Прочитайте онлайн Единорог и три короны | Часть 72

72

Филипп остановился. Нахмурившись, он смотрел на небо, которое начинало затягиваться тучами.

— Что-то случилось? — поинтересовалась девушка.

— Боюсь, как бы нас не застала в пути сильная гроза.

— Вы уверены? Но, может быть, эти облака рассеются или ветер унесет их в другую сторону?

— Нет. Они выстроились как раз над долиной, вон над той узкой расселиной, и скоро мы окажемся в самом центре ненастья.

— Но почему вас это так волнует?

Он с удивлением посмотрел на нее:

— И это спрашиваете вы? Значит, мне показалось и вы больше не боитесь гроз?

— Боюсь, но только когда я одна. Рядом с вами я почти ничего не боюсь.

— Скажите-ка! Я в восторге; оказывается, в списке ваших страхов я занимаю второе место — после природных катастроф.

Она мрачно посмотрела на него:

— Кроме шуток, Филипп, разве мы не успеем добраться до Фенестреля до начала грозы?

— Не думаю.

— Давайте попытаемся.

— Как вам угодно, неустрашимая мадам!

Они продолжили свой путь. Пошел дождь, вдали зазвучали раскаты грома. Филипп краем глаза наблюдал за Камиллой, но она выглядела невозмутимой; все усилия ее были направлены на сдерживание Черного Дьявола, начавшего проявлять признаки беспокойства.

Дождь становился все сильнее. Но по-прежнему было жарко, и ни один из всадников не подумал накинуть капюшон. Они только поглубже надвинули на лоб треуголки, чтобы льющаяся сверху вода не мешала видеть дорогу.

Недалеко от них блеснула молния; лошади шарахнулись, но всадники сумели удержать их и направить в нужную сторону. Однако вскоре тропинка превратилась в бурный горный поток. Шевалье остановился и, перекрывая шум льющего как из ведра дождя, крикнул:

— Мы не можем ехать дальше. Это слишком опасно. Вода несет с собой острые камни, лошади могут пораниться. Попытаемся найти убежище в скалах: там, вверху, я вижу несколько небольших гротов.

— Это невозможно, — ответила девушка, также стараясь перекричать дождь. — Лошади не смогут туда забраться.

— Давайте попытаемся. Это единственное, что мы можем сделать!

Спешившись, они взяли лошадей под уздцы и осторожно повели их по откосу, ведущему к гротам. Сильный порыв ветра едва не сорвал с них шляпы, и они были вынуждены надвинуть их почти на самые глаза. Дождь хлестал прямо в лицо, что еще больше усложняло задачу.

Филиппу первому удалось втолкнуть Персеваля в укрытие и привязать его; потом он тотчас же спустился, чтобы помочь Камилле, которая никак не могла справиться со своим возбужденным конем: он упирался и отказывался идти вперед. Наконец вдвоем им удалось утихомирить своенравное животное, укрыть его в расселине и спрятаться самим. Они промокли до нитки, но, взглянув друг на друга, тотчас расхохотались: запыхавшиеся, но довольные, они радовались, что им удалось добраться до этого пусть и ненадежного, но все же укрытия. В гроте было довольно прохладно, и девушка зябко поежилась.

— Вам следует переодеться, — произнес д’Амбремон. — Иначе вы рискуете простудиться.

— Вовсе нет, — живо отозвалась Камилла, не желавшая раздеваться в присутствии шевалье. — Мне не холодно.

И, не выдержав, тотчас же чихнула, опровергая, таким образом, свое заявление.

— Я закрою глаза, обещаю вам, — настаивал офицер.

Внезапно она перестала улыбаться.

— Позвольте мне усомниться в надежности вашего обещания, — дерзко бросила она.

— Не кипятитесь; позвольте лишь смиренно вам заметить, что вам, собственно говоря, больше нечего скрывать: ваша промокшая рубашка столь же прозрачна, как сама вода.

Это была чистая правда. Намокнув, тонкая ткань облепила тело Камиллы. Сконфузившись, девушка быстро отвернулась, вскрикнув от смущения. Она полезла за второй рубашкой, спрятанной на дне дорожной сумки, притороченной к седлу Черного Дьявола; эту рубашку она уже надевала в первый день путешествия, и каково же было сейчас ее удивление, когда она обнаружила ее совершенно чистой — выстиранной и выглаженной; очевидно, кто-то в Экзиле позаботился о ней! Это открытие наполнило Камиллу неизъяснимым блаженством, и, преисполнившись благодарности к неизвестному другу, взявшему на себя обязанности прачки, она с наслаждением натянула на себя не только сухую, но и чистую одежду.

В превосходном настроении она вернулась к д’Амбремону, который, стоя спиной к гроту и скрестив на груди руки, изучал состояние атмосферы.

Камилла чувствовала себя расслабленной и отдохнувшей.

— Вам тоже следует переодеться, — заметила она, невольно любуясь торсом молодого человека, облепленным насквозь промокшей рубашкой.

— Слушаюсь, капитан! — усмехаясь, ответил он.

Сейчас он был еще более обольстителен, чем всегда: мокрые черные пряди прилипли ко лбу; стекая по щекам, капельки воды выбирали себе путь, подчеркивающий правильность черт его мужественного лица; затем они попадали на шею и терялись под расстегнутым воротником.

Он быстро переоделся в сухую рубашку и, подойдя к Камилле, протянул ей плащ:

— Держите. Закутайтесь в него, так вы спасетесь от сырости. И давайте что-нибудь поедим. — Он развернул дорожную провизию, которой снабдили их в Экзиле. — Однако в этот раз они нас балуют, — минутой позже воскликнул шевалье, обнаружив большое количество съестных припасов. — Так не часто бывает. Держите, эту бутылку вручил мне какой-то солдат специально для вас. Он просто умолял меня не забыть и передать ее вам, утверждая, что вы сами просили его об этом.

— Я? А кто это был?

— Не знаю. Какой-то тип весьма мрачного вида; пьемонтец, не говорящий ни слова по-французски.

— О! Это он!

— Вы знаете, о ком идет речь?

— Да. Это тот самый солдат, которому я приказала более старательно чистить свое ружье.

— И чтобы отблагодарить вас, он дарит вам вино? Странно! Надеюсь, оно хотя бы не отравлено?

Камилла расхохоталась:

— Не думаю. Но все же я не стану пить; полагаю, так будет лучше.

— Я тоже так думаю… Однако, я был прав, когда утверждал, что вы совершено необыкновенная девушка. Обычно в ответ на сделанное замечание видишь недовольную физиономию; вам же преподносят подарки!

Девушка снова рассмеялась:

— Я расскажу вам свой секрет.

— Надеюсь.

Некоторое время он молча смотрел, как она с аппетитом поглощает разложенную на камне еду.

— Я очень голодна, — произнесла она, словно оправдывая свое чревоугодие.

— Полагаю, вам недостает комфорта и утонченности, к которым вы привыкли при дворе.

— О нет! Совсем нет. Я действительно страшно рада, что нахожусь здесь; это путешествие мне нравится.

— Вы не скучаете по своим друзьям?

— За неделю я не успею соскучиться!

— Даже по Ландрупсену?

В эту минуту она подносила ко рту кусок хлеба; вопрос застал ее врасплох, и хлеб повис в воздухе. Камилла подняла на Филиппа удивленные глаза:

— А почему я должна скучать по Микаэлю больше, чем по кому-либо другому?

— Мне кажется, вы очень близки с ним.

— Вот забавно: всем хочется, чтобы у нас с ним были идиллические отношения, иначе никто о нем и не вспоминает. Надеюсь, хотя бы сейчас вы не станете восхвалять его превосходные качества с тем, чтобы уговорить меня выйти за него замуж!

— Пожалуй, я действительно остерегусь…

— Вот и прекрасно!

— Вы не созданы друг для друга.

— Ну, в этом вы, пожалуй, слишком категоричны, — ответила девушка, слегка задетая самоуверенным тоном шевалье.

— А разве это не правда? Бросьте, вы же знаете, что я прав. Разумеется, Микаэль обладает множеством добродетелей, но это не те добродетели, которые надеетесь найти в мужчине вы.

— Откуда вы знаете?

— Я в этом уверен, этого достаточно.

— А какие, по-вашему мнению, качества я надеюсь встретить в мужчине?

Не без некоторого самодовольства Филипп улыбнулся своей неотразимой улыбкой:

— Мужчина должен волновать вас… и, как знать, возможно, даже немного пугать…

Камилла отвернулась, сосредоточив все свое внимание на завесе дождя, лившего за порогом грота. Сильнейший трепет охватил ее; неужели Филипп догадался, что творится у нее в душе, неужели она настолько не умеет скрывать свои чувства, что он читает в ее сердце как в раскрытой книге? Она внезапно почувствовала себя в ловушке, ощутила свою полную беззащитность, полную безоружность перед опасным соблазнителем, сидящим рядом и пожирающим ее глазами. Филипп придвинулся еще ближе и жарко зашептал ей на ухо:

— Словом, это должен быть такой мужчина, как я!

Она вскочила на ноги.

— Мне холодно! Пойду надену камзол, — сказала она, направляясь к Черному Дьяволу. Ей страшно захотелось оказаться подальше от шевалье и коснуться теплой шеи жеребца, дабы набраться сил от этого единственного своего союзника в этом гроте.

Филипп тоже встал и пошел к выходу, чтобы посмотреть, не меняется ли погода.

— Думаю, гроза продлится не больше часа, — равнодушным тоном произнес он. — На востоке небо уже посветлело. Идите сюда, посмотрите, над Фенестрелем, похоже, совсем развеялось.

Но Камилла не шевелилась. В нескольких метрах от их убежища сверкнула молния, и Камилла даже подскочила от ужаса. Черный Дьявол беспокойно захрапел, и девушка принялась шептать ему ласковые слова, стараясь успокоить коня.

— Я, пожалуй, спущусь и посмотрю, как обстоят дела с дорогой, можно ли по ней ехать, — беспечно сказал шевалье.

На этот раз девушка услышала его:

— Нет! Не делайте этого!

— Но почему?

— Потому что это очень опасно, — ответила она, подбежала к нему и увлекла его в глубь пещеры.

— Я скоро вернусь.

— Нет. Зачем подвергать себя неоправданному риску?

— Хотя бы для того, чтобы на время избавить вас от своего присутствия. Мне показалось, что я изрядно вам наскучил…

Она судорожно сжала руку шевалье. Возле входа в пещеру молния вновь расколола небо.

— Вы не правы, — жалобно прошептала Камилла. — Ваши слова смущают меня, но вы никогда мне не наскучите, совсем никогда!

— И вы в этом уверены? — прошептал он, склоняясь к ней.

— Да, да. Никогда. Идите и садитесь вот здесь, рядом со мной. — Она пребывала в полной растерянности: с одной стороны, она боялась и дальше оставаться наедине с Филиппом, а с другой, ее охватывал панический страх, стоило ей только представить, что Филипп уйдет от нее один, в самую грозу. Инстинктивно она понимала: единственный способ заставить офицера отказаться от своего безумного решения — это прижаться к нему, воспользоваться властью, которую тепло женского тела имеет над мужчинами, и таким образом заставить его выбросить из головы рискованные замыслы.

Филипп улыбался; его маленькая уловка удалась. Словно опытная соблазнительница, Камилла подталкивала Филиппа к стене пещеры.

— Сядьте здесь, — приказала она, устраиваясь рядом с ним. — Я совершенно закоченела и хочу, чтобы меня согрели.

На этот раз она не обманывала. От пережитого страха она замерзла и стучала зубами от холода.

Шевалье наблюдал за ней; он был в восторге от того, что додумался воспользоваться ее страхом перед грозами; он хорошо помнил, что в ненастье Камилла боялась оставаться одна. Он смотрел, как она удобно устраивается рядом с ним, совершенно позабыв о своей честности; страх остаться одной заглушил все остальные ее чувства. Шевалье слегка улыбнулся.

— Что вас так развеселило? — спросила она.

— Вы столь внезапно стали так отважны!

Она скорчила презрительную гримаску:

— Ваши нелепые идеи не оставили мне выбора! Спускаться по отвесному склону в самый разгар грозы — надо же такое придумать!

— Вы ведь боитесь остаться одна, не так ли?

— Да, правда, но еще больше я не хочу, чтобы вас на моих глазах сразила молния или же смыл селевой поток.

— Должен ли я понимать, что вы волнуетесь за меня?

— Разумеется, и вы это прекрасно знаете.

Нет, конечно, он в этом не сомневался, но ее признание наполнило его неизъяснимой радостью. Слегка отодвинувшись, он распахнул плащ, как бы приглашая молодую женщину к себе:

— Идите сюда, здесь вам будет удобнее и теплее.

Она колебалась.

— Если вы еще раздумываете, значит, не так уж вам и страшно; тогда я отправляюсь в свой маленький поход…

— Это шантаж!

— Именно!

Она скользнула под руку шевалье; мгновенно почувствовав обжигающее тепло его тела, она затрепетала.

— А вы обещаете, что не станете пытаться злоупотребить моим доверием?

Филипп вздохнул:

— Вы требуете от меня слишком многого!

— Вы просто невыносимы! — возмущенно воскликнула она, отстраняясь от него.

Но он быстро схватил ее и прижал к груди.

— Хорошо, — прошептал он, готовый на любые жертвы, лишь бы хоть на несколько мгновений удержать Камиллу в своих объятиях. — Даю вам свое честное слово.

Казалось, девушка услышала только последние его слова; она тут же, удобно устроившись, прижалась к его плечу и в восторге затаила дыхание. Здесь, в объятиях шевалье, она чувствовала себя на удивление уверенно; она слышала, как в груди его, совсем рядом с ней, глухо бьется его сердце. Ей казалось, что здесь, подле Филиппа, в его сильных объятиях, и есть ее настоящее место в этой жизни, и каждая прожитая ею прежде минута только приближала этот желанный миг, дабы он когда-нибудь превратился в вечность.

За стенами пещеры грохотал гром, но для Камиллы гроза находилась где-то далеко, в ином мире. В пещере же время остановилось; все, что окружало ее, исчезло. Осталось только ласковое и горячее тело мужчины, его сильное плечо, на котором покоилась ее голова. Она чувствовала себя умиротворенной, успокоенной и постепенно погружалась в блаженное оцепенение.

Держа Камиллу в объятиях, Филипп был счастлив сверх всякой меры; он ощущал, как она трепещет, словно маленькая птичка, и еще крепче прижимал ее к себе, боясь, что она может улететь от него. Он дал слово не злоупотреблять ее положением, но искушение сделать новый шаг в завоевании девушки было слишком велико. Он страстно, просто безумно желал поцеловать ее. Однако решил немного подождать, давая ей время привыкнуть к теплу мужского тела, дабы она не испугалась его поцелуя.

Когда он почувствовал, что она перестала дрожать в его объятиях, он наклонился, собираясь поцеловать ее в губы, и замер: Камилла спала!

Она спала крепко, и на губах ее застыла улыбка. Ясно, она была совершенно счастлива! Филипп, восхищенный безмятежностью, разрывался между желанием поцеловать ее и своим излишне поспешным обещанием. Наконец стремление завоевать безоговорочное доверие девушки возобладало. Откинув назад голову, он прислонился к стене грота и стал ждать, пока она проснется, ревниво оберегая ее сон.