Прочитайте онлайн Жемчужина страсти | Признание
Признание
В Осаке царила безумная радость. Этот город веселья, роскоши, вечных празднеств питал отвращение к войне, к политическим столкновениям, трауру, ко всему, что ему мешало развлекаться: развлечение было главной целью жизни для его жителей. Так это кончено! Теперь можно заменить лицо, вытянутое от горя и беспокойства, широкой физиономией, расплывавшейся в улыбку. При первом известии о мире весь город пустился плясать. Матросы плясали на набережной Йодо-Гавы, купцы на пороге своих лавок, слуги во дворе дворцов. Богатые обыватели, чиновники, дворяне были не менее рады, хотя и выражали свое удовольствие более сдержанно. В особенности принцессы были счастливы: заключенные в своих дворцах, покинутые мужьями, они думали, что состарятся до окончания войны. Все как бы очнулись от кошмара. Теперь опять можно щеголять красотой, улыбаться, наряжаться.
Они бросились к большим лакированным сундукам и стали вытаскивать оттуда роскошные платья, пропитанные запахом мускуса и драгоценного дерева, которые они запрятали туда, чтобы надеть более темную одежду. На полу лежала груда чудного атласа, шелка, крепа самых нежных цветов. Но эти наряды казались немного выцветшими и помятыми, и стали посылать за фабрикантами, портными, швеями.
При дворе в тот же вечер был назначен праздник на воде, в котором могли участвовать богатые жители Осаки. Все были как в лихорадке. Для приготовления и укрепления лодок было мало времени.
Настал вечер: река осветилась огнями. От берегов отчалили тысячи лодок с гирляндами из фонарей, они медленно плыли вверх и вниз по реке.
Вскоре прибыли и придворные лодки. Они были больше и красивее других, покрывавшие их шелковые материи свешивались до воды, они были освещены огромными круглыми фонарями из газа или цветного стекла; над ними развевалось бесчисленное множество разноцветных флагов. Под навесами великолепных палаток лежали, беспечно растянувшись на подушках и утопая в свете огней — видно было блестящее шитье их роскошных одежд — грациозные женщины. При мягком свете огней видно было блестящее шитье их киримонов и большие светлые булавки в их прическах. Возле них сидели вельможи и говорили им тысячи пустяков, от которых они смеялись, немного запрокидывая голову. По воде прыгали длинные блестящие змейки.
В самом широком месте реки, там, где берега на далеком расстоянии поднимаются в широких уступах, на плотах был устроен фейерверк; чтобы его зажечь, ожидали прибытия двора. Огромная, шумная и веселая толпа расположилась на уступах берегов и смотрела на праздник кто стоя, кто сидя, кто лежа, держали фонари и таким образом участвовали в иллюминации. Не было недостатка и в бочках сакэ: их сбрасывали с высокого берега, и они катились, прыгали среди криков и смеха. Другие падали в воду, и когда их ловили, происходили забавные сцены. Многие тонули, тем не менее, скоро все были пьяны.
Фидэ-Йори инкогнито присутствовал на празднике. Он сидел вместе с принцем Нагато в легкой лодке, слабо освещенной. На носу стояли два гребца. Оба друга, полулежа на подушках, молча смотрели на лодки, сновавшие взад и вперед.
Звонкий голос певиц народных былин раздавался на реке, сопровождаемый звуками бивы или семсина[24]. Проезжавшие оркестры своей шумной музыкой заглушали нежные женские голоса. Но вдруг затрещал фейерверк. Во всех направлениях взвились ракеты, полились снопы огня, рассыпавшиеся дождем звезд. Фейерверк продолжался непрерывно, по мере сгорания его возобновляли. Свист, взрывы, потоки огня не прекращались.
Лодка Фидэ-Йори встретилась с лодкой его матери, Йодожими. Принцесса, на которую падал яркий свет, была в ослепительном наряде. Ее лодка была вся устлана золотой парчой. По углам ее красной атласной палатки висели жемчужные кисти. Генерал Гарунага, совершенно пьяный, громко смеялся, опрокинувшись на подушки. Сегун отвернулся, лодка проехала мимо. Еще с минуту Фидэ-Йори слышал хохот солдата.
Принц Нагато мечтал. Он смотрел только на отражение света в воде, ему представлялись горящие очаги, драгоценные камни, пламя, расплавленные металлы. Однако он оторвался от своих мечтаний, находя, что молчание тянется слишком долго. Он взглянул на сегуна. Лицо Фидэ-Йори выражало глубокую грусть, но он не пропускал ни одной лодки, не осмотрев ее внимательным взглядом.
Нагато несколько минут смотрел на него.
«Что он такое ищет?» — подумал он.
Фидэ-Йори, очевидно, искал кого-то. Он глубоко вздыхал каждый раз, когда обманывался в своих ожиданиях.
— Государь, — сказал наконец Ивакура, — сегодня весь народ радуется. Я полагал, что печаль царит только в моем сердце, но я вижу, что частица ее приютилась и в твоем.
— Действительно, я должен бы казаться счастливым, — сказал Фидэ-Йори, — но перед тобой я являюсь таким, как есть. Видишь ли, друг, меня мучит душевная рана, которая не заживает.
— Что же с тобой, мой возлюбленный князь? — спросил Нагато. — Помнишь, несколько дней тому назад ты обещал мне открыть свое горе.
— Я хотел давно это сделать, но не знаю, какая страшная робость удерживала меня. Мне казалось, что то чувство, столь сладкое и мучительное, которое я испытываю в первый раз, должно быть открыто прежде всего той, которая его внушила.
— Ты влюблен, друг, я так и думал. Но почему же ты страдаешь из-за этой любви?
— Та, которую я люблю, спасла мне жизнь. Я видел ее всего один раз, ее зовут Омити. Вот и все, что я знаю о ней — сказал сегун.
— Бедный дорогой князь! — воскликнул Нагато. — И ты не мог ее найти?
— Увы, нет!
— Знаешь ли ты, к какому классу она принадлежит?
— Эта девушка из благородного сословия, — сказал Фидэ-Йори. — Я знаю это по ее речи, по ее наряду. Но пусть она будет хоть из класса отверженных, я женюсь на ней, если только Небо позволит мне найти ее когда-нибудь.
— Мы поищем ее вместе, — сказал Нагато.
— Я ищу ее в эту минуту среди толпы. Каждая проезжающая лодка с женщинами заставляет биться мое сердце сильнее.
— Разве ты думаешь, что она живет в Осаке? — спросил принц Нагато.
— Мне подсказывают это надежда и предчувствие, — сказал Фидэ-Йори.
— Тогда она, конечно, должна быть на этом празднестве. Какая молодая девушка останется сегодня дома?
— Я рассуждал, как ты, друг, — сказал сегун, — и потому я здесь.
— Хорошо, нарисуй мне в нескольких словах портрет своей возлюбленной, чтобы я мог помочь тебе в твоих поисках, — сказал Нагато.
— Она полна невыразимой грации, маленькая, с большими глазами, на вид как ребенок, ее улыбка напоминает цветок, обрызганный росой.
— Портрет немного неопределенный, — сказал Ивакура, улыбаясь. — Не беда, поищем, ты здесь и можешь исправить мои ошибки.
Они приказали грести скорее и объехали всю часть реки, занятую иллюминированными судами. Легкая ладья неслась как ласточка. Она скользила взад и вперед, от одного берега к другому, ни разу не натыкаясь на другие лодки. Ни одна не ускользнула он пытливых взглядов двух приятелей, но их поиски были бесплодны.
— Ее зовут Омити. Ты больше ничего не знаешь? — спросил Нагато.
— Ничего. Однако я думаю, что род, к которому она принадлежит, находится в числе наших врагов. Открывая мне существование заговора, она отказалась назвать заговорщиков.
— Ах! — вдруг вскричал Нагато. — Взгляни на эту молодую девушку вон там, не та ли это, которую ты ищешь? Я никогда не видел таких прекрасных глаз?
Фидэ-Йори быстро обернулся.
— Ах, — сказал он, — ты насмехаешься, у нее толстые губы и сплющенный нос.
— Это правда, — сказал Нагато, — извини, издали она показалась мне хорошенькой.
Лодка, в которой они сидели, доехала до того места, где река расширялась и откуда продолжал вылетать фейерверк. Теперь Фидэ-Йори вскрикнул, в свою очередь. Сквозь сноп огня ему померещилось лицо Омити, и он не ошибся.
— Там, там! — крикнул он. — Догоните поскорее эту лодку.
Гребцы быстро повернули лодку. Но надо было сделать большой объезд, так как огромные плоты с фейерверком преграждали путь. Когда их объехали, то не знали, за какой лодкой гнаться. Фидэ-Йори видел только лицо молодой девушки, но оно уже не показывалось больше. Он не заметил лодки, в которой она сидела, ни количества ее фонарей, ни цвета ее флагов. К тому же в этом месте было такое скопление всевозможных лодок всех размеров и форм, что почти невозможно было двигаться.
Фидэ-Йори дрожал от волнения и беспокойства.
— Я опять ее потеряю, — говорил он. — После столь долгого ожидания найти ее, чтобы вновь потерять!
— Не видел ли ты, в какую сторону направлялась лодка? — спросил Ивакура.
— Мне кажется, что она плыла вверх по реке.
— Ну, так пойдем в ту сторону, она не могла исчезнуть так быстро, здесь все точно в плену, мы ее найдем.
Фидэ-Йори ободрился.
— Гребите вверх по течению, — сказал он лодочникам.
Молодой сегун перегнулся через борт лодки и смотрел жадным взглядом. Некоторые узнавали его. Мимо него проехало много придворных принцесс, вельмож, военачальников. Он опять увидел свою мать и генерала Гарунагу; но лицо, которое он искал, не появлялось больше.
— Мы, может быть, плыли слишком быстро, — сказал он.
Они вернулись назад, потом снова поднялись.
— Праздник кончается! — вскричал вдруг Фидэ-Йори. — Станем выше главного места скопления судов и подождем эту лодку, на обратном пути она должна будет проехать мимо нас.
— Куда же нужно ехать? — спросил Нагато.
— К верхнему городу, со стороны моря нет благородных жилищ.
Они ждали напрасно, лодки не было; она поехала вниз по реке и направилась к предместью.
Фидэ-Йори вернулся во дворец разочарованный. Принц Нагато старался его утешить.
— Ты вполне уверен, что видел именно ту, которую ищешь? — спросил он.
— Конечно! — вскричал Фидэ-Йори. — Я только раз видел ее лицо, но мои глаза никогда его не забудут.
— В таком случае, — сказал принц, — радуйся, вместо того чтобы печалиться. Ты только предполагал, что она живет в этом городе, теперь ты в этом убежден. Следовательно, мы ее непременно найдем. Ты дашь новый праздник, и она на него явится.
— Ты прав, друг, — сказал Фидэ-Йори, — ты мне поможешь. Мы обшарим город и найдем ее, она будет моей женой. Тогда жизнь, которая была для меня полна горя и разочарований, начнет мне улыбаться. С завтрашнего дня, неправда ли, мы пустимся в путь, пока будет устроено новое празднество. Мы будем изучать города по кварталам и постараемся вырвать у него тайну. Ах! Ты вернул мне мужество, ты сделал меня почти веселым.
Глаза молодого сегуна светились надеждой, улыбка играла на его губах. Вдруг его глаза затуманились.
— Как я эгоистичен и жесток! — воскликнул он. — Ты, мой самый дорогой друг, мой преданный брат, только что потерял любимую жену, умершую такой ужасной смертью, а я оскорбляю твою печаль, твердя о своей любви и надежде. Я смею радоваться, когда ты печален.
— Государь, — сказал Нагато, — я очень огорчен потерею той, которая умерла для меня. Я питал к ней братскую привязанность, но я не любил своей невесты.
— Что ты говоришь! — вскричал Фидэ-Йори. — Ты снимаешь тяжелый камень с моего сердца, я считал тебя навеки несчастным. Так ты еще можешь быть счастлив так же, как и я?
Ивакура покачал головой.
— В моей любви есть светлые и темные стороны, — сказал он. — Я никогда не буду вполне счастлив. Она заключает в себе небесную радость и глубокое страдание, но как бы то ни было, в ней вся моя жизнь.
— Кого же ты любишь? — спросил Фидэ-Йори.
— О, государь! — сказал принц, закрывая рукою глаза. — Не спрашивай меня об этом.
— Так приятно говорить о любимом существе! Посмотри, с тех пор как я сделал тебе признание, мое горе уменьшилось наполовину.
— Я обречен на молчание.
— Даже со мной? Так-то ты меня любишь? Сожалею, что открыл тебе мое сердце.
— Как только я назову тебе ту, которую я люблю, ты никогда не заговоришь о ней больше со мной.
— Разве это моя мать?
— Нет, — сказал, улыбаясь, Нагато.
— Кто же это? Умоляю тебя, скажи.
— Кизаки!
— Несчастный! — воскликнул Фидэ-Йори.
И, как сказал принц, он не прибавил больше ни слова.
На другой день начали разрушать стены крепости. Десять тысяч человек принялись за них, но они не поддавались. Не знали, как за них приняться; камни упирались в насыпь и как бы врезались в землю. Наверху, на валу, составлявшем обширную террасу, росли раскидистые кедры. Принялись сначала за башни, которые выступали из стен на некотором расстоянии друг от друга. Их сбросили в ров, затем оторвали глыбы камней и, наконец, справились с работой. Но разрушенные стены, казалось, еще возвышались, камней не было, но насыпь осталась. Ров был засыпан.
Когда происходила эта разрушительная работа, город продолжал веселиться. Фидэ-Йори приказал отлить огромный колокол и торжественно посвятил его храму Будды. На этом колоколе были вырезаны слова:
По случаю этого посвящения были устроены общественные развлечения. Теперь было назначено блестящее представление в главном театре Осаки. Ставили новую драму: «Тайко-ки», то есть история Тайко. Это полуисторическое произведение было написано в честь отца Фидэ-Йори. Момент для его представления на сцене был выбран удачно, и потому торопились с постановкой. Но так как она требовала большой тщательности, то еще не могли назначить день спектакля.
В городе только об этом и говорили. Все места заранее были заняты. За них платили от пяти до шести кобангов. Женщины сходили с ума, приготовляя туалеты, портные, вышивальщицы изнемогали от работы. Расхваливали талант главного актера, который должен был играть роль Тайко. Все знали его: он был знаменитостью. Его прозвали Нарико-Ма — Гремящий Кубарь.
Фидэ-Йори тоже с нетерпением ждал дня спектакля. Он надеялся, что Омити придет в театр, и там она уже не скроется от него. Его поиски по городу с принцем Нагато были безуспешны. Не так-то легко было, как он воображал, проникать во все дома и наводить справки о молодой девушке. Они начали с жилищ дворян. Там это было легче. Сегун делал инкогнито почетный визит супругам отсутствующих вельмож, ему пришло в голову посещать принцесс, и таким образом он увидел всех благородных девиц Осаки. Чтобы проникнуть в дома богатых обывателей, оба друга должны были переодеваться, и их не везде принимали радушно. Они употребляли разные хитрые уловки, чтобы увидеть молодых девушек семьи. Они рассказывали, будто видели, что из рукава одной молодой девушки упала драгоценная вещь, которую они желают отдать ей лично. Или же говорили, будто их послал старик, который находится в отчаянии, потеряв свою единственную дочь. Будто бы он искал ее ровесницу, которая сколько-нибудь походила бы на нее, и хотел оставить ей свое огромное состояние. Этот вымысел принца Нагато был довольно удачен, но дело было нелегкое: они уже потратили восемь дней на поиски, а обошли только дворцы да одну улицу Осаки.
— Мы никогда не обойдем всех домов этого обширного города, — говорил Фидэ-Йори. — Мы — безумные.
— Мы рискуем состариться, прежде чем найдем то, что ищем, — возражал Нагато. — Ничего, будем искать, может быть, мы ее найдем в следующем доме, куда войдем.
Фидэ-Йори вздыхал.
— Подождем дня, когда отворятся двери театра, — сказал он.
Наконец огромные афиши, нарисованные на шелковых тканях или на цветной бумаге, возвестили о дне представления.
— Мы увидим ее в театре, она будет там, я уверен в этом, — говорил сегун, хватаясь за эту надежду.