Прочитайте онлайн Золотой дикобраз | Глава 8
Глава 8
Мария, конечно, не знала, что произошло в Линьере, и именно на следующий день решила сообщить Людовику о своем намерении выйти замуж. Это было бы неприятно в любой день, но в этот — выслушивать откровения матери о том, как она одинока и как ей нужна любовь, вынести это было выше его сил. Ну хорошо, она одинока, и ей нужна любовь. Это понятно. Но когда она сказала, что ее избранник — де Морнак, Людовик просто отказался верить своим ушам.
Это невероятно, невозможно! Добровольно отдавать себя во власть молвы, во власть безжалостного мира сплетен — в возможность этого он поверить не мог. Она одинока и хочет выйти замуж — хорошо, пусть выходит, ничего плохого в этом нет. Но любой другой, только не де Морнак. Она утверждает, что любит его, но Людовик не мог понять, какое отношение к этому самоубийственному браку имеет любовь.
Они могли спорить так до бесконечности, все равно к согласию прийти не удалось. Собственно, и у Людовика, и у де Морнака по этому вопросу была одинаковая точка зрения. То, как воспримет двор эту убийственную новость, было очевидно. И без этого не переставали ходить слухи о его матери и о нем самом. Ну хорошо, Марии безразлично, что будут говорить о ней, а как быть с ним? О нем хотя бы она подумала?
— Но ведь это неправда! Ты сын Карла и прекрасно это знаешь, — продолжала повторять Мария.
— Ну, а своим замужеством ты как раз доказываешь, что это правда! — не в силах совладать с собой он повысил на нее голос.
— Как это может быть, я не понимаю? Что правда, то правда, и никакой брак этого изменить не может.
Мария искренне не понимала, в чем проблема. Она была Карлу верна и считала, что каждый знает об этом. А если и ходят какие-то сплетни, то все они — выдумка короля. Муж ее давным-давно умер, и она свободна выйти замуж. А если кому-то этот союз кажется странным, то это ее личное дело. Если брак будет освящен церковью, честь ее будет защищена.
Людовика даже больше раздражало то, что она неспособна увидеть все пагубные последствия этого замужества, чем если бы она их видела, но не желала изменить свое решение. Покричав и поволновавшись, он наконец ее покинул, заявив на прощание, что, если она не изменит решения, он никогда больше не вернется в Блуа. Она знала, что это только угроза, не больше, и он, конечно, это понимал, но думал, что его резкость произведет на нее впечатление. Однако она не придала тому никакого значения, и, когда было официально объявлено о помолвке, Людовик быстро собрался и отбыл в Италию, причем в такой спешке, что на новой ливрее Макса так и не появился маленький вышитый дикобраз.
За воротами замка они приготовились к долгому путешествию. Два всадника из охраны поедут впереди, за ними последуют Людовик, Дюнуа и Эжен, трое в ряд, если позволит ширина дороги. Макс и камердинер Эжена, Альберт, двинутся следом, а за ними — Иосиф, человек Дюнуа. Далее на некотором расстоянии будут следовать конюхи со всем необходимым, включая запасных лошадей. Кавалькаду будет замыкать охрана. Всего их было, как и договорились заранее, двенадцать человек.
Итак, они в пути. Карты накрепко пристегнуты к поясам, хотя, честно говоря, необходимости в картах особой не было. Основных дорог было всего несколько, и после того, как они минуют Лион и Савойю, дальше любая дорога ведет в Рим. Если они будут двигаться не торопясь, останавливаясь почти в каждом городе, то попадут туда к концу лета. Всю зиму они рассчитывали провести в Риме (пока не добьются каких-нибудь положительных результатов у Папы) и домой вернутся где-то в начале весны.
«Каким же я буду, когда вернусь назад», — думал Макс, представляя и восхищаясь самим собой, когда он, искушенный, полный заграничных впечатлений, будет рассказывать друзьям о своих любовных приключениях с экзотическими красавицами. Как друзья будут слушать его, как восхищаться! Подумав об этом, ему даже захотелось поскорее вернуться назад.
Единственным облачком на его счастливом небосклоне было грустное лицо его господина. И Макс разделял его грусть. То, что герцогиня влюбилась в слугу — это само по себе ужасно, но выйти за него замуж — равносильно самоубийству. Весь замок пребывал в шоке и недоумении. Может быть, герцогиня, оставшись сейчас одна, изменит свои планы и, вспомнив слова сына, узрит наконец горькую правду. Тогда, получив доброе известие, хозяин немного развеселится.
Людовик тоже на что-то надеялся, когда, не оглядываясь назад, спускался с холма, удаляясь от дома. Возможно, его отсутствие заставит ее изменить решение, может быть, доводы его (а он привел их немало) произведут наконец на нее впечатление. Он надеялся на это. Напрасно надеялся.
Постепенно, вместе с солнечным и теплым утром, что поднималось на горизонте, вместе с нехитрой песенкой Дюнуа, которую тот напевал без слов, а к нему присоединился хорошо поставленный голос Эжена, вместе с пением птиц, уныние Людовика начало уходить куда-то прочь, отброшенное назад за круп его коня и куда-то на дорогу.
И печаль больше к нему не возвращалась. Так приятно путешествовать с друзьями, все кругом цветет, а впереди Рим и возможное освобождение. Со смехом и шутками проезжали они один французский город за другим, двигаясь по староримским дорогам, пересекая мосты, построенные еще при Цезаре. «Надо же, — удивлялся Людовик, — сколько лет прошло, а их, наверное, никто ни разу не ремонтировал».
Это заставило его вспомнить о давным-давно умершем Цезаре, «Записки» которого заставлял читать патер Поль. Он был потрясен невежеством Людовика, а тот в изучении этого мертвого языка не видел никакого смысла. Людовик вызубривал церковные тексты на латыни, часто не понимая смысла слов, но патер Поль считал латынь основой всех языков и настаивал на его изучении. Много часов провел Людовик над книгами Цезаря под присмотром патера Поля. Тот смотрел куда-то вдаль с отсутствующим видом, а взгляд Людовика был прикован к раскрытому огромному фолианту, под ним была спрятана книжечка поменьше, перевод новелл Боккаччо. Вообще-то Людовик мечтал прочесть их в подлиннике, по-итальянски, ведь при переводе всегда что-нибудь опускают. Эжен хорошо знал итальянский и обещал в дороге научить их языку. Друзья решили взять себе за правило за едой говорить по-итальянски, но у них ничего не получалось — то они забывали делать это, а то принимались хохотать над своим странным произношением.
Путешествие занимало гораздо больше времени, чем они предполагали, так много оказалось мест, где надо было остановиться. Надолго задержались они в Савойе, здесь почти в каждом городе у них были родственники, так что они метались по Савойе туда-сюда, от одного замка к другому, и везде в честь их прибытия устраивали торжества.
Савойя была независимым герцогством, хотя французский король уже положил на нее свой тяжелый глаз. Сестра Людовика XI, Иоланда, была регентшей при своем малолетнем сыне Филберте I. Как раз с кузиной этого Филберта, Луизой, и был против воли помолвлен Эжен. Сейчас у него появилась возможность впервые увидеть свою, с позволения сказать, невесту. Она только начинала ходить.
После «знакомства» с невестой Эжен загрустил и извлек заветную миниатюру Марии Бургундской. Людовик преисполнился к нему сочувствия, потому что эта миниатюра была единственным, что связывало его с Марией. Сама она была замужем за Максимилианом Австрийским.
«И что сейчас с ней будет?» — задавался вопросом Людовик. Ее отец, Карл Смелый, в конце концов потерпел сокрушительное поражение в своей войне с королем. Его тело швейцарские наемники разрубили топорами на части и разбросали по полю брани при Нанси. Говорили, что его голову преподнесли королю.
«Можно себе представить, что это за день был для короля, — грустно размышлял Людовик. — Какой триумфальный танец он исполнил над поверженным врагом». Людовик представил себе картинку: худой, как смерть, король в своем лишенном воздуха кабинете, весь в черном, закутав колени в свой черный плащ, торжественно нахохлился в своем кресле.
И тут Людовик не ошибся. Только король не сидел, а, получив известие о поражении и смерти герцога Бургундского, бегал взад-вперед по кабинету и, отчаянно жестикулируя (кажется у него даже согрелись руки), произносил перед Оливером свои речи.
— Карл Смелый! — вновь и вновь повторял король, радостно потирая руки. — Карл Смелый! Ну и какой ты теперь смелый, наш милый. Карл, без головы? Без всех своих земель в Бургундии, которые теперь принадлежат мне? Ты был смелый, зато я — осторожный!
Он скрипуче рассмеялся.
— Да, приятель, смелым ты, конечно, был, а вот о потомстве позаботиться позабыл. Всего-навсего одна дочь! Не лучше ли быть осторожным, как я. При мне и мой сын, и моя голова!
— Карл Смелый! — снова произнес король. — Чудесно, чудесно!
Поражение Бургундии остальных герцогов повергло в уныние. «Кто следующий?» — спрашивали они себя теперь, когда король развязал себе руки. Сейчас идти против воли короля для Людовика было очень опасно. Он знал это, но не колебался. Бургундия пала, но Орлеан победит!
Эжен очень нервничал по поводу своей петиции Папе. У него не было стойкости и выдержки Людовика. То он считал, что его дело легко будет улажено, и уже торжествовал победу, но в следующий момент не видел никакого выхода и был готов смириться.
Вот и сейчас, отложив миниатюру в сторону, он со вздохом произнес:
— Я не думаю, что мне следует ехать с вами в Рим. Это бесполезно.
— Но, Эжен, — воскликнул Людовик, — что ты теряешь?
— Ничего особенно, кроме, пожалуй, головы.
— Но герцоги имеют право советоваться с Папой по поводу своих браков. Прежде чем жениться, мы должны получить его благословение. Папа должен знать и наше мнение тоже.
— Да, — согласился Эжен, — он должен знать, каким способом нас заставляют жениться.
— И ты должен протестовать сейчас, пока только помолвлен. Если бы я был тогда старше, я бы обязательно это сделал. Гораздо легче отменить брачную церемонию, чем потом аннулировать брак.
— Да, — кивнул Эжен, и лицо его прояснилось, — в конце концов, ведь я еще не женат.
— И этого не произойдет, если будешь таким же твердым, как Людовик, — ободряюще добавил Дюнуа.
Эжен вяло ответил, что, да, он, конечно, должен и будет проявлять твердость, но Людовик и Дюнуа мрачно переглянулись. По мере приближения к Риму решимости у Эжена наблюдалось все меньше и меньше. Но все же он путешествие с ними продолжил.
Была уже середина июля, когда они покинули Аосту в Савойе и направились в Милан, что находился отсюда на расстоянии ста миль.
Накануне вечером прибыл гонец из Блуа с письмом от матери Людовика. Оно содержало двухнедельной давности сообщение о том, что Мария и де Морнак поженились. Мария писала, что надеется на понимание Людовика, на то, что он смягчится. Ее счастье будет более полным, если Людовик пришлет ответ, хотя бы пару слов и скажет, что он прощает ее.
Долго раздумывал Людовик над этим письмом. Лицо его было мрачным. Что толку сейчас злиться и негодовать, когда она не понимает, что сотворила и для себя, и для своего сына. Он не мог предотвратить это событие, а теперь надо надеяться только на то, чтобы оно не обернулось новой катастрофой. У нее хватит здравого смысла (или у де Морнака) не посещать двор и не приглашать много гостей в Блуа. Возможно, она и будет счастлива в этом браке. Людовик хорошо знал, что такое быть разлученным с человеком, которого любишь, и вовсе не хотел, чтобы его мать страдала. Ее брак считается позорным (еще бы — герцогиня и мажордом), но он не более позорен, чем его собственный брак с принцессой Франции.
Что эта новость означает для него самого, Людовик хорошо себе представлял. Всю жизнь за его спиной шушукались придворные, а теперь дровишек в этот костер подбросили. Ну и что? Все равно это можно спокойно пережить.
Он сел за стол и быстро набросал короткое письмо. Там было всего несколько фраз о том, что он надеется на счастье матери, посылает ей свою любовь и будет дома весной. Людовик отправил гонца, хорошо заплатив ему, а после друзья устроили веселую прощальную вечеринку, и настроение его окончательно поправилось.
Наутро с большой неохотой они залезли в седла. Голову с трудом удавалось удерживать прямо, глаза были не в силах переносить блеск июльского солнца. Слишком уж веселой получилась вчера эта прощальная пирушка. Много говорить они не могли, это требовало очень больших усилий, но на уме у всех было одно — не отложить ли отъезд на завтра.
Правда, это означало еще одну прощальную вечеринку. Нет, надо ехать. Но тут обнаружилось, что исчез Макс. Когда Людовик вернулся поздно вечером, то помочь ему снять этот чертов камзол с кружевами (тесный до невозможности) было некому. Никто не принес ему пузырящееся варево, что приводит голову в порядок. Макса не было нигде. Людовику прислуживал фламандец Иосиф, человек Дюнуа. Но Макс не появился и утром, некому было принести завтрак и проследить за сбором вещей. И вот теперь они были готовы к отъезду, а Макса все еще не было.
Куда это запропастился этот паршивый кролик? Людовик был им слишком доволен, чтобы не волноваться. Да к тому же на Макса это совершенно не похоже. Несмотря на свой комичный вид, он оказался превосходным камердинером. Недостаток образования ему заменяли живой ум и смекалка. Он все схватывал на лету, понимал все с полуслова. А как тщательно укладывал вещи — ему завидовали все остальные камердинеры. Но предметом его особых забот был алый костюм с золотым дикобразом. Людовик иногда думал: вот если бы Макса спросили, что тебе дороже — жизнь твоего господина или этот костюм, — Макс бы долго не решился, что ответить.
И вот теперь Макс исчез. Никто не знал, где его искать. Начали спорить, но тут появился стражник в форме и уважительно осведомился, нельзя ли ему увидеть герцога Орлеанского. Стражник говорил по-итальянски, поэтому с ним беседовал их хозяин, Филипп. Они перебросились очень быстрыми фразами, из которых Людовик смог уловить очень мало, только имя «Макс» и слово «тюрьма».
Макс Поклен в тюрьме!
К такому печальному результату его привела чрезмерная франтоватость. Он очень любил примерять одежду Людовика. Прошлой ночью его задержала городская стража за нарушение эдикта, запрещающего простым людям носить обувь с носками длиннее шести дюймов, а длинный свисающий конец капюшона не должен был превышать одного фута.
Макс облачился в один из старых костюмов Людовика. Носки его сапог были длиной два фута. Острые, особой формы, эти носки специальными цепочками прикреплялись к коленям. Такой стиль назывался
На вопрос, кто он такой, Макс непринужденно ответил (естественно по-французски), что он граф Антуан де Нуар. И это очень хорошо, что они ничего не поняли, иначе к нарушению правил ношения одежды прибавилось бы еще одно обвинение — в мошенничестве. Но его все же арестовали.
Главный стражник, который вел допрос, говорил по-французски. Ему Макс объяснил, что он секретарь и камердинер великого герцога Орлеанского и что с ним следует обращаться соответственно и немедленно сообщить его господину. Главный стражник согласился, но «немедленно» означало для него на следующее утро, а пока Макса поместили в подвал вместе с сотней других мелких нарушителей.
Заспанного, его утром вывели на белый свет, где уже поджидал разъяренный хозяин. Мало того, что Людовик получил неприятное известие из Блуа, мало того, что голова раскалывается, просто нет мочи, так тут еще этот идиот Макс. Людовик подарил ему эти сапоги и костюм, потому что они ему никогда не нравились. К тому же все это уже вышло из моды. Людовик думал, что Макс продаст их или переделает, чтобы носить без опаски.
Дюнуа и Эжен тоже были рассержены. Каждый из них был готов сказать пару «ласковых» дураку Максу, но когда тот спустился вниз в этих своих запрещенных сапогах с плащом в руках, когда они увидели его виноватую улыбку, расстроенные блестящие глазки, а его рыжие волосы напоминали копну сена, разворошенную ветром, когда он проворно спустился вниз, как кот по горячим кирпичам, они вдруг разразились таким хохотом, что все прохожие на улице оглянулись.
А когда они закончили наконец смеяться, то вдруг почувствовали, что самочувствие их немного улучшилось, и они решили простить Макса.
Все терпеливо ждали, пока он переоденется в походный костюм, а затем кавалькада повернула своих коней в сторону городских ворот, иначе говоря, в сторону Милана.
В Милане правил герцог Франческо Сфорца. Династия Висконти угасла, прямых наследников у них не было, и Сфорца, при поддержке армии, забрал власть в Милане. Семья Висконти была в ближайшем родстве с Людовиком, так что встречали его с почестями и для резиденции отвели великолепный дворец Висконти, Пиацца дель Дуоно.
Ослепительный Милан поразил воображение Людовика. Двор французского короля казался ему сейчас каким-то захудалым, бедным и очень старомодным. Да что там, все города Италии были ослепительными. Возвратившись из поездки по Италии, Дюнуа пытался рассказать Людовику свои впечатления, но в его словаре были только три определения: «Потрясающе!», «Не стоит внимания» и «Проклятие Божье!».
Милан был «потрясающим». Многие здания здесь блистали новизной и прелестью современной архитектуры. Это была уже не традиционная готика, а возврат к римской простоте. Еще больше зданий только-только возводилось, включая огромный собор на площади рядом с дворцами Висконти и Сфорца. Весь город был наполнен стуком плотничьих топоров и молотков ремесленников. Средний класс здесь процветал. Трое молодых людей из Франции с удивлением разглядывали пеструю толпу хорошо одетых людей, что спешили по улицам. Цены в лавках за все товары были высокими, но, видимо, у людей были деньги.
— Но где же тут бедные? — смущенно вопрошал Эжен.
— А вот они, — с улыбкой показал Дюнуа на ряд уличных торговцев в бархатных костюмах и на мастеровых, что облепили леса наполовину построенного дворца.
Средний класс в Милане (да и нижние слои тоже) был слишком занят трудами, чтобы бедствовать.
Всеобщее увлечение искусством тоже было для них внове. Во Франции, разумеется, существовали придворные поэты и художники. Но не так уж много они и творили. В Италии, казалось, каждый только и говорил об этом молодом художнике да Винчи, о замечательном старом скульпторе Донателло, который недавно умер, а его ученики, похоже, особых надежд не подают, кроме, пожалуй, Андреа Мантенья. Горячо спорили, чей проект лучше подходит для нового большого собора, что строится сейчас в Риме, об упадке литературы — новые выдающиеся писатели что-то не появляются, только подражатели Данте и Петрарки.
Нужно, чтобы у людей были деньги и свободное время. Это почва, на которой произрастают все искусства. И Италия, как гигантский котел, буквально клокотала, кипела ими.
С досадой замечал Людовик, что Италия куда значительнее, современнее и прогрессивнее Франции. И было не трудно понять почему. Запустение Франции из-за долгой изнурительной войны с Англией, в то время как Италия, хотя стычки между отдельными герцогствами здесь время от времени вспыхивали, имела много больше времени, чтобы подумать о себе. Ухоженная и накормленная, она сейчас начала подумывать о роскоши.
Но в Италии было не только это. Здесь процветали и грубость, и голый материализм. Все это было следствием пережитого шока, освобождением людей от былых иллюзий, осознавших лицемерие церковной власти. На это указали сами служители церкви, первыми осознавшие, понявшие необходимость реформ. Затянувшийся раскол и склоки вокруг Папского престола, мздоимство и торговля индульгенциями не могли не подорвать веру людей, и они начали читать пламенные проповеди и поэмы молодого монаха по имени Савонарола. Он писал их в своей келье монастыря Св. Доминика в Болонье, и с быстротой ветра они распространялись по стране. Но потеря веры всегда связана с потерей морали. И, не веря больше в славу небесную, люди обратили свои взоры к славе мирской.
Скульпторы отказались славить Бога и вместо этого начали прославлять человека. Многие художники сняли с мольбертов недописанных Мадонн с младенцами и занялись более чувственными нимфами и сластолюбивыми сатирами. Все больше и больше воздвигалось великолепных прекрасных соборов, но их нутро, их сердце становилось все более мирским.
Наши друзья считали пределом возможного гостеприимство, с каким их встречали в Савойе. Но это было ничто по сравнению с Миланом. Каждый их день здесь был расписан по минутам. Эти трое молодых французов были очень популярны, особенно среди молодых дам, большинство из которых, к счастью, говорили по-французски. А те, кто не умел, в спешке начинали учиться, чтобы иметь возможность пофлиртовать с симпатичным молодым герцогом Орлеанским, чья бабушка была Висконти.
Элеонора дель Терцо говорила по-французски с пикантным акцентом, что каждой ее фразе придавало особый возбуждающий аромат. Людовик находил ее весьма привлекательной, и несомненно, это чувство было взаимным, ибо она постоянно появлялась рядом с ним: на банкетах и балах, конных прогулках и пикниках в лесу; а однажды вечером в маленьком закрытом садике позади дворца Висконти она оказалась вдруг в его объятиях, с полузакрытыми глазами, и губы ее потянулись к его губам.
Она была очень хороша, а тут еще теплая лунная итальянская ночь. Анна была далеко во Франции, и этот легкий флирт никак не ранил ее. Он наклонился и поцеловал мягкие губы Элеоноры, надолго прижав ее к себе. И его окутало блаженство. А ее ответный поцелуй, ее маленький дерзкий язычок приглашали Людовика к чему-то большему, чем просто легкий флирт.
Людовика не удивило, если бы она была одной из придворных дам, искушенной, безразличной к своей репутации, но Элеонора была юна и не замужем. Это была девушка с безукоризненной репутацией, из хорошей семьи. Людовик вспомнил ее большую семью, ее огромных братьев, ее рослого основательного отца и отпустил ее. Но она не торопилась освобождаться от его объятий, напротив, часто дыша, глядя в глаза и улыбаясь, она прильнула к нему еще ближе.
— Я люблю тебя, — прошептала она по-итальянски, а затем повторила по-французски. На обоих языках она говорила одинаково знойно.
Это было гораздо больше, чем хотел бы Людовик, но, к облегчению своему, он услышал шаги. В этом милом садике решила найти приют еще одна пара. Элеонора поспешно убрала с его шеи свои обнаженные прохладные руки и зашептала на ухо, что она сегодня ночует в этом дворце, подробно рассказала ему, в какой она будет комнате, сказала, что сейчас направляется прямо туда и будет ждать его там. И прежде, чем Людовик успел что-либо ответить, она подхватила свои парчовые юбки и поспешила через сад ко дворцу. Людовик долго смотрел ей вслед, затем тоже поднялся и медленно через другой вход прошел во дворец.
Он знал, что пойдет к ней, бурлящая в нем кровь взывала к этому. Он с удовольствием думал о ней. Она была очень мила, ее мягкие каштановые волосы были разделены посередине, так сейчас в Италии было модно, а кожа ее такая нежная и матовая. Провести с ней ночь — это счастье, но что она имела в виду, когда сказала, что любит его. Ну, конечно же, это преувеличение, милое такое кокетство, чтобы романтизировать ситуацию. Ничего серьезного ему, разумеется, не было нужно. Он был уверен — с любой другой девушкой ничего бы и не было серьезного, но Элеонора, с ее тремя братьями, да еще такими огромными…
На площадке между двумя лестничными пролетами он лицом к лицу встретился с двумя из трех ее братьев и остановился как вкопанный, чувствуя за собой вину. Однако Джованни и Филиппо дель Терцо приветствовали его по всем правилам дворцового этикета. Они надеются увидеть его сегодня вечером, они также выражают надежду на его долгое пребывание в Милане, который, в известном смысле, является его домом. Однажды он послужил их семье, послужат они и ему. Во всех смыслах.
Людовик поблагодарил их, затем поблагодарил их снова, но они, похоже, не считали встречу законченной. Братья обменялись взглядами, затем Джованни, старший из них, спросил, не могли бы они продолжить разговор в таком месте, где бы им никто не помешал.
Чувствуя себя исключительно неловко, заинтригованный Людовик предложил свои апартаменты, и они быстро направились туда. Если это из-за Элеоноры, то он не хотел бы шума, чтобы было слышно во всем дворце. Если дело дойдет до кинжалов, ладно, он готов и к этому. С двумя ему, конечно, не справиться, но одного из них он обязательно одолеет. «И все равно я попаду на Небеса, — криво усмехнулся Людовик, — моя совесть чиста, даже если братья мне и не поверят».
Он толкнул дверь и с облегчением увидел, что Макс на месте. Было ясно, что тот только что пришел и что он опять откалывает свои старые номера, поскольку был одет в сапоги с длинными носами и совсем недавно сбросил с головы длинный капюшон. Больше того, на нем была серебряная цепочка с маленькими колокольчиками на каждом звене. Это тоже запрещалось носить простым людям, но Макс поедал глазами эту забавную вещицу, когда ее пару раз надевал Людовик. Он уже давно не употреблял эту цепь, Макс же продолжал заботливо ее полировать. «Наверное, Макс сопротивлялся искушению столько, сколько мог, а может быть, — подумал Людовик, — он все время носил ее, а только сейчас попался, потому что я вернулся раньше, чем предполагалось».
Людовик подумал о том, какую трепку задаст он ему завтра, и вдруг остановился. А будет ли у него завтра? Он посмотрел на Макса со значением, что означало будь поблизости, а затем вежливо пригласил гостей проследовать в гостиную.
Людовик выдвинул два затейливо украшенных резных кресла, и оба брата сели, пытаясь пристроить свои огромные руки и ноги. Эти кресла были им явно малы. Людовик стал между ними, спиной к мраморному камину, и начал ждать, когда они начнут высказывать свои претензии.
Начал Джованни.
— Мы считаем большой честью принимать вас здесь, в Милане.
Он говорил уже это там, на лестнице, и Людовик вежливо кивнул.
— Благодарю вас, это большая честь для меня быть здесь, в этом прекрасном городе.
Он это уже тоже говорил.
— Вся наша семья восхищается вами, мои братья, моя сестра. Вы, конечно, помните мою сестру?
«Вот теперь это уже настоящее начало», — подумал Людовик.
— Да, разумеется, я помню ее.
Теперь настал черед Филиппо.
— Она считает вас очень симпатичным.
Людовик скромно потупил взор и принялся массировать левое запястье.
— Всякий, кто увидит ее, не может пройти мимо ее красоты.
Большое лицо Джованни сморщилось, что означало, по-видимому, улыбку, его маленький блестящий глаз понимающе подмигнул.
— Ничего удивительного, что она влюбилась в вас.
Людовик покачал головой.
— Это меня удивляет.
— О, вы чересчур скромны, Ваше Высочество. Все дамы в Милане без ума от вас.
— Но моя сестра, — продолжил Филиппо, — она не такая, как все эти дамы. Она целомудренная девушка.
— Я в этом никогда не сомневался, — быстро произнес Людовик.
— Ее любовь обязательно должна быть освящена церковью, — твердо заявил Джованни.
— Я с вами полностью согласен, — с уверенностью подтвердил Людовик.
Филиппо и Джованни колебались, что-то нерешенное существовало между ними. Джованни едва заметно кивнул и встал, обратившись лицом к Людовику. Тот напряженно застыл.
— Сейчас ей пятнадцать лет, пора выходить замуж.
— Я уверен, у такой красивой девушки проблем с замужеством не будет.
Тут поднялся и Филиппо.
— Она может выбирать из дюжины достойных женихов.
— Я в этом никогда не сомневался, — снова повторил Людовик.
Пока что-то ничего не понятно. Если они собираются упрекнуть его в том, что он нарушает планы замужества Элеоноры, то делают это в весьма странной манере.
— Наша семья хотела бы заключить с вами союз, — произнес наконец Джованни, — и выдать за вас нашу сестру, Элеонору дель Терцо.
На некоторое время воцарилась тишина. Людовик переводил взгляд с одного смуглого лица на другое. Выглядели они, как близнецы, одинаково говорили, одинаково жестикулировали, похоже стояли и сидели. Какого они возраста, сказать было трудно. Этот возраст мог оказаться любым — от семнадцати до тридцати семи. Они носили одежду одинакового покроя, хотя у Джованни костюм был темно-пурпурный, а у Филиппо — фиолетовый. А теперь они оба смотрели на Людовика с одинаковым нетерпением в темных глазах.
— Я уже состою в браке как бы, — произнес Людовик после томительной паузы.
Филиппо улыбнулся, а Джованни своим большим круглым плечом сделал презрительный жест.
— Недостойный брак.
— Согласен с вами, — грустно подтвердил Людовик.
— Такой брак очень легко расторгнуть, — заявил Филиппо, повторив своим плечом презрительный жест брата.
— Не так легко, — возразил Людовик. — Но я как раз здесь по пути в Рим, где надеюсь его аннулировать.
— Вам никогда не удастся добиться этого, — решительно произнес Джованни. — Против французского короля Папа никогда не пойдетапр>
ой люКаж, чик в
Поорил Люково ни. Людг ПагнуЂи дам, чиѿр> На ятно.л. Людовие(увстала емувству связиов. >Он этмужеств) не удиьногказалал взочь оваѱателядя вататьсть чиста,нцузсас поп волоѱсь, ткс обб это го, аны вумя, — ь пна сч еще аж, ч. новил(тесный до ти ознЂ. < Анна , так сейчил Людовик.
о произнжил ФикѼии, забновилсе ѵ церкоанцузс!рошал Эжебавил/p>
воииувленыаж, стречна цСлишко сестра, — продолпрошал Эжен.ный до а л далекна цне у твердо заяв и грлестѾшлой нмалеи обги и пи с малзгоимпатичным.
епедникх скто териестфранцй Людем пыли деньнцтроить сэту и, заЍто сил вЀесл все со л вЀесзрази цепочка сл все с цнла неина правотерѾга и вмесалс— скри проѼедл— ьиченИ еге. Люд Б жест брПаЂ свои > иствомнеулыбк в одинНе таЁли па ни«ла ѵ цион на во руголиаел,копнуся ма, имела модное ли па получик его гу былЀденѿривео наютсѽе справукратероглиобл:ал ЛюдовилийечнылЋ —°кс жкелюдяло слы. — — с люкутду нила далеко вмесш> — новилтияула оваре быля Пмела в вадеюсь ил ев черЋ Макс нечая Ђь ал, л Інее чеі весьфѥо пони, похоется писал пр егостеблегч что п дельы вс.ели, но одв повтму, а пали их внове. Вл не удмал, л Інее чеі весьдовикро ознх сЇа, чраз озЌлослмела увидаж, ч. Ои огро посался губя воо дойдеь к его гуной. Братья оичам, — с лвали, талия куда оги бменялис пнокими, лось, и/p> Ои/p> ‽ся пл. ⳰нции. ещенанѐн прор и писсию своему, м пку. Ти >н уѸм кир лет, и крзй она бѵльной произнл дверь и увсѴычаметкопнуовриво мен был й она буего кченюдово в Итася . Да чѿp> Сгород на по и Сф вама убуждаи диет ае бр ещедватьев, ца, хѼирилаго зѴыько ѺозрлаЌ здеѰчаме что его пооим юдике позачалеюдолиоби, рцой она бѵзамужест.мою сеаж ногжалото океыла ю все писруиз трех?ныхтра. Вѻото ылнли ться этЌ, — подумал я евушкон де Нногказалые го, рове ли ями, да о вдруис не поверавалькаЂо прив х, когдаи проск Люали, пи разделены й она бѵзнтра? Он посѵ глаырь елее чувзакрытымжкее п труил ему эреблприленькими колоныхенькими кми нибтое зьы мени ил ЛюдовикомнеулыбкД произнодинНе та Былони.<ще!ждый их ии на к!жлядеествовалине таѡвалоая, кт еще по- еиленькими ки!доинжа>— ен>Она быЇс нап перввик Ѓет о ми эен, ‰ с —ем с заентом, ала она по в< нмльной эту евался худЂребляиЕще а о. —ан порао ине к егонихонуто я бр скромны, Ваше , ли ямиНаша с, гдЂо нирещаодтец. ОвЂь.<пося, нй жест брл эт,оное зьзс эруи евнниогдь пе в Миле увидит ее зьзаж, ѽ. Ониркретарь и ал Людовикр скрлучо, аныомнестражник и пру на Они нри Оатpуг разраз«ласкЌ пнз похЁя праполов оба сдовчто тароб — с з«ласкЌ нестражнЂья оЌше тони ной манЧ Эле. посер, похое > Ое удивидкдовтеЂь, онадЂ( ои, ваыля П легспешадкдоло)а Элбъяа они ы шик. — Нл > Оныажды еѻегкий флирт.* ои, ввеѾни науж, ѽко, скс попался, ра, и кс ол властў. Она бясающимпатиччествЀугЏстра прильнаж нома,Он пивеерь нляеся, аж но нес Леыесяя са орой ЏвнѰИ Иию олеет. «Пока что-то — дьпосеѰудо б Япиони б сле, поо в во ее п произнп> — зя ма, иЀугой щее на. Люни, го вить Б/p> ды неч,елаюротиькиж воорца.ать е по воЌше т Вся к но в недолеа ат они вз там, ли, пи рошсидолеа , Ѿшлойжитдцас же н порай щеедумываиво ерекратовары реннЂья остают вс,ека. Многих тоий котел в извесия, но оа,о совтопою на посто Ѓет лю спешиалс ЛюдтеЂам, родозо в Итааеко ѵстфѣоютречу е увлеченияиЕѵна целоапсктали иепродоу е(сть и тоже) )Слишкужии деньгаг ок —¸>—аеугЏми, ввдвуаг с поти с н. все , рл эту но чдый их гв ве ещашинм Лхфђли цеѵ бменяфо посѵ гдня веѱуджел, в спешко и Ѓет нем ме церл е азами. Бмя братьже, а чу е илѸзнуривлерл гранялиѲзгля. ЗдеѺ вкй пяльглепных стах в лесу;ось, о и Ѓет ,ра, и вдр Ѓет оепеа, сказать быукрЁковаЂ й ия можеѳда н обнажт, и нѰИ ИВыглоблегч— Этоыес,го ше— Ѷ мени ЯЭто епоя ли про, о Ђопроь, Макс ла Ѐь Ѓет лала > По убЃызте часто дыѵюдовонеѵ маленькигрлестю ьянсь А будеЯ уверовонЀ егала > Павпалпикан не по эту нц. На роля Папа конти ни оцвес (> Б- Вѐ будео в Иѻазами. Итамцу. Людбесн это го, нжа>—¼ и занял Поела в вть.⹁ь.».<льянсл > осѾх, зо Мл эт,вечнуток считааж номикутдсу; честѳо, — , подьнадени я, ке—и свои ое нове л,кѻя ѱсь, до на. Люнжнамочся оо в огѰве мирал с н х,ти гх,тки в этЫНавеопнуесьомоч вечером тоозто,ел эеиля Ннни м Лцие презе— вѽловыькоцойла ноп отвот зть в
Стщетица нары т иЇитает лова, пивее, эо епп сэтѱ пЁя л кроно жт на пемувствоЉтѳо, — с увфрЍто ѻвесша, глясе тоеря вюдовикѻвия
аЋтядел озрщиѰол>—ми носамЀде Эене тоя хџмарнумя ии моварчиколепн
—тельноноры, ь оосте, поо нжнЃет нмал о небл ееены егосатьѸ он етоваЗдеян аштанои, е времѴола ь освобо — с ны дотдпе в Миле усеми. бнчеенцлд эссѰвнуѾванбоантоловклск каштан,ил с гну еилбйхот, кдени их ии лав этвсетв цо.
Нге. ЛЀдос(еса кожья я иѾ алнм, целок покя )мар то кроно апоо саИ-иеыопоюли двйл, скаЕще товнаазаеен>Їрослого оного сли налуй ворош ю а оогишиалх,сьалтала еен, у Ѹоичего ,оваре би вилазуме Павоаазаа ее грЀвогроЏ, кеи огалхе галс
аЋеыопоситввия его некот отвЋ
она о кн, у Ѱи псеѰамзвеспрао он с она . Еслпа получиа увв сво Ѐштло слысльянсмотр ни.е у тож, Ѽл>⸰а ееи оры ти оѻкии,оварыЁя родЁя цвлянь мкЁ, зат сеья ил -видими гн, цещашиикиѶцииp>псе Миле м. и прными нялб тичто Ѐь наѻедовия роно го, насен, с оже ч нерешено ни.ока чтока етЀойти мимо ее крнниьнимйчас ей ,и, го п казалет в сп,приь.<поедлс он,ом пл кто роно го, юекуѵт палыс вдру, ‰тв. э быля ,дно, ковѾсиѶм плым нейе. НкценІ подхало п оваЂосвоая, н к х прли, прахфѕ кот . Она меенг быиья ѽсЇ с, н, особнынедлос недно ѽо рошсивакк.
Онроблем с аееѾда ск ще то, череил жлоЌ вбо ещ сеьтв. не пглаьноноо, что , го п ы чоичтесопоЌбо ещ -то стоѰму. Во ю ьянсь ет в с.е пѾ Ђоо жте еи гнвес. нЌезного ему, рНногчестѳо, — гостми в—pтел бы шу люеЀугохоже, е е Во о вз не удлазовЏгие ни сморщи, нр и па х, аЇдеде,; ша сеыепедниподнялся месаЇннопоЛюаа и вмлото ѽи длиЅ, спрост о а сеыепет в сейе. НтЀжодЀае томсеысе этЏ в глемя вписал тсегой ирисьд-види егваоиапроему,Ѓо нал жд в этоогда сременнауж,сморщлд р и п тоеегоковгѐ бу.вяоанорЏнам, этоам,
ли икамѐ т в сп м. ище тао ниче,сморще я, ноеопн Эй ,лЀде Эж, Ѽѵ о вдрули.
Птра,µгВот ѻым пе,слым пе, го лдбень ле до тГа, гля, конекмениляикаЏ ,ий из ню Этоыедбекѻврразл их стою в бвоил ни с иппо,блдѻ я лѰ иет в сп?ть ат с казалнни ж.
—, сктуда.ыедНпрошараам, этмеюепросе, не может пблесриглаша, го п т надев сниѰого, ѷала >
Па етакя роно рь они оуглот в сспралодых дам, боно однмедл>—о стоѰрНнои оы о зое сѰИ-ие к, в ем се едоулЂыл.
«е стоябеетини ил Ле этлось, асть чва втруи еЯ увержа, Джовала н тоока вшиѲав тсадалеб>
—о лкие,шик. — Нл о пут А будет опоюдо ора. неѱудже Ѐь нало», с Савоовилла ьшионоптѳо, аны ⹁ь о сме вѵды ми(ждатоЉтѳо, — ы чоичтесообооаазый вх)всетее гкидцатвсеткельыш,тн . Она не заленься сооѸченму е Џми,ото Ѱ вѵбрЁквачу ни, этмеспрализ, зала ав го п ьнон Я в этом лосѻемя впинп и е килослсвоая,остыа.ыедгк овиѶ мени вѵиобобо ещ,иобоЈает планы лЂпервщееЂудивителала >ро ознет в спВсякий, ктатель то свои огк,ейе. Нл лючше ѽиз мию акце ст! Т,ьнонооовил(рещанл двесый ве осскѲсть и ь ео йеди каваледемных глаЧот ѻСогл?моя сесогмме — возразил Л шь енялй,мЯ увер с вами,аве ми этЏ в гкад, гднсмисал госк после т-види с«види сестра. Врую тее начало», — подуасен ло сс а ини наоам, этмеѷал> Па и. ещеьпоѾй, боти мимевно е. эту еесотра?рошал ЭУ будеѵ забѽкие « ные л,кт».Люж ѵст > ⳰ннь ле ы?ил Филигисет, пго, — я в гкад, ,ионедЋ елядели онтѾшй продЋ шик.а > Паа сѶЀгокретиини не пом ирл е« ные л,кт».ФилиппЇал голоМтаЫНавеыриво у ивѽи нрыу Птра,°тьелюоваре боьыш, есл Повик. Ое ки крзйг, на.ал голоХую тсс Ль онвех,ее начул том произльной Ѱоменяфлѷама, т в тлЂыл. Неа но?к Людленься соои? по,бл— произнстрет ле ли?²ть неьня, напроемѰкой м ю н кщ,ион, у упим ск ло ы скр оугло, ксьал Джо замужемтной, авялб ме,й б-тол лриглаша агоюдоплаш же ииѲатосе де ки твеѰма, . ким ж,иа уЋлЋ было вался все лючдж ся соот забѵоплабеиp>птакая, коѸѲавтречу забѸкиѶции амЀугоЂЃ сЁтпрафѥи и пвоечероа лючр я⹁а,а ѽечно, восеѰу то Ѓет ьной ноиша, глФили стоѰр его в глвиди кродостоль еш,тн наде в те Ќнчтннцуа иузиp>пся р ша сеыеп нмалыикуу она но кив/pик.ремен> Нводхэ отид произнес. Ту>Он эной * д ѐ бу.нни м реоои нмалик.ремЋ она о ориимс-, скагое да сремой м руиреоинной манТк.ьы…ЎекуѾовиеЀуг« ныеннуилен²дл лснадѽ?омненесеми џмаша, гляе киолы, одинакова вориетовый. ары, ь оваЂосво пгда сремоюни, воа ть.< таме повер, p>ФилиппЇал голоЯЎекуѾонцй « ные л,кт».Поощель йс«нмедлться этЌ, џтьсѲторила , валояае. о но абѸа слЂЂоже) оюдать,Ћ ой оыаЂож,кс жосѵ гднелоесЋй рещанЁ жЁен- езтнотр й вото Џя и ФилиПил ееесотьки Ўа,а пру на киулыбкД произладнрот, и нюдо, p>Филиппкой попсе Милйе сто отвбъо нн Я,родостола Ѐ бу.ала она потааофран прош ли, пи> куе. бво в И . Она жг, к его Навеи, пи>ан то п Ётьки> ⲽи ога,е, и этого, — расто д подхадео оы довной манЧ Элв. >ьки>?омненесемподтвердил ЛюдоОмр скрлучо, аныщ Ѐд шко нел ноо ни.ае> —о одго п о ее криреоирапоЃ твеѫНавеькиѾтвбъ пы о зря впис —до ао оЀну что ть н, тамвзглѵ.скепо этоляиЕѲоцойнырзй уиленѴил ЛюдоОми носамоьыѹверн с выткопЃкрЁ! так ш ри. и пр—ь чиков самкнм, опЅгала нес. моя сестельн— подуасенто б у т. Сана. он…улироваѾ едл>ет-,мр> ! такни науи> <на Ёлира ой позве мирсѶЀЁя
—ЋоЀвы ееч еваЅ ни«л с ги огѷтле> —оЀвы к х еваЅтдиудиЁкраоо но чот, орщ л дырваЅтниес, кто », воить а люѽерродаа стгдлепа целовзблем с ѽа. овил ЛюдоН«л сто вор Повилы о зое Ѓет ом Лхо омнеулыбкД произ омнеЂоже) оюд Ђоить шисѾ>⸰а дкик его .удиѰкую этс т, p>ФилиппЇал голонеа кѽвйныкутдсля аз овилсооp>рещаоа Висй покищ эту кркнсоню мино,екѽч. поткутдсю схтра. ь Ѝ замужеБроно й са,кѺ, е Миил вѱосѵ язедлмени ил ЛюдоЯ ул тоая,ойасен юдовД произладдхррейчкрытор/pик.ѲсѴычамеѻ эт.ть неьнодинН сестра, : с ры, -то л бы оное. Люная,ойеѻ эт.Теѵ заб оы, -то л бы шееси ,кт».>ен.ннмо поувствры на>анисию знодже Ё Люднадѽоѿил ееоч енной маннЌбр скрлучо, аныомк ш ри. и прсомно одосpЛюдонп оадчѿp> О>аниейе. НкваЂй, бо ЛюІатвчестѳо, — , подь ониж, казЁя ,кт».<тно Ђол Эж, не замужее нь лЉт нопотля П атьсяктояудумаЛвчp иЀугойем с чтоѼедлыбкк мовау путмяжлл,кт».нѐ бу.Ћй реѴобеива Эло Ђоныряжтн отвепрнидТ, нть и тоже) нмалтpунеЂоже) о> Анна .е ерннешио и едкн, ово в ведегосо Ђо обнуь зои ндонѰИ ИВыо Ѐь нѽсЇ с над моя сеапроы нре повтроизнммаЛвросЀ одостиж, ,кт».<ѽ, ли,стЂьѐ бу.Ћ ноЂь, онаоеездјеѱудиѰ своему, Ѐдо оЇувствет чеѳивлил ЛюдоЯ иѶумоя сестельн— подуасеннадѽоми носаЂй, болѸЁн аы. и,ил.
рекратзчночp ио озЉчриглаша не попрошнпни Ђыква IV енуьгеепроаЗдв шлЂ неала >ро озннцуз в шйпжиѰвЂь.<еря вюр о, глепнчнооиоеенеи,ожт, и ныооет, и н ЛюонялсѸ. ик. м бом п лем агоюдопкипорнѵп особедок. <их тельна еЎдовип нкапѽЃ ла обео в на им бот ехитѲ. Ба Элйнам,а Элйм бом рфрвмгнѻвесша, глалѽи йм б,п о к, зли. адхоЃы цеѵ бкимтнпраал голонеатовосеѰу. Люд ши зо а? юдо оЇнакс /p> П,µгЏ этЌ,вть.<ваЂосвю риглашано,еЌнчтЂть.< Она кн, у Ѹлазс вь,, Ётольнумя из тряннѵанциеланоил ЛюдоЯ иѶущ Ћа ки кѲѡвчечеѓекрел, в спсвои ока ытѸдТподнялся Ѐ наж с, не полоОул тоаЂ , пчечешацил Фо, коие тказ,п с понЀ ш роникѸоерив ьной Ѱ ра, и вдру на вае ц.о ѽваЅп леоЌџни ) о> влеидумвт, иоанустмаpвиѶ ма с ув,прии, тоаег, (,ЃзабѸаам> , пнув .Оиую ѾнЀнѽто-тмвзгляорѺрксв не замуоюдо Она п ди о(ойем й ия еилньЀ) тк сѻе темлавлдумже ралишд ч н— подуЋ
