Прочитайте онлайн Заговор в начале эры | Глава LI
Глава LI
Я доволен, что после столь долгого исполнения государственных обязанностей вы ловите меня на том, что я давал, а не брал.
После свадьбы Помпей увез Юлию в свое альбанское имение. Именно там проходили первые сладостные месяцы новобрачных. Несмотря на разницу в возрасте более чем в двадцать лет, супруги не чувствовали себя духовно разделенными. Помпей, любивший и понимавший античную литературу, общительный, не по годам жизнелюбивый, но умудренный опытом человек, удивительно подходил проницательной, дерзкой, вызывающе свободной Юлии, словно сама природа решила соединить эти два сочетания — юности и зрелости, молодого задора и жизненного опыта.
Помпей, ежедневно открывающий в супруге новые грани ее удивительной души, серьезно влюбился в молодую жену, проводя с ней лучшие дни своей жизни.
С раннего утра супруги проводили вместе все время, и Помпей значительно отошел от государственных дел, зачастую пропуская даже заседания сената.
В один из таких приятных дней, когда сухой воздух был наполнен ароматом свежести и прохлады зимнего дня, Юлия и Помпей находились во внутреннем саду. Внезапно управляющий доложил о прибытии гонца от Цезаря. Консул просил своего зятя срочно прибыть на утреннее заседание сената в Рим. Помпей, пропустивший несколько последних заседаний, серьезно встревожился, приказав приготовить лошадей на завтра.
Юлия, видя встревоженное лицо мужа, попыталась его успокоить.
— Не волнуйся, — улыбнулась она, — Цезарь обязательно пришлет подробное известие, если в Риме случится что-нибудь серьезное. Я знаю его, наверное, опять важное заседание в сенате.
— Этот Клодий, — беззлобно ответил Помпей, — он все время призывает людей к беспорядкам. Не понимаю, как Цезарь этого не видит. Он может быть очень опасен.
— Может, не хочет видеть? — спросила Юлия.
— Да, наверное, ты права. Но Клодий очень опасен. Призывы к мятежу и неповиновению находят благодатную почву у нашего народа. Это очень опасно, — повторил Помпей, — поднявшаяся волна может снести всех.
— Он сумел утвердить все твои распоряжения на Востоке, а оптиматы только мешают, — возразила Юлия, — ведь, кроме триумфа, они ничего тебе не дали.
Помпей молчал, соглашаясь в душе с Юлией. Вместе с тем полководцу, проведшему большую часть жизни в походах, были не по нраву дерзкие выходки Клодия и его людей. По натуре законопослушный аристократ, Помпей по происхождению и воспитанию скорее принадлежал к лагерю оптиматов, чем к популярам, и, вынужденный в силу тактических обстоятельств блокироваться с популярами, он, как и Красс, не любил простых граждан и не понимал их.
В отсутствие Помпея Цезарь сумел договориться с трибуном Ниннием Квадратом. Оптиматы, сознавая, как трудно сопротивляться проекту закона о бесплатной раздаче хлеба населению, вынуждены были пойти на некоторые уступки. По совету Цицерона сенат утвердил все четыре закона. Запрещение цензорам вычеркивать сенаторов из списка, в конце концов, касалось не только популяров, но и оптиматов, справедливо рассудил Цицерон, еще не зная, что готовит себе ловушку.
Нинний Квадрат, на которого оказывалось давление сразу с двух сторон, взял свои возражения обратно, и все четыре закона после принятия их народным собранием были утверждены в сенате.
Расчетливый Цезарь попросил Нинния отправиться в Сицилию, поручив ему незначительную проверку финансовых дел претора Гая Вергилия. По законам Рима, народному трибуну никогда не давались подобные поручения, но Нинний согласился, мотивируя это своим отсутствием всего на несколько дней. Он не знал, что Цезарь умел просчитывать варианты.
На следующий день Помпей появился в сенате, вызвав большую бурю восторга с обеих сторон, каждая из которых считала его своим.
В сенате вновь ждали выступления Клодия. Он появился на трибуне в небрежно наброшенной тоге, с растрепанными волосами, взволнованный более обычного.
— Опять этот негодяй собирается предлагать свои законы, — зло прошипел Агенобарб.
— На этот раз он приготовил что-то очень серьезное, — взволнованно сказал Цицерон, — не напрасно Цезарь вызвал Помпея на сегодняшнее заседание.
С ростральной трибуны Клодий говорил о завещании египетского царя Птолемея XII Авлета. Это вызвало удивление многих, так как народные трибуны, как правило, не вмешивались в международные дела.
— Для чего нам нужно знать о завещании этого египетского царя? — довольно громко спросил Марк Марцелл.
Несмотря на глухой шум, Клодий его услышал.
— Пусть мне разрешат закончить, — крикнул он, снова продолжая говорить.
— Он что-то задумал, — тревожно прошептал Цицерон, сидевший между Катоном и Агенобарбом.
И, наконец, Клодий, завершая свою речь о наследстве царя, сказал:
— Кроме всех остальных владений, остался Кипр, который, по завещанию царя, отошел к нам.
— Ты хочешь забрать его себе? — спросил Лукулл под смех присутствующих.
— Нет, — Клодий не принимал юмора во время обсуждения законов, — запутанных дел на Кипре очень много, и нужен честный и неподкупный человек для их разрешения.
— Это, конечно, Красс, — снова крикнул Лукулл, вызывая еще больший смех. Все знали о корыстолюбии консуляра.
Красс, шумно поднявшись, пошел к выходу, презрительно отворачиваясь от Лукулла. Выходя, он обернулся, и Цицерон с растущей тревогой увидел злорадную улыбку на его лице.
«Что они задумали?»— с нарастающим страхом подумал он.
— Единственный человек, — продолжал Клодий, — в чьей честности и порядочности мы никогда не сомневались, — это сидящий здесь сенатор Марк Порций Катон.
— Господи, — ахнул Цицерон, — вот что они придумали.
Все замерли, переглядываясь друг с другом. Оптиматы не могли отказаться, так как всем была известна суровая добродетель Катона. Но отправлять его на Кипр означало лишиться признанного вождя. Это понимали все.
— Клянусь Юпитером-громовержцем, это Цезарь придумал такое поручение, — закричал пришедший в себя Агенобарб.
Все зашумели одновременно.
— Даже если он, — закричал в ответ Клодий, — разве Катон недостаточно честен для такого поручения? Или уже личные интересы, Агенобарб, для тебя выше интересов Рима?
Агенобарб не ответил, продолжая негромко ругаться.
— На Кипре нужно будет конфисковать крупные суммы в пользу римской казны, — говорил Клодий. — Неужели величие Рима не стоит такой заботы Катона? Или он считает, что не справится с подобным поручением?
Катон вспыхнул, резко вставая.
— Я готов без обсуждения выехать на Кипр немедленно, — гневно сказал он, — и не тебе, Клодий, учить меня любви к Риму и его величию.
«Какой глупец», — огорченно подумал Цицерон.
— Хорошо, — сразу согласился Клодий, — но это только первое мое предложение. Второй закон, который я предлагаю принять, — это «лишение воды и огня» римских магистратов, виновных в незаконных казнях римлян.
Все замолчали, поворачиваясь к Цицерону. Услышав слова Клодия, он замер, выпрямившись, но не пытаясь произнести ни слова.
— Это позор, — гневно сказал Катон.
В ответ никто не проронил ни слова.
— И, наконец, проект еще одного закона, — окончательно осмелел Клодий. — Мы уже однажды ошиблись, приняв закон о консулах с выделением им пастбищ для скота. Хорошо еще, что потом мы исправили эту ошибку, — Клодий уже откровенно издевался над сенаторами, — теперь великий римский сенат должен принять мудрое решение. Я предлагаю выделить избранным консулам — Кальпурнию Пизону и Авлу Габинию — провинции Македонию и Киликию.
«Он подкупает их, — понял огорченно Цицерон, — кажется, Цезарь учел все варианты».
Клодий, сошедший с трибуны, уже шел к своему месту среди народных трибунов, когда поднялся Сципион.
— Мне непонятно одно — почему Клодий так заботится о наших консулах? Откуда такая предусмотрительность, столь несвойственная тебе, Клодий?
— Он думает об интересах народа, — гневно закричал трибун Фуфий Кален.
— Точнее, об интересах плебса, — поправил его Лукулл.
Снова закричали все разом, и заседание опять превратилось в неуправляемое сборище орущих римлян. Спустя некоторое время пришлось прервать заседание.
Собравшаяся у курии толпа, уже знавшая о предложениях Клодия, громко скандировала, требуя отставки и изгнания Цицерона. Домой он возвращался под охраной легионеров городского префекта.
Весь вечер и всю ночь Цицерон провел в одиночестве, размышляя о трудном положении, в которое попал.
Ранним утром он вышел из дому, одетый в темную одежду и небритый. У дома его уже ждали несколько сторонников, друзей и клиентов, среди которых были сын Красса Публий и Аттик Помпоний. Как и все политические деятели, Цицерон любил преувеличенный интерес к своей особе. Как эмоциональный человек, он легко впадал в крайность, считая, что его траур вызовет почти национальную трагедию в Риме.
Несколько дней он ходил по улицам, сопровождаемый растущей толпой поклонников. Некоторые призывали к насильственному устранению Клодия из города. Кое-где произошли свалки. Одному из его сторонников — Милону — чуть не сломали руку. Другого — Элия Ламию — новый консул Габиний приказал вообще выслать из города за организацию беспорядков.
Цицерон окончательно пал духом. Он понимал: достаточно народному собранию принять закон, и Клодий, не дожидаясь утверждения сената, передаст дело в суд. И однажды ночью он пришел к Цезарю.
Юлий принял его сразу, словно ждал этого визита. Как радушный хозяин, он велел накрыть стол в триклинии, а пока в ожидании ужина они сидели в атрии.
— Я пришел, Цезарь, посоветоваться с тобой, — осторожно начал Цицерон.
— В моем доме ты желанный гость, Цицерон, — радушно улыбнулся Цезарь, — мне всегда приятно с тобой разговаривать.
— Великие боги дали тебе разум, равный величию твоей семьи, Юлий, — мрачно сказал Цицерон, — но сегодня мне хотелось бы узнать у тебя только одно — что мне дальше делать, Цезарь?
— Ты имеешь в виду новый закон Клодия? — Цезарь решил не играть, понимая, что его собеседник все отлично сознает.
— Конечно, — вздохнул Цицерон, — новый закон Клодия направлен против меня. Может быть, ты что-нибудь посоветуешь, Гай Юлий?
Цезарь сдержал усмешку. Он наклонился к Цицерону и, сделав озабоченное лицо, с трудом сдерживая смех, произнес:
— А что тебе советует твой друг Аттик Помпоний? Он ведь такой любитель давать советы.
Цицерон понял издевку, но промолчал, проглотив и эту обиду.
— Клодий слушает тебя во всем, Цезарь, — выдавил он, — может, тебе с ним поговорить?
— Но что скажут римляне, — словно раздумывая, произнес Цезарь, — ведь многие требуют твоего изгнания.
— Перестань, Цезарь. Я ведь знаю, как ты умеешь ладить с римским народом.
— Но это не я, а ты «спаситель Отечества», друг и охранитель всех римлян, — издевательски сказал Цезарь, — хотя, правда, в последнее время римляне немного изменили свое отношение к тебе, ты не находишь, Цицерон?
— Хватит издеваться надо мной. Цезарь, — разозлился Цицерон, — ты думаешь, я ничего не понимаю. Вы избрали новых консулов, чтобы они не возражали против моего изгнания. Один из них — твой тесть Пизон, другой — бывший легат Помпея. И этого вам было мало. Чтобы заглушить в них остаток совести, вы беззастенчиво подкупили их.
— «Я доволен, что после столь долгого исполнения государственных обязанностей вы ловите меня на том, что я давал, а не брал», — напомнил Цезарь известную фразу Ликурга.
Цицерон, уже с трудом сдерживаясь, сумел взять себя в руки и произнести:
— Значит, ты признаешь, что все заранее обдумал и приготовил?
— Как тебе известно, я вообще уезжаю из города в Галлию, назначенную мне сенатом. Хорошо еще не на пастбище, куда вы меня хотели отправить.
— Ты отказываешься поговорить с Клодием? — резко спросил Цицерон.
— У меня другое предложение, — наконец, ответил его собеседник. — В городе тебе оставаться сейчас опасно и не нужно. По всей Италии мои легаты набирают легионы. У меня как раз нет легата пятого легиона. Давай уедем вместе. Ты достаточно смел — это ты доказал всем во время заговора Катилины. Но сейчас обстановка немного изменилась. Я думаю, так будет лучше для всех. А за это время здесь все переменится, народ успокоится, и мы вернемся триумфаторами.
— Все понятно, — вскочил Цицерон, — ты давно придумывал этот план. Пока ты будешь завоевывать Галлию, Помпей и Красс будут царствовать в Риме. Армия у тебя, власть у Помпея, деньги у Красса. Вы все разделили, все просчитали. А мы вам мешаем. Катона вы отправляете на Кипр, меня в Галлию. Ты хочешь диктатуры, Цезарь?
Цезарь поднялся.
— Ты отказываешься быть легатом в моей армии?
— Конечно, — завопил Цицерон, — и он еще спрашивает. Я скорее отправлюсь в изгнание.
С этими словами Цицерон выбежал из атрия.
Через несколько дней состоялось повторное обсуждение предложений Клодия в сенате. Толпа уже громко требовала изгнания Цицерона. Рев людей был слышен даже в здании сената.
— Из-гна-ни-е, из-гна-ни-е! — скандировала толпа.
Сенаторы, проводившие свое заседание под этот шум, так и не пришли ни к какому результату. Оптиматы были в растерянности, соглашаться на изгнание Цицерона они не хотели. Но и отказывать Клодию они уже не могли.
Вечером Цицерон в сопровождении нескольких друзей на закрытых повозках отправился к Помпею. Полководец, проводивший время со своей молодой женой, не принял его, выйдя через задние двери. Цицерон понял, что он проиграл окончательно.
