошо, — с трудом выговорил он. — Конечно, вы сделали мне больно, но я признателен вам за прямоту. Принимаю ваше предложение о дружбе, раз вы не можете дать мне большего. Отныне я не стану досаждать вам моими безумными надеждами. Вернитесь же ко двору, чтобы озарить его своим присутствием, ибо, даю вам слово дворянина, я ничем не выдам своих чувств!

— Вы бесподобны, мой дорогой Микаэль, — воскликнула Камилла с нежностью, слегка утешившей бедного виконта.

На лице ее вновь появилась улыбка, и пока он удовлетворился этим. Попрощавшись, он взял с нее слово, что она будет чаще появляться при дворе, и удалился с печальным достоинством.

После его ухода девушка вдруг ясно поняла, что ей вовсе не следует прозябать в этом жалком зале для фехтования, — ведь к ее услугам офицерский зал королевского дворца. Она решила отказаться от добровольного затворничества. В конце концов, зачем наказывать себя из-за предательства Филиппа? Разговор с Михаэлем оказал на Камиллу благотворное влияние — она воспряла духом и готова была дать отпор ветреному шевалье. Нужно бороться, а не впадать в уныние!

И она двинулась уверенным шагом в расположение Королевского батальона. К великому ее удивлению, аллеи сада и коридоры дворца оказались пустынными. Заглянув в фехтовальный зал, она увидела только одного офицера, который пристально разглядывал учебные шпаги и рапиры. Она подошла поближе, чтобы задать интересующий ее вопрос:

— Сегодня никто не тренируется? Куда же все подевались.

Голос девушки прозвучал очень громко в пустом зале. Офицер, вздрогнув, обернулся — это был принц Карл-Эммануэль!

Смущенная Камилла присела в глубоком реверансе, но тут же поняла, что на ней мундир, а не придворное платье; она неловко выпрямилась, отдав честь, и пролепетала:

— Монсеньор, прошу извинить меня. Я не знала, что обращаюсь к вашему высочеству!

Принц, казалось, был напуган куда больше, чем она.

— Не надо извиняться. Что до вашего вопроса, то я могу вам ответить — все отправились в Ступиниджи на королевскую охоту.

— Вы не любите охотиться, монсеньор? — с удивлением спросила Камилла, озадаченная тем, что принц бродит по дворцу один, без всякого сопровождения.

— Очень люблю. Но сегодня мне нездоровится, и я предпочел остаться, чтобы побыть одному. Так редко выпадают спокойные минуты полной безмятежности!

— В таком случае позвольте мне удалиться…

— Вы меня совсем не стесняете, — поспешно сказал принц.

Камилла заколебалась, не зная, уйти ли ей или остаться.

— Побудьте со мной, прошу вас, — настойчиво произнес принц. — Может быть, вы согласитесь пофехтовать со мной? Говорят, вы мастерски владеете шпагой. Признаюсь, мне было бы любопытно узнать, до какой степени это верно…

— Я в вашем распоряжении.

Принц, сняв камзол и жилет, надел предохранительный колет из кожи. Девушка сделала то же самое, и они скрестили рапиры.

Карл-Эммануэль фехтовал очень элегантно; судя по всему, он был тонким тактиком и хорошо разбирался во всех уловках, к каким прибегают обычно в ходе схватки. Несколько раз Камилла оказывалась в затруднительном положении, но и ей удалось продемонстрировать свое искусство, явно удивившее ее противника.

Обменявшись удачными выпадами, они остановились, чтобы перевести дух, и принц не сумел скрыть своего восхищения:

— Несомненно, ваша репутация вполне вами заслужена. Это очень странно…

— У меня был очень хороший учитель, вот и вся тайна!

— Я имел в виду вовсе не это. У вас странная манера фехтования — вы действуете открыто и без уверток. В схватке человек раскрывает свое истинное лицо. А в вашей манере ощущается прямота и искренность.

— Что же в этом удивительного? Возможно, мой характер именно таков!

— Конечно, вы правы, но… Буду с вами в свою очередь откровенен — мне был дан совет остерегаться вас и ваших темных махинаций.

— Кто же дал вам этот совет?

— Мой наставник, вернее, мой бывший наставник, который теперь стал моим советником. Он считает вас очень опасной.

— Я не знакома с этим господином. Как же может он говорить такое про меня, если мы никогда с ним не встречались?

— У него есть осведомители.

— Ах так! — сказала Камилла с легким раздражением. — В таком случае мне нечего возразить, поскольку этих людей я тоже не знаю.

— Не сердитесь.

— Я бы никогда не посмела, монсеньор!

— Понимаю, что вы смущены и раздосадованы. Но не торопитесь: я полагаю, что на сей раз мой наставник ошибся. Вы мне симпатичны, мадемуазель де Бассампьер. Вы совсем не похожи на тех людей, что встречаешь при дворе. Вы не скрываете своих чувств, и я могу читать в вашей душе, словно в открытой книге. Мне это очень нравится! В Турине столько хитрости и злобы, а искренность здесь не в чести!

Камилла взглянула в глаза принца, и перед ней предстал совсем другой человек — не такой скованный, как обычно, любезный и, судя по всему, необыкновенно умный. Ей тоже удалось заглянуть ему в душу — и она увидела глубокую муку, кровоточащую рану, причиной которой была неведомая драма. Именно это тайное страдание заставляло принца держаться настороже, укрываться за броней неприступной холодности.

Она почувствовала себя неловко — на нее давил груз лжи, ведь она скрыла от него свое подлинное имя. Карл-Эммануэль догадался о ее смятении.

— Я сказал что-то неприятное для вас?

— Нет, монсеньор. Напротив, я польщена вашими словами. Однако… боюсь, что не заслужила столь высокую оценку.

Принц сразу же укрылся в свою раковину. Перед Камиллой вновь стоял настороженный и испуганный человек:

— Значит, Перлотти был прав, и вы действительно замышляете нечто дурное?

— Да нет же! — воскликнула Камилла. — У меня нет никаких дурных замыслов!

Принц смотрел на нее грустно и устало, ожидая продолжения. В одну секунду она решилась — у нее не хватило бы духу солгать ему еще раз!

— Полагаю, вы обо мне ничего не знаете. Возможно, я могу объяснить, почему вам дали совет остерегаться меня.

— В самом деле?

— Да. Видите ли, меня зовут вовсе не Камилла де Бассампьер.

Она вгляделась в лицо принца, но тот ничем не выдал своих чувств, сохраняя бесстрастно-холодное выражение. Зажмурившись, Камилла решила идти до конца:

— Я Диана-Аделаида Савойская, дочь Виктора-Амедея-Филиппа и Екатерины Саксонской. Ваша племянница…

Даже если бы под ногами у них разверзлась земля, Карл-Эммануэль был бы меньше потрясен. Он ошеломленно уставился на Камиллу, словно увидел ее в первый раз:

— Значит… Вот оно что! Да, конечно, теперь я понимаю, почему мне показалось знакомым ваше лицо… Я уже видел его на картине, изображающей свадьбу ваших родителей! Вы так похожи на мать! Но зачем все эти тайны? Отец знает о том, что вы его внучка?

Камилла рассказала принцу обо всем с самого начала: о заговоре в Павии, о вмешательстве Тибора, о детских годах в Савойе, о приезде в Турин и о решении короля хранить в секрете истинное происхождение девушки.

— Теперь вы знаете, чем я опасна для вас — по воле его величества я могу быть назначена наследницей трона вместо вас.

— Почему же вы открыли мне эту тайну? Вы должны считать меня своим соперником, даже врагом. А вы даете мне козырь против себя, рассказав о планах короля.

— Что ж, говоря откровенно, я вовсе не жажду стать королевой. Если король прикажет мне, я буду вынуждена подчиниться, но сама предпочла бы, чтобы на трон взошли вы.

— Докажите ему, что не способны править!

— Это не так-то легко сделать. Я не хочу его разочаровывать, поймите! Нет, лучше всего было бы убедить его в том, что вы обладаете качествами, необходимыми великому монарху. Он считает, что я унаследовала достоинства своего отца, — и это единственная причина его предпочтения.

— Вашего отца! Всегда и всюду меня будет преследовать дражайший Амедей! Говорят, он был идеальным принцем, но для меня было бы лучше, чтобы он жил, а не умер! Его тень преследует меня, не дает мне покоя. Король клянется только его именем и продолжает оплакивать спустя семнадцать лет после того, как он безвременно погиб. Я знаю, что сравнение всегда будет не в мою пользу, потому что я не Амедей — я всего лишь Карл-Эммануэль!

Камилла была оглушена этой внезапной вспышкой — значит, ее дядя ненавидел своего брата! Словно бы угадав мысли девушки, принц нервически рассмеялся.

— Нет, — воскликнул он убежденно, — вы ошибаетесь! Я обожал брата, как и все здесь! Я до сих пор вспоминаю его, хотя был мальчиком в то время, когда он погиб. Ненависть у меня вызывает другое — незаживающая рана, которую он оставил в сердце моего отца. Для короля мы просто не существуем. Вы тоже оказались жертвой этой навязчивой идеи — вы сами сказали, что не желаете быть королевой, но вам придется взойти на трон, ибо король уверил себя, что вы унаследовали достоинства его умершего сына. И ваше мнение не имеет никакого значения! Как видите, это безжалостное воспоминание страшным грузом ложится на нас обоих!

Камилла внезапно поняла, какая мука терзает ее дядю. Он во многом прав, говоря, что стал жертвой безвозвратного прошлого. И она прониклась безграничным состраданием к несчастному принцу, которому, наверное, никогда уже не удастся завоевать любовь отца. Она ощутила настоятельную потребность помочь ему, хотя не знала еще, как это сделать.

— Монсеньор, — твердо произнесла она. — Вы должны проявить себя, доказать отцу, что обладаете нужными качествами! Вы умны и честолюбивы, способны принести пользу своей стране — пусть король убедится в этом!

— Каким образом?

— Мы найдем способ!